Когда Арсений нашёл этот дом на авито по довольно низкой для такого-то состояния цене, он счёл это божьим благословением.
Он увидел, что объявление было опубликовано совсем недавно, а потому поспешил как можно скорее связаться с неким Дмитрием Позовым, вывесившим объявление о продаже.
Возня с документами, занявшая собой три с копейками недели, наконец-то закончилась, и этот самый Позов вручил ему ключи, с некой брезгливостью держа их двумя пальцами; и как только те легли на раскрытую ладонь улыбающегося Арсения, мужчина одёрнул руку и с мрачным видом выдавил: «Поздравляю».
В любом случае Попов искрится радостью, из всех щелей его души хлещет энтузиазм, и ему хочется поскорее заехать в уже, получается, свой новый дом.
И вот, с двумя чемоданами и дорожной сумкой под мышкой, забитыми шмотками настолько, что те еле закрылись, он наконец-то стоит у калитки большого и старого, но вполне ухоженного дома.
Арсений улыбается и набирает полные лёгкие воздуха, что намного чище городского, пропахшего автомобильными выхлопами, — вот они, плюсы жизни за городом, которой теперь-то он обязательно насладится сполна. Попов, подхватывая чемоданы за ручки, сдвигается с места, делая широкий и решительный шаг вперёд, и щебёнка под его ногами шуршит, но как только тот перешагивает порог калитки, он обнаруживает под собой вымощенную серой плиткой дорожку к крыльцу.
На территории дома растут несколько деревьев: кажется, яблони — Арс видит красные спелые бока фруктов. Не удерживается и сворачивает с тропинки, оставляя на ней чемоданы и сумку, и идёт теперь по мягкой зелёной траве к дереву, распустившему свою пышную листву в стороны, которая в свою очередь образовывает под собой приятную тень.
Попов выделяет взглядом самое привлекательное яблоко и подпрыгивает, срывая его — удивительно, но — с первого раза.
В прохладный дом он заходит, жуя сочный фрукт. Арс с восторгом оглядывается: изнутри тот кажется просторным и светлым — аж глаз радуется.
Широкая лестница прямо напротив входа ведёт на второй этаж. Сразу слева от входа находится довольно крупного размера кухня и рядом же столовая с длинным столом, по бокам которого стоят задвинутые стулья, по соседству расположилась гостиная с наверняка очень мягким диваном и вполне неплохим телевизором.
Арс проверяет, что находится за закрытыми дверями справа от входа: обнаруживает за первой дверью светлую и, опять же, просторную ванную комнату с самой ванной, которая выглядит так, будто доставлена прямиком из какого-то американского фильма, — для Попова, любящего томными вечерами полежать в горячей воде с горами пены и поделать горячих фоток для своих временных любовников, это кажется не иначе как раем; за второй дверью находится одна из нескольких спальных комнат. Она выполнена в красных тонах, и Арсений, прищурившись на один глаз, осматривает её и решает, что сюда он будет приводить своих парней-однодневок. Кивает сам себе удовлетворённо и возвращается обратно в холл — на второй этаж он потом заглянет.
Осматривает пространство вокруг ещё раз и подмечает несколько вещей, а точнее две.
Первая и очевидная: в воздухе летает куча пыли, да и все горизонтальные поверхности покрыты толстым её слоем — видимо, тот Дмитрий со своей семьёй съехали не недавно, как думал Попов, а намного раньше. Арс кивает ещё раз самому себе и мысленно окрещивает сегодняшний день днём уборки. Драить свой новый дом он, вероятно, будет до самой ночи, зато это определённо будет того стоить.
Вторая и более загадочная: по дому везде были завешаны зеркала, кои имелись в каждой комнате (иногда даже по несколько). В холле у двери на нём висит плотная чёрная ткань, в кусочке зала, что виден отсюда, тоже виден завешанный угол торчащего зеркала. В ванной, в которой он был совсем недавно, та же самая история.
А вот это уже интересно. Хотя, может, у бывших хозяев были свои причуды.
В любом случае Арсений против воли напрягается, но природное любопытство так и подбивает подойти и сдёрнуть плотную ткань. Он стоит, замерев, некоторое время и собирается с духом, чтобы совершить такое простое действие.
Наконец Попов выдыхает резко и шумно и делает два быстрых широких шага до высокого зеркала и, приподнимаясь на носочки, цепляет пальцами край тёмной накидки, дёргает и…
И видит своё испуганное выражение лица в отражении.
Арсений усмехается, глядя на самого себя, — и чего переживал только? Он же не в типичном фильме ужасов, где в только купленном доме творится лютая ебанина. Дом как дом. Красивый. И в зеркале Попов тоже красивый.
Он делает последний укус яблока и оставляет его на левой части комода — уберёт потом, а после возвращается к оставленным чемоданам и сумке, принимая решение оттащить их наверх. Ещё при первичном (довольно беглом, поэтому он повторно и осмотрел первый этаж — забыл, что где находится) осмотре дома Арсений определился, в какой комнате он обоснуется.
Осталось только до неё, собственно, добраться.
Мужчина подхватывает чемоданы, перед этим повесив дорожную сумку на плечо, и принимается с осторожностью подниматься по лестнице. Он с этими чемоданами реально ёбнется (причём не в прямом смысле — упасть, а в смысле заебаться).
Спасибо Иисусу и Христосу, он их сейчас положит в комнате, разберёт, дай бог, в течение недели и забудет об их существовании на ближайшие полгода точно, а потом посмотрит: может, ему здесь так за эти шесть месяцев понравится, что он съезжать не захочет совсем. Арс не любит и не хочет загадывать насчёт таких вещей, потому что всё может ещё тысячу раз поменяться.
У закрытой двери своей комнаты Арсений поднимает колено, чтобы нажать им на ручку, после чего изящными движением таза толкает её и входит внутрь.
Окна выходят на восток, а потому сейчас солнечные лучи в комнату не попадают, но, несмотря на это, в ней довольно светло. Пыль летает прямо перед глазами, и Попов прикидывает, что начнёт уборку именно с этой комнаты. Он, конечно, может себе позволить вызвать клиннинговую службу, но есть же особый шарм в том, чтобы навести здесь красоту самостоятельно. Ладно, окей, Арсений просто зажимает деньги.
Мужчина открывает обычный серый чемодан (совсем недавно его любимый чемодан с котиком сломался без шанса на починку, и пришлось его выкинуть) и достаёт оттуда домашнюю одежду; переодевается, извлекает из дорожной сумки всякие тряпки и средства для мытья стёкол и зеркал (закупился заранее на всякий случай). Подключает к колонке телефон, включает «Stayin' Alive», на которую он словил гиперфиксацию, и идёт мочить тряпку в ещё одну ванную, что находится от его спальни через стенку.
Время для большой уборки.
За остаток дня ему бы в идеале убрать все комнаты на втором этаже (две спальни, одну из которых он потом переделает под своё рабочее пространство, и ближнюю к нему ванную, которая вообще-то душевая, так как там установлена просторная душевая кабинка, но не суть).
×××
Арсений, конечно же, не успевает. Что ж, это и было ожидаемо, так что он совсем не печалится, потому что самое важное — свою спальню, ванную, которая душевая, и кухню — Попов убрать успел.
Довольный, он принимает горячий душ, шуточно заигрывая со своим отражением в небольшом зеркале, находящимся прямо внутри душевой кабинки (правда, для этого приходилось постоянно его протирать, поскольку то всё время со скоростью Флэша запотевало от высокой температуры).
Выходя в коридор обёрнутым в одно полотенце, Арс гасит свет и направляется в спальню, до которой ему идти буквально три шага, и, проходя мимо зеркала, он улавливает краем глаза какое-то движение в нём — будто кто-то за ним идёт. Попов сразу же оборачивается испуганно и водит глазами по небольшой площади тёмного пространства позади себя. Полоска оставленного в комнате света немного подсвечивает темноту, и Арсений старается успокоить всколыхнувшееся дыхание.
Он нервно смеётся себе под нос, потому что никого не обнаруживает, и, качая головой, вздыхает глубоко, всё же доходя до комнаты и плотно прикрывая дверь.
Натыкается взглядом на завешанные два зеркала, ткань с которых так почему-то и не стянул во время уборки.
Одно из них, квадратное, висит на стене над комодом, что стоит напротив левой стороны двухместной кровати, но когда Попов будет лежать, его отражения в зеркале видно не будет, что знатно самого Арсения успокаивает, потому что, вообще-то, если спать прямо перед данным объектом (так, чтобы видеть там самого себя), то шанс умереть возрастает на целых семьдесят восемь процентов! — а это вам не хухры-мухры. Мужчина не знает, как это работает, но так опростоволоситься не хочется.
А другое, не слишком большое (сантиметров тридцать в высоту и двадцать — в ширину), — овальное зеркало стоит на специальных ножках на комоде. Первым ткань сдёргивает Арсений с него, а потом уже добирается и до второго.
Ткани отбрасывает куда-то в угол, к двери, и идёт к чемодану, доставая из бокового кармана чистые трусы с жёлтыми уточками для ванн; натягивает их и юркает под свежезастеленное одеяло, что приятно пахнет кондиционером для белья.
Арсений переворачивается на бок, закрывает глаза, расслабляясь, а потом то ли в шутку, то ли всерьёз говорит негромко с мечтательной интонацией:
— Сплю на новом месте, приснись жених невесте.
Несмотря на частый секс без обязательств, Попов — романтик, который всегда находится в поиске Того Самого, предназначенного ему судьбой. Таковых — пока что! — не было, но Арс не отчаивается. Нет, у него, конечно, были длительные отношения, но все те его партнёры в основном являлись теми, с кем классно было потрахаться, а про долгие разговоры по ночам о смысле жизни и речи не шло.
Грустно и невкусно.
Остаётся только ждать, словно Рапунцель, человека, который покажет ему фонарики, покажет, как ярко может светиться Арсений, если подле него будет правильный человек. А в том, что этот человек обязательно будет, он даже не сомневается.
Мужчина улыбается самому себе и проваливается в сон, прижимая к торсу вторую подушку так, будто кого-то обнимает.
Позже, ближе к утру, когда на часах будет без восьми минут четыре и в комнате будет приятная полутьма, Арсений проснётся от странного ощущения, будто кто-то на него смотрит. Увидит в том самом зеркале, в котором он сам не виден, чей-то высокий тёмный силуэт.
Он проморгается, но там уже никого не будет. Арсений спишет всё на полусонное невменяемое состояние, потому что у него такой опыт с галлюцинациями уже был когда-то давно: ему как-то раз в детстве померещилась его бабушка, которая спросила, с чем он будет пить какао. «С молоком», — ответил тогда Попов. Но какого же было его удивление, когда он проснулся и обнаружил, что и какао, и бабушка по какой-то причине отсутствуют.
Так что этот силуэт его не напугал нисколечко — всё это бредни сонного рассудка.
×××
Арсений просыпается в комнате, залитой солнечными лучами настолько, что светло-золотые обои будто бы светятся. Попов со стоном перекатывается на левый бок и тянется за заряжающимся телефоном, что лежит на прикроватном столике.
Без двух минут пять утра.
Глаза слипаются ото сна, несмотря на яркий свет, и Арсений решает оторвать свою жопу от кровати и пойти задвинуть шторы; когда он возвращается под тонкое одеяло, мужчина, отвернувшись от окна и повернувшись лицом к столику, засыпает вновь довольно быстро.
В следующий раз Арс уже окончательно продирает глаза в девять. Чувствует себя помято, потому что снова продрых десять с лишним часов, да ещё и просыпался посредь ночи несколько раз.
Он тюленит в кровати ещё пятнадцать минут, после чего наконец поднимается и с улыбкой спускается вниз, пританцовывая под мелодию, звучащую у него в голове.
Прямо напротив лестницы расположено то самое зеркало у входной двери в холле, и как только Арсений ступает босой ногой на деревянный пол с последней ступеньки скрипучей лестницы и замечает себя в отражении, он подмигивает своей зеркальной версии и посылает ей воздушный поцелуй.
А потом Попов цепляет взглядом стоящий справа от зеркала комод, на который мужчина позже обязательно купит вазу, чтобы поставить туда искусственные цветы, что хер отличишь от настоящих, пока не подойдёшь вплотную, — но пока что тот пустой и пыльный.
Точнее, не совсем: на нём всё ещё лежит огрызок яблока, который Арсений туда положил вчера.
Но вот что забавно…
Мужчина кристально ясно помнит, что положил яблоко на левую часть комода, потому что стоял к ней ближе — ему попросту не было смысла тянуться к дальней, а сейчас фрукт не иначе как магическим образом переместился на правую сторону. При этом Попов его точно при уборке не трогал: он из всех комнат первого этажа убрал только кухню, не трогая ни холл, ни красную спальню, ни ванную, ни зал.
Арсений хмурится непонятливо и прищуривает глаза; замирает так на несколько долгих секунд, смотря на этот высохший скукожившийся коричневый огрызок, что, видимо, владеет навыками перемещения и телепортации. В итоге Попов смиряется с этой странностью — подходит к комоду, брезгливо беря яблоко за твёрдый хвостик, и спешит скорее отнести его в мусорку на кухне, что, конечно же, находится под раковиной — в лучших традициях предков.
Всю следующую неделю Арсений потихоньку разбирает вещи из чемоданов, наводит в доме порядок, привнося в каждую из комнат частичку себя. Сильнее всего он меняет третью спальню — переделывает её под свой рабочий кабинет, как и было обещано.
И вот здесь уже без помощи специальных работников не обходится, и Попову приходится раскошелиться, но тут ему не жалко, потому что самостоятельно он сделает хуёво, и лучше перестраховаться, воспользовавшись навыками профессионалов.
В доме всё ещё каким-то таинственным образом двигались с места на место вещи, и объяснение этому Арсений не мог найти никакого абсолютно, потому что он в здравом уме точно бы не положил подушку на ёбаный шкаф. Не стоит описывать, как он охуел, когда вернулся в комнату после сытного завтрака с намерением заправить кровать и обнаружил подушку, на которой он спал ещё какой-то час назад, лежащей на шкафу.
Как, зачем и что это, блять, за хуйня — все его вопросы.
На самом деле Арсений думал над этим. Долго думал. И пришёл однажды к простому выводу, который одновременно объясняет все странности и вместе с тем порождает новую тучу вопросов: в доме, помимо него, ещё кто-то живёт. Кто-то, кто явно не человеческого происхождения. Живёт, а за аренду не платит, вот жук!
Ладно, Арс относится ко всей этой ситуации скорее с юмором, нежели трясётся от страха. Это, наоборот, прикольно даже.
Попов, возможно, ебанутый, но он не боится, потому что, рассуждая, приходит к ещё одной не менее простой истине: если бы этот призрак (или кто это там) хотел бы ему как-либо навредить, то давно бы это сделал. Арсений живёт в этом доме уже почти что месяц! И ничего: целый и невредимый, довольный жизнью и таинственным соседом, что вовсе Попова не смущает — лишь бы его не трогал, и прекрасно.
В один из дней, уже ближе к сентябрю, мужчина сидит, хотя, скорее, полулежит, на мягких креслах, наваленных в углу рабочего кабинета, и увлечённо выстукивает пальцами текст по клавиатуре ноутбука.
А теперь настала пора раскрыть истинные планы Попова на этот дом.
На самом деле всё до ужаса легко и просто: Арсений писатель, которому для притока вдохновения необходимо было сменить обстановку.
Переехать, конечно, было нехуёвой такой затеей — мужчина довольно часто такое практикует. Особенно, когда его карьера гениального писателя-самородка пошла наконец-то в гору и он стал известным в определённых кругах. А потом в кругах пошире, что позволило ему распоряжаться деньгами с проданных тиражей книг так, как его душе захочется.
За последние три года (всего он пишет пять лет, за которые выпустил девять книг) Арсений сменил четыре места жительства, так что переезд сюда не был неожиданностью ни для него, ни для его друзей — Эд только прислал голосовое, где с тяжким вздохом просит скинуть новый адрес и позвать как-нибудь на новоселье. Месяц прошёл уже с заезда в этот дом, а Арс всё никак не соберётся с силами для проведения душевных посиделок с друзьями, но когда-нибудь… Да он даже любовников сюда ни разу не приглашал!
Попов обнаруживает себя пялящимся расфокусированным взглядом в экран ноутбука. Текст расплывается перед глазами, и мужчина промаргивается, принимая решение взять небольшой перерыв и пойти заварить себе чай.
Он поднимается со своего рабочего ложа, бросая быстрый взгляд на себя в зеркале, и спускается на первый этаж за этим напитком богов. Когда же Арсений возвращается, он идёт сразу к столу, решая на неопределённый период перебраться туда.
Цепляет оставленный на мягком кресле ноутбук, после чего кладёт его на стол и ставит чашку с дымящимся чаем на специальную подставку; падает в кресло, специально раскручиваясь на нём и устремляя задумчивый взгляд в потолок, — думает над дальнейшим развитием сюжета.
Через минуту или две — Арс не засекал, — когда он чуть не заваливается вместе с этим креслом назад, мужчина хватается рукой за край стола и ещё несколько долгих секунд борется с плывущей картинкой перед глазами.
Совершенно случайно его взгляд цепляется за зеркало. А точнее — за одну крохотную деталь, которой пять минут назад там точно не было.
Жёлтый стикер, на котором что-то написано — с места, где сидит Арсений, хер разберёшься, что именно.
Мужчина хмурится, подвисая, а после, руководимый всё тем же природным любопытством, нерешительно поднимается с кресла и подходит к зеркалу, смотря загипнотизировано на кислотно-жёлтую бумажку, прилепленную прямо на зеркальную поверхность — нет бы хоть на рамку! Изверги, это ж протирать потом Арсению.
«привет».
Ну охуеть теперь. У Попова в голове натурально мартышка бьёт в тарелки.
— Блять, чё, реально призрак, что ли? — вслух произносит Арсений, содрав с зеркала клейкую бумажку и смотря на неё глазами по пять рублей, хотя его ахуй, вообще-то, бесценен. Одно дело подозревать и шутить про это в переписке с Эдом, и совсем другое — находить этому реальное подтверждение. Он хлопает глазами растерянно и непонимающе, не контролируя отвисающую челюсть. — Пизде-ец, — выдавливает он из себя протяжным шёпотом, растягивая последнюю гласную и делая пару шагов назад.
Останавливаясь в середине комнаты, он вертит головой в стороны, будто действительно надеется увидеть невидимую хтонь из потустороннего мира. Где-то в глубине души просыпается дурацкий страх, волнами разливаясь по всему арсовскому телу: по спине проходит неприятный холодок, а сердце ускоряет свой ритм.
Куда же делась его мысль о том, что жить в одном доме с призраком — круто? Почему сейчас он дышит так часто, беспорядочно водя глазами по помещению?
Потому что Арсений жил этот месяц, думая, что, пока призрак не касается его напрямую и не вредит его вещам, ему норм, но вот сейчас эта хтонь вышла с ним на прямой контакт, и у Попова почти отвалилась жопа.
Мужчина нашаривает в кармане домашних треников телефон и заходит в телеграм — в чат с Эдом. Он поворачивается задом к зеркалу и лицом к окну, начиная записывать кружочек:
— Эд, это пиздец! Помнишь, я тебе говорил, что у меня вещи с места на место двигаются? Так вот, блять, у меня реально в доме ёбаный призрак живёт! — Арсений начинает ходить туда-сюда по комнате. — Он мне сегодня послание, блять, оставил! — он подносит к фронтальной камере кислотно-жёлтый стикер и размахивает им. — «Привет», блять! «Привет», сука! Я, блять, обосрался, когда это нашёл, Эд! — когда у Попова стресс, в его речи проскальзывает немаленькое количество мата, но сейчас Арс себе это прощает, потому что с ним не каждый день такая херь случается. — Знаешь, где оно было? — мужчина поворачивается обратно лицом к зеркалу, но всё ещё смотрит на своё испуганное лицо в записываемом кружочке; время поджимает — белая полоска уже почти дошла туда, откуда началась. — Вот зде…
Арсений, находясь на приличном расстоянии от зеркала, тыкает пальцем в место, где нашёл записку и обрывается на полуслове.
Там висит новая.
Записываемый кружок заканчивается на том, что у Попова снова бесконтрольно открывается от ахуя рот и непонятливо изгибаются брови. Ему тревожно.
Он пишет отдельным сообщением, что нашёл новую бумажку там же, и кладёт старую записку на близстоящий стол. Сжимает телефон в руке и медленным осторожным шагом подходит к зеркалу, чувствуя, как с каждым переносом веса тела на другую ногу, ускоряется ещё пуще пульс.
«я не призрак, арсений».
Мужчина сглатывает, дрожащими пальцами подцепляя бумажку и аккуратно отлепляя её от зеркала.
В голове возникает дурацкий вопрос, что часто можно встретить в фильмах, — откуда этот кто-то знает его имя, а потом Арс понимает: эта хтонь наблюдала за ним всё это время, а он об этом ни сном, ни духом.
Мелькает вдруг мысль в голове, что в этой комнате он точно не один и, возможно, этот (не)призрак стоит сейчас прямо за ним, дыша своим могильным дыханием ему в затылок. Попов невольно ёжится, чуть приподнимая плечи к ушам, и борется с желанием обернуться: всё равно же никого не увидит.
— А кто? — дрожащим голосом. Опускает голову и слегка поворачивает её вправо, кося глазами себе за спину.
Внезапно Арс слышит шорох бумаги и оборачивается мгновенно лицом к столу. Он видит, как ручка, стоящая до этого в специальной корзине с другими, вдруг поднимается, руководимая кем-то, и начинает что-то писать на новом стикере, после чего квадратик бумажки отклеивается от всей стопки и опускается на край стола, завиваясь кверху.
Приходится подойти ближе, чтобы прочитать. Арсений ещё раз скользит взглядом по территории помещения за столом, но ожидаемо никого не видит, хоть, мужчина теперь знает, там точно кто-то находится: ну не может ручка сама летать! Он делает два быстрых шага к столу, прижимая пальцем завивающийся край к столу, и читает:
«обычный человек ;)
просто живу в зазеркалье».
Хмурится, кидая вопросительный взгляд на зеркало.
— В смысле?.. Там? — тыкает пальцем в сторону зеркальной поверхности, но видит там лишь себя.
Сзади снова ручка шуршит по бумаге, а после стикер оказывается налепленным поверх (ь) второго.
«не обосрёшься если я покажусь?»
Как Арсений не обосрался до сих пор, он сам не понимает, но если ему удалось сдержаться, значит, сможет держаться и дальше. Он, вообще, слишком спокойный какой-то…
— Нет, — аккуратно произносит он и всё равно опасливо косится на зеркало — вдруг появится какая-то краказябра, а не «обычный человек», коим себя эта хтонь окрестила.
А дальше зеркальная поверхность будто бы идёт рябью, и арсеньевское отражение сменяется на другое. Точнее, его теперь там вообще нет.
В зеркале стоит какой-то молодой парень, которого прежде Арсений никогда не встречал — ну, оно и не удивительно.
Тот стоит будто бы перед самим Поповым, высокий и, надо признать, очень красивый, одетый в обтягивающие чёрные штаны, такого же цвета футболку, а сверху накинут кардиган с красными, белыми и чёрными ромбиками. Русая охапка очаровательных кудряшек на голове, неяркие зелёные глаза смотрят нерешительно, а на губах играет добрая-добрая улыбка. Арс цепляется взглядом за щетину, хотя, скорее, уже бороду, на его щеках, и залипает — Попов имеет нехуёвый такой кинк на это: пускай целоваться, может быть, и колюче, зато выглядит это так, что хоть прям щас ложись и умирай.
Парень переплетает пальцы на уровне паха и неловко закусывает губу; опускает голову так, чтобы чёлка волнами спадала на глаза, и смотрит исподлобья со смешинками во взгляде — таком, что былой арсеньевский страх отступает вовсе, оставляя вместо себя лишь любопытство и симпатию, — незнакомец ему понравился сразу, отрицать это бессмысленно.
— Здравствуй, Арсений, — и улыбается, оголяя ровный ряд верхних маленьких зубов с острыми клычками, что подозрительно похожи на котячьи.
Зашибись, Попов словил мало того, что обычную, так ещё и звуковую галлюцинацию!
— Пиздец, это точно не розыгрыш? — мужчина делает два быстрых шага к зеркалу так, что он теперь стоит прямо перед незнакомцем, невольно подмечая, что тот выше него, и поражаясь этому — Попов со своими метр девяносто лишь два раза в жизни встречал кого-то выше себя. Вот это третий. На счастье, видимо.
Арсений тыкает пальцем в зеркало, проверяя, но, отстранив палец, видит только свой отпечаток.
Парень фыркает забавно и мотает головой.
— Не-а.
— Кто ты? Ты типа как это «свет мой, зеркальце, скажи» из «Золушки»? — Арсений с открытым ртом пялится на парня, чуть задрав голову. Отойти почему-то не видится возможным.
— Это в «Белоснежке» было, вообще-то, — с экспертным видом поправляет его парень и вскидывает бровь с шрамиком на ней, не переставая светить улыбкой. Арсений заворожён.
У Попова в руке звонит телефон, а на экране высвечивается фотка Эда, что стоит у него на аватарке в телеграме. Тот звонит по видео, и Арс вынужден взять трубку, всё же делая два шага назад от зеркала.
— Твоя актёрская игра изумительна, Арсюх! — на экране появляется изображение улыбающегося Выграновского. Арсений скептически приподнимает левую бровь, сохраняя абсолютно серьёзное выражение лица. — Ты типа опять хотел проверить, шо бы сделал твой перс на моём месте? Или ты обкурился? Зеницы свои покаж, — Эд придвигается к камере ближе, а Попов цокает.
— Скру, не до тебя щас, — и сбрасывает вызов, переключая телефон на беззвучный режим и оставляя тот на столе.
Оборачивается вновь к зеркалу, на секунду чувствуя страх оттого, что его новый знакомый ему и правда померещился. Это было бы действительно обидно. Зато можно выжать неплохой такой сюжетец для новой книги.
Но в зазеркалье всё ещё стоит тот парень с котячьей широкой улыбкой и смешинками в глубине травянистых глаз. Арсений против воли улыбается ему в ответ, хотя не то чтобы он сильно против. Странно, но он, пусть и видит его впервые, уже проникается к парню доверием. И снова не то чтобы Попов против.
Мужчина утыкается взглядом в пол, потому что неприлично так долго и открыто пялиться на незнакомца, а после решает перетащить мягкое кресло к зеркалу для удобства ведения разговора. Когда он заканчивает, парень перед ним плюхается на точно такое же, и Арс удивлённо замирает.
Смотрит на розовый объект рядом с собой, но тот даже не примялся.
— Но… — Попов непонятливо указывает пальцем на кресло, а потом на парня. Тот улыбается понятливо и говорит:
— Я сам не до конца понимаю, как это работает, но вроде, когда ты меня видишь в отражении, мои махинации с предметами будут работать только тут. В зазеркалье то есть.
Арсений хмурится и открывает рот, чтобы задать ещё один вопрос на эту же тему, но парень его перебивает:
— Ща, смотри, — он бодро поднимается с розового кресла и идёт к столу, что находится у него там, за зеркалом, — у Попова создаётся иллюзия того, что прямо перед ним стеклянная дверь в новую комнату, где сейчас находится его новый знакомый.
Мужчина со сложным лицом смотрит за передвижениями парня и подвисает, потому что он, признаться, думал, что тот ограничен какими-то невидимыми рамками зеркала, что тот может только стоять прямо, как в той же самой «Белоснежке», и разговаривать, а тут вон как.
Парень поднимает лежащую на столе ручку, и, обернувшись назад, Арсений не видит того же.
— И вот щас смотри, — говорит тот, привлекая внимание Попова, а следом появляется рябь на зеркале, и его изображение исчезает — теперь мужчина видит отражение самого себя.
Сидит с открытым ртом и взглядом лучистым. Блять.
Арсений натягивает маску серьёзности, но невольно вздрагивает, когда рядом появляется ещё одно мягкое кресло — теперь уже жёлтое, — а после приминается под чьим-то весом. Под чьим именно, уточнений не требуется.
Удивительно.
Кресло, впрочем, уже через пять секунд оказывается там, откуда его притащили, а зеркало вновь показывает ему парня, что сидит как прежде перед ним.
— Я у тебя там отражаюсь?
— Нет, — качает головой. — Иначе бы я мог тебя касаться, когда ты меня не видишь, и ты бы это чувствовал.
— Охуеть можно, как это вообще… — Арсений размахивает рукой в воздухе, будто хочет сказать что-нибудь ещё, но у него не хватает слов, чтобы описать всю эту ситуацию. — Кто ты, — спрашивает ещё раз, но в этот раз надеется получить более внятный ответ, — и как ты туда попал?
Парень наклоняет голову в сторону и смотрит, прищурившись. Попов копирует этот его жест и вскидывает вопросительно бровь.
— Меня зовут Антон Шастун, — улыбается, возвращая голову в вертикальное положение. — А как я сюда попал, я и сам до конца не понимаю. Предполагаю, точнее, но… Это долгая история, потом как-нибудь расскажу.
Попов решает не доёбываться, хоть ему и очень-очень интересно, но всё же не стоит забывать, что этот Антон — совершенно другой человек, с которым Арс познакомился буквально десять минут назад, и так нагло лезть к нему за подробностями будет как минимум неприлично и бестактно.
— Я… — начинает Антон, но стопорится. Арсений смотрит на него доверительно, как бы подталкивая к продолжению, — Шастун ловит его взгляд и кивает, улыбаясь нерешительно. — Я никому раньше не показывался. Точнее, был один случай, — он заминается и трёт рукой заднюю часть шеи, усмехаясь, — но он довольно специфичный, так что не считается. Вот, — подытоживает и смотрит на Арса прямо, покусывая губу.
— А сейчас почему решил выйти? — Арсений зеркалит (какой каламбур) его закусанную губу и чуть подаётся корпусом вперёд.
Антон вздыхает глубоко и опускает голову, крутя кольца на пальцах.
— Потому что ты кажешься мне интересной личностью, — говорит он негромко, изредка стреляя в Арсения глазами, будто бы проверяет, слушают ли его. Ещё как слушают — этот парень слишком сильно Попова завораживает, — и я не мог упустить возможность с тобой познакомиться. А ещё ты… — замолкает на несколько секунд, пока чешет нос, — самую малость… — взгляд Антон больше не поднимает, — буквально чуть-чуть… — Попов замечает, как у того краснеют щёки, и отчего-то умилённо улыбается, — пиздец какой красивый.
Арсений немножечко — самую малость, буквально чуть-чуть, блять, — сбит с толку. Видимо, его симпатия не была невзаимной. Удивительный день.
— Это что, подкат? — мужчина хитро улыбается, прищурившись на один глаз.
— Да?.. Нет, не знаю, наверное… — мямлит Антон, вытирая потеющие ладони о джинсы, а потом вздыхает глубоко и поднимает горящее алым лицо на Попова. — Да, — кивает. — Да, — ещё раз более твёрдо и уверенно, и Арсений смеётся переливисто: забавный этот Шастун.
— Никогда не думал, что ко мне будет подкатывать чьё-либо отражение, кроме моего собственного, — кокетничает мужчина, поправляя пушистую чёлку.
— Теоретически я не отражение, так что…
Арсений, улыбаясь, хмыкает, закидывает ногу на ногу так, чтобы щиколотка оказалась на коленке, и кладёт руку на оголившуюся кожу с тёмными волосками.
— Ладно, не отражение, и что мне с тобой делать?
Спрашивает иронично, потому что понятное дело, что им с Антоном придётся как-то существовать совместно. Изгнать его вряд ли получится, Арсений это прекрасно понимает, — тот же не призрак какой-то, а человек, правда, как туда, в зазеркалье, попавший — неизвестно; и игнорировать существование Шастуна, попросив его не появляться, тоже не удастся, потому что Арсу банально этот самый Шастун интересен.
— Давай… дружить? — Антон произносит это так мягко и хлопает глазами так по-детски невинно, что Арсений тает. Не хватает только протянутого мизинца, а так бы мужчина непременно расплылся по креслу умилённой лужей.
Секундой позже до него доходит, что Шастуна он коснуться не сможет никак, но в тот момент он отмахивается от этой мысли, не придавая ей большое значение и явно недооценивая весь масштаб проблемы. Зато как он будет потом — через какие-то полтора месяца — кусать локти от невозможности коснуться — фантастика.
— Дружить? — Арс приподнимает бровь и ухмыляется. Забавное предложение после антоновского подката.
— А ты так сразу прям хочешь?
Антон вдруг будто бы перевоплощается: смотрит на Попова пристально с лёгкой улыбкой и разваливается на мягком кресле с важным видом. Теперь перед ним не парень, а настоящий мужчина, и у Арсения сердечко замирает, чтобы потом начать биться в ускоренном темпе: возможно, хочет.
— Посмотрим, — выдавливает он и отводит глаза, потому что смотреть на такого Шастуна — сложно.
— Посмотрим, — и вновь добрая солнечная улыбка.
×××
Арсений в жизни никогда так много не разговаривал, как весь следующий месяц.
Антон сопровождает его везде, будто собственная арсеньевская тень, ходит за ним по пятам, светя через зеркало своей согревающей улыбкой, и Арсений, не особо любящий находиться в обществе кого-либо (а тут, между прочим, совершенно незнакомый ему человек!), чувствует себя комфортно в присутствии мужчины, чему не перестаёт про себя удивляться.
Шастун не навязчивый, как вы, возможно, могли подумать: тот не появляется, если видит, что сейчас лучше не отвлекать Арса от писательства, когда понимает, что Арсу нужно побыть одному, за что Попов ему благодарен чрезмерно. Антон тогда, конечно, не появляется, но наблюдает безмолвно, потому что ему всё равно в зазеркалье делать нечего. Ну и потому что хочет — это главная причина.
За этот месяц Арсений и Антон рассказывают друг другу довольно многое о себе, начиная и вправду дружить — общаются так свободно, что у обоих создаётся ощущение, что они в этом доме вдвоём уже маленькую вечность кукуют, а по факту Попов здесь всего лишь каких-то два с половиной месяца живёт, из которых полтора знаком с Шастом.
У Арсения довольно быстро в привычку входит по утрам, чистя зубы, бубнить с полным ртом пены на Антона, который, появляясь неожиданно в зеркале напротив него, мешает ему видеть самого себя; по вечерам притаскивать чашку чая в кабинет, но не для того, чтобы продолжить писать книгу, а чтобы усесться на мягкое кресло перед зеркалом, которое он уже спустя три дня после знакомства с Шастуном перестал оттуда убирать, и провести очередной вечер за увлекательным разговором с интересным собеседником.
Арсений задаёт много вопросов, касающихся устройства жизни в зазеркалье, а Антон отвечает на те, на которые сам знает ответ, или пытается вместе с Поповым разобраться в чём-то.
Арс спрашивает, почему тот никогда не ест (или это просто он не видел) и нужен ли ему сон, на что Антон говорит, что он кровосися и ему чужды потребности людские, но потом всё же отвечает по-нормальному, что за зеркалом все чувства будто бы вырубило: он не чувствует ни голод, ни усталость, ни температуру.
Поэтому Антон частенько смотрит, как Арсений спит, когда тот отрубается во время их разговора перед сном, не поставив на место то небольшое овальное зеркало на подставке обратно на комод в своей комнате, и Шастун остаётся лежать на той же самой кровати, но в зазеркалье, представляя с улыбкой, что Арс спит прямо перед ним — руку протяни и коснёшься, — а не за стеклянной поверхностью ебучего зеркала. Антон ненавидит этот барьер, разделяющий его с Арсом.
Попов спрашивает, зачем Шаст пытался его пугать, показываясь иногда в зеркалах (ещё до их знакомства) и передвигая вещи, а Антон отвечает, что «по приколу». Действительно, прикол. Арсений заценил.
Антон часто смеётся и шутит так, что Арс пополам от смеха складывается, сыпется безбожно, но у Попова не создаётся впечатление, что тот какой-то клоун. Антон харизматичный и многогранный, и Арс потихоньку, даже для самого себя незаметно, начинает влюбляться в каждую из его граней.
И вот теперь, спустя ещё один месяц, невозможность касаться отзывается чем-то грустным внутри — таким, что хочется свернуться в комочек у зеркала с Антоном внутри (зеркала, не самого Арсения! — внутри Арсения тот побывать просто-напросто не сможет, блять) и уродливо плакать. Да, Попов драма-квин, и что вы ему сделаете.
На удивление, эта ситуация с влюблённостью в непонятного (образно говоря, потому что за два месяца-то они друг друга более-менее узнали) чела из зеркала не кажется Арсению чем-то из ряда вон. Наоборот, рассматривается им как что-то закономерное и правильное.
Окончательно себя мужчина в своей влюблённости отпускает, когда с каждым днём видит всё более явные знаки внимания со стороны Шастуна, и всё ждёт, когда же произойдёт тот самый разговор.
Инициативу Арсений почему-то проявлять не хочет, строя из себя, вопреки тому, что он не строитель, какую-то принцессу, руки которой непременно нужно добиться, продолжая с слишком высокой частотой бросать на Антона игривые взгляды и так же слишком часто вкидывать двусмысленные фразы, с удовольствием наблюдая непонятливое лицо мужчины, пока тот пытается осознать. А ведь арсеньевское нищенство лежит прямо на поверхности.
И всё же однажды Тот Самый разговор случается.
Был дождливый серый пидорский вечер… Тьфу ты, нет, это плохая песня, заводи по новой.
Ладно, за окном действительно смеркалось и был дождь, что, в принципе, не удивительно для осени и конца октября в частности. Сегодня Хэллоуин, и Попов по приколу весь день гоняет по дому во фраке, косплея благородного графа, за что Антон так же весь день его подкалывает.
Арсений сидит прямо на полу, не боясь запачкать костюм, в небольшом коридоре второго этажа между душевой и своей комнатой, не включая свет, поэтому в этом квадратном пространстве меж комнатами было бы темно, как у кого-то в жопе, если бы не одно но.
Арсений сидит напротив Антона в зеркале. Там, в зазеркалье, Шастун включил свет, поэтому оттуда на самого Попова и немного за него падает тёплый свет люстры.
Арсений сидит, улыбаясь Антону и наклоняя голову в сторону.
— Свет мой, зеркальце, скажи… — вот уже неделю Попов только так и никак иначе начинает все разговоры с Антоном, наблюдая, как тот забавно фыркает и глаза свои красивые закатывает. Но сейчас он такой реакции от мужчины не получает — тот приподнимает бровь и открывает рот, не давая Арсению продолжить его фразу:
— Ты со мной общаешься или с зеркалом? — улыбается так, будто что-то задумал, и Арс, прищурившись, пытается понять, что именно.
— С тобой конечно, — пожимает плечами, отвечая как само собой разумеющееся.
— Тогда почему «зеркальце»? Почему не «в зеркальце»? — улыбается, старательно не отводя глаз.
Арсений улыбается тоже, бегая глазами по шастовскому лицу — цепляет взглядом лёгкий румянец на щеках и лучики морщинок в уголках глаз, что греет его сердце в этот холодный вечер октября.
— Ты хочешь, чтобы я называл тебя «свет мой в зеркальце»? — спрашивает, хоть прекрасно с первого раза понял, на что намекает Антон.
— Или просто «свет мой», — он всё же опускает взгляд, смотря куда-то Арсению в живот. — Или «свет очей моих». Ну знаешь, что-то типа «сударыня, услада моих глаз, этот поцелуй для вас», — и дует губы, будто бы отправляя в полёт воздушный поцелуй, и бросает в Попова быстрый взгляд.
А Арсений, честно, завис ещё на фразе про «свет очей моих», потому что…
— Ты же знаешь, что на Руси жена мужа так называла?
Антон наконец-то снова поднимает на него лицо и смотрит теперь прямо; улыбается так широко, потому что до Арсения наконец-то допёрло.
— Ну дак, — кивает и хлопает глазами, наклоняя голову в сторону с котячьей улыбкой на губах.
— И что это значит? — нет, ну он издевается! — Ты меня, типа, так оригинально замуж зовёшь, или что?
Была бы у Антона возможность, он бы уже давно пихнул Арсения в плечо, ибо нехуй строить из себя непонимающего. А пока что ему приходится вздохнуть глубоко, бросив на мужчину недовольный взгляд, и сказать:
— Я, типа, так оригинально тебе в любви признаюсь, — поджимает губы, подавляя улыбку, и прожигает глазами дырку в Арсении. Волнения по поводу признания у Шастуна нет совсем: он уверен, что мужчина чувствует к нему всё то же самое, — другой вопрос, согласится ли он встречаться с ним, имея нехуёвый такой барьер в виде зеркальной поверхности. И вот это уже тревожит, но Антон отпихивает все негативные мысли на задний план, отмечая, как красиво загорается арсеньевский взгляд и как нерешительная улыбка трогает его губы.
Несмотря на то, что это было ожидаемо, Арсений потрясён и обрадован так, будто действительно не догадывался о том, что это рано или поздно всё же произойдёт. Но почти мгновенно на него накатывает вполне обоснованная грусть от вопроса, всплывшего в голове: а сможет ли он находиться в отношениях с тем, кто заточён в зеркале? с тем, кого не имеет возможности коснуться? в конце концов, с тем, с кем об интимной близости, кроме, естественно, самоудовлетворения, можно будет забыть, если отношения продлятся долго? Готов ли он на это всё пойти, игнорируя все преграды? Готов ли пойти на этот почти что безумный шаг, не имея никаких гарантий? Готов ли он — условно — всю жизнь прожить, не отходя от зеркала? Готов ли он быть прикованным к одному месту?
Сколько он так продержится?
Голова пухнет от подобных мыслей, и Арсений жмурится до цветных пятен под веками, придвигаясь к Антону ближе.
— Я буду выглядеть очень глупо, если поцелую зеркало?
И этим вопросом Арсений разом на все свои метания отвечает твёрдым таким «да» — он готов. Антон ему слишком нравится, чтобы из-за какого-то секса отказывать себе в удовольствии просто быть с ним.
Шастун улыбается растроганно и смотрит на Попова с лёгкой грустью: прекрасно понимает, что без прикосновений им будет ой как трудно.
— Ничуть не лучше меня, ведь я сделаю то же самое.
Он по-доброму усмехается, и, видимо, так же как и Арсений, надеясь на грёбаное чудо, прижимается губами к зеркальной поверхности со своей стороны почти в одно время с Поповым.
Но ничего.
Оба ощущают губами прохладную зеркальную поверхность, а не тепло губ друг друга, как хотелось бы. Отстраняясь, Арс хмыкает — и на что они только надеялись? — и ловит такой же разочарованный взгляд Антона, что пытается натянуть улыбку.
— Поцелуй истинной любви не сработал, — он поджимает губы и приподнимает на секунду плечи.
Арсений вздыхает тяжело и разворачивается спиной к нему; Шастун совсем грустнеет, думая, что тот сейчас уйдёт, но оказывается неправ: Арс прижимается спиной и затылком к зеркалу, и Антон копирует его позу — зеркало плоское, у него нет толстых выпуклых рамок, как у некоторых других, и ничего не мешает обоим сидеть в таком положении.
— Кто ты, Антон? Как ты туда попал? Возможно ли вообще тебя оттуда вытащить? — эти вопросы звучат не впервые, но сейчас Арсений железнобетонно уверен, что получит на них ответ.
Тот вздыхает, устраиваясь на прохладном полу удобнее и натягивая до самых пальцев кардиган, и начинает говорить:
— Жила-была девочка Ира, — голос Антона прям елейный-елейный, в глубине которого слышится терпкая злость на пороге ненависти.
— Как к тебе это относится? — Арс поворачивает голову влево и видит краем глаза антоновские кудри.
— Арсений-Арсений, — тянет Шастун, так же через плечо зыркая на мужчину, — тебя не учили, что перебивать — это плохо?
— Прости, — буркает он и изображает, как застёгивает себе рот и выбрасывает ключик куда-то в сторону лестницы.
— Жила-была девочка Ира, — по новой произносит Антон уже более спокойной интонацией. — В душе не ебу, что у неё там было в детстве, поэтому этот фрагмент её никчёмной жизни мы пропустим и перейдём сразу к самому, блять, интересному, — выплёвывает он, морща нос. — Поступив в университет, Ира влюбилась в парня, что учился на четвёртом курсе и был не то чтобы сильно популярным, но некоторую узнаваемость имел. И ей было похую, блять, что этот парень сразу ей отказал, потому что его девушки не интересовали вообще — он это и не скрывал. Не пиздел об этом на каждом углу, но и не избегал прямых вопросов. Но у нашей Ирочки амбиций до пизды: она во что бы то ни стало хочет замутить с этим челом, чтобы утереть всем девчонкам и редким парням из уника носы, — Антон замолкает на несколько секунд, переводя дыхание: последние слова он говорил на одном вдохе, громко и зло. — Ебанутая, блять! — он вскакивает вдруг с насиженного места и отходит назад, ударяя раскрытой ладонью по стене, а после тряся ей от боли.
Шастун злится по-настоящему, и Арсений пока что, честно, мало понимает, откуда у того столько ненависти к этой девчушке, просто-напросто неудачно влюбившейся в него. Хотя если она его продолжала задалбливать после неоднократных вежливых посылов куда подальше, то это уже было бы невежливым. И всё же входить в такую ярость при одном только упоминании о ней? Что же она такого сделала?
Арсению хочется услышать продолжение истории, но он не торопит наворачивающего круги по небольшому пространству освещённого коридора в зазеркалье Антона, давая ему прожить эту эмоцию. Попов его не осуждает, потому что он явно не знает всей сути ситуации и выводы делать ещё рано.
— Прости, — наконец Шастун выдыхает, замирая посередине коридора и опуская голову. Дышит так около минуты и после, успокоившись, садится в позу лотоса лицом к Арсу — тот копирует его позу. — Продолжим, — он прочищает горло и трёт пальцем центр ладони, какой ударил ни в чём не повинную стенку. — Как я уже сказал, ей было всё равно на меня и мои чувства. А ещё у нашей Ирочки, помимо огро-омного метафорического болта, который она клала на чужое мнение, была бабка покойная, которая то ли ведьма, то ли ещё что-то, — Арсений удивлённо приподнимает брови, и Антон пожимает плечами. — Ничё не знаю, но слухам верю. И не зря вот верил, между прочим! — Шастун снова принимает недовольный вид, восклицая наигранно громко. — В общем, в один прекрасный вечер мая… Вот как щас помню: двадцать третье число было, я довольно поздно вернулся с прогулки со своим братаном, лёг спать, а потом просыпаюсь, блять, в этом ебучем доме и обнаруживаю, что заточён в зазеркалье, а по ту сторону Ирочка сокрушается о том, что какой-то там ритуал не сработал! — Антон раздувает от гнева ноздри и сжимает руки в кулаки, чтобы снова ничего не ударить. — Мне не сложно сложить два и два, и я сразу понял, что эта ебанутая, блять, решила, что если я не хочу — не могу! — быть с ней, то пусть не достанусь я никому!
И вот теперь Арсений понимает, откуда вся эта ненависть берётся — это он из-за её эгоцентричной влюблённости на грани мании вот уже — сколько? пять месяцев? — почти полгода заточён в зазеркалье, не имея доступа к внешнему миру, кроме этого самого дома. Попов ужасается, осознавая масштабы ситуации: Антона же наверняка все родственники уже похоронили.
— Но почему она не поняла, что эта её штука сработала?
— Я ей не показывался, — Антон пыхтит, пожимая плечами.
— А где она сейчас? Это же её дом, верно? — Арсений зачем-то обводит глазами коридор.
— А потом случился, блять, прикол. В конце июня, когда закончилась сессия, она просто исчезла! Ушла однажды, а потом просто не пришла, — он наигранно улыбается широко и всплёскивает руками. — Просто не пришла, понимаешь! Единственная, блять, моя возможность выбраться обратно не пришла! — улыбка плавно переходит в оскал и Антон дышит особенно шумно так, будто находится на грани нервного срыва — оно и понятно, Арсений его не осуждает, молчит лишь в ожидании продолжения истории и смотрит обеспокоенно. — Потом пришёл какой-то носатый чел, собрал её вещи и свалил, вывесив объявление о продаже, как я понял. А потом череда новых жильцов, которых я пугал, и они также съезжали, перепродавая дом.
— Зачем? — Арс изгибает брови и наклоняет голову в сторону.
— Зачем что? — Антон копирует его позу и хлопает глазами вопросительно.
— Зачем пугал их? За этим же кроется какая-то причина.
Антон хмыкает, поджимая губы, и утыкает взгляд в пол; подтягивает колени к себе и обнимает их руками.
— Я обозлился тогда, потому что понял, что я здесь, вероятно, навсегда. Это… — Шастун теперь не злится, нет. Он расстроен и разочарован — это видно по напряжённым кончикам бровей и потухшему, безразличному взгляду. — Это тяжело, Арс, — Антон поднимает на него глаза, и у Попова сердце сжимается. — Тяжело осознавать, что больше никогда не увидишься ни с родителями, ни с друзьями — ни с кем! Я же даже не пожил толком, мне всего двадцать два… Да я даже, блять, коснуться человека, который мне нравится, не смогу! — он утыкается лбом в колени и сжимает правой рукой плечо левой руки до побелевших костяшек. — Я ненавижу её за то, что она лишила меня всего этого, — приглушённо, но Арсений разбирает.
У Попова сердце кровью обливается, и всё его существо тянется к Антону, чтобы хоть как-то его утешить. Было бы намного проще, если бы Арсений мог бы хотя бы его обнять, обозначив, что он рядом, но вот незадача…
— Я точно никак не могу помочь?
Антон отрицательно мотает головой, так её и не поднимая, и через несколько слов вдогонку бубнит короткое «нет», что режет по сердцу не хуже ножа. Через несколько минут, что ощущаются липкой вечностью, Шастун резко вскидывает голову вверх и смотрит на Арсения с открытым ртом — глаза беспокойно метаются по его лицу, будто не способны ни за что зацепиться.
— Хотя, стой… — он снова вскакивает и уходит куда-то влево, туда где расположена комната мужчины. — Арс, иди сюда!
— Антон? — тот тоже поднимается и следует в свою комнату, обнаруживая Шастуна в квадратном зеркале над комодом. — Что случилось?
— Из дома забрали все Ирины вещи, кроме этого, я забыл совсем, — глаза у него блестят чуть ли не лихорадочно, и он запинается, когда говорит, из-за подскочившего энтузиазма. — Отодвигай комод, Арс, там должен быть тайник, — Попов стоит несколько секунд, обрабатывая информацию, а после начинает думать, куда бы этот предмет мебели передвинуть, потому что доверяет Антону уже безоговорочно. — Я, правда, не знаю, что там, мне отсюда не было видно, а других зеркал поблизости не было и она никогда не доставала это, но я слышал шелест страниц, так может… — он начинает ходить туда-сюда, прижимая кулак одной руки ко рту, а другой — обнимая себя поперёк туловища. — Либо там какая-то книга заклинаний, либо порнороман какой-нибудь, не знаю, — Антон усмехается нервно, пока Арсений шумно пыхтит, отодвигая комод в сторону.
Через пять минут, когда он переставлен на некоторое время поближе к двери, Арсений обнаруживает квадратный вырез на обоях и небольшую круглую ручку, как у дверей. Попов отодвигает дверцу в сторону, и…
— Тох… — Арс поднимает голову и встречается глазами с мужчиной. — Тут сейф…
— Твою мать!.. — сквозь зубы, а следом раздаётся глухой удар руки по стене.
×××
Что вы знаете о безвыходных ситуациях? Антон с Арсением вот чуть ли не эксперты в этой области.
Когда первый шок и разочарование прошли, Попов, постояв у окна и подышав свежим воздухом — жаль, нет возможности выйти на улицу и потрогать траву, — садится обратно на жопу возле того сейфа и нажимает на четыре ноля. Сейф пиликает тихо и сбрасывает неверный код.
— Что ты делаешь? — Антон хмурится, пытаясь заглянуть вниз.
— Буду подбирать код — что ещё остаётся? По сто-двести комбинаций в день буду набирать, не знаю, но мы тебя оттуда вытащим, обещаю, — Арсений смотрит уверенно вверх и кивает Шасту.
Девять тыщ девятьсот девяносто девять комбинаций — пф, всего-то. Если понадобится, Попов себе прямо возле этого сейфа и постелет, чтобы не отходить ни на шаг, набирая всё новые и новые четыре цифры. Правда, Арсений не уверен, что в результате это всё окупится: может, там и вправду какой-то дурацкий порнороман, а не книга заклинаний и ритуалов, но он старается гнать эти мысли подальше, потому что у Антона в глазах вновь проснулись лучики надежды, и Арс не может его подвести.
В тот же вечер он перед сном набирает около ста комбинаций, пока Шастун не гонит его в кровать, аргументируя это тем, что успеется ещё, и Арсений слушается, записывая напоследок, на каком числе остановился.
В их жизни, впрочем, ничего не меняется, кроме того, что теперь они заседают не в Арсовом рабочем кабинете, а в его комнате возле этого сейфа. За следующую неделю Арсений перепробовал тысячу семьсот комбинаций, но ни одна из них не оказалась верной — но ещё, как говорится, не вечер, поэтому рано делать какие-то выводы об успешности этой их затеи.
Антон испытывает вину за то, что Арс часами сидит и вводит ебучие четыре цифры, а тот устал уже ему объяснять, что, если бы он не хотел попасть в объятия Шастуна и иметь возможность поцеловать его, он бы этим не занимался, и тогда Антон, смущённый, затыкается.
В приподнятом настроении после беседы со своим, получается, — они же встречаются, вроде как, — мужчиной Арс направляется в душевую, цепляя из отодвинутого комода чистые трусы. Раздевается и залезает в душевую кабинку, регулируя комфортную температуру воды.
Он мыльной мочалкой елозит по телу, не переставая поглядывать в небольшое зеркало на противоположной стене кабинки. Пена небольшими островками сползает по груди вниз, и Арсений самую малость так залипает — нет, ну а что! У него красивое тело, и вообще, была бы возможность он обязательно сам бы себя…
Попов мотает головой и повторяет про себя, что он — нормальный мужчина, который не будет долбиться в жопу с самим собой. А вот самоудовлетвориться — всегда пожалуйста, и Арс тянется за смазкой, что стоит на специальной полочке вместе с шампунем и тремя гелями под настроение.
Арсений размазывает выдавленную на ладонь смазку по полунапряженному члену, кровь к которому начинает приливать всё активнее и выключает душ, потому что любит слушать то, как он дышит, постанывая, во время мастурбации. Он оттягивает крайнюю плоть, облокачиваясь спиной на стеклянную дверцу позади себя и расставляя ноги шире.
Первый стон срывается с его губ, и Попов жмурится на мгновение, чтобы после распахнуть поплывшие глаза и встретиться с самим собой в отражении взглядами. Смотрит жадно за тем, как рука скользит по стволу, будто перед ним в отражении не он сам, а… Блять, зачем…
Зачем Арс представил в отражении Антона.
Сознание будоражит ещё и тот факт, что такое вполне может произойти и в реальности: ему же ничего не стоит вот так вот появиться и передёрнуть с Поповым на пару; более того, им только такая интимная связь и грозит в ближайший месяц. Может быть, и чуть поменьше, если удастся подобрать нужную комбинацию к сейфу в ближайшее время.
Арсений выдыхает через рот, проходя в рекордные сроки все пять стадий принятия своего сумасшествия на почве недотраха с того момента, как он сюда заселился, и всё-таки позволяя своему воображению рисовать в отражении картинку дрочащего Антона. Движения кулака на члене ускоряются, потому что Попов не видит смысла оттягивать скорый оргазм, которые в последнее время и так по пальцам одной руки пересчитать можно.
Попов жмурится, толкаясь бёдрами в плотный кулак, как вдруг слышит сбивающее с толку:
— Что делаешь? — таким бодреньким тоном и с милой улыбочкой, что у Арсения чуть сердце в пятки не падает.
Он мигом открывает глаза, возвращаясь в вертикальное положение и прикрывая обеими руками пах, и смотрит на улыбающегося Антона, так же облокотившегося спиной на дверцу душевой кабинки в зазеркалье, охуевшими глазами, невольно открывая, словно рыба, рот — слова, подходящие к ситуации, решительно не идут в голову.
Арсению жутко неловко за то, что он всё ещё возбуждён, всё ещё слишком близок к оргазму, что вполне грозит тем, что он кончит без рук простого оттого, как Антон на него смотрит. Попов видит румянец на его щеках, видит, как тот тоже учащённо дышит, хоть он и старается это прятать за маской какой-то невинности.
Ладно, окей, Арсений всегда подозревал, что тот за ним наблюдает тёмными ночами, когда Попов передёргивает под одеялом перед сном, но Шаст никогда не сообщал о своём присутствии, а сейчас… Нет, ну он вообще обалдел!
— Антон, блять! — Арс, даром, что взрослый мужик, краснеет густо и не может ничего другого сделать, кроме как стоять истуканом, взывая мысленно к антоновской совести. — Скройся быстро!
Антон фырчаще смеётся и тоже опускает руки вниз, сплетая пальцы на уровне паха, и Попов только сейчас замечает то, что тот тоже возбуждён. Вот же сука, мог бы спокойно подрочить на дрочащего Арсения в зазеркалье, но нет же: ему было жизненно необходимо появиться и смутить мужчину.
— Ты продолжай, чё замер-то, — с наглой улыбкой кивает ему Шастун и стреляет в него хитрющими травянистыми глазами. — Представь, что я шампунь.
— Слышь ты, Антон Шампунь, а в жопу сходить не хочешь? — Арсений захлёбывается своим возмущением, смешанным со стыдом.
Антон вдруг улыбается так широко, что это точно не предвещает ничего хорошего, и опускает голову, мотая ей из стороны в сторону.
— А ты приглашаешь? — поднимает взгляд. — Нагибайся, — жмёт плечами и делает вид, будто расстёгивает ширинку.
Нет, ну он точно охуел.
— Антон! — Арс хмурится и наигранно пучит глаза, и Антон, подняв руки в примирительном жесте и послав ему воздушный поцелуй, наконец-то скрывается. Отражение в зеркале снова показывает Арсению его самого, раскрасневшегося и нелепо прикрывающего пах. С Шастуном он обязательно разберётся чуть позже, а сейчас хочется всё же разобраться с никуда не исчезнувшим возбуждением.
И пусть сейчас со стопроцентной вероятностью за ним наблюдает Антон, когда его не видно, Арсения это не слишком сильно напрягает.
Мужчина, если честно, сам понятия не имеет, откуда эта робость и стыд взялись, ведь он мог бы поддаться игривому настроению Антона и подрочить вместе с ним, но… Что-то ему не позволило это сделать. Может, это банальное нежелание торопить события, может, ему приспичило провести их первый раз в других обстоятельствах, потому что это и вправду было неожиданно, а может, ещё что-то — на самом деле это неважно, ведь всему своё время.
Позже Арсений, поговорив с Шастом, скажет ему, что он может наблюдать, но пусть не появляется, потому что он ещё не готов к чему бы то ни было, на что Антон, извинившись за нарушение его личного пространства, кивнул с лёгкой улыбкой.
×××
К концу ноября, когда уже вовсю валил крупными хлопьями снег, Арсений перепробовал уже пять тысяч восемьсот комбинаций, но ни одна из них, к сожалению, не оказалась верной. Не то чтобы это заставляло понемногу терять не столько веру, сколько терпение, но это всё же было так. Попов самую малость бесился, что у него нет какого-нибудь там третьего глаза, который мог бы подсказать ему верный пароль.
Но ничего. Ради антоновского освобождения (вовсе не из-за Арсового желания коснуться этого сгустка солнечной энергии в человеческом обличии, а для того, чтобы Антон наконец-то стал свободным — это желание стало в Арсении настолько сильным и чистым, что он готов пожертвовать одной из самых важных для него вещей — писательством (в ноябре он пишет катастрофически мало, но почти не тревожится и не переживает по этому поводу, ведь у него присутствует благородная и безусловно очень важная для самого Попова цель; правда, Егор — его редактор — требует от него как можно скорейшего написания главы, но Арс от него отмахивается, говоря, что непременно успеет дописать всё в срок), — и для того, чтобы Антон был снова предоставлен самому себе, чтобы освободился от заточения в зазеркалье) он перебесится и продолжит подбор комбинации цифр, отпирающей сейф.
Арсений делает последний укус яблока и поднимается с мягкого кресла, что из рабочего кабинета по понятным причинам на время переместил к сейфу. Он выбрасывает огрызок в урну у окна и потягивается, приводя в движение затёкшие от одной позы мышцы.
Кстати, про яблоки.
Та яблоня, что находится во дворе, выглядит так, будто лето всё ещё продолжается: крупные спелые яблоки с красными боками за осень не опали, как, по идее, должны были, но Попов этому не то чтобы удивился — всё-таки он проживает в доме, где жили люди, как-то связанные с магией. Дерево с зелёными листами и красными, почти бордовыми, плодами красиво присыпано снегом, и Арс часто рассматривает эту картину из окна своей комнаты, как делает, например, прямо сейчас.
Мужчина оборачивается на зеркало, где с вопросительным видом замер Антон, и мотает головой, поджимая губы. Сегодня вновь не повезло. Шастун кивает и улыбается Арсению так, будто для него неудачи не значат ровным счётом ничего, хоть Попов прекрасно видит всю ту надежду, до краёв заполнившую всё антоновское существо, видит, как тот волнительно закусывает губу во время арсовских попыток подобрать верный пароль: а вдруг следующий — тот самый?
И всё это на фоне того, что оба абсолютно не имеют никакого представления о том, что находится внутри. Гарантий нет совсем.
— Чем займёшься? — лёгкий наклон головы в сторону.
— В красную комнату наведаюсь, — Арс растягивает губы в широкой улыбке, прикусывая губу, и смотрит на Шастуна заискивающе — Попов уже изнамекался, что готов к их своеобразному первому разу, но Антон то ли реально не понимает его ребусы (действительно, зачем говорить прямо, если можно — загадками), то ли искусно над ним издевается (и так сразу не поймёшь, тот же тоже скрытный до пизды — может, даже больше, чем сам Арс), заставляя его во время дрочки гадать, наблюдает ли Шастун за ним. Скорее всего, да — Попов знает наверняка.
— А-а, — тянет понимающе Антон и кивает с котячьей улыбкой, — сладкой дрочки и яркого оргазма.
А вот такое пожелание он слышит впервые. Может, они уже сдвинулись с мёртвой точки?
Арсений ещё раз смотрит на Антона пристально и ведёт плечом, направляясь к выходу из комнаты. Шастун за ним не идёт, но мужчина старательно делает вид, что это вовсе не заставляет его сердце биться чаще от пресловутого предвкушения и интереса: придёт ли на этот раз?
Спускаясь на первый этаж, Попов понимает, что сегодня не хочет впервые за довольно долгое время ограничиваться только рукой на члене — хочется почувствовать в себе этот самый член. Жаль только, что резиновый, но ладно, это детали.
Он заходит в красную комнату, прикрывая дверь, и выдыхает шумно: откуда-то появляется необоснованное волнение, потому что этот раз ему хочется сделать каким-то особенным, Даже если Антон в итоге не появится, что будет, конечно, печально, но не критично, потому что это станет неплохим таким толчком к тому, чтобы наконец-то поговорить с Шастом словами через рот о своих желаниях.
Арс подплывает мягкой походкой к шкафу, где у него находятся различные резиновые самотыки и вибраторы, каждому из которых он дал своё всратое имя. Сегодня его взгляд падает на чёрный вибратор, и Попов не видит причин от этого выбора отказываться; мужчина аккуратно бросает продолговатый предмет на кровать, а сам идёт к тумбочке, откуда, нагибаясь, достаёт смазку с запахом каких-то ягод, после чего стягивает с себя домашние треники и футболку, вставая аккурат напротив зеркала длиной почти во всю стену до двери (при въезде в дом Арсений далеко не сразу его заметил, но когда это произошло, он охуел, а потом, секундой позже, нашёл такое расположение весьма неплохим) и делая раздевание намеренно плавным и сексуальным — чувствует себя глупо и отчасти нелепо, потому что видит в отражении не горящие антоновские глаза, а собственные попытки в совращение, но если Антона это возбудит, то будет круто.
Попов кладёт всю одежду на тумбочку, чтобы потом не собирать её по полу, и залезает на кровать, проводя кончиками пальцев по привставшему члену и ощущая, как тот твердеет прямо в его руке. В комнате, несмотря на активно валящий за окном снег, тепло, потому что отопление ебашит будь здоров, так что если по арсовской спине и пробегают мурашки, то только от приятных ощущений, что дарит себе он сам.
Выдавливает смазку на пальцы и, заводя правую руку назад и становясь в коленно-локтевую позу так, чтобы Шастуну открывался вид на скользящие внутрь персты (пока что только один, но это, опять же, только пока), и на лицо мужчины, что изредка бросает взгляды на зеркало. Выглядит, по скромному арсеньевскому мнению, достаточно возбуждающе.
Довольно быстро Арсений добавляет второй палец, а вскоре и третий; он растягивает себя, расставляя шире ноги, согнутые в коленях, выгибая спину и мыча в сомкнутые губы.
Когда Попов чувствует, что растянут достаточно, чтобы принять в себя вибратор, он вытаскивает пальцы, смазывая остатками лубриканта с них игрушку, а после обтирая их о заранее приготовленную салфетку; смазывает повторно вибратор, потому что того количества смазки на нём явно не достаточно, и, меняя руку на левую, приставляет его кончик к растянутому входу.
Смотрит ещё раз на зеркало — а вдруг? — но всё ещё видит там самого себя, покрасневшего и с выступившим, блестящем в свете люстры по́том. Арсений, хоть и был в глубине души готов к тому, что Шастун не появится, всё равно заметно грустнеет, поджимая губы и опуская голову вниз, и начинает медленно вводить в себя игрушку.
Так, стоп. С таким настроем дело не пойдёт — надо срочно его менять. Все мысли нахуй из башки: сейчас время предаться плотским утехам с самим собой, чтобы достичь яркого, как сказал Антон, оргазма.
Блять, и тут Антон. Арсений жмурится и несильно трясёт головой, будто бы и правда надеется таким способом избавиться от мыслей о нём. Сейчас Арс сам с собой, сам для себя, и тратить время на бессмысленные загоны вместо того, чтобы доставить себе удовольствие, — глупо.
Арсений плавно погружает вибратор внутрь на сантиметра два, а потом так же медленно достаёт его обратно: хочется себя подразнить и довести до того, что терпеть возбуждение станет невыносимым. Пока Попов двигает игрушкой, позволяя ей войти совсем на чуть-чуть, он впадает в некий транс, мыча при каждом движении вибратора внутри и подаваясь бёдрами слегка назад, но всё же не давая себе насадиться больше чем на четверть от всей длины.
— Глубже, Арс…
Просящий и немного хриплый голос Антона раздаётся будто бы совсем рядом, и мужчина распахивает прикрытые доселе глаза. Он смотрит на стоящего в зеркале Шастуна, наконец-то больше не видя своё отражение, и прямо-таки ощущает, как сердце ускоряет пульс от трепетного волнения, что вмиг заполнило собой арсеньевское тело.
А, ну и Арсений от приятного шока, понятное дело, замирает, и это, видимо, воспринимается Шастом как негативная реакция на его появление.
— Я неправильно понял? — быстро говорит он, прищурившись чутка и отчаянно краснея оттого, что не знает, как ему сейчас поступить, потому что отвернуться, когда он уже всё видел будет глупо и нелепо абсолютно. — Мне съебаться?
Арсений, отмирая, фыркает — явился, блять, не запылился. В любом случае, он сейчас слишком возбуждён, чтобы отчитывать Антона, что настолько долго тупил.
— Нет, — мягко, несмотря на сбившееся дыхание, произносит он и мотает головой, отчего отросшая чёлка спадает на глаза, — останься. Пожалуйста, — с опозданием добавляет Арс и переставляет разъезжающиеся колени на другие места, невольно виляя задницей. Со стороны Антона слышится прерывистый выдох, и Попов с подтрунивающей улыбкой смотрит на него: — Так и будешь стоять?
Шастун пару секунд неловко переминается с ноги на ногу, держа сплетённые пальцы обеих рук на уровне паха, пытаясь зачем-то (всё же они собрались здесь, чтобы потрахаться — пускай и дистанционно) прикрыть оттягивающий джинсы стояк, а после наконец сдвигается с места, огибая в зазеркалье кровать и придвигая к зеркалу стул; стягивает и вешает на его спинку кардиган в чёрно-белый ромбик с красными полосками (в который Арсений обязательно залезет, если… Нет, не если — когда они вытащат Шастуна из зазеркалья), точно так же поступает и с футболкой.
Огибает стул и становится прямо возле зеркала, бросая на Попова вопросительный взгляд, вжикает молнией чёрных джинсов и стягивает их до середины бедра; присаживается на стул и смотрит на Арса, ожидая дальнейших его действий, а Арсений…
А что Арсений? Он снова выгибает спину, демонстрируя свою пластичность и гибкость, и вводит внутрь, опять же, на пару сантиметров, чтобы испытать теперь терпение не только своё, но — и антоновское тоже. Это доставляет ему какое-то извращённое удовольствие: слышать, как шумно сопит Шастун, сжимая руки, лежащие на бёдрах так, будто он по какой-то дурацкой причине не разрешает себе стянуть боксеры, опустив их к джинсам, и обхватить ладонью член, которому явно в трусах не совсем удобно.
А вообще, — долой трусы, свободу письке! Да господи! Почему всратые мысли посещают Арсения в такие важные моменты?..
— Глубже, Арс, ну же… — снова просит Антон, и мужчина бросает на него быстрый взгляд. — Ты же растянут достаточно… Прекрати издеваться, Арс.
Попов улыбается удовлетворённо, закусывая губу, — шалость удалась — и, всё же выполняя антоновскую просьбу, медленно погружает в себя вибратор до основания; стонет, специально для Шастуна не сдерживаясь, когда намерено задевает простату, и вытаскивает игрушку почти что полностью, чтобы в следующее мгновение вогнать её обратно.
Постепенно Арсений увеличивает темп, в котором трахает себя вибратором, а Антон наконец-то приспускает трусы и, облизав ладонь, надрачивает себе, смотря неотрывно, как игрушка распирает арсовскую дырку, как тот прижимается грудью к кровати, упираясь ладонью правой руки в матрац рядом с рёбрами, как стонет, округляя рот, как закатывает глаза от удовольствия, доставляемого себе самостоятельно; слушает чередующиеся мелодичные стоны и громкие вдохи-выдохи.
— Представляешь, что я трахаю тебя? — спрашивает Шастун так, будто абсолютно в этом уверен и ему даже арсеньевское подтверждение не нужно, потому что это, очевидно, так и есть.
— Да-а, — порнушно выстанывает Арс, расставляя колени шире и двигая рукой с зажатым в ней вибратором ещё быстрее, несмотря на то, что конечность уже начинает затекать.
— Какой же ты охуенный, господи, — Шастун дышит прерывисто и пережимает член у основания, после чего дрочит размашисто — так, что рука иногда соскальзывает. Ужасно пошло, — Антон в любой другой момент обязательно бы засмущался со своих же грязных словечек, но сейчас всё отходит на второй план, кроме возбуждения, от которого в голове шумит. Он переводит дыхание и продолжает: — Хочу приносить тебе удовольствие, — почти что скулёж. — Хочу с силой втрахивать тебя в кровать, Арс, господи, я так этого хочу-у… — Антон тянет последнюю букву, хныча, а Арсений стонет громко, глубже загоняя в себя вибратор. — Хочу, чтобы ты стонал вот так громко оттого, насколько тебе приятно, хочу видеть, как мой член входит в твою задницу, как он её растягивает…
Антон видит, как Арсений комкает правой рукой одеяло у своего лица, закатывает глаза и открывает рот в беззвучном стоне, и ускоряет движения кулаком по члену, напрягая бёдра и толкаясь в свою ладонь, — обоим до черты осталось совсем чуть-чуть.
— Хочу кончить в тебя, а потом вылизать всё до остатка. Тебе бы понравилось? — на грани шёпота.
Арсений изгибает брови и кивает несколько раз, отчего волосы спадают ему на лоб и лезут в глаза, но тот не обращает на них ни малейшего внимания.
— Да-да-да, боже, да… — на грани слышимости произносит он, а потом протяжно и громко, словно кто-то повернул регулирующее звук колёсико вправо, стонет и кончает, так и не прикоснувшись руками к члену и не включив вибрацию. Изливается на простынь и словно на автомате дотрахивает себя игрушкой.
Антон, смотря на арсовское тело, что обессиленно рухнуло на кровать, додрачивает себе и кончает с тихим «Арсарсарс» на губах, жмурясь. Впервые у него такой мощный оргазм от простой дрочки, но тут и понятно почему.
Отдышавшись и более менее придя в себя после действительно яркого оргазма, Арсений поднимается на дрожащих руках и ползёт к краю кровати, что расположен ближе к зеркалу. Смотрит на Антона с сытой благодарностью, укладываясь головой на подушку и накрывая себя одеялом, кутаясь в нём, словно большая гусеница.
— Всё в порядке? Прости, если я…
— Антон, — строго пресекает его Арсений, стреляя в него разнеженными голубыми глазами. — Всё ты сделал правильно, милый. Мне понравилось, — он улыбается тепло, видя такую же улыбку в ответ. — Я рад, что мы наконец-то это сделали.
— И я, — Шаст кивает и всё же натягивает футболку с кардиганом. Убирает стул на его законное место и ложится на кровати напротив Арсения.
Жаль, что в зазеркалье, а не на расстоянии вытянутой руки, которой он мог бы дотянуться до арсовской скулы и погладить кожу под глазами, мог бы зарыться пальцами в волосы, запаха которых он не знает, но уверен, что тот бы стал его самым любимым, мог бы обнять, в конце концов, — притянуть к себе крепко, ухватиться за него и держаться всю жизнь, потому что Антон его отпускать от себя не хочет. Арсений за эту осень стал для него нереально близким и важным человеком; к тому же, именно ему он вверил своё сердце и получил в ответ абсолютную взаимность.
— Я посплю и… — громкий зевок и прикрытые глаза, — и пойду дальше код подбирать, — причмокивает губами, подкладывая одну руку под подушку.
— Нет, Арс, план на сегодня выполнен уже, — Антон приподнимается на локте и смотрит на умиротворённое лицо засыпающего Арсения. — Спи, мой хороший, и не думай об этом, — Шасту бы хотелось провести невесомо кончиками пальцев по лбу мужчины, поправляя смольные волосы, чтобы те не щекотали кожу, мешая спать. — Я бы поцеловал тебя в лоб, но не могу, — Антон поджимает губы, улыбаясь кончиками губ, и не замечает, как глаза наполняются слезами: ему так больно оттого, что он не может совершать такие обычные для всех влюблённых действия из-за ебучих обстоятельств, что он ненавидит всей душой. Ему так хочется любить Арсения через прикосновения, что выть хочется.
— Я представлю, что ты это сделал, — подаёт голос Попов, открывая глаза и ловя взгляд Антона.
В голубых глазах так и читается «мы обязательно со всем справимся».
«Вместе?»
«Вместе».
И по-другому быть не может.
×××
— Всё, Арс, двести.
Арсений прекрасно слышит антоновские слова, но продолжает усердно вводить следующие по списку четыре цифры. Шесть ноль ноль один.
— Арс, иди спать, христа ради, а, — в такие моменты Антон особенно жалеет, что не может подойти к мужчине со спины, схватить его цепкими руками и утащить в их совместную кровать спать.
— Да ну, Антон! Оно, — число, вероятно, — близко, я чувствую! — Попов поднимает блестящие глаза на замершего в зеркале Шастуна и смотрит на него пару секунд, после чего вновь утыкается взглядом в сейф.
— Ты всегда так говоришь, — мужчина снисходительно улыбается и продолжает уговаривать своего бестолкового мужчину, который, кажется, помешался на этом подборе верной комбинации, пойти спать, потому что сейф от него за ночь не убежит никуда.
Как только Арсений вскочил утром первого декабря после их первого своеобразного занятия любовью с Антоном, он был полон сил и энергии, которую решил потратить на писательство, что Шастун активно поддержал, потому что знает, насколько это для его мужчины важно. Пока Арс работал, Антон, не показываясь ему, чтобы не отвлекать, наблюдал за ним, почти что не сводя глаз, — когда ты в этом зазеркалье не чувствуешь жизненно важных потребностей, словно и правда кровосися какая-нибудь, такое занятие становится элементарным.
Антону нравится любоваться Арсением и ласкать взглядом каждую, даже самую крошечную, черту его внешности, потому что тот совершенно прекрасен.
Ближе к вечеру Попов привычно пошёл заваривать чай в свою большую пузатую кружку, чтобы засесть у сейфа, тыкая в кнопочки, что чудом за этот месяц не стёрлись — магия, не иначе.
— А в этот раз прям точно-точно! — Арсений по-детски морщит нос, не отрываясь от своего занятия. — Свет мой, сейчас всего лишь одиннадцать, ну разгадаем мы код, и я восстановлю режим, обещаю, — он всё же поднимает глаза и хлопает ресницами, улыбаясь широко.
— Ты всю ночь так просидишь, дурак, — Антон произносит это так по-особенному нежно, что обидеться просто невозможно, — да Арс и не собирался. — Поднимайся и дуй в душ попу мыть, — вопреки мягкой интонации, смотрит мужчина строго.
— Ну Антош! Ещё сотку, ладно? И пойду, обещаю, — он доверительно кивает и делает брови домиком, и Шастун поддаётся. Странно вообще, что его приходится так уламывать, ведь это всё делается для его как можно более скорого освобождения.
Хотя если посмотреть на это под углом реального беспокойства об арсовском здоровье (а восьмичасовой сон является важным его компонентом), то это странным не покажется вовсе.
Шесть ноль пять ноль.
Арсений просит рассказать Антона о его прошлом, а сам продолжает вводить цифры.
Шесть ноль шесть шесть.
Арсений говорит, что было бы прикольно, если бы на второй позиции не было ноля.
Шесть ноль семь ноль.
Арсений делает небольшой перерыв, чтобы отойти в туалет, и возвращается с ещё большим энтузиазмом.
Шесть ноль восемь ноль.
Арсений шутит дурацкую шутку, с которой они с Антоном ржут до слёз. «Арс… Это так тупо… и так смешно, — тёплый фырчащий антоновский смех, что кажется лучшим звуком на планете. — Завтра хуйня будет, щас очень смешно», — и Арсений чувствует себя лучшим человеком на планете, пока Шастун смотрит на него влюблённым лучистым взглядом с паутинками морщинок в уголках глаз.
Шесть ноль девять ноль.
— Не устал ещё? Сколько тебе осталось?
Шесть ноль…
Арсений набирает дальше на автомате, но его рука замирает над цифрами, а он сам поднимает взгляд на Антона.
— Десять ещё — совсем чуть-чуть, — Попов зевает, прикрывая обеими ладонями рот и жмурясь.
— Да иди ты, блин, спать, ну видно же, что хочешь! — Антон возмущённо хлопает ресницами и тыкает указательным пальцем на кровать, находящуюся позади Арсения.
Вместо ответа мужчина продолжает подбор.
Шесть ноль девять один.
Вместо привычного уже пиликанья, обозначающего неправильно введённый пароль, звучит… другое. А потом в сейфе что-то щёлкает, и дверца открывается.
Открывается так же, как рты у мужчин от шока. Арсений быстро поднимает взгляд, из которого вмиг исчезла вся сонливость, на Шастуна, а после — обратно на сейф. Он аккуратно открывает дверцу, видя лежащую внутри книгу в толстом выцветшем болотном переплёте.
— Что там, Арс? — полушёпотом спрашивает Антон, заламывая пальцы; оба волнуются нереально, сердца у обоих бешено бьются в груди и спирает дыхание: прямо сейчас решается судьба Шастуна, и Арсений, кажется, переживает чуть ли не больше самого Антона.
Попов открывает книгу, пролистывая несколько страниц, и…
— Заклинания… — неверяще произносит он и смотрит на Антона, что стоит с тем же выражением лица, что и сам Арс — он определённо обрадован, но будто боится поверить, что это правда, чтобы не разочароваться.
Оглавления в книге нет, потому что та полностью рукописная, и, видимо, прошлая хозяйка наизусть знала, где что какое заклинание или обряд находится, или же не нуждалась в этом сборнике всякой всячины совсем. Поэтому Арсению приходится перелистать книгу с примерно двумя сотнями страниц, чтобы найти обряд заточения в зазеркалье; Антон всё то время, что Попов ищет нужную страницу, переминается нетерпеливо с ноги на ногу и от волнения покусывает кожу на костяшках пальцев.
Через некоторое время Арсений восклицает радостно: «Нашёл!» и тычет пальцем в нужную страницу. Несколько минут тратит на внимательное изучение изложенного на потёртых страницах текста, написанного довольно разборчивым почерком.
— В принципе, легко, — заключает мужчина, дрожащей от волнения рукой потирая подбородок. — Сказано, что нужно делать после полуночи максимум до часу ночи. Сейчас… — Попов смотрит на наручные часы, — как раз этот промежуток, — он кивает самому себе и смотрит на Антона воодушевлённо. — Готов? — приподнимает брови и встаёт с пола, держа книгу одной рукой.
— Полгода уже как, — Шастун улыбается ему широко и, сплетая пальцы, прижимает руки ко рту. — Что мне делать нужно?
— Ты стой спокойно, всё делать я буду, — командует Арсений и оставляет книгу на отодвинутом комоде. — Ща приду, — он выставляет вперёд указательный палец и скрывается в темноте коридора. Секундой позже Антон слышит, как скрипят ступеньки, но за мужчиной всё ещё не идёт.
Через минуту Попов возвращается в комнату с толстой ароматической свечой в руках и спичечным коробком; поджигает фитиль и ещё раз заглядывает в книгу, вчитываясь в ровные буквы.
— Та-ак, окей, — Арс выдыхает, встряхивая руками, и с волнением переводит взгляд на Антона, который, хоть и переживает чуть ли не сильнее Попова, кивает ему уверенно; у мужчины появляется вера в собственные силы и в то, что он сможет нормально провести ритуал, ни разу не облажавшись, потому что, как известно, одна ошибка — и ты ошибся.
В случае с Антоном даже самый малейший недочёт может стоить буквально всего.
— Может, в холл пойдём? Или в кабинет твой — там места побольше будет. Вдруг, я на тебя выскочу просто, — бормочет Шаст, кивая на дверной проход, а Арсений, приподнимая брови, жмёт плечами, безмолвно соглашаясь.
Мужчины переходят в рабочий кабинет, и уже там Попов начинает чётенько по инструкции проводить ритуал, потому что часики, вообще-то, тикают. Он проговаривает вслух несколько строчек заклинания на — довольно предсказуемо — латыни, перед этим загуглив, как они правильно произносятся, чтобы не вызвать им какого-нибудь демона ненароком — и так проблем хватает.
Арсений, произнося заклинание, жмурит глаза, всем своим существом представляя, как Антон, покусывающий неосознанно от волнения губу и заламывающий пальцы напротив, выходит из зазеркалья, освобождаясь от этого своеобразного заточения. Когда повторяемые слова уже пошли по третьему, последнему, кругу, Попов распахивает глаза и смотрит на мужчину в зеркале, улыбаясь ему уголками губ, мол, всё получится.
Арсений ловит ответную нерешительную, но полную надежды улыбку Антона перед тем, как зеркало идёт рябью, снова являя мужчине отражение его самого. Попов хмурится и зовёт Антона по имени, но в ответ ему гробовая тишина, нарушаемая частыми, еле слышимыми вдохами и выдохами Арсения: дыхание, а вместе с ним и пульс, ускоряется, и тревожность возрастает в геометрической прогрессии, неприятно заполняя нутро.
Нет… Господи, нет, этого быть не может! Он не мог облажаться — он точно сделал всё правильно!
Мужчина тушит свечу в руках и срывается к выключателю, заставляя люстру загореться — вдруг Антон где-то рядом, но решил так абсолютно несмешно прикольнуться. Если так, то Арсений отвесит ему несильный подзатыльник после того, как вдоволь с ним наобнимается и нацелуется.
Но Шастуна в комнате нет. И в доме нет тоже.
Арсений, как заведённый, повторяет одно лишь «нетнетнет» в течение всего того времени, что он обходит — оббегает — дом, но ожидаемо никого не находит. Попов впадает в слепую ярость, слёзы от досады и ненависти к той девчонке, что заточила Антона в зазеркалье, и к себе за то, что сделал всё неправильно, и Арс, возвращаясь в кабинет, хватает со стола какой-то тяжёлый предмет и с силой швыряет его в зеркало.
То почти что с оглушительным неповторимым звуком битого стекла идёт трещинами, а после крупными кусками падает на ковёр.
Арсений обессиленно опускается на колени и, опираясь руками о пол, кладёт на предплечье голову; жмурит глаза, позволяя себе заплакать, беззвучно сотрясаясь. Ему так сильно бесконечно жаль (что действительно сложно описать словами), что он подвёл Антона, который так надеялся на то, что вернётся к нормальной жизни, где он не скован ничем, кроме собственных каких-то убеждений, который так мечтал об этом, а Попов так его подвёл, и теперь Шастун неизвестно где.
Если, конечно, не исчез вовсе.
Арсений не знает, сколько он сидит в этой позе черепахи в панцире, размазывая слёзы по лицу и шепча в пустоту комнаты чуть ли не каждую секунду: «Мне так жаль, Антон… Мне так… Прости меня, свет мой, прости, если сможешь… Хотя бы ты прости — я себя не прощу за это никогда».
Попов отрубается в этом же кабинете, еле доползая до сваленных в углу мягких кресел. Измотанный истерикой организм отключается практически сразу.
×××
Просыпается Арсений почти что ровно в полдень — после одиннадцати часов сна голова пухнет и болят глаза от того громадного количества выплаканных слёз. Попов варится в жалости к себе и бесконечном сожалении о том, что так ужасно поступил с человеком, который верил ему, буквально доверил свою дальнейшую судьбу в арсовские руки, и которого сам Арс любил.
Видимо, остаётся только смириться с тем, что он прошляпил любовь всей своей жизни. Вероятно, Арсений посвятит Антону далеко не одну книгу, а его поклонники будут гадать, кто же та таинственная незнакомка (он молчит о своей ориентации, но, кажется, все и без того всё о нём знают). Попову тошно оттого, что он после утраты важного для него человека думает о каких-то дурацких домыслах его фанатов.
Попов встаёт только тогда, когда терпеть чувство голода становится невозможно, замечая краем глаза крупные осколки на мягком ворсе ковра, — думает о том, что нужно убрать их, чтобы не пораниться ненароком.
Арсений завтракает — хотя, скорее, обедает: время на часах уже перевалило за полвторого — и моет посуду, когда слышит, как во входную дверь кто-то долбится. Попов вздрагивает, испуганно оборачиваясь назад, и спешит поставить помытую тарелку на специальную подставку; вытирает руки, после чего семенит к двери, и, проходя мимо зеркала в холле, отворачивается, потому что сейчас этот предмет, как и другие отражающие поверхности, напоминают только об одном. Арс более чем уверен, что его опухшее от слёз ебало выглядит отталкивающе, и он поймёт нежданного гостя, если тот, увидев сие зрелище, развернётся и сбежит, сверкая пятками.
Нахера смотреть в глазок, если можно открыть дверь нараспашку, да, Арсений? О своей жизни вообще не беспокоимся, да?
В любом случае, даже если бы посмотрел в глазок, Арсений бы охуел, потому что за дверью стоит живой, целый и невредимый Антон, который ураганом влетает в дом, чуть ли не сбивая мужчину с ног в своих объятиях.
— Получилось, Арс! Господи, спасибо-спасибо-спасибо! — несмотря на слишком эмоциональные восклицания, Антон прижимает его к себе бережно и мягко поглаживает спину. Утыкается холодным после улицы носом куда-то Попову в шею и пыхтит, зарываясь пятёрней в волосы на затылке. — Как я давно хотел…
Арсений стоит и не может поверить в происходящее. Он обнимает Шастуна так же крепко и выдыхает облегчённо ему на ухо, пока тот объясняет, почему не пришёл сразу: Антон появился в квартире, которую снимает поровну с другом, — там же, откуда и исчез больше полугода назад, он хотел сразу же сорваться обратно к Арсу, хоть и не знал адреса, но Илья его никуда не пустил до утра и обрадовал родителей Шастуна о том, что тот нашёлся; расспросил про то, где он пропадал, поделиться тем, как о нём все переживали и горевали, думая, что тот уже мёртв, а потому было принято решение навестить сначала мать и отчима, а уже потом открывать детективное агентство и искать адрес этого ебучего дома — и вот он здесь, обнимает Арсения и наконец-то его целует не через зеркальную поверхность.
— Давай переедем, умоляю, я ненавижу этот дом, — просит Шастун, отрываясь от арсовских губ, и, прикрыв глаза, трётся кончиком носа с очаровательной родинкой о кожу под глазами мужчины.
— А ты вместе жить хочешь? — хрипло и заторможено произносит Арс, всё ещё не до конца веря в реальность происходящего, а потому, наверное, выглядя как сумасшедший, оглаживает кончиками пальцем шастуновское лицо и шею.
— Жили же как-то эти… э-э, — Антон забавно прищуривается, возводя глаза к потолку и пытаясь подсчитать в уме нужное число, — пять месяцев, — пожимает плечами и бупает пальцем арсовскую кнопку. — Думаешь, дальше не сможем? Или ты не хочешь? Не, если не хочешь, ты так и…
Арсений снова вместо чёткого ответа прижимается губами к Шастовым и чешет короткими ногтями его кожу головы.
— Хочу.
Улыбается по-влюблённому широко и ловит такую же улыбку в ответ.
Поэтому Арсений и не любит загадывать: в жизни может случиться всякое, что перевернёт весь привычный уклад с ног на голову и сделает тебя до безумия счастливым. Арсений с Антоном знают об этом лучше всех на свете.