— Да или нет?

— Да, — Нил с трудом произносит эти слова. Эндрю так близко, он может чувствовать его прерывистое дыхание на своих губах — такое теплое, обезоруживающее.

Эндрю коротко целует, почти невесомо проводит языком по нижней губе и отстраняется. Нил хочет потянуться, зацепиться за шею, но тот не дает и шанса коснуться его и небрежно толкает в плечи. Ноги Нила подкашиваются, и он неуклюже падает на край кровати, едва удержав равновесие.

Он шумно втягивает воздух через нос, когда Эндрю так привычно присаживается перед ним на колени и раздвигает его ноги. Копошится с ремнем и пуговицей на штанах. Нил приподнимается на кровати, позволяя спустить с себя мешающие вещи, и замирает в трепетном ожидании.

Эндрю походит на ленивого кота: каждое движение медленное, вымеренное, уверенное. Он обхватывает его член рукой, и Нил вздрагивает, на мгновение отвлекаясь на это приятное ощущение. Эндрю подается вперед и берет в рот, плотно сжимая его рукой у основания. Никаких прелюдий. Не то чтобы Нил был против.

Ему очень хочется отдаться моменту, прикрыть глаза и застонать во весь голос, когда Эндрю надавливает кончиком языка и небрежным мазком скользит им вдоль члена. Но Нил мужественно смотрит перед собой, кусает пересохшие губы, взгляда даже на секунду не отводит. Смотрит на светлые взлохмаченные волосы, пропускает их сквозь пальцы, оттягивает. Он знает, Эндрю это нравится. Тот сдавлено рычит от удовольствия, пуская вибрации по коже, ускоряет медленные до того движения, заставляет все тело Нила мелко подрагивать. Нил внимательно смотрит на покрасневшие втянутые щеки, на капельки пота, выступившие на лбу. Следит за тем, как свободная рука оглаживает внутреннюю сторону бедра, — почти нежно, так бережно. Глаза Нила сверкают в свете настольной лампы и слезятся. Он даже моргнуть боится, не хочет пропустить ни одну эмоцию на этом лице.

Он знает его уже достаточное время, чтобы понять одну простую вещь: такие моменты, наверное, единственная возможность ухватиться за настоящего Эндрю.

Ему так отчаянно хочется, чтобы Эндрю сейчас поднял взгляд и посмотрел на него в ответ. Он сам до конца не уверен, что готов встретиться с его глазами сейчас. Какая-то часть Нила кричит о том, что в девяноста случаев из ста, если тот вздумает на него посмотреть, то последние остатки мужества и терпения просто вылетят в приоткрытое окошко спальни и с треском разобьются об асфальт.

Рано. Твердит он себе. Еще слишком рано.

— Эндрю, — произносит Нил на выдохе и, наконец, откидывает голову назад, с силой потянув того за волосы. Он неразборчиво бормочет его имя снова, снова и снова, пока Эндрю не отстраняется.

Нил ослабляет хватку и хочет убрать дрожащую руку, но тот перехватывает ее и сжимает запястье. Он сглатывает и переводит на него затуманенный взгляд. И черт его знает, что там происходит сейчас в этой голове, но Нил точно уверен в том, что он видит. Эндрю держится из последних сил, облизывает губы, смотрит так дико, что сердце начинает забиваться в груди сильнее. Нил хочет сделать наперекор, вопреки предупреждениям Эндрю, потому что видит, как их обоих ломает. Он сжимает в свободной руке простынь, сгребает пальцами, хватается как за спасательный круг.

— Сделай так еще раз, — Нилу кажется, что с того момента, как Эндрю нарушает молчание, проходит вечность. Целая вечность, в которой Нил себе как мантру повторяет одно единственное слово, как собаке, готовившийся совершить какой-нибудь проступок. Нельзя.

— Что? — тупо спрашивает он.

Эндрю молча тянет запястье на себя и кладет на голову, прижимает к непослушным волосам.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Джостен, ты бесишь, — предупреждающе огрызается Эндрю.

Нил ничего не отвечает и осторожно зарывается пятерней в светлые пряди, перебирает их в руках. Эндрю шумно выдыхает и прикрывает глаза. Он медленно ведет рукой, убирает ниспадающую на дрожащие ресницы челку, проводит ладонью по горячему лбу. Наблюдает, жадно ловит глазами каждый вдох и выдох.

Хочется послать все к черту, сесть напротив, сделать хоть что-нибудь, чтобы плечи Эндрю расслабились, кулаки разжались, и это напряжение спало.

Нельзя. Твердит он себе. Я умнее собаки.

Сломайся, думает. На сколько тебя еще хватит? Эта мысль кажется ему неправильной, стыдливой.

Нил сжимает руку в кулак и медленно оттягивает пряди волос назад. Эндрю тотчас выгибается так, что кровь стынет в жилах, ударяет в голову. Нил едва может сообразить, осознать, когда его взгляд останавливается на гуляющем кадыке Эндрю, когда тот издает тихий низкий стон.

— Эндрю, — зовет Нил, все еще не выпуская его волосы.

— Еще слово, и я уйду, — Эндрю приоткрывает глаза и смотрит на него из-под полуопущенных ресниц. Сводит брови, так по-грозному. Можно быть уверенным, что точно так он и сделает.

— Да или нет?

Эндрю все еще смотрит с прищуром, будто оценивая, что Нил собирается делать дальше, если получит одобрение.

— Да.

Тело реагирует на разрешение быстрее, чем Нил успевает осознать сказанное. Он наклоняется, коротко касается губами кадыка, а потом замирает на случай, если Эндрю захочет отстраниться и передумает. Но тот не двигается с места, лишь сильнее сжимает руки в кулаки у себя на коленях. Нил отсчитывает до пяти и с молчаливого согласия проводит языком от ключицы до мочки уха, оставляя за собой мокрый след. Пульс Эндрю единственная подсказка, что действия Нила имеют эффект. Он смелеет и придвигается ближе, водит пальцами по шее и плечам, зацеловывает горячую кожу, пока Эндрю не отстраняется. Ему не нужны слова, чтобы понять.

Нил едва удерживается от обреченного стона, но больше эту тему не поднимает. Однажды Эндрю сможет ему полностью довериться, а пока как мантру повторяет: нельзя.