Сентябрь 1888 года

Лондон, Вестминстер

      «Дорогая Иви,

      Знаю, какие смешанные чувства ты испытываешь, получив столь неожиданное письмо от меня. Мы мало общаемся в силу ваших непростых отношений с Джейкобом, но сейчас я хочу обратиться к тебе за помощью, потому что иного выхода не вижу.

      Возможно, ты в курсе последних событий. Джейкоб писал тебе о происходящем, насколько мне известно, но не просил приехать, потому что как всегда уверен, что справится со всем сам. Однако это чрезвычайно меня тревожит. Джейкоб всегда поступал наперекор другим, да и собственная гордость ему не позволяет ни у кого просить о помощи. Поиски безумца изматывают его настолько, что мне больно смотреть на него, когда он, весь изможденный и уставший, переступает порог дома. Он почти не спит, не ест, а на уме только поимка Джека. Это очень важно для него, и спорить с ним я не собираюсь… Но ты должна понять, что я чувствую.

      Иви, я очень прошу тебя приехать в Лондон и помочь Джейкобу. Хоть он и всячески пытается отвергать помощь со стороны близких, я уверена, к тебе он, бесспорно, прислушается. Ты его самый близкий и родной человек. Вместе вы сможете поймать этого изверга и упрятать за решетку (честно говоря, я бы даже была рада его смерти, но другим нельзя желать подобного, поэтому за вами стоит выбор, как поступить с его судьбой). Еще раз прошу тебя, приезжай. Джейкоб не справится с этим в одиночку.

      У меня плохое предчувствие.

Твоя хорошая подруга, Гвэн Фрай».

      Она надеялась, письмо дойдет быстро, помимо этого воспользовалась короткими телеграммами, которые отправила с самого эффективно работающего телеграфа мистера Белла. Тревога всякий раз заполняла естество, стоило подумать, какие темные времена наступили для Лондона. Приближающаяся зима обещала быть очень холодной, но несмотря на все уговоры Джейкоба уехать из города в Кроули, Гвэн не слушалась и до последнего оставалась в их квартире, располагавшейся в Вестминстере.

      Попрощавшись с Беллом, девушка вышла на улицу и натянула на руки черные перчатки, а изо рта вылетело облачко пара. Небо сегодня затянуло тяжелыми серыми тучами. В воздухе стоял запах дождя, и асфальт блестел от недавно прошедшей мороси. В экипаж ей помог забраться извозчик. Гвэн поудобнее расположилась на сиденье. Карета плавно тронулась с места, и всю дорогу до дома она не переставала думать о письме Иви, надеясь, та оперативно среагирует на просьбы приехать. Потому что помощь сестры Джейкоб уж точно не отвергнет, как отвергал сейчас малейшую заботу в свою сторону.

      Они прожили вместе уже двенадцать лет, но порой казалось, для него это слишком незначительный срок, как будто мысль о собственной семье он не мог воспринимать всерьез. Но, с другой стороны, Джейкоб всеми силами отделял работу в братстве ассасинов и семью, не желая, чтобы братство хоть как-то вмешивалось в его личную жизнь. Гвэн была не против. Он никогда особо не рассказывал, чем конкретно занимался в определенный момент, но, когда выговориться было некому, Джейкоб посвящал ее во все тайны, желая получить утешение и взгляд со стороны на ситуацию, что немало помогало ему в дальнейшем. Однако ситуация с Джеком пугала. Как будто он окончательно потерял контроль, и всё оборачивалось самым худшим образом.

      Женщина постаралась отогнать мрачные размышления. Карие глаза уставились на вид из окна кареты, за которым не спеша проплывали серые улицы Лондона, и первый снег начал медленно падать на землю. Воздух похолодел, отчего она поежилась, выдыхая очередное облачко пара.

— Спасибо, Чарли, — поблагодарила извозчика Гвэн, когда уже вышла из кареты и остановилась напротив входа в квартиру. Ни в одном из окон не горел свет, что мгновенно навело на мысль — Джейкоба нет дома. Вся прислуга еще в августе перебралась в Кроули. Они эту осень проводили вдвоем. Вернее, Гвэн большую часть времени проводила в квартире, а Джейкоб изредка появлялся на пороге, из-за чего они пререкались и ссорились до хрипоты в голосах. Она говорила, как он себя изматывает понапрасну, и он психовал и уходил с шумом. Потом всё повторялось по кругу. Вплоть до сегодняшнего дня. Она тихонько перевела дыхание, устало понурила плечи, переступая порог. Джейкоб, кажется, не ночевал дома уже третьи сутки.

      Бросив ключи вместе с перчатками на тумбочку, Гвэн сжала переносицу пальцами и вдруг краем уха услышала странный треск, похожий на звук горящих поленьев в камине, доносившийся из гостиной. Недолго думая, она бесшумно направилась в комнату, в которой из всей мебели остались пара кресел и письменный стол. В камине действительно горел огонь, а в кресле напротив, кажется, сидел Джейкоб, одна рука которого свисала с подлокотника, на кончиках пальцев сжимая полупустой стакан виски.

      Сердце болезненно сжалось в груди. Пришлось заново перевести дыхание прежде, чем подойти к нему. Гвэн обошла кресло, заглядывая в уставшее лицо Джейкоба. Щеки впали, щетина, обычно идеально ухоженная, неаккуратно покрывала линию подбородка, под закрытыми глазами залегли глубокие тени, приобретшие синеватый оттенок. Он чертовски устал, болезненно выглядел, и невозможно смотреть, как он же лишал самого себя сна и продолжал поиски, несмотря ни на что.

      Она присела у Джейкоба в ногах, вряд ли заботясь о чистоте подола платья, и осторожно убрала стакан из рук. Однако даже такое легкое, совсем незначительное движение заставило мужчину встрепенуться, едва не подпрыгнув на месте. Тревожный сон, или дремоту, в которой он пребывал, как рукой сняло. Обеспокоенный и совершенно изможденный взгляд зеленых глаз начал искать раздражителя. Когда Джейкоб заметил жену перед собой, немного успокоился.

— Гвэн, — хрипло обронил Фрай, тотчас протирая лицо ладонями, чтобы окончательно очнуться, — я решил немного… Что ты здесь делаешь?

— Жду, когда ты придешь и по-хорошему отдохнешь, — она сказала это без единого упрека в голосе, лишь жалость, искренняя жалость к нему скользнула в интонации, давая понять ассасину, как сильно она переживает. Однако Джейкоб в последнее время ничего не слышал, кроме придирок.

      Он резко встал с кресла, о чем мгновенно пожалел. Перед глазами потемнело и зарябило пятнами. Джейкоб успел опереться рукой на каминную полку, чтобы не свалиться с ног. Гвэн не спускала с него пристального взгляда. Сердце в груди кровью обливалось от одного только вида, как он обессилел. На кой черт он себя так мучил? Неужели нельзя хотя бы на минуту забыть о поимке Джека? Зачем он так с собой? Она, поджав губы, сдержала очередной тяжкий вздох.

— Я же просил тебя уезжать в Кроули, — наконец нашел в себе силы Джейкоб, чтобы огрызнуться, но Гвэн проигнорировала. — В Лондоне сейчас слишком опасно, а я хочу, чтобы тебе и детям ничего не угрожало.

— Джейкоб, послушай меня, — воскликнула Гвэн, подойдя к нему и аккуратно коснувшись плеча, — я тебе уже не раз говорила, без тебя я никуда не поеду. Пока ты не будешь в порядке, пока я не буду уверена, что ты в силах справиться с тем, чему противостоишь, я с места не сдвинусь.

— Черт возьми, почему ты такая упертая?! — взревел Фрай, гневным взглядом смерив ее и резко отдернув руку. Женщина и глазом не моргнула, игнорируя его истерику. — Я сказал, что разберусь с этим сам! Я справлюсь! Я уже почти…

— Я вижу, как ты справляешься! — вспылила она, и стекло стакана с пронзительным звоном разлетелось на миллион мелких осколков по полу. Джейкоб оторопел. — Ты изматываешь себя, не спишь сутками напролет, ничего не ешь, только и делаешь, что охотишься за призраками!

— Это вовсе не так.

— Джейкоб, я понимаю, тебе хочется остановить его. Понимаю, что ты чувствуешь свою вину, но нельзя же изводить себя...

— Если бы понимала, уехала бы еще в сентябре вместе с детьми, — озлобленно процедил сквозь зубы мужчина, рукой скользнув в черные волосы. Он, беззвучно переведя дыхание, отошел к окну.

      Терпение Гвэндолин окончательно лопнуло. Конечно, их скандалы не прекращались последние недели три, но всякий раз Джейкоб умудрялся сболтнуть такого, отчего она вся щетинилась и готова была лишний раз сама лично его поколотить. Становилось безумно горько от того, что он нисколько не ценил ее заботы, не ценил того, как она готова была пожертвовать собственной жизнью ради него, лишь бы с ним было всё в порядке. Как будто Джейкоб сомневался в силе ее чувств до сих пор.

      Гвэн сморгнула подступившие к глазам слезы, шмыгнув носом, и строго сказала:

— Твой безмерный эгоизм погубит тебя, Джейкоб Фрай.

— Ой, сколько можно уже? — нахмурился Джейкоб, обернувшись. — Теперь ты будешь пилить мне мозг этим? Я только избавился от вечных упреков со стороны сестры, так ты начинаешь это делать вместо нее! Отлично. Как раз прямо сейчас мне не хватало капельку осуждения.

— Прекрати!

— А чего сразу «прекрати»?! В последние несколько недель ты только этим и занимаешься, что копируешь мою дорогую сестру, которая изрядно надоела мне! — закричал Джейкоб, и его голос эхом отскочил от стен пустой гостиной. — Никто никогда не понимал меня!

      Гвэн раздраженно закатила глаза и скрестила руки на груди, прекрасно зная тираду несчастного и всеми обиженного Джейкоба, которого никто никогда не понимал и не любил по-настоящему, все его только использовали и манипулировали им, и она в том числе. В такие моменты желание ударить его становилось просто адским. Гвэн пропустила воздух через рот, унимая приступ ярости.

— Убирайся из Лондона, я сказал тебе! Я не хочу, чтобы он добрался до тебя! Не хочу, чтобы я потерял еще кого-то, кто дорог мне. Послушайся меня хотя бы один раз. Проклятье, — рычал он как дикий зверь, едва ли не брызжа слюной от злости. — Ты просто не представляешь, как я терпеть тебя сейчас не могу! Бесишь одним только своим псевдо-сочувствующим взглядом, а на деле постоянно ищешь способ, как бы еще выесть мне…

      Звонкая пощечина заставила Джейкоба опешить. На его уставшем лице слева алел след от ладони жены. Карие глаза Гвэн блестели от слез, руку жгло и покалывало, а она пыхтела от злости. Никогда прежде она не позволяла ярости вылиться в физическую силу, которую можно направить на кого-то из близких. Поэтому удивление Фрая было весьма закономерным. Да, он больше удивился, чем сосредоточился на жгучей боли. Удар определенно заставил опомниться на некоторое мгновение. Джейкоб почувствовал себя абсолютным дураком. Его глаза наполнились искренним сожалением и виной, но он не успел ничего сказать в оправдание.

      Гвэн стянула серебряное обручальное кольцо с пальца, развернулась на каблуках сапог и с громким хлопком двери вышла из квартиры. Кольцо с тихим звоном упало на пол, подкатившись прямо к его ногам. Понадобилось несколько долгих минут, чтобы осознать, что только что произошло. Ассасин поднял кольцо с пола, сжимая в ладони, и выбежал на улицу. Куда она могла уйти в такую погоду? Куда? Боже, какой же он дурак.

      Джейкоб сосредоточился, и орлиное зрение подсветило золотым следы от экипажа, ведущие в сторону парламента. Кажется, где-то там неподалеку жила одна из ее знакомых. Он бы побежал следом, но никаких сил не осталось. Сначала и прежде всего необходимо разобраться с Джеком, а потом он уже наладит все отношения со своей семьей. Фрай, тяжело вздохнув, вернулся обратно в холод пустой квартиры.

***

      Сумерки давно опустились на Лондон. Воздух похолодел, и, кажется, вот-вот должен был пойти снег. Меж тем голова Джейкоба раскалывалась, в ушах стоял звон, отчего сосредоточиться на мыслях толком не получалось. В руке он вертел кольцо жены, которая, кажется, решила уйти раз и навсегда. Впрочем, нервы бы ни у кого не выдержали, если бы на плечи обрушилось такое тяжелое бремя. Однако Джейкоб знал, что не оставит всё так, в разбитом состоянии, сделает всё в своих силах, чтобы вернуть ее и убедить, как он нуждается в ней. Позже. После поимки Джека, после прекращения всех убийств, после бесчинств Грачей, которые без контроля стали хуже Висельников.

      Он стоял в переулке, неподалеку от собора, желая перехватить одного из журналистов, мистера Уиверсбрука, который видел забаву и оглушительную сенсацию в публикации писем Потрошителя, тем самым усугубляя ситуацию. Расслышав шаги, Джейкоб спрятал кольцо в карман жилета и окликнул Уиверсбрука.

— Я же говорил вам держаться от меня подальше, — огрызнулся газетчик, и железное терпение Фрая иссякло окончательно из-за сегодняшних событий. Он резко схватил Уиверсбрука за плечо, процедив сквозь зубы:

— Прекратите публиковать его письма. Вы превращаете неизвестного злодея в легенду. Он именно этого и добивается!

      Мужчина хотел что-то добавить, но подбежавшая к ним женщина в весьма откровенном наряде прервала спор. Внутри у Джейкоба всё похолодело, стоило взглянуть на лицо Нелли. Она не успела ничего толком сказать, однако он мгновенно понял, что стряслось. Убийство произошло совсем неподалеку.

      Полиция уже прибыла на место преступления, отгоняя посторонних и любопытных зевак. Один из патрульных, узнав ассасина, пропустил его. Судмедэксперты накрыли тела белой тканью, уже пропитавшиеся алым цветом, а фотограф сделал несколько снимков. Асфальт вокруг был покрыт багровой кровью. Два женских трупа лежали на небольшом расстоянии друг от друга. Джейкоб, кое-как переведя дыхание, подошел к детективу, который безуспешно расследовал убийства Потрошителя. Он вкратце описал увечья, нанесенные жертвам убийцей. Множество ножевых ранений, у одной вспорот и выпотрошен живот, у второй изуродовано лицо в кровавое месиво, отчего опознание займет намного больше времени, чем обычно. Обе жертвы лишены половых органов.

      Джейкоб обратил внимание на Нелли, которая без труда узнала обеих подруг. Он постарался привести девушку в чувство, встряхнув за плечи. Вручил ей мешочек с деньгами, попросив уезжать из Лондона. Приманивать Потрошителя и просить кого-то другого убить его стало абсолютно бессмысленно. Джек был слишком силен, опасен. И его психические расстройства демонстрировались во всей красе с каждым новым убийством.

      «Сколько еще ассасинов должно погибнуть, чтобы ты увидел истину?» — прочитал Джейкоб надпись на стене, предназначенную только для него. Ответ на вопрос слишком очевиден. Он до последнего хотел верить, что Джека можно вразумить, вылечить, помочь ему хоть как-то, но теперь стало ясно, как день, что никакая психологическая и докторская помощь не поможет. Есть только одно радикальное решение. Нужно покончить с этим раз и навсегда.

      Ассасин чувствовал слежку. Каждую клетку тела пробирал жуткий холод. Конечно, Джек не мог не прийти на место преступления, когда люди и полиция соберутся вокруг. Для него это было своеобразной минутой славы. Джейкоб, оказавшийся здесь так вовремя, собирался стать очередной жертвой. Липкий страх заполнял всё естество, но он не позволял эмоциям взять вверх над разумом. Если он сдастся сейчас, то придет конец ему, а не Потрошителю. Пришлось вилять между узких переулков и темных дворов, чтобы запутать след. Но в этом было мало смысла. Джейкоб знал, как хорошо обучен его враг, как он силен, и любая попытка обмануть его глупы.

— Ты хочешь убить меня. Так сделай это! — гневно закричал Фрай, оказавшись на кладбище собора ровно в тот момент, когда Потрошитель напал на полицейского. Заметив Джейкоба, он отбросил бездыханное тело в сторону и как дикий зверь бросился в атаку. Ассасин предвидел каждый удар, старался использовать собственные приемы, которым когда-то его обучил, против Джека, но силы постепенно покидали. Он чувствовал слабость из-за недосыпа, из-за отчаянных поисков врага, которые проходили впустую. Он мог проиграть эту битву, но сдаваться так просто не собирался.

      В последнее мгновение Джейкоб бросил под ноги дымовую бомбу, которая позволила выиграть пару минут. Раненный в правый бок, ассасин сорвался с места и выбежал на улицу, где вскочил на первый экипаж, отправляясь в Стрэнд. Возможно, он успеет перевести немного дух. Прийти в себя, собрать необходимые записи и сжечь, а затем уехать в более укромное место. С новыми силами ринуться в бой с Потрошителем. Однако тревожное чувство не покидало даже в стенах дома.

      Из раны сочилась кровь, заставляя слабеть. Джейкоб взбежал по лестнице на второй этаж, в кабинет, в охапку схватил бумаги и резко замер, ощутив чужое присутствие. Конечно, Джек прекрасно помнил, где он жил. Черт возьми, промелькнуло в голове ассасина.

— Куда-то собираешься, Джейкоб?

      Фрай обернулся. Собрал всю волю в кулак, отгоняя ненужные чувства в сторону, но ему безумно хотелось вразумить бывшего ученика, хотелось верить, что ему действительно можно помочь. Поэтому он предпринял последнюю попытку поговорить с ним.

— Джек, ты болен.

      Но Потрошитель ничего не слышал. Напал на него со всей присущей ему яростью, отчаянно размахивая ножом из стороны в сторону. Кровь брызнула на стол, на пол. Джейкоб был загнан в угол, вскинул руки в сдающемся жесте, показывая, что не собирается ему сопротивляться. Взгляд резко зацепился за пистолет, спрятанный на книжной полке. Нужно попробовать еще раз. Это самая последняя попытка.

— Джек, мы можем вылечить тебя.

— Вылечить меня? — с надрывом рассмеялся он, и Джейкоб, воспользовавшись заминкой, ударил его подсвечником. Рука не успела дотянуться до пистолета. Он свалился с ног и снова был пойман. Потрошитель схватил его за шею. — Какие глупости! Я и есть лекарство.

      Лезвие искривленного ножа блеснуло в свете ламп. Последнее, что Джейкоб помнил, — острая боль и свой пронзительный крик.