— Посмотри на меня.
Аято смотрит. Всё своё внимание он переводит на неё, на её голос ангельский, что выводит из вечного тумана бездушия. Теперь он залит светом: тёплым, мягким… В первый раз Аято с удовольствием подставляет ему лицо, даже не жмурясь.
— Посмотри на меня.
Он хорошо, очень хорошо знает, что увидит в свете. Любимую, прекрасную, божественную… он облил бы её тысячью прекрасных масел, усыпал миллионами лепестков роз. Но ничего не нужно.
— Посмотри на меня.
И она выступает, окутанная таинственной пеленой. На коже её белоснежной-белоснежной лепестки сливаются с благовониями, растворяются, красят бледно-жёлтые масла в алый. А то, что запах металлический — не страшно. Аято его знает, руки уже погружал и не один, и не два раза. Десять.
— Посмотри на меня…
Каждый раз пахло иначе, но для Аято все оттенки сливались в вонь, от которой хотелось отмыть руки. Но сейчас пахнет иначе. Этот запах наполнен и металлом, и сладостью… но даже теперь Аято вовсе не рад ловить его нотки. Ведь на коже Таэко быть крови не должно. Тем более её собственной. В том, что это её кровь, сомневаться не приходится.
На теле её прорезаются раны и из них течёт ещё сильнее. Теперь всё алое. И волосы, кожа… Сама душа её превращается в кровь. Исчезает навеки запах масел, лепестки опадают красными каплями. Но Аято смотрит лишь в глаза. На губах ещё можно различить улыбку, но на щеках — слёзы.
— Смотри, — шепчет она.
И Аято продолжает смотреть. Он хочет рвануться к ней, стереть с её божественного лика гнилую кровь… но едва он делает шаг, как эти струи рвутся к нему, режут уже его кожу, словно ножами… но из жил его течёт чернота.
Таэко улыбается, оголяя белоснежные острые зубы, рвётся к нему… и Аято только рад подставить горло её ножу. Чернота сливается с алостью и он слабо улыбается, ловя яркий блеск в глазах Таэко.
Когда он закрывает глаза, падая безвольным трупом, то просыпается. Таэко рядом с ним нет и Аято со слезами на глазах вспоминает, как несколько десятилетий назад нашёл её труп. К нему прилагалась записка: «Пожалуйста, только живи».
И кто он такой, чтобы нарушать её последнюю просьбу? Только не после того, как он запирал её в подвале, поливал маслом, осыпал розами, словно античную статую… а то, что она сопротивлялась и кричала, даже лучше. Богиня ожила и престала перед ним во всей красе… чтобы спустя несколько дней навеки отойти на небеса.
«Как же ты жестока» — вспыхивает предательски в разуме. Аято без труда отбрасывает эту мысль.
Сон вновь повторится, стоит только закрыть глаза. И если бы не молчаливое обещание, Аято давным-давно закрыл бы их навечно. Но он вновь просыпается, стоит только тёмной жиже потечь по его белой коже.