Он идёт по коридору впереди меня и постоянно оглядывается. Я знаю, что мы спешим, но не могу перестать наслаждаться зрелищем — его тугой задницей в кожаный брюках. Зачем его таким сделали? Не иначе это было заложено в моей программе, чтобы его внешний вид стимулировал мои творческие способности. И как раз в тот момент, когда я нахожусь на пике неразделённой любви к его задней части, Том поворачивается, резко берёт меня за руку, и говорит в пол голоса:
— Если мы с тобой не успеем, это будет самая большая глупость за эти полгода!
Зачем нужно напоминать о том, что он в Париже последний день? Зачем трогать ту, его собственную, другую жизнь, к которой я отношения не имею, в такой момент, когда мы почти уже близко?..
Иногда я готов с ним заплакать, но это так глупо, ужасно глупо. Да и не умею я. Но я понимаю людей в такие моменты.
Наконец, он находит какую-то тёмную комнату, смотрит по сторонам в коридор и почти-почти грубо заталкивает меня внутрь. Я вижу коробки на полках, слышу щелчок замка.
— Попался! — когда мы наедине, его голос меняется, и мне хочется верить, что только я знаю этот азартный и бешено-радостный шепот.
— Кто ещё попался, — отвечаю я, разворачиваясь к нему, и складываю на груди мои нелепые руки. Мне всё в себе теперь кажется очень нелепым и даже смешным. И каждый раз эта мысль: на что я рассчитываю, он ведь просто играет со мной.
— Я ужасно скучал! — он бросается на меня и сминает в объятьях, так что внутри всё скрипит.
Мы забавно стукается головами, издавая глухие звуки, как будто внутри ничего нет. Он расстёгивает мою куртку, вскрывает мою грудную клетку, тянет мои провода во все стороны, я начинаю бояться, что он в них запутается, и придётся кого-нибудь вызывать, и потом все узнают… Краткий писк из моей головы разносится по всей комнате.
— Не бойся, я буду с тобой до конца, я тебя не оставлю ни при каких обстоятельствах, — шепчет он мне.
Том всегда рационален, даже когда творит, даже когда мы так близко. Даже когда его штепсель находит моё гнездо. И каждый раз эти искры, мириады разноцветных пучков, и такая невыносимо прекрасная музыка… Ну, почему я её не могу записать? Я бы всем показал как умеют мечтать и любить роботы…
Мы сидим на полу, раскуроченные, как консервные банки, он говорит мне, что любит меня, что он правда любит, и я даже верю ему в такие моменты, но, как всегда неожиданно, Том поднимается и начинает спешно приводить себя в надлежащий вид.
Я смотрю на него и мне совершенно не хочется верить, что он, творивший со мной такие вещи, уже готов покинуть нашу сверкающую колыбель, вселенную, которую мы с ним только что создали.
Он поднимает меня, заправляет меня, движения его отточены и отлажены, будто он повторяет их каждый день. И вот мы готовы идти, но он меня останавливает, прислоняясь грудью к спине, прижимаясь ко мне, обнимая.
— Помни, что я люблю тебя.
— Сам ты помни, — огрызаюсь я и, открыв замок, первым выскакиваю наружу.
Мы в пустом залитом солнечным светом коридоре, время ближе к закату, солнечные лучи равномерно золотят его куртку и брюки. Будь я человеком, наверное, зарыдал бы. Но я совершенно спокоен с виду. Это даёт мне возможность не сбить самому себе все настройки.
Из-за угла выворачивает Педро, и я останавливаюсь в растерянности. Это странное ощущение, будто ты голый. Том, веселясь, стремиться ему навстречу.
— Где вы пропали? Я вас обыскался, жена тебе обзвонилась. Ты мне специально оставил свой телефон, признавайся? Да снимите уже эти шлемы дурацкие! Мозги сопреют!
Мне очень обидно такое слышать, но я вижу как Том берёт себя за голову и снимает её, а под ней ещё одна, человеческая — его голова, совершенно живая. Будто он змей, сбросивший кожу. И меня сбросивший вместе с ней. Том на меня оглядывается, отдаёт Педро свой шлем и подходит ко мне.
— Помочь?
Какое тонкое издевательство.
— Спасибо, я сам.
Он улыбается, я остаюсь в шлеме и долго смотрю, как Том набирает сообщение Элоди.
Я очень люблю её по-человечески, но мне так обидно, что мне приходится Тома делить с ней. Я не знаю что бы я сделал, чтобы так не было, и поэтому печали моей нет конца.
Педро подходит ко мне и осторожно берёт за локоть.
— С тобой всё в порядке?
Его заботливый искренний тон настраивает меня на победу, и я выхожу из образа.
— Всё отлично, — снимаю шлем и улыбаюсь ему. Том ловит мой взгляд и улыбается мне в ответ. Мы все спускаемся и после недолгого прощания разъезжаемся кто куда.