– «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…» — глупая цитата, вырванная из контекста, но как сюда подходит — загляденье...
вероника совсем немного улыбается, глядя на извивающуюся в танце кирену. а в глубоких, почти черных глазах глубокая, точно черная печаль. и здесь, верно, соврать невозможно, вера влюблена без памяти. так до одури сильно влюблена, что сердце ноет в горестном, одиноком вальсе, ведь нет для него пары и вряд ли будет.
кира — личность праздная, неудержимая, совсем солнце всей вселенной. точнее, вериной вселенной.
кириных подруг не пересчитаешь по пальцам всего лагеря, ее ухажеров больше, чем звёзд на небе.
к чему ей, собственно, какая-то вероника?
вероника — просто подружка; просто самая близкая, надежная подружка, которая была рядом в самые отвратительные моменты ее жизни, когда ответственность слишком давила на кирену. и она была правда признательна вере.
какая человека сорвется поздним вечером через весь город к ней из-за слез в трубку и по дурости сказанных слов? только вероника.
«почему этим должна заниматься я? — всхлипывает тихо-тихо, забившись в угол дальней комнаты мышонком, пищит в телефон охрипшим голосом, задыхается. — мне ведь всего семнадцать»
и вера чувствует, как сердце ее бушует, как мечется во все концы грудной клетки от горя, как кровью обливается. у нее самой что-то внутри задыхается, плачет, плачет, плачет сильнее кирены. вера только ключи хватает с комода — для нее больше вещей не нужно, лишь бы двери чертовы открыть, лишь бы в последнюю маршрутку запрыгнуть, лишь бы утешить ее измученную судьбой любовь.
только вероника успокоит, нежно заобнимав до тишины в голове, приятного спокойствия внутри; только вероника усмирит и уложит спать непослушных близняшек, рассказав им перед сном какую-то совсем глупую и несуразную сказку, придуманную на ходу; только вероника позаботится о бабушке оле, про таблетки напомнить не забудет; только вероника, заметив дремавшую на кухне киру с еще не до конца высохшими слезами на лице, позвонит бабушке с дедушкой, заявив, что сегодня ночует у подруги; только вероника такая, и кирена счастлива, что у нее есть такая вера, и любит ее до беспамятства.
только не готова.
не готова к еще большей ответственности. на плечах и так лежит уход за близняшками, старой бабушкой и домом, пока мама далеко-далеко, где-то в сибири, не звонит, не пишет, только деньги присылает регулярно двадцать первого числа. да нужны ей эти деньги? кирена хочет быть еще ребенкой, но жизнь превратила это в идиотские, приторно-сладкие грезы, от которых крутит живот; колит внутри, тошнит от бессилия перед сложившейся ситуацией. ее душа изнылась в мысли о свободе.
верин мир огромен.
но мир кирены оканчивается стенами их трёхкомнатной квартирой.
она боится, боится, боится ответственности; терпеть не может ту вещь, что не дает ей воли, и свою жизнь ненавидит, презирает. кирена не может кого-то обвинять. кого скажите на милость? близняшек-первоклашек? больную бабушку? или маму, которая только и делает, что работает, чахнет, убивает саму себя же после смерти отца?
да и кирена сама убивается в четырех стенах своей комнаты, плача бесшумно, почти не всхлипывая, застыв с горькой гримасой на лице. устала потому что.
так куда же ей вдобавок любовь? а светит ли ей хоть какая-то любовь сейчас? и здравый смысл смело отвечает «нет».
и кира молчит.
оттягивает.
отчаянно выталкивает воспоминание из головы.
ничего не было.
вероника призналась полгода назад.