‒ Ты же сказала, что прочитаешь то дерьмо, которое я написал на этой неделе, а не пойдешь тусоваться!

‒ Я отредактирую твои песни завтра. Не похоже, что ты писал их в большой спешке, Мик. Все, что я наблюдала на этой неделе, это как ты просиживаешь зад за просмотром «Звездного пути».

‒ «Звездный путь» ‒ отстой.

Сегодня вечер четверга и Микки с Мэнди спорят, в чем нет ничего необычного. У них нет выступления, что нетипично для четверга, и Микки, проснувшись после дневного сна, обнаруживает Мэнди в раздумьях над тем, какую пару почти одинаковых черных туфель надеть.

‒ Что, Уильям Шатнер не в твоем вкусе? ‒ Мэнди склоняется над зеркалом в ванной, но оборачивается и удивленно поднимает брови. Микки сидит на ее кровати с сигаретой и пивом, и он фыркает.

‒ Вот уж, блядь, нет, ‒ говорит он. ‒ Чересчур накачан.

‒ Тебе не нравятся мужчины в форме?

Микки невольно думает о том, как Йен Галлагер должен выглядеть в военной форме, и давится пивом. Мэнди, кажется, не замечает, а если и замечает, то ничего не говорит. Она закрывает подводку для глаз и поворачивается, прислонившись к раковине.

‒ Хочешь пойти с нами? ‒ спрашивает она. ‒ Мы встречаемся с некоторыми друзьями Йена из колледжа, они, по-видимому, знают новый потрясающий бар.

‒ Э-э, я не знаю, ‒ отвечает Микки. Мэнди дуется на него.

‒ Будет весело! Ты сможешь развлечься. Не умрешь.

‒ Говоришь, как Светлана, ‒ ворчит Микки.

‒ Угощу тебя парой раундов.

‒ Может быть, ‒ говорит Микки.

‒ Знаешь, я ведь читала кое-что из того, что ты написал. То, что ты оставил без присмотра. Вышло хорошо, нужна подходящая линия на клавишах, пожалуй. Что-то меланхоличное?

‒ Ты ничего не говорила, ‒ говорит Микки.

‒ Забыла. В любом случае, это было только сегодня утром. По кому сохнешь?

‒ Что? ‒ Микки пристально смотрит на нее.

‒ То, что ты написал. Это действительно хороший текст, но чувствуется тоска.

‒ Что это вообще значит?

‒ Ты хандришь из-за кого-то или нет?

‒ Господи боже, ‒ Микки потирает виски́. ‒ Нет!

‒ Угу. ‒ Губы Мэнди кривятся, а потом раздается стук в дверь, так что, она проходит мимо него, чтобы открыть. Это, конечно, Йен, потому что он, кажется, теперь единственный человек, который приходит в их квартиру. Микки не видел его с прошлой пятницы, и вовсе не потому, что старался избегать, а потому, что провел большую часть последних нескольких дней, болтаясь дома, сочиняя и переписывая две песни с перерывами на просмотр телика.

‒ Хорошо выглядишь! ‒ восклицает Мэнди из кухни. ‒ По какому случаю, а?

‒ Просто захотелось, ‒ звучит голос Йена. ‒ Ты тоже, между прочим.

‒ Ага, только я выгляжу просто хорошо, а ты ‒ так, будто сегодня твоя цель ‒ потрахаться.

Йен издает неопределенный звук.

Пиво Микки опустело, что является таким же хорошим предлогом, как и любой другой, чтобы пойти на кухню. Он выбрасывает банку в мусорное ведро и открывает холодильник, чтобы достать еще одну, прежде чем бросить взгляд в сторону Йена. Тот одет в черные джинсы и черную майку, от чего его руки и лицо кажутся бледными, а волосы ‒ чересчур рыжими. У него также нанесено что-то вокруг глаз, подводка или что-то в этом роде, темное и искусно растушеванное. Это должно выглядеть нелепо. Выглядит неплохо. Йен приветственно кивает поверх головы Мэнди, потому что она пристально смотрит ему в лицо.

‒ У тебя это получается лучше, чем у меня, ‒ сетует она. ‒ Тебя кто-то научил? Твоя сестра?

‒ Люди, с которыми я работал в клубе, ‒ отвечает Йен.

Должно быть, это что-то значит для Мэнди, потому что она кивает.

‒ Хорошо смотрится, ‒ хвалит она и оборачивается. ‒ Если ты идешь, тебе нужно сменить рубашку, ‒ она указывает на Микки.

‒ Отвали, ‒ говорит Микки. Но так и делает. Он даже задерживается, чтобы сунуть голову под кран и зачесать волосы назад. Еще через десять минут он оказывается в такси, зажатый между Йеном и Мэнди, распевающими песни Бритни Спирс (Йен нехило фальшивит), задаваясь вопросом, почему он принимает решения, которые принимает.

Бар оказывается небольшим и, к сожалению, модным местом в центре города с очередью, уже формирующейся снаружи, когда их такси подъезжает. Внутри звучит тяжелая басовая музыка с неразборчивыми текстами песен, и как только Мэнди вытаскивает его из машины, Микки понимает, что ему нужно быть в дупель пьяным, чтобы справиться с этим.

Друзья Йена встречают их в баре; трое мужчин и одна женщина, все они смахивают на ученых, приодевшихся на вечер, чтобы выглядеть менее академично. Они обнимают Йена и Мэнди, которая, кажется, с ними знакома, и Йен перечисляет всех по кругу, выдавая кучу имен. Единственный, чье имя застревает в памяти, ‒ это Брайан, с безупречно уложенными каштановыми волосами, которые все еще делают его на несколько дюймов ниже Йена.

‒ Мы пойдем за выпивкой! ‒ сообщает Мэнди, и Микки ловит ее за руку.

‒ Что-нибудь забористое, ‒ просит он, и она смеется. Она и Йен пробираются сквозь толпу к бару, держась за руки, оставляя Микки с остальными.

‒ Итак, ‒ высокий мужчина в очках и футболке-поло (кто надевает футболку-поло в клуб? ‒ недоумевает Микки) спрашивает. ‒ Чем ты занимаешься, Микки?

Микки подавляет желание сбрехать, возможно, описать род занятий своих братьев. «Я торгую наркотиками» или «я сутенер». Я в группе, ‒ говорит он.

‒ Дай угадаю, ‒ говорит очкарик. ‒ Дет-метал?

‒ Фолк-рок. ‒ Микки скрещивает руки на груди.

‒ Не будь мудаком, ‒ говорит Брайан своему другу, который пожимает плечами. ‒ Извини, Микки, ‒ парень улыбается ему "мои-родители-достаточно-богаты-чтобы-позволить-себе-услуги-ортодонта" улыбкой. ‒ Он считает себя смешным, но это не так. Йен присылал мне кое-что из твоей музыки несколько недель назад. Мне очень понравилось!

‒ Спасибо, ‒ осторожно отвечает Микки. Йен и Мэнди все еще ждут в баре, поэтому он вздыхает. ‒ Откуда ты знаешь Галлагера?

‒ Был у него ассистентом в прошлом семестре, ‒ говорит Брайан.

‒ Это какая-то секс-фигня? ‒ фыркает Микки. Брайан так поражен, что начинает смеяться.

‒ Нет, я хочу сказать, что помогал преподавателю вести на одном из его предметов. Я аспирант в колледже Йена.

‒ Да, я знаю, что такое ассистент, ‒ говорит Микки, и Брайан снова смеется; какой-то рефлекс, чтобы избежать неловкости или вроде того.

‒ Не могу понять, когда ты шутишь, ‒ говорит он. ‒ Ты такой забавный!

Микки закатывает глаза, но никто этого не замечает, и Брайан продолжает говорить.

‒ В прошлом семестре я торчал на занятиях по спичрайтингу, которых все опасаются, просто кошмар. И обычно присутствует пятьдесят избалованных подростков, которые являются полусонными, если вообще приходят, но в прошлом семестре было сорок девять избалованных подростков, и Йен.

‒ Спичрайтинг, значит, ‒ говорит Микки.

‒ Как правило, мне приходится оценивать пятьдесят выступлений о том, почему мы должны спасать китов или перерабатывать отходы, но свой первый проект Йен сделал о том, как наша система здравоохранения влияет на ветеранов. Йен замечательный.

Мэнди выбирает именно этот момент, чтобы появиться как ангел-хранитель, с виски. Микки глотает половину своего напитка, поперхнувшись, и Йен хлопает его по спине.

‒ Ты не обязан был приходить, ‒ говорит он ему на ухо. ‒ Я знаю, что это не совсем твое место.

Микки смотрит на него снизу вверх и потирает уголок рта большим пальцем.

‒ Твои друзья э-э...

‒ Стереотипные гомосексуалисты из среднего класса, знаю, ‒ решительно говорит Йен. Микки поднимает брови. ‒ Они гораздо круче, чем кажутся, во всяком случае, большую часть времени.

‒ Думал, что ты будешь тусоваться с кучкой хипстеров.

‒ Они лучше, чем те придурки, с которыми я на самом деле учился, ‒ говорит Йен. ‒ Я думал, все, что Лип говорил мне о колледже, было преувеличением. Оказалось, что это не так. Но Брайан действительно умный.

‒ Тогда почему бы тебе не трахнуть его у стены его спальни, а? ‒ говорит Микки. Только произнеся это, он сразу же жалеет, что не может взять свои слова обратно. Йен секунду смотрит на него широко раскрытыми глазами, потом его рот кривится в улыбке.

‒ Он не болтливый. Будет совсем не весело.

Он поворачивается и позволяет Мэнди утащить себя в толпу, чтобы потанцевать, а Микки допивает свой напиток и гадает, что, черт возьми, это должно было означать. Что ему нужно еще выпить, вот что. Он бредет прочь, чтобы найти бар.

Минут через десять Йен возвращается без Мэнди, слегка вспотевший и с откинутыми с лица волосами. Он отпихивает нескольких человек с дороги, чтобы встать рядом с Микки у бара, и наклоняется через его плечо, чтобы заказать три рюмки у бармена.

‒ Похоже, тебе нужна рюмашка, ‒ говорит он Микки, который поднимает свой стакан, чтобы указать на его пустоту. ‒ Тебе не обязательно было присоединяться к нам, ‒ снова говорит Йен.

Ему приходится наклониться ближе, чтобы Микки услышал его. Превосходство в его росте на пять дюймов означает, что он должен немного наклониться, чтобы говорить в ухо Микки, его плечо упирается в шею Микки.

‒ Кто-то же должен позаботиться о том, чтобы вы с Мэнди не влипли в слишком большие неприятности, ‒ отзывается Микки.

Мэнди в настоящее время танцует с друзьями Йена, с широкой ухмылкой на лице, но Микки все еще только наполовину шутит. Йен смеется.

‒ Мы и сами о себе довольно неплохо заботимся, ‒ говорит он, поворачиваясь, чтобы забрать выпивку у бармена. Он немного неуверенно поворачивается и протягивает Микки один из напитков. ‒ Я могу быть злым и пугающим, когда захочу.

‒ Я знаю, что такое злой и пугающий. Я живу со злом и страхом. И ты вовсе не злой и пугающий. ‒ Он выпивает залпом.

‒ Ну, такова моя точка зрения, ‒ Йен глотает содержимое одной из двух рюмок в его руках и вытирает рот тыльной стороной ладони. Его голос немного заплетается. ‒ Несколько недель назад она ударила дубинкой в живот парня, пытавшегося подцепить меня. ‒ Слегка покачиваясь, он смеется так, будто это самая смешная вещь, которую он когда-либо слышал. Микки подхватывает его под локоть, главным образом, чтобы не дать алкоголю в его руках расплескаться на него. Йен кладет одну руку на плечо Микки, чтобы не упасть, все еще смеясь. Его большой палец приземляется на участок голой кожи чуть выше ключицы Микки. Лицо Микки внезапно становится очень теплым, и еще две недели назад он бы не раз сказал себе, что это из-за выпитого алкоголя в его крови. Он знает, что это не так. Причина в том, что этот нелепый пьяный придурок с подводкой на глазах случайно коснулся большим пальцем ключицы Микки.

‒ Ты можешь поблагодарить за это меня, ‒ говорит он. ‒ Это я ей подарил. И она огревала меня ею довольно-таки часто, это чертовски больно.

‒ Почему? ‒ интересуется Йен. ‒ За то, что приставал ко мне?

Микки пристально смотрит на него, и в уголках глаз Йена появляются морщинки, когда он начинает смеяться. Микки с вызовом выхватывает у него из рук выпивку и рывком вливает в себя.

Виски приятно обжигает, спускаясь по горлу, и голова Микки чувствует правильное количество размытости, как и помещение. Он, вероятно, скорее умрет, чем назовет фоновый шум «музыкой», но он обнаруживает, что не ненавидит его так сильно, как это было одним напитком ранее. Йен все еще держал руку на плече Микки, раскачиваясь в такт музыке.

‒ Как ты можешь танцевать под такое дерьмо? ‒ спрашивает Микки. Слова звучат немного растянуто, слегка беспорядочно.

‒ Точно так же, как танцевать под любую музыку, ‒ говорит Йен. Он криво улыбается, и его глаза кажутся блестящими и яркими. ‒ Двигаю телом под музыку. Видишь. ‒ Он качает бедрами вперед-назад таким образом, что это практически определенно наводит на размышления.

‒ Нет, я имею в виду, ‒ Микки переводит взгляд с бедер Йена на его лицо, что дается ему не без труда. Дурацкая майка Йена задралась так, что обнажает линию бледной кожи над джинсами. У Микки возникает внезапное и неожиданно настойчивое желание положить руки на талию Йена и провести пальцами по его коже. ‒ Как ты танцуешь под это электронное дерьмо и выглядишь так, будто тебе это нравится?

‒ Я могу танцевать под что угодно, ‒ уверяет Йен, все еще двигаясь туда-обратно. Его колено упирается в голень Микки, и когда он передвигает его, Микки почти подсознательно делает шаг вперед, так что их ноги снова соприкасаются. Йен наклоняется к нему, медленно улыбается и прикусывает уголок губы.

‒ Говорит твоя пьяная задница, ‒ бормочет Микки. Слова звучат так, словно переплетаются друг с другом, как будто вся его концентрация направлена на осознание того, что длинная нога Йена прижимается к его ноге, и что его бедра все еще покачиваются.

‒ Ты жалуешься? ‒ говорит Йен, дразнящим тоном. Его неуверенный взгляд сначала прикован к лицу Микки, а затем он опускает глаза туда, где его нога встречается с ногой Микки, а его бедро с бедром Микки. Он снова переводит взгляд с тела Микки на его лицо, и в нем появляется вопрос или, может быть, приглашение, и Микки знает, что собирается нарушить одно из своих правил.

Решение даже нельзя назвать решением, это просто момент осознания того, что Йен хочет этого, и что он тоже хочет, и не собирается просто проигнорировать это, только не так, не когда его футболка задрана вверх, бедро плотно прижимается к бедру Микки, а дыхание, смешанное с виски, быстрое и неглубокое, струится по его шее. Он оглядывается вокруг: Мэнди на другом конце зала с друзьями Йена, и никто из них даже не смотрит в их сторону. Никто.

‒ Пошли, ‒ зовет он и кладет руки на бедра Йена, разворачивая его и толкая прочь от бара в сторону дальнего коридора и уборных.

‒ А они не заметят, что мы ушли? ‒ интересуется Йен, его ноги и язык заплетаются. Микки кладет руку ему на поясницу, полагая, что из них двоих он увереннее держится на ногах. Не намного. Алкоголь в его организме вступил в реакцию с повышенным сердечным ритмом, и его голова плывет.

‒ Мэнди слишком занята, будучи очарована твоими модными университетскими друзьями, ‒ рычит Микки.

В мужском туалете люди; дверь открывается и закрывается, когда он ведет Йена мимо, но Микки видит то, что ищет. За углом ‒ дверь. Убедившись, что никто не смотрит, он открывает ее, заталкивает Йена внутрь и закрывает за ними.

На мгновение воцаряется тишина. Они почти в полной темноте, если не считать света, проникающего под дверь, но Микки слышит, как Йен оглядывается вокруг.

‒ Чулан? ‒ говорит он. ‒ Ты хочешь заняться этим в шкафу? Неужели?

‒ Заткнись, ‒ Микки толкает его к двери и теперь действительно скользит рукой по футболке Йена над четко очерченным краем тазовой косточки. Йен прижимается бедрами к Микки, и его горячее дыхание обжигает шею Микки. В темноте их лица находятся в нескольких дюймах друг от друга; Микки чувствует, как шевелятся губы Йена, и тихо ругается себе под нос. Он возится с пуговицей на джинсах Йена. Член Йена тверд под боксерами.

‒ Я просто... блядь... указываю на иронию здесь...

Микки обрывает Йена, сжимая его член в кулаке так, что тот задыхается, затем падает на колени и спускает джинсы Йена до конца. Он слишком пьян для какой-либо тонкости или аккуратности, и он не собирается беспокоиться, даже если Йену не все равно; он облизывает член Йена снизу, а затем берет его в рот, а пальцами, сильно впивающимися в его бедра, удерживает того прижатым к двери.

‒ Черт... ‒ выдыхает Йен, в темноте звуча громче, чем следовало бы. Микки хочет сказать ему заткнуться и понизить голос, но не делает этого, потому что не хочет останавливаться. Его голова гудит так, что он едва может думать, и он просто хочет, чтобы Йен продолжал издавать звук, который тот издает ‒ нечто среднее между смехом и вздохом. Больше ничего не существует в эту секунду, только они вдвоем в темноте, ощущение кожи Йена на языке Микки, колено, прижатое к его плечу, и пальцы, обхватившие его затылок.

Пальцы Йена впиваются в волосы Микки, а ногти ‒ в кожу головы, и это чертовски приятно. Он немного отстраняется, медленно следуя языком по внутренней стороне члена. Все тело Йена напрягается, и он ударяется головой о дверь, когда откидывает ее назад. Он снова ругается, на этот раз громче.

‒ Заткнись, Галлагер, ‒ шепчет Микки, обводя языком кончик члена.

‒ Да иди ты... ‒ рычит Йен. ‒ Микки, блядь, давай... ‒ его пальцы тянут волосы Микки, и тот позволяет это. Он снова начинает сосать, быстрее, впиваясь пальцами в бедра Йена, позволяя одной руке обвиться вокруг его поясницы, чтобы удерживать его неподвижно. Йен отчаянно скрипит зубами, прерывисто дыша. Он нашептывает имя Микки снова и снова, что не должно ему нравиться, но нравится, и когда Йен кончает, то снова ударяется головой о дверь и отпускает волосы Микки, чтобы заткнуть рукой рот. Его колени подкашиваются, все тело выгибается дугой, и Микки кончает в свои штаны.

Он медленно встает, смутно сознавая, что колени болят и они определенно в пыли, кладовая пропахла химическими чистящими средствами, и он опрокинул ногами метлу. Йен прислонился к двери, тяжело дыша, но он неуверенно выпрямляется, когда Микки берется за дверную ручку.

‒ Ты не хочешь... ‒ начинает он, но Микки обрывает его.

‒ Не хочу шокировать уборщика.

‒ Подожди... ‒ продолжает Йен, его слова все еще сталкиваются друг с другом. ‒ Это было... что? Что это было?

‒ Минет в кладовке, умник, ‒ огрызается Микки. ‒ Мэнди будет гадать, куда ты пропал.

Он открывает дверь и выходит в коридор, к счастью пустой, и не проверяет, следует ли за ним Йен. Ожидая такси снаружи, он пишет Мэнди, чтобы дать ей знать, что уезжает, и когда возвращается домой, дрочит в душе. Ему приходится остановить себя от произнесения имени Йена, когда он кончает.

________________________________________

Фиона с Лиамом приезжают на другой конец города, чтобы позавтракать с Йеном в воскресенье утром, потому что у них обоих выходной, и Лиам разделяет энтузиазм Йена к разнообразной еде на завтрак. Йен ведет их в закусочную, расположенную дальше по улице от его квартиры. Они сидят в маленьком патио перед рестораном, и Лиам, как и все семилетние дети, требует шоколадный блин в форме Микки-Мауса. Это прекрасное утро, немного пасмурное, обещающее быть довольно жарким позже.

‒ У тебя усталый вид, ‒ говорит Фиона, когда официантка приносит им еду. ‒ Ты хорошо себя чувствуешь?

Йен почти перестал объяснять членам своей семьи, что для него чувствовать себя «хорошо» на самом деле означает лишь то, что он не ощущает себя так, словно собирается умирать, потому что он застрял на краю того или иного полюса. Забота у Галлагеров прямолинейна и практична, но в конечном счете искренна и благонамеренна, и почти требует аналогично сформулированного ответа. То, что чувствует Йен, очень тревожно. Он действительно нервный, и ожидает неприятного полюса маниакального эпизода, который собирается оттянуть до тех пор, пока сможет, собираясь во второй половине дня отправиться на пробежку и заняться стиркой в своей квартире.

‒ Я в порядке, ‒ говорит он. ‒ Работал весь день вчера, и мы с Мэнди допоздна смотрели «Остаться в живых»*. Кстати, когда ты под кайфом, смысла в сериале не прибавляется. Она солгала мне.

* «Lost» ‒ сериал о пассажирах лайнера, потерпевшего крушение, в результате чего они оказываются на острове, таящем в себе множеством опасностей.

‒ Ты меня удивляешь, ‒ Фиона закатывает глаза и хватает вилку Лиама. ‒ Нет... перестань... ешь их, а не меси в кашу.

Йен позволяет Фионе жаловаться на ее работу, ест яичницу с беконом, пока она рассказывает ему о войне в офисе, в которой в настоящее время участвуют две ее сослуживицы ‒ женщины среднего возраста. Она уже на середине истории, когда дверь в ресторан открывается; Йен смотрит вверх, ожидая, что это их официантка с новой порцией кофе для него. Это не их официантка. Это Микки, с сигаретой в зубах, в майке и потрепанных кроссовках. Увидев их, он останавливается и удивленно поднимает брови.

В течение половины минуты Йен не уверен, что Микки собирается делать, собирается ли он просто пройти мимо них и уйти из ресторана или развернется, чтобы вернуться внутрь. Они не разговаривали с четверга; бар был невероятно загружен в пятницу, не оставляя Йену времени, чтобы болтаться без дела во время их выступления. Даже если бы это не было так, он понятия не имеет, что бы он сказал. Он почти ничего не помнит после полуночи в четверг, так как алкоголь имеет тенденцию ударять его прямо в голову, когда он танцует, но то, что он помнит, включает в себя Микки на коленях в пустой кладовой. Это, как правило, такая вещь, на которой ты либо зацикливаешься навсегда, либо совершенно забиваешь.

‒ Галлагер. Как делишки? ‒ произносит Микки с незажженной сигаретой в губах. Он бросает взгляд через плечо Йена. ‒ Галлагеры, во множественном числе, извините. Эй.

‒ Микки, верно? ‒ откликается Фиона, улыбаясь. ‒ Как поживаешь?

‒ Сегодня мне нужно было серьезно позавтракать, чтобы пережить репетицию группы, ‒ говорит Микки. ‒ Суповые блины, ‒ говорит он Лиаму, и тот усмехается. ‒ Как и у меня, приятель.

‒ Твоя еда в форме Микки-Мауса? ‒ Йен не может удержаться, чтобы не спросить, и брови Микки снова поднимаются вверх в движении, которое говорит: «Я бы сказал тебе трахнуть себя, если бы здесь не было ребенка.»

‒ Итак, эм, ‒ Микки достает из заднего кармана зажигалку, прикуривает и затягивается так, что Йен внезапно возвращается к своим смутным полувоспоминаниям о ночи четверга. ‒ Занят сегодня вечером?

‒ Стирка, ‒ говорит Йен, потому что это правда, и потому что он не знает, к чему все идет, и потому что Фиона сидит рядом с ним, запихивая тост в рот. ‒ А что?

‒ А то, что у меня такое чувство, что после обеда я захочу убить Мэнди, ‒ говорит Микки, пряча зажигалку обратно в карман. ‒ Так, может, твои постирушки нуждаются в небольшой компании?

Есть маленькая часть Йена, которая хочет сказать «нет», здравомыслящая и немного более ответственная часть, которая пытается бороться с внезапным потоком нахлынувшей нервозности в животе Йена и кричать, что это очень плохая идея, что ты уже выучил свой урок, придурок, и если ты скажешь «да», то все только усложнится, это действительно то, что тебе нужно прямо сейчас? Но все и так усложнилось, и ущерб, безусловно, уже был нанесен.

Микки выдыхает сигаретный дым, который обволакивает его лицо, и его брови (которые, кажется, говорят за него по крайней мере в половине случаев) поднимаются в ожидании. Он смотрит на Йена сквозь ресницы, и Йен делает глубокий вдох.

‒ Да, конечно, ‒ говорит он. ‒ Почему бы и нет?

‒ Круто, ‒ говорит Микки, и его брови снова опускаются туда, где они были. ‒ Увидимся.

‒ Ага, ‒ еле слышно говорит Йен, и Микки проходит мимо их столика вниз по улице. Йен смотрит ему вслед, затем осушает свой стакан с водой. Не опрокинуть его себе в штаны вместо этого требует нехилого самоконтроля. Сидящая напротив Фиона откашливается. Она смотрит на него с чем-то вроде замешательства и восторга на лице, и ее глаза мечутся от лица Йена в ту сторону, куда ушел Микки.

‒ Эй, Лиам, ‒ зовет она, ‒ иди вымой руки, они все липкие. Ванная прямо за дверью. Сможешь найти? ‒ Лиам показывает ей большой палец и соскальзывает со стула. Фиона перегибается через стол, чуть не задевая локтем кленовый сироп. ‒ Это было то, что я думаю? ‒ почти шепчет она.

‒ Я скажу тебе завтра? ‒ говорит Йен несколько отчаянно.

‒ Ты спишь с ним? ‒ не сдается Фиона, на ее лице все еще отражается нечто среднее между смятением и восторгом.

Йен вздыхает.

‒ Вроде того, ‒ говорит он и делает большой глоток кофе. Фиона выжидающе скрещивает руки на груди. ‒ Это сложно, ‒ пытается объяснить он.

‒ Я кое-что знаю о сложных вещах, ‒ говорит Фиона, и Йен сдается.

‒ Не думал, что что-то случится, а потом это случилось, но не совсем. Мы переспали, после чего все было очень странно, и я подумал, что он ненавидит меня… он все еще может ненавидеть. Это был непонятный злой секс. Просто странно. ‒ Это намного больше, чем Йен сказал бы Липу, и ему кажется, что он наконец-то понимает, что находится в таком возрасте, когда он может говорить со своей сестрой о таких вещах без ее автоматической потребности в родительском вмешательстве. ‒ Это случилось неделю назад, и я думал, что мы оба забудем об этом или вроде того, до четверга.

‒ А что случилось в четверг?

‒ Он отсосал мне в кладовке бара, ‒ скороговоркой выдает Йен.

Фиона широко раскрывает глаза.

‒ Что ж! ‒ говорит она, а затем хмурится. ‒ Ты хочешь снова с ним переспать?

‒ Наверное?

‒ А встречаться с ним?

Не берите в голову. Йен больше никогда ничего не скажет Фионе.

‒ Я сосредоточусь на более насущной проблеме, ‒ отвечает он резко.

‒ Я почти уверена, что это был эквивалент секса по вызову, если тебе это интересно.

Йен не знает, лучше ему от этого или хуже.

________________________________________

Он возвращается домой и отправляется на пробежку и действительно занимается стиркой, потому что он на грани, и не знает, появится ли Микки на самом деле. В четверть восьмого он уже не сомневается, что Микки просто издевался над ним, поэтому открывает пиво, включает музыку и пытается смириться с тем, что его кинули. Если «кинул» вообще уместно по отношению к кому-то, с кем у вас нет реальных отношений или конкретных планов.

Йен, конечно же, поет вслух одну из своих любимых песен «Мэнди и Проступки», когда раздается звонок в дверь. Он довольно часто слушает их музыку, и не только потому, что ему симпатична Мэнди. Ему действительно нравится. Он поет так громко, что не слышит звонка, пока тот не звонит дважды, а затем выскакивает из кухни, чтобы добраться до двери и одновременно уменьшить громкость.

‒ Ты заставляешь меня звучать еще хуже, чем на самом деле, ‒ говорит Микки, когда Йен открывает дверь.

‒ Вот почему ты поешь песни, а я делаю напитки, ‒ отвечает Йен.

Микки закрывает дверь и сбрасывает обувь. Он прислоняется к кухонному столу и смотрит на Йена, на его лице ясно читается веселье.

‒ Тебе медведь на ухо наступил? Или ты удочерил умирающую кошку?

Йен полагает, что это не самая плохая реакция на то, когда слышишь, как твой собственный голос разносится по чужой квартире.

‒ Единственное, что я могу петь не фальшивя, это армейские каденции (1), и это потому, что от вас требуется только петь, - говорит Йен.

‒ Они действительно заставляют вас это делать? Думал, это только в кино и все такое. ‒ Брови Микки взлетают вверх.

‒ Нет, мой инструктор по строевой подготовке любил их. ‒ Йен слегка марширует на месте. ‒ Одна миля ‒ не вспотеть! Две мили ‒ еще лучше! (2) Я так целую вечность могу. Или погоди, эта тебе точно понравится. ‒ Брови Микки исчезают под волосами. ‒ Если я умру, не возвращай меня домой, похороните с ящиком Джека! (3)

‒ Ладно, крутой парень, я понял, у тебя все еще нет слуха.

‒ Иди ты, ‒ говорит Йен, и Микки ухмыляется ему. ‒ Хочешь пива?

‒ Что за вопрос?

Микки выходит их кухни, а Йен открывает холодильник и бросает ему банку; тот останавливается, чтобы открыть ее перед наполовину сложенной стопкой чистой одежды на полу гостиной.

‒ Значит, стирка не была эвфемизмом, ‒ говорит он. ‒ Ты действительно складываешь одежду в воскресенье вечером. Здорово, Галлагер.

‒ В какой вселенной стирка ‒ это эвфемизм для чего бы то ни было? ‒ интересуется Йен.

‒ Все, что угодно, будет эвфемизмом, если ты скажешь это правильным тоном, ‒ Микки оглядывается через плечо на Йена, и в его глазах появляется жар.

Йен не знает, собирается ли Микки превратить эту шутку во что-то другое, или это должен сделать он, или он должен просто посмотреть, к чему это приведет. На самом деле он не возражает. На самом деле нет никакого вопроса в том, почему Микки пригласил сам себя, и то, как Микки смотрит на Йена через плечо, подтверждает это, но ему нравится просто разговаривать с Микки. Даже если речь идет о чем-то нелепом.

‒ О! Ладно, ‒ говорит Йен, и принимает самый нелепый порнографический тон, на который только способен. ‒ Ну, раз уж ты здесь, может быть, мы сможем, не знаю, очистить мои водосточные желоба от листьев. Как это звучит, большой парень? ‒ он шевелит бровями, и Микки поворачивается, чтобы недоверчиво посмотреть на него.

‒ А после этого мы можем разгрузить посудомоечную машину, ‒ Йен делает несколько шагов, чтобы сократить расстояние между ними. ‒ И пропылесосить паутину в ванной, если это в твоем вкусе…

‒ Что, блядь, и требовалось доказать, ‒ рычит Микки. Он хватает Йена за поясные петли пальцами и притягивает еще на дюйм ближе, пока их колени не соприкасаются. ‒ Теперь ты заткнешься и трахнешь меня, или тебе нужно еще немного поэвфемизировать?