Микки просыпается на рассвете с головной болью и локтем Мэнди, упирающимся ему в живот. На мгновение он почти до головокружения дезориентирован, когда открывает глаза и пытается понять, чей это локоть и почему у подушки, на которой он лежит, леопардовый принт, пока Мэнди не переворачивается, бормоча что-то, похожее на ругательство себе в руку.

На телефоне нет пропущенных, что не удивительно, так как спал он максимум часов пять. У него до сих пор болит живот. Он находит нужный номер, и его большой палец парит над зеленой кнопкой вызова в течение минуты, прежде чем он заставляет себя нажать ее. Только прижав телефон к уху, он вспоминает, что сейчас лишь семь утра и почти успевает сбросить, но, когда опускает руку, голосовое сообщение включается.

— Привет, вы позвонили Йену, сейчас я не могу ответить, но оставьте сообщение…

Микки не оставляет сообщения. Он не знает, что сказал бы, если бы оставил сообщение. Заставив себя подняться с постели, он чистит зубы, умывается и засовывает ноги в ботинки.

Мэнди подтягивается в сидячее положение, когда он открывает входную дверь. Она сонно моргает, ее волосы растрепаны.

— Куда это ты, черт возьми, собрался? — спрашивает она, и в ее голос вползает сонная тревога. — Мик... у нас куча дел, мы должны быть на концерте через пять часов…

— Я знаю, хорошо? — рявкает Микки. — Я ненадолго.

Мэнди закатывает глаза и снова ложится.

— Лучше поторопись, — бормочет она, и Микки выходит из дома. Он запирает за собой дверь и направляется к выходу.

Квартира Йена заперта, окно выходит в темную кухню. Микки стучит несколько раз, сильно, затем колеблется. Йен, вероятно, будет очень зол, если Микки вскроет замок на входной двери, но альтернатива (Йен внутри и по какой-то причине не может ответить) намного хуже.

Однако, квартира пуста, кровать аккуратно застелена, на ней не спали. Несколько секунд Микки ругается про себя, стоя в темноте спальни Йена, а потом запирает дверь, уходит и возвращается в метро.

Естественно, это не могло быть так просто. Кто бы сомневался.

________________________________________

Еще нет и семи утра и в старом районе Микки довольно тихо. Свет в большинстве домов не горит, улицы пустынны, и никто даже не смотрит в его сторону, когда он идет от остановки к дому Галлагеров.

Фиона Галлагер сидит босая на крыльце с сигаретой в одной руке и чашкой кофе в другой. Она встает, когда Микки открывает калитку и идет к двери.

— Йен здесь? — резко спрашивает Микки, когда она здоровается. Фиона хмурится.

— Нет, — она качает головой так, что длинные волосы, собранные в хвост, скользят с правого плеча на левое. — Уже пару дней не появлялся. А что?

— Нужно с ним кое о чем поговорить, — тяжело произносит Микки, собираясь развернуться и спуститься по ступенькам крыльца.

— С ним все в порядке? — голос Фионы становится немного резче, брови поднимаются. — Ты бы сказал мне, если бы это было не так, верно? — у нее голос, от которого не скрыться — «не морочь мне голову, а то зад надеру» голос. Микки останавливается.

— Да в порядке он, — успокаивает он. — Или был, когда я видел его в последний раз.

— Вы поссорились, я права? — спрашивает Фиона.

— Это не твое дело, — автоматически огрызается Микки. Фиона потягивает кофе, все еще приподняв одну бровь. Микки вздыхает.

— Ладно, хорошо, — соглашается Микки. На хуй сестер и их понимающие взгляды. — Так и было. Вроде того. Хотел поговорить с ним об этом до сегодняшнего чертового большого концерта, но дома его нет, а на мои звонки он не отвечает.

— И ты просто прыгнул в автобус в семь утра, чтобы посмотреть, не здесь ли он? — спрашивает Фиона. Микки сердито смотрит на нее. Она наблюдает за ним еще с минуту, затем ставит кофе на перила крыльца. — Принесу тебе чашку кофе. Время раннее, и ты выглядишь так, как будто кофе тебе не повредит.

— Не, мне правда надо... — пытается возразить Микки, но она обрывает его, открывая входную дверь и переступая порог.

— Молоко и сахар? — кричит Фиона через плечо.

— Ага, давай. И то и другое, пожалуйста, — вздыхает Микки и садится на крыльцо. Фиона выходит через минуту, протягивая ему теплую кружку. Это приятная чашка кофе, и он действительно нуждался в этом. — Только не говори, что собираешься втянуть меня в какую-нибудь дурацкую болтовню по душам, — говорит Микки, доставая сигарету. — Уж очень рано для этого дерьма.

Фиона смеется.

— У меня слишком много братьев, чтобы даже попытаться, — отвечает она. — Да и нужно ли мне это делать?

— Что, черт возьми, это значит?

— Ты не смахиваешь на парня, который встает раньше семи утра ради кого попало, — говорит Фиона, предлагая Микки зажигалку. Микки неохотно берет ее, закуривает и возвращает обратно. Крыльцо залито солнцем, лучи которого согревают его руки, пока они с минуту сидят в тишине и потягивают кофе.

— Не знаешь, где еще он может быть? — наконец спрашивает Микки. Фиона пожимает плечами.

— Могу набрать его, если хочешь. Хотя, вероятно, он взбесится. Он сам себе хозяин, всегда так было. Злится, когда я вмешиваюсь. — Микки фыркает. — Вечно узнаю все постфактум. Когда они были детьми, я и не знала порой, что Лип и Йен в ссоре, пока они не являлись домой оба с подбитым глазом.

Про себя Микки думает, случись ему расти вместе с Липом Галлагером в качестве старшего брата, у Липа Галлагера, пожалуй, был бы фингал под глазом каждый день его жизни.

— Вероятно, мне стоило чаще вмешиваться, — говорит Фиона, очевидно не замечая его молчания. — Иногда я задаюсь вопросом, стоило ли мне сделать больше, действительно ли я облажалась с Йеном?

Микки моргает, глядя на нее; этот разговор быстро переходит на не очень комфортную для него территорию. — Он, эээ... Он неплохой парень, если тебе интересно мое мнение.

Фиона снова смеется.

— Ага, он такой, — говорит она. — Они хорошие ребята. — Ах, не знаю даже. Мне просто интересно, должна ли я была что-то заметить. Что если это облегчило бы ему жизнь в текущем году. Если бы я побеспокоилась больше. Никогда за него не переживала, всегда считала... — она резко замолкает и допивает остатки своего кофе. — Господи, прости. Это больше информации, чем ты когда-либо хотел о нас знать, да?

— В вашей семье чертовски любят поговорить, — отвечает Микки, и Фиона улыбается ему.

— Да. Обратная сторона отношений с Галлагером. Тебе достается не один, а семеро. Со всем багажом в придачу.

— Начинаю привыкать, — говорит Микки.

— Вот поэтому я знаю, что ты нравишься Йену, — продолжает Фиона, внезапно становясь озорной. — Тот факт, что он вообще упомянул о тебе. — Она встает. — Мне пора на работу. Оставь чашку на кухне, когда закончишь, хорошо? — Дверь открывается и закрывается за Микки, и ему требуется минута, чтобы допить кофе, прежде чем встать самому.

Дебби Галлагер стоит на кухне, заливая свои хлопья, когда Микки ставит пустую кружку в раковину. Она поднимает на него взгляд, и Микки приветственно приподнимает брови, но останавливается, когда она прочищает горло. Из всей коллекции Галлагеров, с которыми Микки встречался, она больше всего похожа на Йена: густые рыжие волосы, обилие веснушек. Ее глаза гораздо более широко распахнутые, чем у него.

— Йен у Липа, — говорит она. — Если ты его ищешь.

— Подслушивала? — спрашивает Микки. Дебби слегка виновато улыбается. Ее улыбка очень похожа на улыбку Йена. Микки о ней наслышан, но разговаривать им не доводилось, и он удивлен, обнаружив, что она ему сразу понравилась.

— Возможно, — говорит она. — Сила привычки, на самом деле. А еще я не идиотка. Ты тут уж точно не для того, чтобы слушать разглагольствования Фионы.

— Вполне справедливо, — соглашается Микки.

— Лип звонил мне сегодня утром, — Дебби закрывает коробку с хлопьями и ставит ее обратно в шкаф. — Сказал, что Йен, вроде как, облажался.

— Он в порядке? — Микки не может удержаться от вопроса, потирая рот пальцами.

— Думаю, да. Лип сказал, что они собираются поговорить об этом. Ты сам-то в порядке?

Микки хмуро смотрит на нее. Он действительно не хочет думать о том, что Йен мог бы рассказать Липу о нем, возможно, прямо сейчас. — Ага, словно скачу вприпрыжку по полю среди ебаных цветочков, — ворчит он.

— Поцелуй меня в зад, — говорит Дебби, и это так неожиданно, что Микки невольно смеется.

— Ты определенно не отстаешь от братьев, да?

— Скорее, это они не отстают от меня, — парирует Дебби. Микки поднимает руки, как бы извиняясь. Дебби слегка закатывает глаза.

— Я, эм, я облажался, — говорит Микки через минуту, и Дебби смотрит на него с удивлением. — И чувствую себя дерьмово из-за этого. Не знаю, какого черта творю. Я для таких вещей не гожусь. — Он поворачивается к двери; может, Дебби ему и нравится, но он совершенно, совершенно не готов к очередному разговору о своих чувствах, особенно с другим Галлагером. — Увидимся, — говорит он ей.

— У тебя сегодня большой концерт на радио, да? — спрашивает она, не обращая внимания на то, что Микки попрощался. Дебби достает из ящика стола ложку, проходит мимо него и садится за кухонный стол.

— Ну да, — говорит Микки. Он останавливается как вкопанный.

— Йен появится, — говорит Дебби, как будто у нее нет никаких сомнений, что это правда.

— Это он тебе сказал, что придет? — Микки плюхается на стул напротив нее.

Дебби отрицательно качает головой.

— Нет, — отвечает она. — Но он придет.

— Откуда, черт возьми, ты знаешь?

— Просто знаю, — говорит она, многозначительно на него уставившись. — Ты ему нравишься. А еще он большой сентиментальный романтик. Он там будет.

— Как скажешь, — говорит Микки.

— Поверь мне, — улыбается ему Дебби, ее волосы падают на плечи красно-золотым занавесом, ярким в солнечном свете. Глаза у нее красивые, — зеленые и очень серьезные.

— Ладно, — наконец говорит Микки, потому что он действительно так думает. — Хорошо.

Дебби улыбается ему и кладет в рот ложку хлопьев, а Микки поднимается, чтобы успеть на автобус до дома, задаваясь вопросом, все ли женщины наделены каким-то интуитивным шестым чувством, или только те, у которых есть упрямые братья.

________________________________________

Мэнди уже встала, когда Микки возвращается домой. Она в спальне Микки, роется в его шкафу, и Светлана, прислонившись к двери спальни, наблюдает, как та выбрасывает его вещи из шкафа на пол и кровать.

— Эй! — кричит Микки, когда пара его джинсов взлетает в воздух. — Оставь парню немного личного пространства, ладно?

— Безнадежно, — говорит Светлана. — Не смогла ее остановить.

— Да ты и не пыталась, — обвиняет Микки, и Светлана пожимает плечами.

— Нашел оранжевого мальчика? — спрашивает она. Микки бросает на нее гневный взгляд.

— Мне нафиг не надо чтобы вы обе препарировали мою жизнь, — отвечает он.

Светлана сочувственно хмыкает и протягивает руку, чтобы сжать плечо Микки. Это не такой бесцеремонный жест, немного необычный для нее, и Микки благодарен за это, даже когда протискивается мимо, чтобы помешать Мэнди докопаться до некоторого более деликатного содержимого шкафа.

Мэнди роется в его вещах в намерении решить, что именно он собирается надеть на концерт, в том числе и то, как по ее мнению, он должен уложить волосы (Светлана набрасывается на него с расческой и гелем для волос, когда Микки, наконец, заставляет Мэнди выйти из своей комнаты и пойти одеться самой). Мэнди как раз наполовину искусно подвела глаза, когда звонит ее телефон, и она выскакивает на балкон в одних черных джинсах и лифчике, чтобы ответить на звонок. Через стеклянное окно Микки слышит, как она кричит «Ты ебаный придурок!», в связи с чем уверен, что она разговаривает с Йеном.

Его живот делает сальто, и Светлана снова сжимает его плечо.

Их выход ровно в два тридцать, поэтому около одиннадцати все трое садятся в такси вместе с гигантской коллекцией инструментов и несколькими коробками сувенирной продукции для продажи до и после выступления. Мероприятие проходит в месте, где Микки бывал на шоу как зритель, но никогда не выступал: среднего размера площадка, расположенная близко к центру города. Над входом висит гигантский баннер с названием радиостанции, а под ним — названия выступающих групп. «Мэнди и Проступки» прямо посередине. Эта мысль была в значительной степени забыта в течение последних ужасных двадцати четырех часов, но Микки позволяет себе на мгновение почувствовать гордость за то, что они вообще принимают в этом участие. Всего год назад он бы в это не поверил. Четыре года назад он смеялся бы до тошноты.

Их встречает работница сцены с самым безумным видом, что Микки доводилось наблюдать: молодая женщина, продолжающая кричать что-то в рацию, прерываясь в попытках их проинструктировать.

— У вас будет время на проверку звука, все в соответствии с этим расписанием, вот, видите? Отдайте оборудование Виктории, она доставит его на сцену. ЭЙ, ВИКТОРИЯ! — Виктория, дама средних лет с ярко-фиолетовыми волосами, подбегает с двумя рабочими сцены в черных рубашках, которые подхватывают их усилители и синтезатор Мэнди. — Проводишь их в гримерную, да? Спасибо... — и она уносится прочь.

— И так с семи утра, — сетует Виктория, а Мэнди и Микки моргают, глядя вслед удаляющейся женщине. — Столько всего. Давайте посмотрим... ваш столик с сувенирами вон там, в коридоре, и вы можете пройти со мной в свою гримерную.

— Мы никогда не играли на подобных мероприятиях, — говорит Мэнди. — Чтобы еще и своя гримерка.

— Вы справитесь на отлично, — Виктория ведет их по коридору, останавливаясь перед дверью с листком бумаги, на котором напечатано «Мэнди и Проступки». — Вы вот тут! Они выдадут вам аудио-суфлеры во время проверки звука, об этом не беспокойтесь, просто будьте там, где должны согласно этому расписанию... — она вручает Микки лист бумаги, — и все будет хорошо! — Она уходит.

— Господи, — Микки глубоко вздыхает, опуская гитару. Хоть это и правда, что раньше им никогда не предоставляли настоящую гримерку с их именем на двери, помещение все еще крошечное. У стены стоит стол с овальным зеркалом, обрамленным круглыми лампочками, и Микки морщится, глядя на свое отражение. Он выглядит не так плохо, как полагал. На самом деле он выглядит нормально, весь в черном, с зачесанными назад волосами.

— Сфоткай нас перед дверью! — требует Мэнди у Светланы, и Микки любезно позирует, когда та делает пару снимков на телефон Мэнди: они оба с бумажной табличкой между ними.

— Ну хватит! — говорит он наконец, когда Мэнди начинает корчить рожи. — Пойду пива выпью.

— Мы идем продавать футболки, — Светлана позволяет Мэнди притянуть себя к двери, чтобы сфотографировать их лица, прижатые друг к другу. Микки оставляет их, бредет обратно по коридору и заходит в зал.

Мероприятие началось в десять, так что на сцене уже выступает группа: поистине ужасные подражатели регги, плачевного вида белые мальчики с дредами в комплекте. Помещение заполнено примерно наполовину. Тем не менее, Микки может сказать, что это гораздо большая явка, чем у них обычно бывает. Группа на низкой сцене, всего в нескольких футах над полом, и толпа растянулась вокруг неровным полукругом.

Микки несколько минут простаивает в очереди за пивом и смотрит, как группа заканчивает. После завершения их выступления, диджей, располагающийся за пультом прямо рядом со сценой, начинает говорить, и его голос эхом разносится по всей площадке.

— Давайте еще разок поаплодируем, — говорит он, и толпа свистит и хлопает в ладоши. — Скоро мы уходим на рекламную паузу… — Микки перестает слушать, заказывая пиво, которое обходится ему слишком дорого. Он сердито смотрит на напиток, но все равно выпивает, чувствуя себя нервно и неуютно, проталкиваясь сквозь толпу, чтобы найти Мэнди и Светлану за торговым столиком. Это было бы очень важно в любом случае, радиотрансляция, большая толпа, но сегодня это только все ухудшает. На долю секунды он думает о том, чтобы слиться, но быстро решает, что предпочитает жизнь, так как Мэнди действительно убьет его, вероятно, молотком.

Лучше бы Дебби Галлагер оказалась права, вот и все.

Эта мысль заставляет его нервничать еще больше, поскольку он понимает, что у него действительно нет плана относительно того, что он собирается сказать Йену, если тот появится. Он пытается обдумать это, садясь рядом со Светланой, раскладывающей стопки компакт-дисков, но, кажется, ничего не приходит в голову.

Чертовски иронично, думает Микки. Ты автор песен и не можешь придумать, что сказать.

В маленькой каморке за сценой в два часа они проводят проверку звука, большая часть которой заключается в том, что рабочий сцены, пропускает провод под рубашкой Микки, который крепится к аудио-суфлеру. Это позволяет Микки слышать диджея, который говорит во время рекламных пауз и дает указания группам, а также продюсера, сидящего где-то в другом здании, который отсчитывает время и выкрикивает раздражающие инструкции. Это слишком официально, и ладони Микки потеют, и чем ближе к половине третьего, тем больше он нервничает.

Наконец, в двадцать пять минут третьего выступающие перед ними заканчивают, и на радиостанции начинается очередной рекламный перерыв, а Мэнди и Микки выводят за кулисы сцены. Мэнди снова наносит помаду, протягивает руку и касается руки Микки, его пальцы обхватывают гриф гитары.

— Готов? — спрашивает сестра. Она тоже нервничает, дергает ногой вверх-вниз, продолжая водить пальцами по волосам.

— Как всегда, — говорит Микки. Он делает глубокий вдох, затем рабочие сцены подают им знак, и он следует за Мэнди на сцену.

Народу намного больше, чем было ранее днем, и люди аплодируют, когда диджей говорит: — А теперь аплодисменты для «Мэнди и Проступки»!

Мэнди останавливается у одного микрофона, а Микки у другого, и каким-то образом его нервозность немного испаряется, потому что он на сцене с Мэнди, и это то, в чем они хороши. Так или иначе. Он слегка улыбается, когда Мэнди оглядывается на него, а затем она дает отсчет, и они начинают первую песню.

Они хорошо звучат в большом пространстве. На самом деле хорошо.

Первая песня заканчивается, и Мэнди делает перерыв на секунду, чтобы представить их.

— Я Мэнди, — говорит она, — а это Микки, и мы действительно очень рады быть здесь! — Толпа тоже взволнована, возможно, пьяна, но и взволнована, потому что они аплодируют. — Спасибо всем вам за то, что пришли сегодня! — говорит Мэнди, и Микки на секунду обводит взглядом людей, ища глазами что-то похожее на голову с ярко-рыжими волосами.

Безрезультатно.

Йена здесь нет.