Любит, не любит

– Что значит быть влюблённым?

Чжунли задаёт этот вопрос тёплым вечером, когда Чайльд меньше всего готов. Он давится едой, клёцка, слабо держащаяся между палочками, жалобно шлёпается обратно на тарелку, когда Чайльд тянется за водой.

– Что? – кашляет он, стуча себя в грудь.

– Быть влюблённым, – повторяет Чжунли. – Что под этим подразумевается?

– Что под этим подразумевается, – вторит попугаем Чайльд, прочищая горло, – в смысле, как это ощущается?

Его сердце колотится в ушах, почти заглушая белый шум в ресторане. Чайльд ещё раз прочищает горло и смотрит на бывшего архонта перед ним с настороженностью.

Чжунли молча кивает. Брови Чайльда сдвигаются в замешательстве. Откуда вообще взялся этот вопрос?

– Я понимаю, что значит любить, Чайльд. Я люблю Лиюэ, я люблю свой народ, я любил Гуйчжун, в конце концов. Любовь… проста, я думаю. Любить просто. Но я не понимаю, что значит быть влюблённым, – Чжунли задумчиво замолк. Его глаза казались отстранёнными; его поза была свободной и расслабленной, а рука покоилась под подбородком, когда он говорил.

– И ты думаешь, у меня есть ответы? – скептично вопрошает Чайльд. Чжунли утвердительно мычит.

– Я верю, что есть. Иногда у тебя на лице появляется такое… отстранённое выражение, – он подаётся вперёд, изучая Чайльда с пугающей внимательностью, – как будто ты где-то в другом мире. Время от времени, в основном когда мы едим вместе, ты отключаешься. Ты, конечно, продолжаешь есть, но когда ты вновь возвращаешься к беседе, ты всегда кажешься… счастливее. Довольнее.

«Рыбак рыбака видит издалека, да?» – безучастно думает Чайльд.

– С чего ты взял, что я думаю о любви?

– Ты возвращаешься окрылённым, – легко отвечает Чжунли.

– И это всё, что меня выдаёт?

– Итак, ты этого не отрицаешь.

Туше.

Что ж, он бы и не смог в любом случае. Чайльд никогда не был тем, кто лжёт или отрицает обвинения. Он мог исказить правду, да, но не мог отрицать, что уже столько раз фантазировал о том, как они с Чжунли были бы вместе. Он представлял это слишком много раз – по его мнению, Чжунли был бы ласковым любовником. С нежной душой, несмотря на все невзгоды и испытания, которые ему пришлось пройти в прошлом. Чайльду нравилось думать о том, что прикосновения Чжунли были бы тёплыми и мягкими, такими же, как голос, звучащий за их обеденным столом; тот же голос, что способен убаюкать его, если он будет слушать слишком долго и слишком поздней ночью. Чайльд представлял, что Чжунли был бы тем, кто ждал бы его дома, приветствовал бы его крепкими объятиями и ложился бы с ним в кровать, делясь своим бесконечным теплом, пока Чайльд не заснёт.

Он думал об этом слишком много раз. Гораздо больше, чем он хотел бы признать.

Чайльд вздыхает. Ну конечно он знает, что значит быть влюблённым. Он влюблён в самого рассеянного мужчину в Тейвате. Он влюблён в самого гео архонта, божество, сосредоточенное исключительно на контрактах и благополучии Лиюэ и, иногда, на дружеских отношениях, в которые он оказывается вовлечён по ходу своего управления страной.

Он влюблён в Чжунли, мужчину, который твёрд как скала, когда дело доходит до эмоций.

– Это сложно, – Чайльд останавливается на этом варианте ответа. – Любовь может быть простой, но влюблённость имеет множество граней.

– Расскажи мне, – тихо просит Чжунли. – Я хочу понять, если ты не возражаешь.

– Начни с того, чего ты не понимаешь, сяньшэн, – Чайльд вытирает рот салфеткой, расслабленно откидываясь на спинку стула. – Тогда и я буду знать, с чего начать.

Чжунли глубоко вдыхает, оглядывая комнату, чтобы собраться с мыслями. Атмосферный шум ресторана, который они выбрали, помогает мыслительному процессу; звон посуды, приглушённые разговоры посетителей, возня на кухне – всё это отправляет Чжунли в пучину размышлений. Он постукивает ладонью по столу из вишни и дуба, обдумывая всё.

– На днях я кое-что читал. Я проходил мимо книжного магазина Ваньвэнь, и Цзифан в этот раз оказалась достаточно любезна, чтобы позволить мне прочесть одну детскую книжку, прежде чем купить её, – начинает Чжунли. – Это была история о юной деве, чьё сердце разбивали тысячу раз. Она считала своих потерянных возлюбленных по лепесткам хризантемы – вымышленного цветка с множеством рядов лепестков. Она повторяла слова «любит, не любит», обрывая лепестки. И с каждым потерянным лепестком она начинала терять надежду. Её представление о любви начало искажаться, и чем ближе сердцевина хризантемы, тем жёстче становилось её сердце. Но она продолжала считать любимых, как бы ни убеждала себя в том, насколько жестокой теперь стала. Её сердце было охвачено гневом, но всё ещё боролось. Она пыталась убедить себя в том, что любовь ей не нужна, что это ребячество, что это уловка, придуманная мужчинами, чтобы они могли получить что хотят. Но в конце концов она добралась до сердцевины цветка и на последнем лепестке нашла свою единственную, настоящую любовь, – Чжунли задумчиво улыбается, прерывая свой расссказ на середине и глядя на Чайльда. – Она нашла всё, чего когда-либо желала, в молодом рыцаре. Он был красивым и невероятно мужественным в её глазах. Он был сильным и высоким, у него была железная хватка, но с ней он был невероятно нежен. Юная дева говорила, что дни, которые она проводила со своим рыцарем, были чудесными, а ночи, проведённые в его объятиях, были волшебнее, чем она когда-либо могла себе представить. Она описывала его так, как пели ей её душа и тело.

Чайльд постукивает ногой по полу, слушая. Что-то в том, что любовь здесь описывается как нечто своевольное, вертящее всеми как вздумается, выводит его из себя.

– Почему она так сильно зависит от цветка? – комментирует Чайльд с нескрываемым отвращением. – Цветок не имеет никакого контроля над чьей-либо личной жизнью. Твоя жизнь зависит лишь от тебя.

Чжунли усмехается нетерпению Чайльда.

– Тем не менее, кое-что, что она сказала, привлекло моё внимание, – продолжал Чжунли, жестикулируя в воздухе. Он не обращал внимания на нарастающее волнение Чайльда. – «Твои поцелуи – моя амброзия», – вот что она сказала. Термин, используемый в старые времена, означающий бессмертие или долголетие. Любовь, которую он дарил ей, заставляла её чувствовать себя так, будто она может жить вечно, пока впитывает тепло, которое он так беззастенчиво изливал на неё. Она цеплялась за каждый день, проводимый с ним, как за последний, или как за роскошь, которую у неё могли в любой момент отнять. По крайней мере, я так это истолковал. Это был прекрасный взгляд на молодую любовь.

– Тогда, похоже, что ты уже знаешь, что это значит, – поддевает Чайльд. Он закусывает изнутри щёку, выжидая.

Чжунли вздыхает.

– Не знаю, – печально опровергает он. – Я читаю все эти описания и удивляюсь тому, что люди способны любить кого-то так, отдаваясь всецело, полностью, так беззаветно. Одна только мысль о том, что у вас есть способность любить всем своим телом и душой, испытывать настолько сильное и всепоглощающее чувство, подчиняющее вас себе… вызывает тревогу. Но я… Я такого никогда не чувствовал. Не думаю, что чувствовал. Мои наблюдения – всего лишь наблюдения. Однако я не знаю, каково это на практике.

«Конечно не знаешь», – думает Чайльд с горечью. Чжунли – человек контроля и порядка, а любовь имеет свойство врезаться на полном ходу в выстроенное людьми чувство организованности и заставляя их всё переосмыслять. Чайльд знает, что для Чжунли это чуждая территория.

– А что случилось с цветком? – Чайльд растерянно склоняет голову. – Хризантема. Ты сказал, она дошла до сердцевины цветка, верно?

– Она его выбросила, – Чжунли пожимает плечами. – Она потратила столько времени, пытаясь сосчитать своих любовников и понять, кто из них станет для неё тем самым, и до неё не доходило, что это всё лишь вопрос терпения и понимания.

– И что из этого ты не понимаешь?

– Ты влюблён, – Чжунли заявляет об этом так обыденно, что это ударяет Чайльда под дых. – Я это вижу. Из того, что я наблюдал в прошлом, сделать такой вывод нетрудно. И всё же ты не преследуешь свою любовь. Ты не преследуешь чувство, которое преследовало всех смертных, с которыми я когда-либо сталкивался, и я хотел бы узнать, почему. Если быть влюблённым так хорошо, то почему…

– Иногда нет, – Чайльд срывается, его терпение на исходе. – Иногда это больно.

– Почему? – напирает Чжунли. – Почему это должно быть больно? Юная дева обрывала лепестки хризантемы, заставляя её страдать, в то время как всё, что ей на самом деле нужно было делать – это ждать.

– Время – не то, что может быть на моей стороне, – Чайльд злится всё сильнее с каждой секундой. – С моей работой ожидание – не то, на что я имею право. Я могу умереть в любой день, сяньшэн, поэтому лучше бы мне не быть влюблённым, не предаваться этим детским фантазиям, в конечном итоге причиняя боль всем, кто в этом замешан.

– Так ты боишься.

– Прости?

– Ты боишься силы своей любви, да? Поэтому ты избегаешь её?

– Я ничего не боюсь, – глаза Чайльда сужаются. Чжунли затихает.

– … Я тебя разозлил, – подытоживает он, голос его намного мягче, чем несколько секунд назад.

Чайльд сердито выдыхает через нос, закрывая глаза и давая себе минутную передышку. Ему нужно отойти от внезапного приступа тревоги. Он не ожидал такого разговора этим вечером. Он не ожидал, что столкнётся лицом к лицу со своими чувствами к тому самому мужчине, в которого был влюблён. Это было уже слишком, и ему просто нужна была минутка.

– Говорят, что лучше любить и потерять, чем вообще никогда не любить, – Чайльд отвлекается и усмехается над цитатой. – А я думаю, что это бред собачий.

– Почему?

– Если я однажды почувствую, каково это – быть с тем, в кого я влюблён, – медленно объясняет Чайльд, – я никогда больше не захочу его отпускать. Ты прав, сяньшэн, любовь действительно всепоглощающа. Но я Предвестник, и в моих планах помогать Её Величеству в её стремлениях. Работа на первом месте. Я не могу позволить себе… на кого-то отвлекаться.

– Но кто-то уже отвлёк тебя, не так ли? – Чжунли бросает вызов снова.

– Отвлёк, – отвечает Чайльд. – И это действительно досадно.

– Это то, почему ты всё ещё здесь? – выспрашивает Чжунли.

– О чём ты?

– Твоя миссия по извлечению моего гносиса уже завершена. Твоя архонтесса уже получила то, что хотела, так почему же ты всё ещё в Лиюэ? Ты… отвлёкся, как ты выразился ранее? – ох, Чайльд ненавидит то, насколько искренне любопытен Чжунли сейчас. В его голосе и интонациях нет ни злобы, ни манипуляции – он действительно просто интересуется разновидностями человеческой любви. Чайльд презирает это. Его загоняют в угол, он это чувствует.

– У меня есть ещё дела в банке, – раздражённо поясняет Чайльд. – Вот и всё.

– Ты уверен, что тот, кого ты любишь, не живёт в Лиюэ?

Вот оно.

– Боги, к чему ты клонишь, Чжунли? Если тебе есть что сказать, то говори. Не в твоём стиле вот так ходить вокруг да около.

– Ты влюблён в меня?

Сердце Чайльда проваливается в желудок без малейшего милосердия. Падает словно свинец, оставляя его опустошённым и вконец напуганным.

– Чжунли.

– Ты влюблён в меня? – Чжунли спрашивает снова, он как никто настойчив. – Потому что я вижу, как ты ведёшь себя со мной, Чайльд, и я просто хочу знать, почему ты ничего не говорил, раз…

Чайльд резко встаёт. Тянется за мешочком моры к своему пальто и бесцеремонно швыряет его на стол, где стоит их недоеденный ужин. Там гораздо больше, чем стоила еда, но он не утруждает себя беспокойством об этом.

– Очевидно, что ты знаешь ответ. Разговор окончен, – холодно произносит Чайльд. – Хорошего остатка ночи.

Он направляется прямиком к двери. Шаг за шагом, шагая всё шире, оставляя Чжунли глотать пыль.

Как и следовало ожидать, Чжунли догоняет его на улице. Бывший архонт кланяется владельцу ресторана, дико извиняясь за внезапный уход и недоеденный ужин, и стремительно отправляется в погоню за Предвестником.

– Чайльд! – кричит он, замечая рыжика на уже приличном расстоянии. Тот никак не реагирует. Чжунли раздражённо фыркает. – Чайльд, подожди!

Чжунли приходится бежать, чтобы догнать его и, оказавшись достаточно близко, схватить за локоть и заставить обернуться. Чайльд оборачивается почти без принуждения. Он ждал такой реакции – каким бы злым и обиженным ни казался Чайльд, Чжунли знал, что он всё ещё хочет сражения. Однако, чего Чжунли никак не ожидал, так это злых слёз, льющихся по раскрасневшимся веснушчатым щекам.

– Ты меня раскусил, – Чайльд кипел. – Как и во всех остальных случаях, да? Ты знал о гносисе, ты знал о моих планах на Осиала, и ты знал, что я чувствую к тебе. И всё равно водил меня за нос как пешку, бессердечный ты сукин сын.

– Чайльд, – Чжунли пытается заговорить, застигнутый врасплох. Он никогда раньше не разговаривал с ним так, это действительно обескураживало. – Я не…

– Нет, иди нахуй, Чжунли, – выплёвывает он. – Хочешь знать что-то о человеческих эмоциях? Так вот, мы не любим, когда с нами играют. Особенно боги. Мы не ваши чёртовы игрушки, не ваша забава, и мы здесь не для того, чтобы просвещать вас, что же за херня такая эта наша любовь, потому что у нас есть другие цели в жизни. И ты, вроде, достаточно стар, чтобы понимать это.

– Чайльд, прости меня, – торопливо говорит Чжунли, тянется к нему ладонями. – Я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел узнать, почему ты ничего не говорил мне, потому что я так долго пытался тебя понять…

– Потому что ты бог, сяньшэн! – Чайльд кричит в небеса, бросая все попытки оставаться в здравом уме. – Разве это недостаточно веская причина?! Ты никогда не полюбишь меня в ответ, потому что ты бог, и тебе уже досталась твоя доля любви. Ты любил и терял, и я всего лишь очередная глава в твоей, к сожалению, нескончаемой книге. Это не должно быть так, сяньшэн, и я не собираюсь ставить себя в положение, в котором… в котором сознательно буду жрать лишь объедки с барского стола! Это нечестно по отношению ко мне! – Чайльд всхлипывает. – И ты не понимаешь этого, потому что ты бессмертен, твоё восприятие времени искажено, и это нормально, я понимаю и не осуждаю, но не могу позволить себе слишком долго думать о своей влюблённости в тебя, потому что это больно, сяньшэн. Очень, очень больно. Мысли обо всём, чего я хотел бы, если бы был с тобой, и осознание, что я никогда не получу ничего из этого, причиняют мне боль даже большую, чем та, которую я испытывал в Бездне. Я не могу… Я не могу добровольно пойти на это. Ты должен это понимать. Я всегда сам выбираю битвы, Чжунли. Я никогда не сражаюсь с теми, у кого нет шансов против меня. И с того момента, как я встретил тебя, я знал, что у моего сердца нет ни единого шанса.

– Я… – Чжунли пытается ответить, ошеломлённый этой внезапной тирадой. Чайльд плачет, и с этим никто из них ещё не сталкивался. Чайльду полагается быть сильным и агрессивным, а не плачущим над своими чувствами посреди площади. Они оба невероятно растеряны и не знают, что делать с огромной стеной напряжения между ними.

– Я влюблён в тебя, – признаётся Чайльд. – Ты не полюбишь меня в ответ, и это нормально. Ты не сможешь полюбить меня, если даже не понимаешь, каково это. И то, что мне требуется пара минут в день, чтобы побыть наедине с собой и без вреда для себя помечтать о том, каково было бы быть с тобой, наверное, тоже нормально.

Чжунли смотрит на него печально, сожаление отражается на его лице. И это всё, что нужно было увидеть Чайльду, чтобы утвердиться в собственных мыслях.

Ничто уже не будет прежним после этого.

– Слушай, мне жаль, – извиняется Чайльд. – Я не хотел, чтобы всё это случилось между нами. И у меня действительно есть дела на ближайшие пару дней. Я уеду в конце недели, но я думаю, что нам… не стоит больше видеться. Не так.

Чжунли качает головой, так отчаянно, что у Чайльда голова начинает кружиться. Бывший архонт делает шаг вперёд. Очевидно, что он хочет подойти ближе, но не знает, что считается слишком близким.

– Чайльд, – умоляет Чжунли. – Я не хочу терять тебя из-за этого.

– Ага, как и я тебя, – сердито отвечает Чайльд. – Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? Любовь может быть своенравной, Чжунли, она может быть лучшим, что когда-либо с кем-либо случалось. Но когда она безответна, это самая болезненная вещь, которую кто-либо когда-либо мог испытать. Любовь обладает силой и сближать людей, и разлучать их. Я Предвестник, сяньшэн, я никогда не был создан для любви. Это… – он безумно жестикулирует между ними. – Всё это. Лишь результат моей глупости. Не более.

Горестная, скорбная тишина повисает между ними.

– Это последний раз, когда я вижу тебя? – печально спрашивает Чжунли. Чайльду невыносимо смотреть сейчас на него такого, поэтому он отворачивается.

– Да, – отвечает он. – Прости…

– Ты прости, – твёрдо говорит Чжунли. – За то, что причинил тебе боль. И за непонимание.

Чайльд кивает, горько усмехаясь. Не говоря ни слова, он разворачивается и уходит.

***

В подтверждение своих слов, Чайльд остаётся ещё на неделю, чтобы проследить за присутствующими в Лиюэ Фатуи. Ранним утром, а может в ночных сумерках выходного дня, Чайльд садится на корабль и уплывает прямиком в Снежную.

Сердце Чайльда превратилось в камень. Он думал, что сможет вынести больше, учитывая то, что когда-то он упал в Бездну и выжил, но время, проведённое в Лиюэ, дало ему знать, что физическая боль – ничто, если не брать в расчёт то, как она подавляет и ослабляет. Почти скучно. Эмоциональные пытки были действительно другим уровнем боли, и Чайльд, в конце концов, знает свои пределы. Поэтому он уезжает.

Его время в Лиюэ подошло к концу.

Но почему же палочки для еды в его сумке кажутся такими тяжёлыми?

***

Проходит неделя.

Затем месяц.

А за ним и два.

И три.

Почти год проходит, а Чайльд не получает ни единой весточки от Чжунли. Ранее Чжунли пообещал однажды, что будет присылать письма в дом Чайльда в Снежной, чтобы они могли поддерживать связь, пока он будет занят своими обязанностями Предвестника.

– Письма даются мне легко, сяньшэн, – Чайльд улыбается во все зубы. – Я всё время пишу их своей семье!

Но затем его чувства были раскрыты, случилась та злосчастная ночь, и теперь Чайльд снова в Снежной, где ему самое место, и ни разу не получил ни одного письма от того, кто, возможно, был его первым и единственным другом.

Это больше не имеет значения.

Царица встретила его с распростёртыми объятиями и немедленно приступила к выдаче заданий для него, чтобы занять его разум и тело. Он только и успевает отскакивать от стен дворца, чтобы направиться в одно место, затем в другое, а после пересекает заснеженные равнины Снежной, чтобы выполнить следующее задание.

Но дни, которые он проводит, бездумно выполняя миссии, позволяя швырять его туда-сюда как тряпичную куклу, особенно мучительны. Да, работа отвлекает его от агонии разбитого сердца, которую ему пришлось испытать несколько месяцев назад, но у него такое чувство, будто призрак Чжунли преследует его повсюду.

К примеру, в тот день, когда он только вернулся домой, Её Величество назначила ему место неподалёку от одного из озёр из его детства, где он должен был проследить за новобранцами и оценить их работу. Он с самого детства обожал это озеро. Когда он был ребёнком, оно походило на огромную игровую площадку, полную льда, снега и воды; чистый холст для его детского воображения, которое разыгрывалось, когда он придумывал всевозможные сценарии – от борьбы со злобными снеговиками до укрощения разъярённого снежного дракона, который жил на дне озера.

Поверхность его всегда была заледеневшей, но лёд, сковывающий верхний слой воды, был кристально прозрачным. В определённое время суток, когда солнце стояло в зените, маленький Аякс мог смотреть прямо сквозь него и наблюдать все виды подводной жизни, стойко переносящие холод и чинно проживающие свои дни.

В детстве это озеро всегда было для него волшебным местом. Глядя же на него сейчас, будучи взрослым, он видел просто замёрзшее озеро средних размеров.

Но тем не менее, этим самым озером он планировал в ближайшем будущем полюбоваться вместе с Чжунли.

– Рядом с моим старым домом есть красивое озеро, сяньшэн, – говорит Чайльд, когда они вместе прогуливаются по гавани. – Мне всегда нравилось ходить туда, когда я был ребёнком. Холод там всегда был приятным, и мне нравилось смотреть в воду подо льдом. Я бы хотел как-нибудь сводить тебя туда, если ты не против.

– Я был бы рад посмотреть на это, – Чжунли одаривает его ослепительной улыбкой. Чайльд сияет от его позитивной реакции и поневоле закусывает губу, чтобы не заулыбаться как идиот.

– Хотя, ты, наверное, разочаруешься, – смущённо добавляет Чайльд после минутных раздумий. – Это всего лишь маленькое озерцо, у которого я любил слоняться, когда был маленьким. Но всё же…

– Не обесценивай своё детство, – мягко ругает его Чжунли. – Всё это значило для тебя много, пока ты рос. И я был бы рад, если бы ты как-нибудь сводил меня туда, правда.

Сердце Чайльда грустно сжимается от воспоминания.

Образ Чжунли не просто так преследовал его повсюду, он сам позволял ему находиться рядом. Назовите это жалким, но это было единственным, что помогало ему удерживаться на ногах.

И чтобы подлить ещё масла в огонь, он даже перенял некоторые манеры Чжунли, и это было нетрудно заметить.

Были в его жизни нюансы, на которые повлиял Чжунли, и которые отражались теперь во всех его действиях. Например, готовя дома свой фирменный суп с морепродуктами и лилиями калла, он, забывшись, не добавлял в него кальмаров – из-за пищевых предпочтений Чжунли. На фермерский рынок он шёл, захватив с собой почти вдвое больше моры, чем ему действительно было нужно, и смотрел на продаваемую там руду слишком долго. Чайльд также полюбил зелёный чай за время своего пребывания в Лиюэ, и теперь просил его во время каждого приёма пищи. Это заставляло его младших братьев и сестёр смотреть на него с усмешкой, потому что он всегда был известен тем, что за ужином выпивал пару стопок огненной воды, а не чашку зелёного чая матча, расслабляющего и замедляющего сердцебиение, или что-то в этом роде.

Чайльд сознательно позволяет Чжунли быть главным даже в его отсутствие, и действительно ничего не может с этим поделать.

Чжунли ворвался в жизнь Чайльда и внёс тончайшие изменения в его схемы, и Предвестник был совершенно беспомощен перед этим. Как он вообще мог сказать ему «нет»?

Он до сих пор так и не распаковал сумку, с которой вернулся из Лиюэ, потому что помнил о палочках для еды, скромно лежащих поверх кучи его одежды. Он не хотел доставать их, чтобы тренироваться есть ими, потому что это было бы слишком больно, но он также не хотел, чтобы эти элегантные палочки сгнили, будучи запиханными в дальний тёмный ящик в его комнате. Поэтому они были оставлены в сумке на неопределённый срок, просто валяясь и ожидая, когда ими воспользуются.

И именно по этой причине Чайльд не мог долго смотреть на эту сумку.

– Господин Предвестник, – окликает его чей-то голос. Он снова возвращается в реальность и замечает Екатерину, стоящую перед ним. В настоящее время он находится в банке рядом с дворцом, ему теперь поручено следить за финансовой деятельностью нижних чинов.

– Да?

– К вам гость, он внизу, – коротко отвечает она. – Утверждает, что хорошо знает вас, и уверен, что его должны пропустить в ваш кабинет. Разрешите направить его к вам?

Чайльд нелюбезно фыркает. Кто это, чёрт возьми, может быть?

– Звучит чрезвычайно высокомерно. Мне нравится. Пришли его сюда.

Екатерина кивает и спускается обратно в вестибюль. Пару секунд спустя раздаётся стук в его дверь.

– Войдите, – бездумно говорит он, отодвигая в сторону раздражающие документы ради своего незваного гостя. Он воодушевлён встречей с этим болваном, который считает, что имеет право вот так ни с того ни с сего требовать его аудиенции. Он ведь, как никак, один из Предвестников, печально известных своей бессердечностью и способностью отпинать любого, кто не так подышит в их сторону.

Хотя, это скорее по части Синьоры. Чайльд не обращал на такое внимания.

Хорошо, что у него сейчас есть свободное время, иначе бы он отмахнулся от этого таинственного незнакомца…

Это Чжунли.

Ну конечно, это он. Это не мог быть не он, потому что Чжунли был единственным, кого Чайльд увидеть не ожидал.

Если бы у Чайльда был список тех, кого он ожидал увидеть, Чжунли был бы в нём самым последним. Серьёзно, его имя было бы погребено в море форм и букв и, возможно, упало бы куда-нибудь под ноги Скарамуччи.

При виде Чжунли Чайльд рефлекторно встаёт.

– Чжунли-сяньшэн, – недоверчиво выдыхает он.

– Чайльд, – голос раскатывается по всему офису; его имя слетает с языка Чжунли, вызывает зуд в мозгу Чайльда, который даже не подозревал, что подобное вообще возможно.

– Что ты здесь делаешь? – вопрошает он.

– Я пришёл увидеть тебя, – отвечает Чжунли, его глаза, смотрящие на Чайльда, широко раскрываются в удивлении. – Рад, что твои подчинённые с нижнего этажа оказались столь любезны, по правде говоря, я не ожидал, что меня впустят так легко…

– Зачем ты здесь? – незаинтересованно перебивает его Чайльд.

– Я… – пытается найти ответ Чжунли, изучающе вглядываясь в лицо Чайльда. – Ты всё ещё злишься на меня?

– Ты издеваешься? – Чайльд остаётся невозмутимым.

– Я скучал по тебе, – признаётся Чжунли, продираясь сквозь гнев Предвестника. – Я просто хотел увидеть тебя. Услышать твой голос.

– Ты ни разу не написал мне, – Чайльд старается не позволить голосу предать его, но увы. Он действительно думал, что оправился после произошедшего в Лиюэ, но одного только взгляда на Чжунли было достаточно, чтобы прорвать плотину и позволить тысяче эмоций затопить всё его естество.

– Ни одно из моих писем не выходило как надо, – пытается объяснить Чжунли. – Я… Я понимаю, что мы расстались на не очень хорошей ноте. Я хотел написать тебе, хотел извиниться должным образом, но нужные слова никак не шли, и я просто хочу всё исправить.

– Ты ничего не можешь сделать, – отвечает Чайльд. Это правда. Чжунли не может вот так просто ворваться к нему, заявить, что скучает, а потом они вместе убегут в закат. Жизнь так не работает. Жизнь Чайльда так не работает.

– Я скучаю по тебе, Чайльд, – повторяет Чжунли. – По всему, что связано с тобой. Лиюэ совсем не тот без тебя, и это… это сводит меня с ума. Я просто хочу, чтобы ты снова был рядом со мной.

– Я или мой кошелёк? – глаза Чайльда сужаются.

– Чайльд.

– Ты уже получил от меня всё, что тебе было нужно, сяньшэн, и я не понимаю, что тебе нужно ещё.

– Мне просто нужен ты, – пытается объяснить Чжунли. – Я пытаюсь признаться, но не думаю, что делаю это правильно.

Чайльд заметно напрягается.

– Признаться в чём?

– В том, что я чувствую, – Чжунли краснеет и смущённо чешет затылок. – Я пришёл сюда, чтобы сказать тебе, что я… мне жаль, что я не боролся сильнее за то, чтобы ты остался. Мне жаль, что я использовал тебя, и мне жаль, что я не мог полюбить тебя, когда это было важнее всего.

– Тебе и не нужно было бороться за меня, – отвечает Чайльд. – Всё равно у меня здесь работа. Не думаю, что ты мог что-то сделать с этим.

– Но ты хотел почувствовать себя нужным, – упорствует Чжунли. – Это был ключевой момент для тебя. Все хотят чувствовать себя нужными, Чайльд, и ты не исключение. Верно?

Чайльд молчит. Его руки, вытянутые по швам, сжимаются в кулаки, ногти неприятно впиваются в ладони. Он действительно устал от того, что Чжунли всегда так уверен, что знает о нём всё, но он проглатывает свой гнев с привычной лёгкостью.

– Я опоздал? – тихо спрашивает Чжунли, в его голосе проскальзывает несвойственный ему страх.

– Мне нужно было научиться находить выход без сожалений, – признаётся Чайльд. – Я не видел тебя почти год, сяньшэн, но я должен был смириться с тем, что ты не будешь чувствовать то же, что и я, независимо от расстояния. Это было сложно, но я думаю, что справился. Я просто… Мне всё ещё больно. И я всё ещё пытаюсь тебя забыть. Но… я смирился с ситуацией.

– Чайльд, – Чжунли шагает вперёд и хватает руки Чайльда в свои. – Аякс, я люблю тебя. Пожалуйста, не… пожалуйста, не забывай меня.

Глаза Чайльда комично расширяются, но он не сдвигается ни на дюйм.

– Что?

– Я много думал о том, что ты сказал, – напирает Чжунли. – Каждое мгновение без тебя было похоже на агонию. Это была… боль, какой я никогда раньше не испытывал. Ты был прав в ту ночь, когда сказал, что любовь может ранить, если она не взаимна. Когда ты только сказал мне это, я понятия не имел, что это значит, но… эти последние месяцы были мучительными. Давящими. Я всё ждал, что ты вернёшься. Продолжал надеяться, что тебя снова командируют в Лиюэ, и я смогу снова увидеть тебя, но понял, насколько это было эгоистично с моей стороны. Ты рассказал мне о своих чувствах, излил мне своё сердце той ночью в Лиюэ, а я предпочёл этого не видеть. Я предпочёл не преследовать тебя, и это было моей ошибкой. Мне не потребовалось много времени на то, чтобы понять, как я ошибался, Аякс. И я всё ждал тебя, надеялся, что ты вдруг появишься ни с того ни с сего, и я смогу признаться тебе в любви, хотя, по правде говоря, ты заслужил это давно. Ты заслуживаешь целого мира, Аякс.

– Чжунли, – умоляет Чайльд. – Перестань, пожалуйста.

– Я люблю тебя, – всё равно продолжает говорить Чжунли. – И я влюблён в тебя. И больше ни секунды без тебя не выдержу. Поэтому, Аякс, прошу, если ты позволишь мне ещё разочек побыть эгоистом, не мог бы ты дать мне второй шанс?

О боги, как он может сказать «нет» в ответ на это?

Чайльду кажется, что его колени вот-вот подкосятся от его собственного веса. Это и значит быть по-настоящему влюблённым дураком? И это всё, что требовалось, чтобы заставить его сдаться?

– Чжунли… – Чайльд колеблется. – Знаешь, одно дело сказать, и совсем другое – действительно это показать.

– Я знаю, – уверяет Чжунли. – Именно поэтому я добрался сюда вплавь.

Чайльду кажется, что мир перестал вращаться.

– Что?!

– Я добрался сюда вплавь, – повторяет Чжунли чуть громче, посмеиваясь над тем, как нелепо звучит его собственный голос. – Я понял свои чувства и твою правоту, время не на твоей стороне, но оно на моей. И я бы потратил столь драгоценный подарок впустую, если бы продолжил сидеть и ждать того, кто так легко досягаем.

– Легко досягаем?!..

– Конечно, мне стоило бы подготовиться. Но я решил, что сейчас самое время проверить, что и как моя смертная форма сможет выдержать, – бормочет Чжунли, совершенно не беря во внимание то, насколько опасны его действия. – И я с гордостью могу заявить, что эта форма, которую я создал для себя, довольно крепкая.

– Чжунли, – медленно говорит Чайльд. – Температуры в Снежной чуть ниже, чем лютый мороз. Как ты до сих пор жив?

Предвестник опускает взгляд и с ужасом замечает, что кончики пальцев Чжунли уже начали синеть. Его щёки розовые, уши красные, но всё остальное… странно невредимо.

– А почему у тебя волосы сухие? Почему ты не промокший насквозь?

– Высушился, конечно, – Чжунли растерянно наклоняет голову. – Я не хотел заливать водой твой офис, поэтому обсох у огня, а одна маленькая девочка из деревни предложила мне полотенце, о, она была такой доброй, кстати, она…

– Сяньшэн, – раздражённо перебивает его Чайльд. Он уже чувствует, как в висках начинает пульсировать подступающая головная боль.

Чжунли грустно улыбается и для подстраховки сжимает руки Чайльда.

– Я сказал своё слово, – отстраняясь, Чжунли отпускает руки Чайльда, позволяя им снова вытянуться по швам. – Но, судя по твоей реакции, ты, кажется… больше не чувствуешь того, что прежде. Выходит, ты уже «забыл» меня? Добился успеха в своём пути исцеления от моих ошибок?

Он говорит это так искренне, и Чайльд не может не заметить опустошённого выражения на лице Чжунли. Странная смесь облегчения от того, что Чайльд исцелился, и непередаваемого сожаления от того, что он не действовал раньше. Это, конечно, не то выражение, которое Чайльд привык видеть на его лице.

На этом дурацком привлекательном лице.

Чайльд не может проигнорировать то, с какой мольбой смотрят на него прекрасные янтарные глаза бывшего архонта. Он одет в свою привычную одежду – которой слишком мало для температуры в Снежной – но к ней добавился непривычный красный шарф, обмотанный вокруг шеи. Алый контрастирует с землистыми тонами его наряда, но каким-то образом… это всё сочетается. Красный цвет выглядит так, будто всегда принадлежал ему, обвивает его шею и согревает в тех местах, где Чайльд когда-то не смог, подчёркивает золото его глаз. А румянец на щеках добавляет цвета его обычно бледной коже.

Чжунли выглядит прекрасно.

Его сердце безусловно открыто, брошено к ногам Чайльда, пока он ждёт ответа с нарастающим волнением в животе.

Чжунли подходит ближе, потому что, конечно же, не может больше стоять слишком далеко. Его рука нерешительно тянется к лацканам пиджака Чайльда и осторожно притягивает его ближе, пока они не оказываются друг к другу вплотную. Руки Чайльда взлетают, ища равновесие, и находят опору на талии Чжунли. Архонт несмело улыбается и наклоняется, приближаясь ещё на дюйм, наблюдает за ним сквозь полуопущенные веки.

Чайльд отодвигается на сантиметр назад – он не отвергает Чжунли, но явно даёт знать о своей неуверенности.

Всё это кажется таким сюрреалистичным: Чайльд проходит через месяцы без Чжунли; тот все эти месяцы страдает и тоскует, гадает как нелепый безнадёжный романтик, вернётся ли он, и вдруг оказывается в его кабинете и пытается его поцеловать? После того, как приплыл сюда?

Ничто из этого не кажется реальным.

Но вот их лица находятся в миллиметрах друг от друга, и Чайльд не может игнорировать то, как их губы почти соприкасаются при каждом малейшем движении. Он чувствует каждый выдох у своего носа, на губах, на щеке. Кончики их носов нерешительно соприкасаются, словно нащупывая подходящий момент, чтобы продвинуться дальше.

Чжунли ухмыляется, и Чайльд борется с желанием тоже улыбнуться их текущему положению.

Просто вся эта ситуация слишком забавная. Конечно, они могли бы сколько угодно усложнять такую простую штуку, как любовь, но для Чжунли полюбить Чайльда оказалось так легко и так естественно. Так о чём ещё тут было спрашивать?

Чжунли придвигается ещё ближе. Ещё совсем чуть-чуть, и их губы соприкоснутся. Бывший архонт закусывает губу в предвкушении.

– Что ты делаешь? – спрашивает Чайльд, его голос смертельно тих.

– Жду, – терпеливо отвечает Чжунли. – Я дал тебе свой ответ. Теперь твой ход, Аякс.

Настала очередь Чайльда улыбаться. Это ведь правда происходит на самом деле, да? Руки, сжимающие его пиджак, слишком тёплые и твёрдые, чтобы быть сном. Чжунли здесь, он настоящий, и он любит его взаимно.

Сердце Чайльда буквально выпрыгивает из груди.

После таких долгих лишений Чайльду так грубо напоминают о том, как сильно он этого хотел.

Он ухмыляется, подавшись вперёд так, что их лбы сталкиваются, но их губы всё ещё болезненно далеки друг от друга. Вместо этого он любовно соприкасается с Чжунли носами, надеясь, что этого прикосновения будет достаточно, чтобы успокоить его растущее нетерпение.

О, Чжунли знает, что это. Он читал об этом в книгах – люди называют это «эскимосским поцелуем». Он как умеет отвечает на этот жест и вытягивает вперёд подбородок, надеясь поймать губы Чайльда своими.

– Не хочу, чтобы наш первый поцелуй был здесь, – шепчет Чайльд, отстраняясь. – Поужинаем сегодня? Я могу зайти за тобой.

– Я остановился на постоялом дворе в деревне Морепесок, – предлагает Чжунли, наблюдая, как глаза Чайльда блестят от восторга. Так легко разглядеть свет в его прекрасных глазах, когда их лица так близко друг к другу.

– Окей, – Чайльд сдаётся и всё же чмокает его в щёку. – Это свидание.