Пока другие перекусывают и распеваются, Сэм сидит на полу студии и копается с аппаратурой, полностью погружённый в свои мысли. В размышлениях над прочитанной перед сном информацией с форума он даже не замечает подошедшего и нависшего над его левым плечом Хана, который смачно жуёт сэндвич, хрустя салатом. Точно такой же, но без горчицы получилось урвать и для Сэма, про которого все внезапно забыли, увидев заветный пакет с едой в руках курьера. 

Не сказать, что наблюдение за неторопливым подключением кучи проводов — любимое дело Хана, но невозможно не залипнуть на то, с какой аккуратностью его друг это делает. И, вроде бы всё идеально, как и всегда, но в какой-то момент Хан едва ли не давится, спеша озвучить своё возмущение с выпученными глазами и набитым ртом: 

— Ты слепой или не видишь, что это разъём для красного провода? 

Сэм вздрагивает от неожиданности и почему-то чувствует, как кровь буквально закипает от гнева. Можно подумать, он тут бомбу собирает или обезвреживает, что из-за какого-то провода всё может взлететь на воздух. Иначе зачем так подкрадываться и орать над ухом? 

— Я дальтоник, забыл?! Для меня что красный, что жёлтый — одно и то же! Джисон, будь добр, хотя бы ты не нагнетай! 

— Ну, так - то это был вообще синий... и тянется он, к твоему сведению, во-он оттуда. 

Рука с шипастым кожаным браслетом указывает на злополучный удлинитель, после чего опускается и что-то передаёт. Главное — взять, а разбираться уже потом. 

— Дэ?.. 

А ведь такими темпами и вправду недалеко как минимум до выбивания света по всему этажу. Пару месяцев назад из-за Чонина, по незнанию использовавшего здесь переходник для комбика, им пришлось оправдываться перед теми, у кого перегорела дорогостоящая техника и частично возмещать ущерб. Договориться о продолжении сотрудничества со студией было сложно. Эту проводку вообще думают когда-нибудь починить? 

— Ну и хуй с ним. — подытоживает Сэм и принимается распечатывать вложенный ему в руку сэндвич. Только сейчас он понимает, насколько проголодался и до какой степени ему на самом деле плевать, что будет потом. 

— Однажды ты точно угробишь всю нашу технику, — разворачиваясь по направлению к двери, недовольно бросает Хан, но замечает тревогу в поведении друга и пытается разрядить обстановку. — Отрабатывать будешь натурой! 

— Исчезни! 

— В клубе у Дживон-хёна! — из коридора слышится уже приглушённо, смешиваясь с топотом тяжёлой обуви по лестнице. 

— Дверь! Закрой за собой чёртову дверь! 

Конечно, ускакал на верхний этаж, даже не слушая. 

Уже действительно пора подниматься. Или позвать остальных, чтобы спустились? Но так хочется тишины… В любом случае для начала нужно поесть. 

В голове у Сэма каша из спутанных мыслей, лениво растягивающихся в длинные внутренние монологи. Зачем это вспоминать именно сейчас, в самый разгар карьеры, когда всё давно осталось позади? Почему это вообще стало иметь значение и влиять на состояние? Да что не так? 

— Чего мне не хватает? — он несколько удивлённо озвучивает секундную мысль в пустой студии, не дожевав кусок сэндвича, вставший поперёк горла, и заставивший поморщиться. Как назло, рядом не оказывается ничего, чем можно запить этот сух паёк. Такое ощущение, что чего-то в нём не хватает... 

— Помидоров. 

Определённо, в накручивании себя и провалах в воспоминания десятилетней давности виновато отсутствие помидоров. А ещё Джисон, который заставил его давиться, не удосужившись захватить колы. Благодарность? Нет, не слышали. 

Сэм встаёт с громким выдохом, полным недовольства и неторопливо плетётся к выходу, шипя ругательства себе под нос из-за онемевшей ноги. Одно из неприятнейших ощущений — будто каждый раз наступаешь на вибрирующие гвозди. 

— ...ебланили почти месяц, чего ты от нас хочешь? 

— Ответственности! Почему каждому постоянно надо давать пинка для рывка? 

Даже если впервые попасть в здание, “комнату переговоров” можно найти на слух, исходя лишь из названия и не углубляясь в дедукцию. Баки снова всех отчитывает, Пит снова пытается всех прикрыть. На деле оба по-своему правы.  

— А ты где шаришься? — на повышенных тонах звучит в сторону Сэма, едва тот появляется в дверном проёме, на ходу доедая свой обед. Вопрос считается риторическим, а значит игнорируется по умолчанию. 

— Лови, — Джисон бросает Сэму полупустую бутылку с колой, пока он ещё не успел занять своё почётное место у окна. — Забыл отдать, когда спускался. Это был Ян, пил не я! 

— Да неужели, собрались... Расчехляйте всё, что мы имеем на данный момент и делитесь идеями, пока не поздно вносить изменения в программу концерта. Обойдёмся в этот раз без самодеятельности, — на этой фразе Баки делает особый акцент, смотря на Джисона, тут же закинувшего ногу на ногу и закатившего глаза. 

Час сдачи “домашней работы” показался целой вечностью. Особенно долгими были минуты Сынмо, у которого всё и всегда выполнено на высшем уровне, чем он не перестаёт гордиться. Сэм всякий раз удивляется его умению распоряжаться своим временем, не тратя впустую ни единой минуты. С другой стороны вечно гоняющий лодыря Хан, с гораздо большим количеством задач, точно так же успевает в срок и ни разу не был замечен за излишней суетой перед дедлайнами (зато с припасённой парочкой шедевров, претендующих на хит года — регулярно). Будто аверс и реверс*: упорный труд и врождённый талант(?) Интересно, завидуют ли они друг другу? 

Но что ещё интереснее, так это то, почему он завидует им обоим, ведь считая себя обделённым талантами и потому погружаясь в работу с головой, у него всё равно ничего не получается? Вот и сейчас выяснилось, что два из трёх написанных им текстов песен были забракованы начальством за банальность и отсутствие изюминки. 

“— Слишком скучно для вашего концепта. Это не пойдёт на пользу бюджету. Придумай нечто поинтереснее”. 

Откуда брать вдохновение, если в жизни абсолютно ничего не происходит? Хочется всё забросить. За последний год была одобрена всего пара композиций, и то — после множественных правок, после которых не осталось ни единого намёка на первоначальные идеи за исключением названий. 

Возможно, путь музыканта действительно ему не подходит. Но и что-то другое попробовать так и не довелось. Да, в своё время музыка стала настоящим спасением, подарила известность, помогла обзавестись друзьями и избавиться от ощущения всепоглощающей пустоты. Вот только сейчас популярность кажется лишь иллюзией значимости, от которой он всегда, по своей воле или нет, убегал, и теперь она ещё более неприятна, нежели раньше. Сын представителя парламента с жизнью по строгим правилам или участник одной из популярнейших рок-групп с едва ли не такими же правилами — разницы будто бы совсем нет. Как и свободы. 

Сэм время от времени рассуждал на тему свободы. Как итог — сомнения в её необходимости. Он до сих пор не знает, что бы начал делать, получи долгожданное освобождение от оков своих обязанностей. В обоих случаях. Это Джисон способен на создание приключений даже не выходя из запертой комнаты, но когда ты не имеешь понятия, чем себя занять редкими выходными вечерами, никакой речи о свободе и быть не может. 

— Какую-нибудь из них назвали более-менее подходящей? Я могу помочь в доработке. Из моих девяти не приняли только одну. Время ещё есть, а минимум закрыт ещё две недели назад. 

А вот и голос местного гения. Хан всегда был его главной поддержкой, изо всех сил стараясь не дать ему упасть в пучину отчаяния и самоненависти. Всё, что Сэм имеет на данный момент — его заслуга. Несмотря на свой шебутной характер и напускное легкомыслие (особенно в присутствии Чанбина), он более чувствителен к беспокойству остальных и по-своему заботится о каждом участнике, неустанно принося радость даже в самые тяжёлые периоды. Именно поэтому Сэму хотелось, чтобы он стал лидером группы. Он по сей день считает, что если бы так и случилось, им бы не пришлось пытаться угодить всем и каждому, теряя свою индивидуальность. К его сожалению, выбор пал на Чанбина ввиду старшинства и каменного самообладания. 

— Не надо, — голос лидера звучит отрезвляюще. А ещё лишает надежды на весёлое времяпровождение и заставляет разозлиться. 

— Я же не собираюсь писать за него! Просто частично поучаствую, он сам может соз... 

— Вот именно, сам могу заработать на новую гитару и больше не возиться с этим дерьмом. Я не буду исправлять то, что не приняли. Напишу с нуля. Появилась идея на “Сомнамбулу” Сынмина. К ней как раз нужен текст. Успею до четверга. 

Сынмин поднимает бровь, заметив, как Сэма почему-то задели слова о помощи, но прежде, чем успевает сказать что-то против, получает ответ заранее: 

— Не испорчу. Ещё спасибо скажешь, — после чего он окидывает пренебрежительным взглядом Чанбина и обращается уже к Хану: — И по лирике это будет даже лучше твоего Afterparty. Вот увидите! 

По комнате разносится одобрительное “Ооо!” от Сынмина и Яна, завершающееся аплодисментами подслушивавшего за дверью менеджера, который решил войти именно сейчас. 

— О, я вижу, дела у вас пошли в гору? Звучит обнадёживающе. Кстати, я за Яном. Его документы одобрили, поэтому он будет вынужден вас оставить. 

— Не проблема. На сегодня мы уже закончили. Давайте по домам. 

Группа оживляется, вставая со своих мест и начинает расходиться. Хан пулей уносится вниз по лестнице, Ян с менеджером уходят дальше по коридору, Чанбин остаётся закрывать помещение, ожидая, пока Сынмин аккуратно уложит все распечатанные наработки в рюкзак. 

Едва Сэм выходит из здания, вся уверенность в себе тут же растворяется в шуме города. А ещё предательски хочется спать. Он привычно надевает наушники и натягивает маску, неторопливо шагая в сторону метро, пока не вздрагивает от внезапного хлопка по плечу. Сынмин. 

— Я кричал тебе, но ты не услышал, пришлось добежать. 

Молчание в ответ. Это так на него не похоже. Наверняка посчитал, что аристократ-клавишник прибежал отговаривать от написания текста к Сомнамбуле.  

— Ты какой-то не живой. Не хочешь поговорить? На соседней улице есть неплохая кофейня. Там обычно не так много людей и можно спокойно посидеть. Что думаешь? Кофе бы тебе сейчас не помешал. 

Сэм безразлично кивает. Куда угодно, только не домой. Только бы снова не сидеть в четырёх стенах, ища вдохновение в графических романах и безрезультатно исписывая десятки страниц.  

Всю дорогу Сынмин что-то оживлённо рассказывает, но все реплики пролетают мимо ушей. Изредка слышится имя Яна среди недовольства его новой компанией друзей. Непривычно. 

В кофейне и вправду почти не было людей. Улыбчивый бариста поприветствовал друзей, пока те выбирали место среди наиболее отдалённых столиков.  

— Ну, так что, по чизкейку? Расскажешь, как в старые добрые, что с тобой происходит. 

Не дожидаясь ответа, Сынмо сбрасывает с плеча рюкзак и отправляется к стойке с десертами, оставляя телефон на столе. Всё тот же седьмой Айфон, что и три года назад. Ни единой трещины на стекле, в пастельно-жёлтом чехле с каким-то рисунком. Вот, кто всегда умел бережно обращаться с техникой. Совсем не идёт в сравнение с собственным, настолько побитым жизнью, что кажется, будто он окончательно разлетится на части, если случайно выпадет из кармана. Цель на ближайший месяц — написать настолько качественный текст и выступить на концерте до такой степени идеально, чтобы денег хватило и на гитару, и на Айфон последней модели. Мотивация есть, осталось лишь каким-то образом найти в себе силы и уложиться до четверга. Почти неделя. 

А ещё избавиться от постоянно звучащего в голове: «Что, будет если в этот раз мы не сможем именно по моей вине? Вдруг я не успею или вновь не получу одобрения на исполнение? Почему я настолько ущербный?» 

— Я взял тебе клубничный, — задорный тон возвращает из полёта мыслей в реальность. 

— Угу...

— Так вот. Мне не внушает доверия новая компания Яна. Сначала он постоянно где-то пропадал, сбегая из дома ночами, после чего отсыпался до обеда, теперь и вовсе заявил, что съезжает к друзьям, которых знает едва ли дольше, чем пару месяцев... 

— Я был знаком с Ханом меньше недели, когда понял, что это та самая дружба на всю жизнь. Он тоже выглядел не ахти и шарился по сомнительным мероприятиям. Одна только его попытка вытащить меня работать хостом в ночном клубе после уроков чего стоит. И ушёл я к нему жить почти сразу. Так что, может, не такие уж и плохие эти его ребята. 

— Ты уходил, потому что были проблемы, а он ни в чём не нуждается. Всё подано на блюде. Родился словно с серебряной ложкой во рту и ходит сам себе на уме. 

— Прямо таки не нуждается? Вы хоть пересекаетесь? Он снова такой забитый, будто вернулся во времена трейни. Не говори, что ты этого не заметил. Даже Чанбин подсуетился. Когда вы в последний раз говорили? 

— На этой неделе, пока готовили документы. Да не начинай, всё с ним в порядке! 

Сонливость как ветром сдуло. Сэм внезапно задирает рукава худи по локоть и выставляет вперёд руки, испещрённые десятками линий-шрамов, которые не перекрываются полностью даже татуировками. То же самое и у Джисона на запястьях, под широкими кожаными браслетами, но вряд ли кто-то по сей день это замечал или придавал должное внимание. 

— Все думали, что я в порядке. Потому что действительно родился с серебряной ложкой во рту, а если так, то не могу быть несчастен. — Он спускает рукава, совершенно забыв, что находится в общественном месте и дополняет: — Но такое бывает. Чаще, чем можно себе представить. 

Сынмин отпивает кофе и, потупив взгляд, выдаёт: — Я поговорю с ним.  

Они пришли сюда для того, чтобы взбодриться и расслабиться, а не усугубить и без того тяжёлую атмосферу. 

Сэм вертит в руках вилку, никак не приступая к любимому десерту и думает о том, как сформулировать свои умозаключения таким образом, чтобы одногруппник не посчитал его спятившим после предыдущего разговора. Сынмо, впрочем, не особо обращает внимание не скрип шестерёнок в голове друга, который заглушается ненавязчивой музыкой в заведении. До тех пор, пока не произносится слишком уж безэмоциональное: 

— Ты слышал о соулмейтах? 

По остановившейся на полпути ко рту руке с куском чизкейка и недоумённому виду, Сэм понимает, что надо было всё-таки начинать издалека. Он стискивает кулак под столом в ожидании реакции. Зря. Зря затеял разговор именно с Сынмином, не упускающем ни единой возможности для колкости в подобных ситуациях. Особенно после того, как оказывается неправым. 

— Только не говори, что разговор про Хана вёлся к этому! Вилка со звоном падает на стол и Сэм поднимает глаза, встречаясь взглядом со всё ещё недоумённым одногруппником, средним пальцем поправившим съехавшие на нос очки. 

— Что?! Нет! — звучит на повышенных тонах. Да как ему вообще пришло на ум подобное?  

— На мгновение ты меня озадачил. Я почти подумал... 

— Нет, дело не в этом. То есть он вообще тут не при чём! Просто... я слишком зациклен на одной теме и, кажется, скоро сойду с ума. Мне не с кем это обсудить, а теперь и вовсе думаю, что зря начал это озвучивать. 

— Соулмейты... — Сынмин отпивает кофе и на мгновение замирает, не зная, как бы поудобнее высказаться, дабы не обидеть друга, но оставаясь при своём мнении. — Ну, честно сказать, я не особо верю в их существование. Точнее в ту информацию, которую знаю. Больше похоже на фантазии школьников или режиссёров дорам. Хотя и не отрицаю существование родственных душ. По сути и вас с Ханом можно назвать таковыми. В смысле родственными душами — комфортными друг для друга людьми. Даже ругаясь в пух и прах сегодня, на завтра снова отлипнуть не можете дру... 

— Нет, а что тебе известно о моём феномене?  

— О вечно недовольной мине? Так то — не феномен, это называется депрессией, — как ни в чём не бывало заключил Сынмо, хотя наверняка сразу понял, о чём речь. 

— Я про другое. Моё зрение, — а что он ожидал услышать от капитана очевидности? 

— Ты про дальтонизм? 

— Именно. 

— Тоже не феномен, хотя и видишь мир в чёрно-белом спектре. Более редкое, но не из ряда вон выходящее явление. — Он проговорил это с таким спокойствием, без жалости или снисхождения — так, словно каждый день встречает дальтоников с полной цветовой слепотой. 

— Моя цветовая слепота ещё и световая. Я не так давно это заметил, но зрачки не реагируют на свет. Они вообще никак не изменяются. У людей такого не бывает. 

— Значит, ты рыба не только по гороскопу, — с усмешкой бросил Сынмин, но после выражения лица друга, как бы намекающего на «ты сейчас серьёзно?» добавил: — Несколько настораживает то, что если что-то случится, неопытные врачи могут записать тебя в покойники раньше времени. Из-за зрачков. 

— Такое уже было, — Сэм отрезал дальнейшие рассуждения. — Не помню, на что всё списали и как замяли дело, когда я чуть было не попал в морг, но на тот момент меня это абсолютно никак не насторожило. Долгая и не особо приятная история. Стараюсь не вспоминать. 

— А с чем это ещё может быть связано, помимо ахромазии? 

— Хотелось бы знать. Это пытались понять врачи. — Заинтересовался наконец, — промелькнуло в голове у Сэма, нервно убирающего нависающую чёлку за ухо. — В детстве меня часто таскали по клиникам, но так ничего и не определили. Мой отец... — Парень замялся с продолжением, явно не желая погружаться в болезненные воспоминания. 

— Я слышал от знакомого, занимавшегося конным спортом, что после неудачного преодоления препятствий тот крепко приложился головой о барьер и на некоторое время его цветовосприятие исказилось. Не до ч/б варианта, но мир поблек. Твой отец... Это он что-то сделал? — в тоне собеседника появилось беспокойство, ведь басист никогда особо не распространялся о своих родителях и съезжал с темы при первой же возможности. 

Пауза в несколько секунд казалась слишком затянувшейся. Сделал ли? Единственное, что он делал — скрывал правду, откупаясь деньгами ото всех, кто потенциально мог оказать помощь. Медленно вскипающая злость, копившаяся где-то в солнечном сплетении, начала плавно растекаться по телу, пока не дошла до напрягшихся конечностей и не заставила сжать челюсть. 

— Нет. Он приказывал докторам молчать, щедро подкармливая баблом. Создавал видимость того, как заебись идут дела у семьи Хван. 

Осечка. Только бы господин аристократ не догадался, что речь идёт именно о той самой скандальной семейке. До сих пор летают разного рода слухи, стоит лишь Хван Хён Соку промелькнуть в СМИ с россказнями об очередной благодетели. И про развод, и про тайного ребёнка, и про смерть изменщицы-жены. Точно додумается, даже если и не сразу. 

Сынмин сидел молча. Оставалось надеяться на то, что не выпалит нежеланный вопрос. 

— Зацепки по поводу зрения стали всплывать слишком часто. Третий раз за неделю натыкаюсь на статьи, в которых говорится о носителях редкого гена, избавившихся от его проявлений после...  

— ...встречи с «соулмейтами». Мне попадался похожий вебтун, но это скорее аллегория. 

— Он не имеет ничего общего с реальностью. Во-первых: это выдумка и всё совершенно не так. Во-вторых: у меня не получается смириться с тем, что останусь таким на всю жизнь. В-третьих: даже если в статьях правда, то каков шанс встретить того самого человека, когда население планеты — 8 миллиардов? — Сэм бессильно вздохнул. — Я устал считать себя дефектным. И вы устали подписывать бирки на проводах, чтобы не портил технику. Может, мне всегда хотелось увидеть мир в цвете? Попробовать новый стиль в одежде? Нарисовать гору картин и завесить ими все серые стены? Вы ничего не знаете, но продолжаете требовать от меня того, чего нет! Я устал пытаться что-то создать и каждый раз засыпать с чувством вины за свою ничтожность! Я всех подвожу! Я... 

Казалось, парень сейчас сорвётся на истерику прямо в кафе. Впервые за время их дружбы он выплеснул эмоции столь ярко. Возможно, Сынмин в первый раз видит его настоящим, без напускной маски безразличия ко всему происходящему и привычной едкости. Потому совершенно не понимает, как реагировать.  

— Мы не сможем поддерживать тебя, если ты продолжишь молчать и убегать, хотя очень хотим, — для Сынмо подобные слова искренности тоже в новинку. — Напиши об этом. Расскажи всему миру об известном только тебе. Я уверен, что это отзовётся в сердцах многих. Считай, уже готовая идея. 

Сэм злится. Злится на отца, на директора, на одногруппников, на всю чёртову мрачную жизнь, но более всего — на себя. За свою слабость, за нескончаемые провалы и абсолютно бесполезное существование. Он борется с самим собой, потому что обещал доказать всем обратное. И снова не справился. Вспыхнул и потух, как спичка. А хотелось бы гореть парафиновой свечой — долго и ярко. Ещё лучше — бессмертным пламенем, которому нипочём любые ветра и дожди. Вот только ничто не в силах разжечь этот огонь, сколько ни старайся. 

Слова друга звучат так чуждо и отдалённо, будто до него силятся докричаться через многослойный вакуум: 

— Если статьи не врут, то твоя вероятность выше, чем у среднестатистического человека. Ещё немного — и мы сможем выбраться в мировой тур, где увидим тысячи новых лиц. Только не бросай начатое. 

— Сомнамбула. Хочу написать под неё. Скажи честно, побежал за мной только для того, чтобы отговорить? Чтобы не испортил ещё и твою музыку? К этому всё велось? 

У Сынмина не было таких мотивов, он и сам хотел предложить другу эту новую композицию, ведь никогда не считал его бездарностью, несмотря на ворох взаимных шуток на творческие темы. Наверное, из-за своего безысходного состояния Сэма задело то, что всегда считалось обыденностью. Что ж, тогда ответный упрёк даже справедлив. 

— А вот это обидно! Вообще-то я бежал сказать, чтобы композицию не отдавали Хану. У него своих хватает, а вот ты пока отстаёшь. Подумал, что как раз зайдёт, а после нашего разговора только убедился в этом. Она твоя, делай с ней что хочешь, — звучит несколько агрессивно, особенно вместе с резко поставленной чашкой.

Кажется, басист совсем запутался и начал видеть потенциальных врагов даже в друзьях. И всё же такой подарок воспринимается, как снисхождение. Он не знает, стоит ли поблагодарить Сынмо, давшего ему больше времени и ресурса, чтобы не начинать всё с нуля. 

Сынмин снимает очки, потирает переносицу и смотрит на время. — Наверное, пора расходиться. Надо успеть выловить Яна и последовать твоему совету.

— Я останусь здесь. Не хочу возвращаться домой. 

— Доешь чизкейк, даже не притронулся. А ещё делай это почаще. 

— Что именно? — ещё более опустошённый Сэм безразлично поднимает голову. 

— Открывайся своим друзьям. Глядишь, и на душе станет легче. Оказывается, ты вполне можешь быть милым, — с улыбкой бросил Сынмо, закидывая рюкзак на плечо и добавил: — Даже разговариваешь без мата. Давай, закати глаза, целых четыре часа этого уже не видел! Специально время засёк. 

Наконец-то улыбка с видом, обещающим скорое возмездие. Уже лучше. Можно прощаться. 

— Бывай. Мы с тобой, fighting! — Сынмин уже начинает уходить, как вдруг оборачивается, со злорадством произнося: — И не говори Джисону.  

— Захотелось ущемить гения? 

— В точку. 

— Ха-ха, хорошо! Проваливай уже! 

Сэм какое-то время смотрит на тарелку и наконец приступает к десерту с громким выдохом. Кофе давно остыл, но так даже лучше. Кажется, немного полегчало. Возможно, сегодня даже получится уснуть без снотворного. По крайней мере он желал этого больше всего. Забыться сном хотя бы на пару часов и никак не участвовать в мирской суете.

* * *

Прошёл уже год с дебюта группы и два года с момента её создания. Именно тогда все познакомились между собой и пошли к общей цели под новыми именами. Прошаренный барабанщик из распавшейся школьной группы — Баки, профессионал своего дела, желавший стать композитором — Сынмо, неудавшийся айдол, пролетевший мимо двух дебютов своих сверстников — Ян, авантюрист с шилом в заднице и невероятнейшим талантом — Пит... И Сэм, невесть как оказавшийся в компании, где каждый может назваться настоящим музыкантом, а не жалким эскапистом с daddy issues. 

После знакомства с Чанбином, не сумевшим поступить в университет, на тот момент ещё школота, впервые попробовали себя в качестве команды, создавая музыку вместе. Выступления в барах сменились попытками затесаться в агентство. Наиболее довольным был Ян, увидевший неплохой шанс для дебюта и раскрытия себя, ввиду своей скромности не любивший работать с другими трейни, жадными до совершенства и готовыми идти по головам. Именно младший из парней предложил попытаться продвинуться новым составом. И не прогадал. Проблемы появились лишь при выборе лидера — им стал Чанбин, уязвивший тем самым Хана, выигрывавшего по всем пунктам за исключением возраста и умения вести переговоры с начальством.

Несмотря на старания Яна, агентство, где тот был трейни, не захотело принимать новых артистов, ссылаясь на слишком мрачный жанр и отсутствие спонсоров. Директор Кан Ёнсок, сидевший среди жюри во время выступления с кавером Queen, но не сказавший ни слова, сам их нашёл и вышел на связь, предлагая экспресс-подготовку и испытательный срок длительностью в месяц. Он понимал, что для оценки командной работы нужны прослушивания выступлений с музыкой собственного сочинения. Ни одна легендарная композиция не раскроет весь потенциал группы, как это могла бы сделать любая песня, написанная на коленке, но для самих себя. 

Командный дух юных дарований позволил уложиться в рекордно короткие сроки и успешно подписать контракт, а совсем новое агентство SODA поднялось в рейтингах после первого же выступления. Казалось, с выходом на большую сцену исчезнут все проблемы и метания, ведь каждый получил то, о чём мечтал. Как бы не так. 

Стремительно взлетевшую популярность так же молниеносно срубили на корню две новоявленные женские группы. У них неплохая музыка и яркие образы, тоже нетипичный для индустрии контент, но у одной из них слишком уж размашистый репертуар. Нет сосредоточенности на общей картине. Создаётся впечатление, будто участницы враждуют между собой и никак не могут выбрать конкретную тематику, смешивая жанры и стиль одежды в не совсем понятную эклектику, а агентство не спешит что-то менять. Сейчас это должно будет сыграть на руку, так как Watch Out возвращаются на сцену практически в то же время, что и MYSS.

Сэм лежит в темноте и очередной раз переслушивает Сомнамбулу, отправленную Сынмином. Надежды на засыпание без медикаментов угасают с каждой минутой. Так проходит полчаса, пока он не решает открыть окно, чтобы вдохнуть ночной воздух. Нет смысла пытаться вытянуть из себя что-то силой, будучи не в ресурсе. Взгляд цепляет когда-то начатую пачку сигарет, которую он сразу берёт в руки, спешно доставая одну, но, поднося пламя к лицу, передумывает. Не то настроение. Не тот вкус. Опять всё не то и не так.

Он высовывается из окна по пояс, дыша прохладой. В голове проносится беглая мысль: "А что, если...", однако он тут же одёргивает себя и опускает голову вниз. Одиннадцатый этаж. Нет, не сегодня. Окно закрывается с громким хлопком, а парень забирает с журнального столика яблоко и возвращается на диван. Хруст — и яблоко отправляется обратно на стол. Снова не тот вкус. Оно будто не имеет вкуса вовсе, как и цвета.

Прослушанная ранее мелодия въелась в подсознание и даже в полной тишине заставляла ритмично покачивать головой, мыча под нос минорные мотивы, внезапно начавшие укладываться в ровный текст. Срочно записать!

«тяжёлые веки поднять не в силах, 

себя настроил — мне всё равно. 

в увядшей памяти боль гостила: 

ушла недавно, шагнув в окно. 

размыты грани пустых мечтаний — 

каким я был в них и кем я стал...» 

Начало положено. Ночь обещает быть исключительно плодотворной. Переплюнуть будущий хит Джисона — это он, конечно, погорячился, но написать самую страдальческую лирику — на это умений точно должно хватить. Серая безысходность с проблесками возможной надежды или беспросветное уныние? Что слушателям пообещает припев? До утра ещё слишком много времени, чтобы думать наперёд. 

Сэм сосредотачивается на подсчёте ритма, щёлкая пальцами в воздухе, но его снова начинает клонить в сон, как то было днём. Нельзя. Даже если потом придётся пожалеть. Нужно закончить хотя бы куплеты. Над припевом следует думать завтра. Он уже начал винить себя за прокрастинацию, но находит некоторое утешение в мыслях о том, как быстро рванул прогресс после долгого затишья. Обязательно должно получиться. 

— Неее, вы у меня ещё посмотрите, директор Кан Ёнсок!