любовь это не про боль и не про саморазрушение. кавех рисует, чертит, стирает руки почти до крови, лишь бы выкинуть из себя ощущение неправильного и необратимого. любовь должна вдохновлять, окрылять, но кавех чувствует, будто ему обломали крылья. он не верит в любовь из романов или театральных постановок, но и в реальную, свою любовь он тоже не верит.
стоит признать, что аль-хайтам не тот человек, который заметит чужие потуги на неуместный флирт или плохо скрываемую заботу. или просто старательно делает вид. кавех не хочет считать, что хайтам действительно ничего не чувствует, ничего не понимает. хайтам, несмотря на весь свой снобизм, достаточно чуткий и проницательный. кавеху хочется верить, но он боится испортить.
он не спит ночами и заваливает себя работой, хватая даже самые незначительные заказы. ему не хочется думать, не хочется закрывать глаза и проваливаться в сон. сны яркие, пахнут листвой и солнцем, болезненно живые. во сне они лежат в обнимку на траве за городом сумеру. днём в тени великого дерева, наслаждаясь прохладой. кавех понимает, что это сон, ведь днём в сумеру стоит духота и влажность.
ночью хайтам целует его в макушку, целует его руки, плечи, гладит лопатки ладонями, прижимается так близко, что дышать становится трудно. в каждом движении, прикосновении, взгляде чувствуется нежность, любовь.
«я люблю тебя» на выдохе с чужих губ.
кавех просыпается с комом в горле, который не может проглотить уже несколько месяцев. он давит в себе слёзы, не желая давать слабину перед аль-хайтамом. он точно не оценит, если кавех расклеится окончательно.
он не выходит из комнаты, пытаясь сосредоточиться на чертежах. отвлекается на скетчи комнаты или рисует по памяти барханы пустыни.
по вечерам хайтам приносит чай из сумерских роз, молча ставит чашку на стол и смотрит. кавех чувствует спиной его взгляд, но не оборачивается. обернуться – значит проиграть, в первую очередь самому себе.
кавех простой, и все его действия читаются, как открытая книга. он не стесняется показывать свои чувства, ничего не стыдится. аль-хайтам всегда знает, как сосед отреагирует на его слова или действия. кавех никогда не устаёт показывать, что ему что-то не нравится. жизнь в комфорте для него стоит на первом месте.
аль-хайтам знает, что если кавех погружается в работу, он тихий и даже практически незаметный. он выходит из комнаты только по вечерам, они перекидываются парой фраз, ужинают и расходятся. но даже уставший, спавший всего несколько часов, кавех никогда не прячет свои чувства. не от него.
– что случилось? – вопрос срывается с губ неожиданно, сам по себе. кавех вздрагивает, переставая ковырять вилкой еду в тарелке. молча пожимает плечами и не смотрит в глаза. – кави.
имя повисает в воздухе странным звуком, словно зовут человека, которого никогда не было в этой комнате, в этом доме, в этой вселенной. и быть не могло.
молчание разливается по комнате липкой густой жижей, кавеху хочется в ней захлебнуться, чтобы никогда больше не ощущать на себе чужой взгляд. кавех ненавидит, когда его так называют. его выворачивает от того, как мягко звучит это имя из уст аль-хайтама.
кави остался добрым воспоминанием со времён академии, когда единственной заботой было вовремя сдать научную работу. кавеху пришлось оставить это далеко позади себя. он больше не такой беззаботный, каким хочет казаться.
у нынешнего кавеха проблемы, по сравнению с которыми, нехватка денег выглядит просто смешно. бесконечные беспокойства о новых проектах, которые не приносят никакого морального удовлетворения. вдохновение, которое покинуло его уже давно. руки, из-под которых чертежи выходят автоматом.
для нынешнего кавеха есть задачка и посложнее. не дать аль-хайтаму догадаться, что с ним происходит.
возможно, эту задачу он безбожно провалил.
– хватит прикидываться, что всё нормально, – голос аль-хайтама звучит где-то далеко, на периферии.
кавех медленно выпускает воздух из лёгких. кавех хочет сбежать. он привык делиться чувствами сам, но не привык, когда его тыкают в то, что у него проблемы. он хочет ответить, что всё нормально, просто попался сложный проект, с которым придётся повозиться, но слова застревают в горле рыбной костью. врать не хочется настолько, что становится физически больно. признавать поражение не хочется ещё больше. – что происходит?
– ничего, – кавех выталкивает слова с трудом. выходит сипло, на грани сил. он не хочет разговаривать с аль-хайтамом, боится, что любое слово из его уст станет спусковым крючком. кавех хочет закрыться и ничего не говорить. единственный верный вариант — запереть сердце от аль-хайтама, не дать ему узнать.
– врёшь ты отвратительно, – хмыкает хайтам и ставит перед ним чашку чая из сумерских роз. кавех помнит, как первый раз заварил его и как аль-хайтам ворчал, что это не чай, а отвратительное пойло. а сейчас каждый вечер на столе кавеха ждёт свежезаваренный чай. и по дому разливается мягкий аромат роз.
– почему ты пьёшь этот чай? – кавех греет руки о тёплый фарфор, позволяя себе выдохнуть с облегчением. казалось, будто пальцы заледенели и уже очень давно не чувствовали тепла.
– я пью обычный, из сумерских роз завариваю только тебе, – аль-хайтам говорит спокойно, препарируя кавеха словами. в глазах начинает нещадно щипать. на затворках сознания кавех понимает, что надо уходить сейчас.
он с трудом поднимается со стула, хочет взять с собой чашку, но аль-хайтам реагирует быстрее. перехватывает ладонь кавеха за секунду до того, как чашка окажется на полу. кавех пытается вырваться, но это заведомо плохая идея: аль-хайтам сильнее.
– отпусти, – звучит глухо, безжизненно. в голове вертеться «уйти, убежать, спрятаться».
– не отпущу, пока не скажешь в чём дело. – холодный тон бьёт по голове, разрывает лёгкие. кавех вскидывает голову, надеясь, что во взгляде достаточно ненависти. он теряется, когда видит в глазах напротив удивление. – почему ты себя так ведёшь?
– некоторые вещи лучше оставить при себе, хайтам, – цедит кавех и делает ещё одну попытку высвободить ладонь из крепкой хватки.
– ты удивительно глупо выбираешь вещи, о которых стоит молчать, – хмыкает аль-хайтам и притягивает кавеха к себе одним плавным движением. левая рука теплом ложится на поясницу, а правая поддевает подбородок так, чтобы кавех смотрел в глаза, – ты можешь не видеть, но я не слепой.
– чт... – голос обрывается, когда аль-хайтам наклоняется ниже, обжигая чужие губы своим дыханием. ладонь скользит вверх по спине, касаясь легко и почти невесомо. она проскальзывает в разрез на рубашке и остаётся отпечатком на лопатке. кавех рвано выдыхает, прижимаясь ближе. – хайтам.
щёки обжигает румянцем, когда аль-хайтам наклоняется и оставляет на губах лёгкий поцелуй. не то о чём кавех думал, но мечтать о таком даже не смел.
желание никуда хайтама не отпускать возникает вспышкой, и он, не расчитывая силы, впивается в чужие губы, прижимая к себе насколько возможно. хайтам хмыкает в поцелуй, но не даёт возможности перерасти во что-то большее.
– как обычно нетерпелив, – лёгкая улыбка касается губ секретаря. – тебе стоит отдохнуть. если хочешь, можешь лечь в моей комнате.
кавех улыбается и кивает, хоть аль-хайтам этого и не увидит.
кажется, задача всё таки решена.