Можно ли любить этот мир так же сильно, бесконечно и преданно, как его презирать?
Итог не удивил. Хотя проигрывать всё равно досадно. Я не настолько устал от жизни, чтобы умирать вот так.
Что ты чувствуешь сейчас, стоя здесь? Торжество, злое ликование, облегчение? Или похожую усталость? А, может быть, твой взгляд всё-таки простирается дальше? Я верю, что ты видишь ту блёклую истину, что скрыта за толстым слоем лицемерия. Нормированная реальность. Она отформатировала умы стада, которое все привыкли называть образцовым обществом, создала для него счастливую иллюзию. Не сомневаюсь, ты видишь это. Когда по улицам прольётся жидкий огонь, воплотивший в себе человеческую волю, лишь вопрос времени. Хватит ли твоей смелости и решимости тогда? Перешагнёшь ли ты грань или побрезгуешь ступить на тот же путь, каким шёл я до последнего момента? Тебе осталось не так много, ты уже почти одержим.
«Пустая, мрачная одержимость — это знамение нашего времени. Люди в истерии и страхе следуют любым призывам, независимо от того, кто и с какой стороны начинает их выкрикивать, лишь бы только при этом крикун обещал человеческой массе принять на себя тяжёлое бремя мысли и ответственности. Масса боится и не хочет этого бремени. Но можно поручиться, что ей не избежать ни того, ни другого».*
До чего противна идея о том, что людей можно заменить. Пусть этой химерой тешит себя Сивилла. Но я неизменно думаю, как на смену мне явится кто-то другой, воплотит в себе мои нереализованные желания и взгляды. Не заменит в полной мере, но продолжит тащить на себе бремя тех же идей, станет таким же одержимым. И в один прекрасный момент обрушит прожжённую насквозь истину на головы беззащитных, робко блеющих в тени системы овец. Знал бы ты, что представляет из себя ваша система.
Я хочу увидеть последний день этого мира; увидеть, как он падёт. Возможно, тогда в глубине души хоть что-то дрогнет, и я почувствую, что живу. Хотел бы.
Но умереть, наблюдая иное его воплощение — прекрасное, по-настоящему живое — я тоже не против. Так меньше сожалений. Целый мир умещается в дуновение ветра и шелест травы. Безмятежность. Короткий миг неповторимого блаженства. Оказаться здесь, вдали от фальшивой обёртки голографических картин — пожалуй, подобное можно счесть за тень размытого счастья.
А с тобой я останусь до тех пор, пока этот прекрасный мир не иссушит тебя до костей. Ты не отмоешь мою кровь с рук, даже если срежешь с них кожу.
Коротать свою недолгую жизнь с памятью о моих идеалах — и насколько тебя хватит, Когами?
_____