Свет в камеру проникал ужасно. Хорошо хоть было лето, и было не так кошмарно холодно. Хотя тоже холодно — каменные стены и пол как будто вовсе и не впитывали тепла, зато холодом отдаривалась так, что даже летом здесь можно было хранить скоропортящиеся продукты. Постельного белья — ноль, то есть, имелась только тухлая лежанка. Тряпки, все, здесь меняли только тогда, когда предыдущие сгнивали напрочь. Так что от лежанки пованивало, для человека пока не страшно, хотя тоже мало приятного, но для чувствительного нюха Мэриголд — очень даже ощутимо. Отвратительно. Как и от человека в углу, тюремную робу которому тоже выдавали только после того, как старая прямо на нём и разваливалась. Хорошо хоть туалет имелся нормальный, со сливом, а не просто горшок или дырка в полу. Его тоже ни разу не мыли, да. Но он хотя бы был. Мама говорила, что в Азкабане, магической тюрьме Британии, не было даже этого. Адский кошмар. Мэриголд надеялась, что из Азкабана они никого спасать не будут.
Она, конечно, знала, что человек в углу не виноват в своём состоянии, его заточили сюда плохие люди, и вот так эти плохие люди издеваются над ним. Так ей объяснила мама. Мама сказала, что его победил злой старик, а потом посадил в тюрьму. Злой старик обижал маму, делал ей больно. Мама — хорошая. Злой старик — плохой. И если этот человек в тюрьме сражался со злым стариком, то он тоже должен быть хорошим. И надо ему помочь.
В камеру просочилась змея. Довольно большая и рогатая — и как ей это удалось? Мужчина без интереса проводил её взглядом. В первые годы многие последователи пытались его освободить, а многие ненавистники — убить. Потом всё прекратилось, только раз в пять-десять лет случались ещё инциденты. Вот, змею прислали. По виду — мелкого василиска, отроду всего двух-трёх лет. Кто же, интересно, смог достать такую редкость? А ещё куда-то отправить и при этом не умереть. Хорошо постарался этот кто-то — теперь уж точно смерть ему пришла. Василиск, даже мелкий, гарантированно умертвит всех мешающихся авроров, а его, беззащитного — тем более. Ну и что же, давно пора. Он не собирался мешать. Не пошевелился даже.
Василиск подполз совсем близко, заполз к нему на колени и свернулся кольцами.
Неожиданно.
К рогу золотистой ленточкой оказался привязан конвертик.
Совсем интересно.
Василиск больше ничего не делал, даже отвернулся показательно. Ну что ж, неизвестный адресант смог заинтересовать его достаточно. Пришлось отвязывать и читать записку.
«Мистер Гриндевальд!
Прошу прощения за беспокойство, однако мне необходимо знать: Вы не против сбежать из тюрьмы? Скажу сразу, мне необходима Ваша помощь. Я обращаюсь именно к Вам потому, что Ваши познания в магии, которую сейчас называют тёмной, весьма обширны, а я, к сожалению, страдаю от ограниченности в средствах и возможностях. Я просто не смогу добраться до любого другого специалиста, а если и смогу, то мне нечем заплатить. Поэтому я обращаюсь к Вам.
Думаю, стоит сразу предупредить, что я сумею лишить Вас возможности вредить мне и моим близким. Прочие преступления, если Вы вдруг горите желанием их совершать, для меня не важны. Я могу предоставить Вам убежище, где Вас никто не найдёт, могу научить Вас жить в современном магическом и маггловском мире и могу приложить все усилия к тому, чтобы отправить Вас в Австралию, Новую Зеландию или куда захотите, но только после того, как Вы сделаете то, что мне нужно.
Если Вы не против сбежать с моей помощью и помочь мне в ответ, то просто скажите об этом Мэриголд, и она Вам поможет. Если нет — тоже скажите, и больше мы Вас не побеспокоим. Только говорите, пожалуйста, на английском.
Надеюсь на ваше сотрудничество,
H.J.P.»
Гриндевальд расхохотался в голос.
— Ты, значит, у нас Мэриголд? — спросил он у змейки, так как других претендентов на имя не наблюдалось. Ну, или он сошёл с ума. Или не он, потому что называть змею цветочным женским именем может только полный псих. Василиск, оказавшийся самочкой, юрко сполз с его колен. — Ещё бы я не был согласен! Они ещё спрашивают!
«Ну, или я всё-таки сошёл с ума, и у меня такие странные галлюцинации. Тогда, получается, я сам себя спрашиваю?..»
Миг — и вместо змейки на полу оказалась девочка лет трёх-четырёх, золотисто-рыжая, в смешном жёлто-оранжевом платьице с огромным количеством заплаток и нашивок в виде разных цветочков. Галлюцинации становились всё удивительней.
— Да, это я Мэриголд, мистер Грин-де… — девочка смешно наморщила носик. — Можно я вас буду просто дядей Геллертом звать? Тётя Луна нам разрешает!
— Можно, можно… — пришибленно отозвался Гриндевальд.
Девочка разулыбалась и полезла в маленькую разноцветную сумочку явно ручной работы. И ручного же, в смысле, непрофессионального, наложения чар расширения пространства.
— Вот! — Ему была торжественно выдана мантия-невидимка. — Мама просила передать. Только вы в обморок не падайте, пожалуйста, а то я маленькая ещё, я вас не дотащу. Но покричать можете, я всех этих дядек о-це-пе-ни-ла. Ну, я просто маленькая ещё, окаменять не могу.
Да, василиски не могли полностью окаменять своих жертв лет до… пятидесяти? Ну, примерно. Девочка мелковата даже для десяти… В обоих обличиях.
Так, а с чего он в обморок-то падать должен? Если уж до сих пор не упал…
Мантия на ощупь оказалась как вода, или как край одеяния призрака, странная, эфемерная, скользящая в пальцах, как будто это и не ткань вовсе. Кажется, он отвык от ощущения нормальной ткани в руках… или от магических артефактов, или просто от чего-то не тюремного… иначе с чего бы такие ощущения? Ведь мантии-невидимки — та же нормальная ткань, просто из шерсти камуфлори и особой вязки, иногда ещё с рунной вышивкой. Но ткань же, а не полупрозрачное нечто.
Побег из самой охраняемой тюрьмы Европы, выдержавшей пятьдесят лет попыток вторжений, проникновений и побега, прошёл спокойно, даже, можно сказать, рутинно. Они просто вышли из камеры. Он в мантии-невидимке, а девочка в виде змеи — просто так. На пути попадались авроры, охранники, все сплошь оцепеневшие, застывшие в разных позах. Они все посмотрели в глаза маленькой Мэриголд, и никто не успел ничего понять. А Мэриголд по пути остановилась, превратилась и положила в карман одному аврору ключи. И поползла дальше. Мэриголд была честной хорошей девочкой. У последней статуи она остановилась и застенчиво попросила:
— Дядя Геллерт, а можете пожалуйста написать записку, что всем моим жертвам нужно зелье дать. То, которое «Глоток ман-дра-го-ры». А то я не хочу никого убивать, а то мама расстраивается, когда хорошие люди умирают. А то просто вдруг их найдут и не догадаются.
— Мелкая, а с чего ты решила, что они хорошие?
— А я не знаю. А раз я не знаю, то надо сначала думать, что они хорошие, пока не выяснится, что они плохие.
— О людях надо думать плохо. Не ошибёшься.
— Ну нет! Это неправильно!
— Почему?
— Потому что так мама сказала.
На этот непробиваемый аргумент Гриндевальд лишь фыркнул.
— Так вы напишете? Пожалуйста!
Мелкая упёрлась, насупилась и встала в позу «рассерженная домохозяйка» (руки в боки, ноги на ширине плеч, губы поджаты). Гриндевальд рассмеялся и написал — почему бы и нет? Эта девочка поднимала настроение одним своим видом. И так, привязав розовой ленточкой — Мэриголд предусмотрительно взяла всё необходимое — на дужку очком начальника смены записку, написанную оранжевым маггловским фломастером, они и вышли из Нурменгарда.
Солнце. Солнце-солнце-солнце. И небо. Голубое, с редкими белыми облачками. Небо-небо-небо-небо. Зелень, луга, трава жёлто-зелёная, трава позднего лета и ранней осени, высокая, почти до пояса, и яркая-яркая-яркая. И воздух свежий-свежий, не затхлый, не вонючий, не спёртый, настоящий.
В камере было маленькое зарешёченное окно. И ничего особенного в него не разглядывалось — замок был весь целиком накрыт особым защитным куполом, который, помимо основных функций, имел особый побочный эффект: он почти не пропускал света. Дневное небо для обитателей замка было тёмно-серым. Всё было тёмно-серым.
Так что…
Девочка сильно дёрнула его за ногу, и — то ли он настолько ослаб во время заточения, то ли ребёнок-василиск обладал отнюдь не человеческой силой, — он с воплем грохнулся в траву. И тут же зажмурился: небо, бескрайнее, голубое, всепоглощающее, с непривычки нещадно слепило.
— Мелкая, ты совсем крышей съехала?!
— Ну, вы же хотите в траве полежать. Но не хотите. Ну, то есть, думаете, что не хотите. Вот я вам и помогла. А что?
Он промолчал и сел. Кошмарный ребёнок радостно прыгал рядом.
Хотя полежать в траве и правда было бы приятно… если бы падение было помягче, обстоятельства другими, а мелкого ужаса не было бы рядом.
— Вы лежать всё-таки не хотите, да? У вас очень сильные мозгошмыги. Наверное.
— Кто?
— Мозгошмыги. Ну, я их не вижу, но тётя Луна говорит, что они вызывают о-ро-го-ве-ни-е мозгов. Иногда. Когда они так делают, мозги становятся твёрдыми, как мои рога или грецкие орехи, и тогда человек очень сильно хочет того, чего на самом деле не хочет. И наоборот. И делает всё как не хочет. На самом деле. А чтобы этого не было, мозгошмыгов надо приручить. И тогда они не будут делать мозги твёрдыми. Вот. Тётя Луна их приручила. И она говорит, что мама тоже, но немножко не совсем, но это так и надо. Но вы не бойтесь, они и вас научат!
Дальнейшие вопросы Гриндевальд твёрдо решил задавать исключительно этим загадочным маме и тёте Луне, или кто там ещё этого ребёнка воспитывал.
— Пошли уже, мелкая. Нам куда?
— Во-о-он туда. — Она махнула рукой в сторону одиноко стоящего дерева и пары кустов. Обернулась василиском и поползла туда так шустро, что за ней оставалось только бежать.
Дерево было толстое и развесистое. Со стороны замка казалось, что ничего подозрительного там и быть не может, но стоило обойти его, как прямо над головой раздалось:
— День добрый. Что-то вы долго, я уже беспокоиться начала.
На ветке, прислонившись спиной к стволу, сидела молоденькая девочка лет пятнадцати на вид и что-то читала. При ближайшем рассмотрении — английский учебник зельеварения. За пятый курс Хогвартса.
— Мам! — мелкая мгновенно перекинулась и попыталась забраться по стволу, но потерпела поражение. — Всё получилось! И я никого не убила, и мы даже записку написали, что тех людей всех надо ман-дра-го-рой напоить. А у дяди Геллерта, оказывается, много-много мозгошмыгов, представляешь? А почему так? Тётя Луна же говорила, что если долго-долго сидеть одному, то они разлетаются? А ещё, ты же его помоешь, да? А то он в тюрьме там совсем испачкался, так нельзя! Если хочешь, я тебе помогу?
Девушка покраснела как помидор. Спрыгнула с ветки, потрепала Мэриголд по макушке и очень смущённо посмотрела на Гриндевальда. Он понял, что, кажется, он всё-таки сошёл с ума.
— Мы с ним сами разберёмся, хорошо? А…
— А теперь домой, да? И ты мне мороженое обещала!
— Да, теперь домой, — с заметным облегчением ответила девушка. — Будет тебе мороженое.
Сумка на её плече казалась обычной ровно до тех пор, пока не была раскрыта полностью. Тогда иллюзия спала, и взгляду предстала лесенка в расширенное пространство.
— Заходите, — сказала она. — Мистер Гриндевальд, вы там обустраивайтесь, чувствуйте себя как дома, еда там есть, удобства, одежда тоже, а комната ваша та, в которой ничего не растёт, дверь в углу, увидите — сразу поймёте. Вы располагайтесь, я вечером приду, хорошо? Сейчас просто надо из Германии убраться, у меня самолёт через шесть часов.
Маггловский самолёт? Ладно. Вряд ли аврорат никак не следит за немагическими видами транспорта, но, может, и выгорит. А если не выгорит, то… Ну, надо успеть помыться и поесть нормальной еды до того момента, как до сумки доберутся авроры.
Отсутствие в нужной комнате растительности оказалось действительно важной приметой. Во всём остальном пространстве сумки растительность была. Как в чемодане недоброй памяти Скамандера обреталась куча всевозможных животных, так тут оказалось неимоверное количество растений и грибов. Причём все эти растения и грибы были самыми обычными, не магическими. Что, впрочем, было неудивительно — магические растения часто отличались привередливостью и не терпели ни расширенного пространства, ни наколдованного света наколдованного солнца. Но да. Хозяйка сумки была тем ещё Ньютом Скамандером от ботаники и не только. Даже тяга к странным приключениям и политике была похожей. Разве что девочка-герболог явно была не на стороне Дамблдора. Хоть и училась в Хогвартсе. Или нет? Пятый курс! Хотя, скорее, она просто хотела ввести в заблуждение. Но человек, способный устроить побег из Нурменгарда с рутинностью послеобеденной прогулки, просто не может ещё учиться в школе.
В комнате действительно оказалось всё необходимое. Одежда была однозначно не в его стиле, но, чёрт, она была явно недавно куплена специально для него! У него также был книжный шкаф, в котором нашлись газеты, все выпуски за последние пятьдесят лет. Магические британские, немецкие и американские, и немагические тех же государств — и где только достала, и как только додумалась так о нём позаботиться! Несколько книжек об истории чего-то за последние годы, от автомобилей до артефакторики — она явно старалась дать ему всё, что может быть интересно. На отдельной полочке нашлись книги по тёмной магии и записка:
«Скажите, что Вам может понадобиться. Я постараюсь достать всё необходимое.»
Ага. Интересно, а если ему человеческие жертвоприношения понадобятся, она тоже «всё необходимое» достанет?
Ещё одна записка, длиннее первой, обнаружилась на письменном столе.
«Я была вынуждена пригласить Вас, поскольку мне нужен специалист, способный вытащить крестраж из носителя-человека. Носитель должен остаться в живых, в своём уме и, желательно, с магией. Крестраж — седьмой созданный. Создатель на данный момент имеет тело, созданное при помощи ритуала «кость-плоть-кровь», в котором использовалась кровь носителя крестража. До этого тринадцать лет находился в состоянии бесплотного духа, вселяясь в людей и животных; одержимый им человек также был замечен за поглощением крови единорога. Один из его крестражей, созданный первым, был уничтожен.
Если сразу видите, что моя просьба невыполнима, то просто скажите. В Нурменгард я Вас в любом случае не верну. Верю, что Вы не из тех, кто поддаётся детским страхам, но считаю необходимым уточнить в начале нашего сотрудничества.
H.J.P.»
Содержание записки порадовало до слёз. Честно, вот лучше бы там были человеческие жертвоприношения. Это хоть выглядит и звучит прилично.
Но задача, сколь бы извращённой она ни была, выглядела действительно интересно. Никто ещё никогда не делал крестраж из живого человека, никто ещё никогда не делал больше двух крестражей. Хотя эта H.J.P. могла бы описать ситуацию поподробнее.
А он мог бы спросить, как её зовут. А то инициалы — не лучшее обращение к даме.
На кухне, как и было сказано, нашлась еда в большом количестве. За прошедшие пятьдесят лет он уже совсем забыл, что еда — это приятно. А нахальная мелкая Мэриголд за руку притащила его за стол и полезла разрезать пирог. Мелкую он, конечно, отогнал, отмахнулся от наставительного «мама говорила, что вам нельзя сейчас много есть». Кошмар, а не ребёнок. Кошмар, а не ребёнок не отогнался, а притащил огромную коробку флаконов с зельями.
— Это от мамы.
— А как твою маму зовут, а? — спросил он. — Полностью?
Мэриголд задумалась, явно не могла вспомнить фамилию, как это часто у детей бывает, а потом молча притащила ему какой-то кусочек бумажки, явно оторванный от чего-то, с подписью: Heather Jasmine Potter.
Ну вот, теперь у него появилось ещё и странное британское имя. И набор, которым не всякая больница сможет похвастаться, на восстановление после тюрьмы. Интересно только, почему эта милая девушка к нему в комнату коробку не поставила.
Поел, выпил нужные зелья, намазал больные конечности и разлёгся в кровати с кипой газет. Беглый осмотр книг показал, что эта Поттер достала действительно стоящую литературу. Несколько книг он даже не читал, а одну — даже в глаза не видел. Она что, умудрилась ограбить какой-то очень древний британский род? Ну, если она устроила побег из Нурменгарда, то неудивительно. Но сначала — газеты.
Правда, всё это отняло неожиданно много энергии, так что Гриндевальд и сам не заметил, как пригрелся, впервые за пятьдесят лет оказавшись в тепле, размяк, впервые за пятьдесят лет оказавшись в мягкой постели, и заснул.
Рыжая девушка, яркая и солнечная, совершенно спокойно прошла шесть километров до шоссе, почистила кроссовки при помощи запасной палочки, словила попутку до станции, мило поболтала с водителем, села в электричку, съела по дороге хот-дог и пончик, выпила лимонад, доехала до аэропорта, зарегистрировалась, прошла контроль, подождала, села в самолёт. В полёте рисовала в тетрадке. Прошла контроль в Хитроу, равнодушно миновала багажные ленты, села в автобус, доехала до Лондона, там пересела на электричку и отправилась в Литтл-Уингинг. Там исчезла. К дому номер четыре на Тисовой улице подъехала машина. Девушка открыла дверь и сняла мантию-невидимку ровно так, чтобы со стороны казалось, что она только что вышла из машины. Невербально и без палочки одарила каждого из родственников конфундусом. Вошла в дом, молча прошла к себе в чулан.
Идеально.
Открыла сумку и прошла вниз по лесенке.
Спящего Гриндевальда девушка трогать не стала. Пусть отдохнёт, ему надо. Только газету с груди убрала, отложила на стол. Нашла Мэриголд. Девочка увлечённо рассматривала картинки в чём-то явно утащенном у Гриндевальда, судя по красивым пентаграммам и схемам разрезов на жертвах. Да, вот об этом она не подумала. Надо будет наложить дополнительную защиту от излишне шустрых детей, которые умеют превращаться в излишне шустрых волшебных змей. На этот раз книга была безвредной, и девушка не стала её отбирать.
Гриндевальд проснулся часов через пять. Вышел на кухню, поздоровался.
— Простите, мисс Поттер, я за прошедшее время подзабыл английский, — он счёл нужным извиниться заранее.
— Поняла. Постараюсь раздобыть вам амулет-переводчик.
— Благодарю вас.
— Мистер Гриндевальд… могу я называть вас по имени?
Да, конечно, он старше… лет так на сто… но она же вытащила его из тюрьмы, может она позволить себе некоторые вольности?
— Конечно. Я бы тоже не отказался называть вас по имени…
— Конечно, вы можете.
— …Но мне, честно говоря, немного непросто правильно произносить ваше имя. Могу я называть вас Хеде?
— О, конечно. Так будет лучше всего. Так вот, Геллерт, всё ли необходимое у вас есть? Не нужно ли вам что-нибудь ещё?