Патронус в гостиной Гриффиндора

Драко не очень любил уроки Защиты от Темных искусств, если точнее, они вызывали у него приступы зубоскрежетания и в периоды, когда в расписании появлялось особенно много уроков ЗОТИ, Забини жаловался, что Малфой убивает цветы в их комнате.

Белые нарциссы покрывались маленькими черными пятнами и походили на «Дьявольский язык» — вонючее растение мухоловку. Драко свою вину отрицал.

После войны Хогвартс менялся на глазах. Из школы уволили некомпетентных педагогов, вроде профессора Бинса (насколько привидение вообще можно уволить) и Северуса Снейпа, отправив того поправлять здоровье в солнечной Италии. Там заядлый трудоголик не терял времени даром и открыл свой маленький магазинчик с быстродействующими зельями. Несмотря на то, что Малфой был рад за крёстного, с новым преподавателем Слизеринец не ладил. Слишком уж хаотичными были уроки Люпина для педантичного Малфоя.

После войны, Римуса Люпина реабилитировали по всем статьям и вернули ему должность преподавателя. Правда преподавал он теперь не Защиту от Тёмных Искусств, а просто Магическую Защиту. Звучало нелепо, но Миневра Макгонагалл — новый директор Хога — надеялась, что смена названия и мелкая корректировка программы убережет Люпина от проклятья «одного года».

Магическая Защита включала в себя все виды магии — и тёмную, и светлую, в новую программу попали даже заклинания, применяемые магами Африки. Римус в роли преподавателя на такую расширенную программу подходил как нельзя лучше, не в обиду предшественнику.

После ухода Снейпа многие ученики вздохнули спокойно. В Италии за свою разработку, сделанную ещё в военное время и бережно пылящуюся на полках до счастливой, нынешней поры, Северус получил медальку почётного зельевара и статью в ежедневном пророке. Несмотря на тёмное прошлое, клиентов у ворчливого скряги было, как выразился Сириус, — жопой жуй.

Кстати о нём. Живучая собака по имени Сириус Блек, тоже заполучил статью в пророке, как первый человек, выживший после попадания в Арку Смерти. Оказалось, что Арка была не исправна и вместо того, чтобы убить Сириуса, телепортировала его в российскую тайгу, где он скитался в образе пса, без палочки и возможности обратиться обратно, пока не набрел на якутских шаманов. Те не сразу распознали в смекалистой собачке человека, но поняв, что перед ними маг, укутали его, всучили тому магический посох и отправили Блека в Британию «автостопом». До Британии Блэк добрался в самый разгар битвы за Хогвартс и успел прикончить парочку пауков.

Культурно преисполнившись, Сириус совсем забил на мнение окружающих и слегка напоминал городского сумасшедшего.

Теперь единственный наследник семьи Блеков щеголял в шкурах и шароварах, в цветастых бусах и с посохом в руках вместо палочки. Появлялся он так везде, не стесняясь пугать древних аристократок своим видом. Своим сумасшествием он не забывал делится с Гарри, вплетая тому в отросшие волосы бусины. Люпин шутил, что Блек так метит территорию. В ответ на подколки друга, Сириус наколдовал Римусу не снимающуюся серьгу с одной из своих бусинок. В честь солидарности с супругом, Тонкс потребовала себе такую же. Вместе они смотрелись, как шайка хиппи.

Проще говоря, все сходили с ума, так, как умели и были абсолютно этому счастливы.

Поселившись вместе, Гарри и Сириус наводили на портрет Вельбурги такой ужас, что когда-то визжащая Леди, превратилась в каменное изваяние. Хотя, возможно свою роль сыграло и то, что комнату Регулуса Сириус, в отличии от всего дома, где велся ремонт, не тронул. Сириус создал в комнате брата своеобразный памятник. В его комнату перенесли древо Блеков, а рядом повесели фотографии членов Отряда Дамблдора и Ордена Феникса. Сириус порой заходил в эту комнату, сам стирал там пыль и грустно улыбался, глядя на детские фотографии Регулуса.

Гарри в такие моменты предпочитая не беспокоить крестного; уходил в расширенную заклятьем конюшню к Клювокрылу или летал рядом с гиппогрифом на стареньком Нимбусе.

Тем временем в Хогвартсе на пост преподавателя по полётам на метлах заступил никто иной, как Оливер Вуд. Гарри, узнав об этом, порадовался, что в команду по квиддичу по возрасту он уже не подходит. На посту тренера Оливер Вуд сделался ещё более ужасающим спортивным тираном, чем был, когда состоял на посту капитана Гриффиндорской команды. Он безжалостно гонял первогодок, заставляя их подниматься на 10-метровую высоту уже на первом занятии, обучал их беспалочковому способу подманивания метлы и разрабатывал стратегию игры ещё до того, как объявлялись соперники. Но стоит отдать должное — усердия Вуда приносили свои плоды.

Школа впервые вышла на международный уровень, а юниорская команда «Хогги» получила спонсоров. В юниорский состав вошли и Пуффендуйцы и Слизеринцы, и Гриффиндорцы в общем все, кого Вуд счёл достаточно талантливым для попадания в команду. Для всех учеников Хоги они стали настоящей гордостью и теперь на матчи любимой команды собирались всей школой. Иногда, даже можно было получить освобождение от уроков на время соревнований.

Малфой был единственным, кто на них не ходил.

Драко радовало, что Макгоногал отказалась от предрассудков и сделала выбор в пользу образования, но в изменившимся Хогвартсе Малфою было не комфортно.

Студенты ходили в разноцветных, расшитых цветами и звёздами мантиях, надевая под неё магловскую одежду. Ужин мог проходить, как в столовой, так и в гостиной, а некоторые маглорождённые уходили на кухню, чтобы приготовить свои любимые блюда. Делать еду самому Малфою казалось дикостью. Может быть они и туалеты сами чистят? Драко поморщился.

Больше не существовало факультетов, разноцветных галстуков и кубков школы, не было духа соперничества, к которому Драко так привык. К чему теперь ему было стремиться? Раньше всё было просто — он действовал по указке отца или Снейпа. Вёл свой факультет к победе, не всегда успешно, но у него были осязаемые, буквально осязаемые цели, была почва под ногами, которую ему прокладывали другие. А что теперь?

Теперь никто не мог ответить ему на вопрос, что значит быть Малфоем? Что значит быть Драко? Спросить было не у кого, а парень в отражении зеркала лишь пожимал плечами. Всё было как-то нелепо и неловко, словно чужое и не знакомое.

Но, казалось, переменам удивлялся лишь Драко.

Его друзья с невиданным прежде детским любопытством, исследовали всё, что связано с бытом маглов. Они вместе с маглорожденными бегали на кухню. Нет, не готовить, просто тёрлись рядом, но и это было удивительно; раньше никто из Слизеринцев не заходил на кухню. Брезгуша Блейз занялся садоводством, а Пенси увлеклась магловским оружием. Мир перевернулся в считанные дни и Малфой не поспевал за ним.

Во всём этом балагане не изменился только один человек — Поттер. Кто же ещё? Гарри Поттер — Герой Магической Британии и заноза в заднице Драко Малфоя — каждый день царапался подколками.

В отличии от других Гриффиндорцев, перед которыми Драко испытывал чувство вины, как бывший пожиратель, Гарри вызывал в Малфое лишь привычное раздражение. До боли знакомое, и Драко никогда себе не признается, очень нужное.

С Поттером Драко расквитался. Не то, чтобы Малфой вёл учёт, но счёт был равный: три-три<footnote></footnote>. Поэтому рядом с Гарри было… неплохо. Они уже не грызлись, но и друзьями в мгновении ока, как весь Хог, не стали.

Привычные остроты летевшие в спину не давали размякнуть и разжигали азарт, уже не будя обиду или гнев.

Заносчивым засранцем — и без своих друзей, и без денег, и без статуса — Драко оставался лишь для Поттера. Остальные Малфоя то жалели, то ненавидели, то и вовсе не замечали, в зависимости от погоды.

— Эй, Драко, сегодня без белых манжетов? Меняешь шерстку к весне? — черные, в насмешке вздернутые брови, чёрное гнездо на голове и пресловутые кривые очки, которые к Поттеру за его жизнь, видимо приросли. — Рубашку у Пэнси одолжил или подрался за неё с Фредди Меркьюри?

Малфой осмотрел свою шелковую, расшитую бисером, черную рубашку и не понял, что же в ней было, что так впечатлило Поттера? Рубашка, как рубашка, хотя выращенный маглами Поттер, таких, наверное и в помине не видел.

Драко, вдруг, задумался, а был ли вообще Гарри хоть раз в нормальных магазинах магической одежды. Он оценивающе окинул Поттера взглядом — потрепанная футболка, маловатая на широкие плечи, длинные штаны, словно снятые с великана и такого же размера толстовка на молнии. Нет, определенно не был.

Драко фыркнул и только сейчас заметил, что Гарри напрягся от его недолгого молчания.

— Знаешь, у твоих ног, вроде вся Магическая Британия валяется, — протянул в привычной манере Малфой. — А вкуса у тебя, как не было, так и нет. Ничего ты в эстетике не понимаешь.

— Это очень самоуничижительно с твоей стороны, Драко, — поцокал языком Поттер. — Себя нужно любЗибиниить, иначе язва будет, — заметив в коридоре семенящего к ним Блейза Забини, Гарри, вдруг, попятился. — Хотя знаешь, одна у тебя уже есть.

Малфой, сбитый с толку, смотрел на удаляющуюся спину Поттера. Что или кто его спугнуло — невероятное и безобидное «остроумие» Малфоя или подскочивший Блейз — Драко так и не понял. Он осмотрел запыхавшегося друга, будто на его темной коже, вдруг прорасли перья, а потом вновь взглянул на место, где недавно стоял Гарри.

С Забини у очкарика никогда не было тёрок, так с чего ему вдруг сбегать?

— Странный он какой-то, — заметил Драко.

Блейз нахмурился.

— Кто?

— Поттер.

Забини потер глаза и пробурчав, что-то про то, что Поттер всегда странный, утащил Малфоя в гостиную Рейвенкло. Поправочка: бывшую гостинную Рейвенкло, теперь в ней обитали преимущественно кто угодно, кому взбредет в голову жить в башне, проход в которую открывается загадкой. Драко оказался одним из безумцев, которых привлекла перспектива спать на полу, ради шанса сразиться со столетним отпечатком чужого разума.

Остановившись перед статуей Кондиды Когтевран, друзья приготовились к очередному интеллектуальному поединку, а тем временем на другом конце Хогвартса, Гарри Поттер поднимался в родную башню Гриффиндора, где снова чествовали победу квиддичной команды. Привычно прошмыгнув мимо общей пьянки, Поттер юркнул в свою спальню, где теперь был только он и Невилл. Забавное получалось соседство; оба подходили под пророчество, оба приняли участие в убийстве Волан-Де-Морта. Кто из них оказался мальчиком из предсказания безумной профессорши достоверно сказать нельзя, но то что у судьбы специфическое чувство юмора — это Гарри понял точно. Пожалуй, это единственное, что он в этой жизни понял.

Поттер упал на кровать и раскинув руки, погрузился в обеденную дрему, ему снились платиновые волосы и шелковые одеяния одного парня.

Чувства к Драко возникли очень внезапно, свалившись Гарри на голову приславутой тахикардией и глупой улыбкой при виде Слизеринца. Малфой же, примечая едва заметно ухмыляющегося Поттера в коридорах, думал, что Гарри над ним смеётся и спешил убраться подальше. Слишком гордым он был, чтобы расспрашивать, что происходит. Почему Гарри то пытается сдружиться с ним, то ведёт себя, как полный придурок. Блейз подшучивал, что Поттер влюбился в Драко. Малфой на это только фыркал. Ему нужно было готовиться к поступлению в Академию Колдомедиков, а не заниматься чувствами всяких Поттеров.

Поправив сумку с учебниками и стараясь не думать, сколько перьев сломалось под тяжестью учебника по Зельеварению, Драко поспешил на урок Защиты. Петляя по коридорам, он добрался до дубовой двери, за которой скрывался большой материалистичный зал без парт и стульев. Люпин был поклонником практических уроков, что из-за отсутствия успехов по Защите подбешивало Драко. На всех уроках Люпина он регулярно позорился, и шанса исправить всё парой теоретических контрольных у него не было.

То бомбардой промахнется, угодив в окно, то вместо экспелиармуса костанёт депульсо. Учитывая отличные оценки по другим предметам, уроки Защиты становились черным пятном на репутации Малфоя. Медсестра Хогвартса говорила что-то о психосоматике и внутреннем сопротивлении к магии, советовала пить чай с мелиссой и подольше спать. Объяснять медсестре, что Драко последний раз нормально спал в семилетнем возрасте, не хотелось. Да и это бы ничего не изменило.

Малфой взбодрился, поправил рубашку и вошел в класс. В зале под расписным потолком и винтовой лестницей, ведущей прямиком в кабинет Люпина, столпились студенты 7 курса. И снова, ни одного галстука или черной мантии, Драко огляделся ища своих. Из дальнего угла ему помахал Забини и Теодор Нотт. Малфой, улыбнулся увидев друзей.

Теодор редко появлялся в Хогвартсе, предпочитая готовиться к ЖАБА самостоятельно, его уровень знаний и магическое мастерство, отточенное благодаря его отцу, ему это позволяло. На уроках Тео почти не появлялся, а если и приходил, то заявлялся лишь на те предметы, где мог увидеть друзей. Учителя за это не винили.

Нотт был на редкость талантливы магом. Он мог воссоздать чертежи артефактов, увидев лишь колдофото артефакта, прорисовав каждый механизм и шестерёнку. Малфой был уверен, что во всём Хогвартсе Теодору не найдётся равных по части волшебной инженерии. Но несмотря на все свои способности, Нотт не мог справиться с потерей отца.

Прежде живчик, шутник и душа компании, Тео стал бледным и раздражительным. Он прихрамывал и носил с собой черный зонт.

— Привет, — Теодор протянул Драко руку. — Давно не виделись, как дела?

Малфой скривился и отпихнув руку, обнял друга.

— Нормально, сам-то как? — спросил Драко, отпуская Нотта и осматривая его. — Рожа у тебя, как будто тебя вампиры покусали. Ты из своей лаборатории хоть выходишь?

— Иди нахер, — усмехнулся Теодор, нервно зачесывая кучерявый хвостик. — Ледяная принцесса.

Малфой шутливо пихнул друга. Прозвище ледяного принца досталось ему ещё на первых курсах, когда он во все услышанье заявил, что никогда не женится. Для чистокровных детей с раннего возраста посватанных откровение Малфоя было почти преступлением. Когда на третьем курсе молодой наследник стал отказываться от предложенных родителями и сверстниками кандидаток в спутницы жизни, статус неприступной башни за ним закрепился. Окончательную черту подвел Валентинов день, в который он прилюдно сжёг все картонные сердечки, которые ему принесла сова за завтраком. После того представления его и прозвали Ледяным принцем. Слизеринцы же в виду своего преимущественно вредного характера каверкали это прозвище, называя Драко то принцессой, то ледышкой. Младшекурсницы прозвали гордого Лорда снеговиком.

— Да ладно тебе, Малфой, — вклинился Блейз Забини. — Сам выглядишь не лучше. Вы оба похожи на ходячий справочник по видам бессонницы.

Друзья бы ещё долго шутливо припирались, если-бы на винтовой лестнице, словно на пьедестале на появился Люпин. Мужчина выглядел до неприличия радостным и совершенно не мог сравниться с тем человеком, которого Драко увидел когда-то на третьем курсе. Мятая, но чистая одежда, блеск в глазах и блуждающая, озорная улыбка, неприлично много говорила о его семейном счастье (Как бы тщательно Римус Люпин не пытался его скрывать).

— Всем доброе утро! — поздоровался он, сбегая к студентам. — Сегодня я попрошу вас распределиться по залу так, чтобы не мешать друг другу отрабатывать заклинания, — после его слов ученики стали медленно разбредаться по залу, сам Люпин встал в центре. — Давайте, подальше, места много. Прежде, чем мы начнем, я хочу узнать, кто из вас уже умеет вызывать Патронус?

В зале поднялось пару десятков рук. Приглядевшись, можно было понять, что большая часть из тех, кто поднял руку когда-то принадлежали к Отряду Дамболдора и были бывшими учениками Поттера. Малфой заметил, как Гарри на другом конце зала самодовольно напыжился.

Люпин что-то прикинул и записав число учеников на ладони, начал краткую лекцию. Пока он объяснял тонкости заклинания, Гарри погрузился в размышления. В учебниках всегда пишут, что Патронус завязан на самом счастливом воспоминании, но у него Патронус получилось вызвать лишь после придуманной им самим фантазии. Да, радостной, приносящей тепло, но всё-таки фантазии. Мог ли Патронус зависеть от эмоций? Почему кому-то не удаётся вызвать его до самой старости? Связана ли анимагическая форма с Патронусом? Гарри не знал, но понял, что учебники были слишком старыми, чтобы по ним учиться. И был благодарен Люпину, что тот их почти не использует.

Римус хлопнул в ладоши, подведя к логическому завершению теоретическую часть лекции.

— Хорошо, а теперь, найдите себе пару из тех, кто уже умеет вызывать Патронус, — зал загудел и Люпин сдаваясь поднял руки. — Давайте, так. Если вы хотите, то можете заниматься одни. Но я советую заниматься с теми, кто уже знаком с заклинанием.

Малфой воровато оглянулся.

— Вы, конечно, Патронус вызывать не умеете? — обратился он к друзьям.

Тео ядовито оскалился.

— Как ты догадался?

Блейз задумчиво посмотрел в сторону Гриффиндорско-Пуффендуйской кучки. Заметив взгляд друга Драко насторожился.

— Ты же не думаешь…

Блейз красноречиво закивал.

— Думаю, именно об этом и думаю.

— Боже, мы все умрём, — драматично сказал Малфой. — Умрём от страшного занудства Поттера.

— Почему ты подумал о Поттере? Мы можем подойти к кому угодно из них.

— Они все у него учились, — парировал Малфой. — Он их всех заразил. К тому же мы можем сами с этим справиться.

Блейз скептично поднял бровь.

— Правда? Что же ты тогда на третьем курсе от дементоров в моём чемодане прятался?

Драко вспыхнул. На третьем году обучения в Хогвартсе рядом со школой появились дементоры, которых Малфой боялся до жмуриков перед глазами. Страх был столь велик, что матушка прислала ему, противную на вкус, успокоительную настойку.

— Это было давно и неправда, — отмахнулся он. — Но если хотите выслушивать их нудеж, я не держу.

Тео и Блейз пожали плечами и направились в сторону Пуффендуйцев, среди которых лавировало золотое трио, поправляя и подсказывая. Судя по довольному лицу Грейнджер, она согласилась великодушно помочь. Малфой обиженно надулся и упрямо остался на месте. Ему никто не нужен, он всё сам сделает. Без всяких там Поттеров и Пуффендуйцев. Он покрепче ухватил палочку и сжал зубы.

Первое воспоминание, которое пришло ему в голову был первый полет на метле. Захватывающее чувство свободы, маленькие люди под ногами и призывной блеск снитча. Да вот, оно.

Малфой закрыл глаза и взмахнул палочкой, произнося заклинание. Тёплое чувство, возникшее было в груди, сменилось обжигающей горечью, в сознании предательски всплыл жар адского пламени и лицо Грегори. Дымящаяся метла и чувство: если свалишься — сгинешь в агонии.

Маленький, слабый голубой туман на мгновение вспыхнул и тут же погас. Малфой опустил палочку.

Нет, такие заклинания были не для него.

Он дотронулся до лица и почувствовал влагу. Драко быстро стёр капли с лица и отвернулся к стене. Не хватало ещё на глазах у всего курса реветь.

Малфой закатал рукава и тут же их одёрнул, позади него мельтешили люди и он не заметил приблизившейся фигуры.

— Помочь? — учтиво кашлянул Гарри. Драко подпрыгнул на месте от неожиданности и по-маггловски огрел Поттера палочкой.

Гарри зашипел, держась за стремительно синеющий висок.

— Ай, за что?

Драко смутился, но тут же вернул на лицо приевшуюся маску.

— А нечего ко мне подкрадываться, сам виноват, — заявил он, не глядя на Гриффиндоца. — Я напряженно работаю, занят знаешь ли.

Поттер едва сдерживался от того, чтобы не щелкнуть Драко по носу. Слизеринец разыгрывал этот спектакль «я-в-отличии-от-вас-не-изменился» уже больше года и каждая новая сцена была «правдоподобнее» предыдущей. Малфой сильно изменился, Гарри видел это, видел в каждом его жесте, в манере речи, больше не напоминавшей слова прокуренного роскошью аристократа, в походке лёгкой и слегка пружинящей, за которой не скрывалось попытки унизить всех, кто мимолетно кидал взгляд на Слизеринца. Драко не был тем павлином, которого Поттер когда-то встретил в магазине мадам Малкин. Он был потерянным, непривычным без своего панциря высокомерия, но оставался собой.

— Ну-ну — хмыкнул Поттер. — У тебя поэтому такой вид, будто бы ты нюхлера в цыганском таборе потерял?

Драко подобрался и насупился.

— Ничего я не терял, и вообще, я тебя не звал…

Поттер еще какое-то время слушал бубнеж Слизеринца, а затем ловким движением руки сколдовал у него перед носом сияющее облако медленно преобразовавшееся в оленя.

Драко пораженно уставился на Патронус Гарри, переводя взгляд с одного на другого.

— Я так и знал, что ты олень, Поттер, — усмехнулся Малфой. — Глупое заклинание, оно мне не нужно.

 — И это мне говорит представитель песцовых, — парировал Гарри и Малфой скривился. — Брось, Драко, неужели тебе не интересно узнать своего Патронуса? Вдруг, у тебя есть симпатичный белый хвостик?

— Тебе никогда не надоест шутить об этом, да?

— Да, — согласился Гриффиндорец. Помявшись, глядя на скептичное лицо Драко, Гарри всё-таки начал объяснять тонкости заклинания. — Понимаешь, ты придаёшь слишком большое значение технике, но это не Трансфигурация, здесь важен твой внутренний настрой.

Драко фыркнул, но речь Гарри не прервал. В словах Поттера было нечто новое, чего Малфой не слышал от учителя и не вычитывал в учебнике, Поттер объяснял не абстрактными терминами, а сопровождал всё примерами, хотя и корчил при этом такие рожи, что Драко прилагал все полученные на светских балах навыки, чтобы не засмеяться. Порой, наблюдая за тем, как с уважаемых шишек из Визенгамота спадает чары изменения внешности, открывая миру их пивные животы и недобритые с похмелья щеки, сложно не разрозиться на всё поместье гомерическим смехом. Драко не раз захлебывался напитками в попытке беспалевно утопить своё веселье во время разговора.

Поттер же не был столь же глазаст, как светские маги и не замечал улыбки Малфоя.

Стоило признать, объяснял Гарри доходчиво, ещё бы не был таким занудой, и Драко мог бы сказать, что Поттер подойдет для карьеры профессора. Но даже педагогические способности Гриффиндорца и его друзей не смогли заставить бывших пожирателей смерти пробудить заклинание. Люпин, видя неудачи учеников, лишь разводил руками, мол не удивительно.

Разочарованные Малфой и Блейз тихо выскользнули из кабинета. Есть вещи, которые не подвластны, даже Героям Магической Британии. Хотя один дельный совет, Поттер всё-таки дал. Обдумывая слова Гриффиндорца, Драко чиркнул в ежедневнике пару новых строк.

<center>***</center>

На следующий день Слизеринец, повинуясь наставлениям Поттера, направился в Косой переулок. Найдя новый магазин «волшебных палочек и проводников от Григоровичей», Драко вошел, потревожив дверной колокольчик. Магазином заведовал сын знаменитого мага, унаследовавший его дар и фамилию, и решивший расширяться на туманном альбионе. Кудрявый, черноволосый мальчишка помог выбрать Малфою палочку и спустя несколько часов Слизеринец стоял на берегу, готовясь испытать покупку.

Драко сосредоточился, ощущая под пальцами древо новой палочки: шершавое, покрытое рубцами, высеченное из дерева вишни, оно приятно царапало подушечки.

Закрыть глаза и выдохнуть, почувствовать как ветер забирается под кожу, оставляя за собой след мурашек; вокруг нет ничего и никого. Только шелест листьев, непоколебимая вода черного озера и сгущающиеся серые облака.

Воспоминание должно прийти естественно, само собой, родиться не пойми откуда, так же Поттер говорил? Малфой гонял мысли по черепной коробке, пытаясь понять, какой фрагмент его жизни может стать «образующей частью его личности». Может быть первый полет на метле, на которую теперь Драко не смел садиться из-за преследующего в кошмарах адского пламени? Или распределение на факультет, когда шляпа едва коснувшись его головы распознала в нем гордого Слизеринца? Последнего Слизеринца из рода Малфой? Последнего мага Британии, который узнал, что значит носить нашивку с белой змеей?

Драко раздражённо метался из стороны в сторону.

Что за глупость, Мерлин? Почему какое-то воспоминание должно образовывать его личность? Его жизнь была похожа на калейдоскоп; черное превращалось в белое, окрашивалось в красный, рушилось. Но каждый камешек этого калейдоскопа был ему дорог и он не променял бы его ни на что другое, потому что его жизнь подарила ему верных друзей, подарила ему опыт, благодаря которому он может помогать другим и кем бы он ни стал — магом, сквибом, да хоть мадрагорой, он справится. Потому что кем бы ни был Драко в прошлом; пожирателем, принцем змеиного факультета, это не определяло его будущее.

Пусть другие отделяют от себя части, Драко Малфой навсегда останется Драко Малфоем. И будет справляться с дерьмом в жизни с высоко поднятой головой, гордясь тем, кто он есть.

Драко, вдруг пришла в голову безумный порыв. Он вздохнул полной грудью и сорвался с места. Он бежал, набирая скорость и не чувствуя земли под ногами, перепрыгивал через камни и корни деревьев, впуская в себя давно забытое чувство — свобода. Она гремела в нём, словно молния над грозовыми облаками и Драко готов был поклясться, он не знал чувства прекраснее.

Слизеринец расправил плечи и взмахнул палочкой, позволив магии струиться по жилам, перетекая в проводник; в ушах загудело, перед глазами мелькали неясные образы и, вдруг, сверкнув синим светом, они сменились перьями и острым вороньим клювом.

Перед Драко парил в голубоватом облаке настоящий ворон, казалось протяни руку и прикоснешься к теплому пуху.

<i>— Ты настоящий? — билось в голове. — Настоящий?..</i>

Драко, не веря своему счастью, протянул кисть и ворон аккуратно спикировал к нему на предплечье. В темных глазах отражалось собственное удивленное, но довольное лицо. Ворон щелкнул клювом и взлетел над Драко, зовя его за собой и Малфой двинулся вслед за ним.

Выкуси, Поттер, никакой Драко не хорек. А самый настоящий corvus<footnote>Ворон</footnote>.

Он, бывший пожиратель, Мерлин побери, сделал это, он вызвал Патронуса!

<center></center>Так и не придумав, как вернуть ворона в обитель всех Патронусов (такая вообще есть?), Драко поковылял с птицей в Хогвартс, ловя на себе любопытные взгляды. Оно и ясно, не каждый день обладатели черной метки вызывают Патронусов. На пробу крутанувшись вокруг себя, Драко заставил птицу взлететь и покрасоваться под высокими сводами замка. Малфою не терпелось рассказать всё друзьям, обрадовать их — они не прокаженные, они смогут использовать магию также, как и все остальные.

Но прежде, чем навестить Тео и Блейза, Драко подумал заглянуть к Гарри. Просто так. Почему-то рассказать ему, что у Драко всё получилось казалось важным.

<center>***</center>

Задремавшего после ужина Гарри разбудило карканье над самым ухом. Ворона, влетевшая в закрытые окна кружила вокруг него, пока Гриффиндорец не поднялся, в слепую нашаривая на тумбочке очки. Присмотревшись, Поттер понял, что его потревожил чей-то молодой Патронус. Почему молодой? Да потому что Патронусы, чьи хозяева умеют с ними обращаться не издают звуков своих материальных сородичей. Вороны не каркают, волки не воют, а бобры не жрут чужую мебель.

Гарри спустился по налакированным ступенькам к портрету Полной Дамы и игнорируя ворчаливые возгласы о том, что послушные дети вечером спят, впустил незваного гостя в пустую гостиную.

На пороге мялся взъерошенный Драко и Гарри впервые потерял дар речи при его виде. На языке не вертелось никаких острот.

— Ты…ты к кому? — нашелся наконец Гарри.

Слизеринец немного помолчал, словно ответ на заданный вопрос не требовался, а затем сказал.

— К тебе, вообще-то, — Малфой сунул руки в карманы брюк и перекачивался с пятки на носок. На помощь разволновавшемуся хозяину пришел его Патронус не очень изящно спикировав ему на голову. — Ну, как ты видишь у меня всё получилось, — улыбнулся Драко и протиснулся к дивану. Стоять в коридоре ему надоело, к тому же он устал и очень хотел вытянуть ноги на мягкие, насиженные чужими попами, подушки. Гарри уселся рядом с ним, разглядывая Малфоя на фоне бордовых цветов Гриффиндорской обители. Пусть она, уже и не принадлежала исключительно грифам, продолжала сохранять их безмолвное присутствие; в рисунках на стенах, стрекучем камине и фантиках из набора Уизли, разбросанных тут и там. Малфой в простой белой футболке и мантии с позолоченными пуговицами сюда, как ни странно вписался.

Устав терпеть то, как Поттер на него беззастенчиво пялится, Драко злобно на него зыркнул.

— Ты уже минут пять безотрывно на меня смотришь, — меланхолично заметил Слизеринец. — Что у меня рога выросли?

Гарри смутился и отвел взгляд.

— Нет-нет, просто, — «<i>…просто ты очень красивый, а ещё смог вызвать Патронуса и я очень горд за тебя…» —</i> Непривычно. Знаешь, Слизеринец в гостиной Гриффиндора, — усмехнулся Гарри. — Мы как-будто в анекдоте.

Драко тихо засмеялся и этот звук оказался неожиданно приятным для ушей Поттера.

— Да, это точно. Но, знаешь, как частично ответственный за мой прорыв, ты обязан научить меня пользоваться этой штукой, — Драко ткнул пальцем в птицу и тот прошел насквозь, спугнув взъерепенившегося ворона. Гарри пронаблюдал за тем, как кружит голубой огонёк, а Малфой снова заговорил.

— Мне тоже непривычно, — Слизеринец побарабанил тонкими пальцами по обшивке дивана. — Когда никто больше не болеет за твою команду на трибуне. Нет флагов по всему замку. Они раньше казались мне глупыми, но теперь…

— Как-будто потерял частичку себя? — подхватил Гарри и Драко кивнул. — Знаешь, ты пришел в удивительно тихий вечер, обычно у нас тут гулянки, а сегодня все разошлись и, наверное, уже спят. Помнится однажды подвыпивший Симус на спор сунул себе в нос саунд-дражже<footnote>Конфеты для воспроизведения звуков (англ. Sound-producing sweets) — сладости, употребление которых позволяет воспроизводить различные шумы. Например, голоса льва, слона, обезьяны, свист паровоза.</footnote> и у него из ушей вылезли перья.

Малфой, разморенный теплым камином сполз ближе к Гарри, почти касаясь щекой его плеча. Его веки уже слипались, но он продолжал бороться со сном, слушая чего же там такого еще забавного сделал Симус Финниган. Он слушал и улыбался, не столько историям, сколько веселому голосу Гарри со сквозившей в нем ноткой ностальгии. Его было приятно слушать, приятно быть рядом. Не будь Драко таким сонным и вымотанным, он был подумал над этим, но его голова уже уже опустилась на чужое плечо, а глаза закрылись, скрывая Слизеринца в долине Морфея.

<center>***</center>Прошло уже несколько месяцев с того момента, как Малфой пришел в обитель грифов, разрушив последнюю стену многолетней вражды и обид, словно подведя черту; больше в их жизнях нет места бессмысленной ненависти. Всё что было, осталось в прошлом. Для них обоих.

Гарри согласился помочь Драко обуздать Патронуса и на первой тренировке ввел того в багровый румянец, потому что оказалось, что Малфой не может вызвать Патронус в чужом присутствии. Слизеринец просил Поттера отвернуться, а бессовестно заливающийся конским ржачем Гарри, не мог даже с травы встать, чтобы выполнить просьбу. Драко тогда жутко обиделся и Поттер истратил все свои запасы шоколада, принося ему извинения.

Но с течением времени, они притерлись друг к другу, чувствуя, когда усмешка будет лишней, а когда может подстегнуть на новую авантюру. Гарри учил Драко вызывать Патронус и использовать его, как способ связи, а Малфой брал Поттера с собой в магические магазины Лондона и объяснял, как правильно держать шестую вилку, которую Гарри всучил официант в дорогущем ресторане. Они познавали новые грани магического мира, которые никогда бы не узнали, оставшись в привычном кругу общения.

В общем, им было не скучно вместе.

Одной из вещей, которая нравилась им обоим, был вечер танцев в Трех Метлах. Шипучие напитки, неспешная музыка и пестрые, сверкающие гирлянды, развешанные по всему бару, создавали приятную, неторопливую атмосферу. Можно было заплатить пару сиклей за пластинку и утащить партнера на танцпол, чтобы кружиться в танце, пока не загудят ноги. Обычно они оба отсиживались в сторонке, каждый раз обещая друг другу, в следующий раз привести спутницу и каждый раз входили в бар парой одиночек.

Но сегодня, глядя на то, как переливаются на свету белые локоны, как Малфой вальяжно потягивает шампанское, опираясь на барную стойку, Гарри понял, что момента удобнее он не выберет никогда.

Гарри робко протянул руку и Драко сначала подумал, что Поттер просто шутит, но в зеленых глазах отражалась непрошибаемая уверенность в своем решении. Будто этот шрамоголовый не на танец его приглашал, а паучьи гнезда асфальтоукладчиком таранить во имя её Величества.

Драко лукаво улыбнулся и положил руки Гарри на плечи. И в этот миг внутри Поттера взорвалась маленькая бомба, тело окатил электрический разряд, а в груди потеплело и Гарри не выдержав наплыва чувств, припечатал ойкнувшего Малфоя к себе. На его лопатки тут же легли чужие тонкие пальцы и Гарри мог поклясться никого роднее он не ощущал. Чужой нос тут же уткнулся ему в плечо, а сам Поттер удобно устроил свой подбородок на белобрысой макушке.

Он никого не подпускал ближе, чем этого вредного, наглого хоря. До безумия нужного.

Почему он раньше не понял природы своих чувств? Нет ничего проще любви, так почему же так сложно признать, что именно двигало ими в попытке зацепить друг друга, не важно чем — обидным словом или вырванной на поле победой.

Драко волновал Поттера всегда — как враг, соперник и человек, спасший ему жизнь в пылу сражения (хотя здесь можно было засчитать один — один). Он волновал его как личность, противоречивая, прячущая самого себя за кем-то другим и меняющаяся из года в год. Гарри восхищался Драко, как магом, пусть тот и использовал черную магию. А еще Гарри не осуждал его, потому что ему было знакомо чувство, когда сражаешься не за убеждения, а из желания спасти свою семью, защитить её. Какими бы ни были последствия для тебя самого. Больше всего в Драко Гарри привлекала одна черта, которую другие в упор не видели — Драко был верным.

Гарри лишь недавно понял — он найдет тысячу причин следовать за Малфоем, даже если тот лишится магии и станет сквибом.

Они знали друг друга почти всю жизнь, они увидели друг друга по-настоящему лишь в этот год. Увидели такими, какими были на самом деле, без призмы чужих наставлений о чистоте крови и принадлежности к факультетам. Без размышлений о том, кто из них светлый маг, а кто достоин места в Азкабане.

Порой, им обоим в голову приходили одни и те же мысли, которыми они не рисковали делиться с самыми близкими.

Может дело было в том, что никакой черной и белой магии на самом деле не было? Может быть стоило признаться, что эти игры в идеалистов не имели никакого смысла? Волшебство не живое, оно часть волшебника и как его использовать выбирать лишь ему. Можно отобрать палочку, но нельзя отобрать магию и свободу мысли.

Люди создают и продолжают создавать заклинания, ни имея для этого ничего, кроме желания созидать, оставить после себя нечто большее, чем горстку пепла.

Драко оторвался от чужого плеча и заглянул в лицо Поттеру. Тот искрился радостью так открыто и так широко улыбался, что у Малфоя сладко заныло где-то под сердцем. Схватив Гриффиндорца в охапку, они выбежали из бара и понеслись вперед. В лицо бил теплый, ночной воздух, над небом рассыпались звёзды, а они смеялись и бежали. Неважно куда, главное выбрать навигатором сердце.