Продавец сладостей

 — Так вы, — невнятно попытался спросить Тевкр, стараясь как-то прожевать слишком большой для его рта кусок бисквита, — кто?

 — Я продавец сладостей, — улыбнулся Пульчинелла.

Отец Тевкра напряженно посмотрел на Пульчинеллу. Его порция торта была съедена немного меньше, чем на половину: ровно столько, чтобы не вызывать косых взглядов нетронутым куском и лишний раз не пихать в себя принесенное Пульчинеллой угощение. Антон с Тоней с удовольствием ели свои порции; мать робко, но позволяла себе поглощать бисквит маленькими кусочками, словно боясь укора от мужа за то, что ест эту еду.

Тевкр засиял и даже сделал перерыв между поеданием бисквита, чтобы спросить:

 — И вы работаете вместе с моим братиком?

Антон с Тоней замерли, выжидая ответ. Они знали, кто такой Пульчинелла, потому что знали, кто и сам Аякс, но даже для них сидеть за одним столом с Предвестником казалось чем-то странным. Верить в ложь про продавца сладостей, которую тот придумал для Тевкра, им хотелось тоже. Раньше в доме Фатуи не любили, отец часто за столом позволял себе ругань в сторону их армии. Когда их старший брат Аякс стал Тартальей, то отец перестал себе позволять говорить так при детях, но мнения не изменил – кажется, оно только усугубилось – и Антон с Тоней все равно каждый раз за трапезой чувствовали невысказанное напряжение.

 — Верно, — Пульчинелла наколол на вилку свою порцию и безмятежно отправил её в рот, тщательно прожевав и только потом заговорив. — Игрушки и сладости, какое сочетание может быть идеальней? Нам с твоим братом нравится делать детей счастливыми.

Отец не звал Пульчинеллу ни домой, ни помогать Аяксу. Если б он знал, что Пульчинелла решит забрать Аякса себе – а не просто тот получит хорошую взбучку в Фатуи и успокоится, как он надеялся – то в жизни бы не отдал его в Фатуи. Если б он мог, то не пустил Пульчинеллу в их дом – но поди откажи Предвестнику, поди откажи тому, кого твой собственный сын попросил перешагнуть порог. Аякс вырос, покинул отчий дом и сменил благоговейное «отец» на «старик»; на него не нашлось ни ремня, ни управы, он возомнил себя новым главой семьи и решил, что теперь имеет право решать, чем эта семья будет жить и кто будет её защищать.

«Я попросил Пульчинеллу приглядывать за вами, пока я буду в отъезде», как факт тогда сообщил Чайльд, и его отец – позорно, беспомощно, гневно – ничего не смог ему даже ответить. 

 — Вау, вы такие… такие! — восхитился Тевкр, разглядывая Пульчинеллу своим детским взглядом: цилиндр с пером, шейный платок, завязанный на манер галстука, смешной пушистый воротник. Сказочник, человек, сошедший с написанных гуашью картин вместе с корзинкой тортов, куличей и пирожных. — Можно? — Тевкр потянулся к сладости из Натлана, спрашивая разрешения не у родителей, а у Пульчинеллы.

Пульчинелла протянул руку через стол и погладил Тевкра по волосам на макушке.

 — Конечно.

В желудке у отца Тевкра что-то будто свело при виде этого – ему вспомнились старые сказки о лесном чудище, которое притворяется беззащитной бабкой и уводит детей за собой в лес, после чего сжирает, оставляя только косточки. 

Одного ребенка из их семьи Пульчинелла уже забрал.

— Кушай, хороший, — ласково сказал Пульчинелла. — Кушай.