Неделя

У обоих плохие родители. Плохие оценки в школе, плохие отношения с одноклассниками. Плохое финансовое положение в семье, плохое жильё, и наконец, плохое эмоциональное состояние. Всё и так хуёво, а сверху ещё и нависают скорые экзамены, на которых с учеников скоро будут чуть ли не трусы снимать, лишь бы те не списали один вопрос. А на репетиторов нет денег; приходится самим до кровавых мозолей писать сочинения и решать задачи, а затем трясущимися руками приниматься за осточертевшую русскую литературу. Так продолжалось шесть дней в неделю. И, какая неожиданность, выходных, по сути, не было: в воскресенье до ещё большего количества кровавых мозолей и разъеденных моющим средством рук драить квартиру, а потом до ночи делать тонну домашнего задания. Иначе скандалы, крики, отбирание телефона. Нет, спасибо, этого ещё не хватало.

Они оба выгорели. Все дни начали постепенно сливаться в один. Выкрутасы задравших родителей перестали вызывать что-либо, кроме тяжёлых вздохов. Абсолютная каждая буква в тетради давалась через силу (жаль, что физику нельзя было просто выкинуть в окно). Вместо эмоций внутри начала зиять одна большая чёрная дыра, будто всасывающая в себя всю жизненную энергию и чувства, а затем выбрасывающая «квазары» — нервные срывы. И каждый такой «квазар» уничтожал их конечности, ключицы, бока и бёдра. На них появлялось всё больше красных отметин. Они не гордились этой привычкой, но другого выхода попросту не было. Что ещё делать для выплеска импульсов? Бить стёкла? Поджигать мусорки? Издеваться над такими же слабыми, как они?..

Ни за что. Они устали, но они никогда не станут такими же, как люди, харкающие на асфальт под их окнами.

Иногда казалось, что только из-за сильной привязанности друг к другу они ещё не закончили это.

***

— Что по контрольной? — взрослая женщина с морщинистым лицом и грозным взглядом сверлила свою дочь. Та, в свою очередь, напряглась, перестав жевать сухую курицу. В горле сразу же образовался ком. Каждый вечер всё идёт по одному и тому же сценарию.

— Четвёрка, — Колетт сжалась на своём стуле в углу маленькой кухни. Она уже готовилась к ежедневному сверлению головы.

Женщина вздохнула. Колетт не смотрела ей в лицо, но чувствовала, как оно искажалось в смеси из злости и разочарования.

— А почему не пять? Опять халтуришь?

Одни и те же вопросы. Подростка бы хотела пожелать ей придумать что-то новое, однако ей и так было достаточно неприятно.

— Ты и так прекрасно знаешь, что Екатерина Юрьевна меня недолюбливает, а я географию никогда не могла запомнить.

— Да ладно уж. Ты просто умная, но ленивая. Вот скажи, в кого ты могла пойти дурочкой? Папа у тебя мозговитый, я тоже. Видимо, от него лень впитала. Я в твоё время училась на одни пятёрки, ещё и маме помогала. За свиньями ухаживала, куриц кормила, коров пасла. В доме крыльцо мылось каждый день по два раза. Ещё нужно было готовить ужин, сделать уроки, помыть полы в гостиной. И я не возмущалась! А тебя, бляха, даже посуду не заставить помыть! Почему я постоянно должна говорить по сто раз? Уже взрослая девка, должна сама понимать. Вот уедем завтра — совсем в грязи задохнешься.

Колетт уже не слушала. Эти лекции повторялись слово в слово чуть ли не каждый день. Правда, от обращения «девка» в свою сторону хотелось проблеваться. Уже слишком неприятно.

— Вот, телефон отберу…

— Это моя личная вещь, и я часто использую его для учёбы, — наконец перебила девушка. Плевать, что это был спусковой крючок для её матери. Заебала уже. Пусть поорёт и успокоится.

Лицо женщины вновь скривило от злости. С повышенного тона она перешла на откровенный крик.

— Ну вы посмотрите на неё! Личная вещь, бляха! Пока ты, живёшь в моём доме на мои деньги, у тебя из личного только грязь под ногтями твоими! Совести-то хватает, чтобы родной матери хамить, овечка? Давай, иди к себе, сегодня не ужинаешь. На ночь телефон оставишь у меня. Не увижу его утром — неделю его видеть не будешь! Поняла?!

Кажется… Сегодня она ещё нервознее, чем обычно. Красота. Но есть одна непонятная деталь: почему на работе нервы сверлят матери, а страдает дочь?

— Да-да, поняла, иду, — с этими словами Колетт наконец ушла в свою комнату. Спасибо, что хоть батя спал, иначе этот петушок бы присоединился. Вечно он лез не в своё дело.

Девушка аккуратно плюхнулась на кровать советских времен, отчего та страдальчески заскрипела и прогнулась к хранилищу забытых упаковок от чипсов под ней. Лежать неудобно: в бока из-под жёсткого матраса впивались пружины. Создавался эффект «семёрка на стандартной проселочной дороге». Но Колетт давно привыкла. Сейчас она отходила от шума, рассматривая старый коврик на стенке. Затем — жалюзи на окнах, обои с узором из цветов, шкаф (в котором удобно прятаться), стол и полки вокруг него в другом углу комнаты. Всё это было таким обыденным и родным. В голове так и мелькали воспоминания о детстве. Когда не было школы, криков, ссор родителей, экзаменов… Только мягкие игрушки в виде тигрят и игры в классики с лучшим другом на летнем дворе. Хотелось бы вернуть те времена.

Ностальгический порыв Колетт прервала короткая вибрация под боком. Нет сомнений, это Эдгар. Больше ей никто не писал (беседа класса сгнила в вечном муте). Конечно, это сразу же воодушевило её. Всё-таки лучший друг, и кажется, зазноба. Единственный лучик поддержки в болоте проблем. Белокурая с тихим визгом цапнула в руки телефон и сразу же перешла по оповещению… Но увиденный текст не сильно её обрадовал.

«Бля»

«Батя опять бухает»

«Я заранее побежал спасать свою жопу и сейчас в какой то заброшке с несчастными телефоном, ключами и тем дошиком за пять рублей»

«Вряд ли этот ебанатрий протрезвеет к полночи, но похуй. Не впервые хер знает где сплю»

«Это чтобы ты завтра не спрашивала, почему я выгляжу так, будто вылез из помойки. Кстати, дай в школе алгебру списать, сделать возможности нет»

…Колетт еле сдержалась, чтобы не выругаться на всю квартиру. Да, она давно знала, что Эдгар тоже несладко живёт, но за пару месяцев вся эта чертовщина начала с бешеной скоростью набирать обороты. Стабильно раз в неделю ей приходили сообщения о том, что сегодня Эдгар спит в подвале, в лесу на дереве, у своего дедушки… И она всегда страшно нервничала. Это уже было не тревожными звоночками в виде ссадин и гематом под шарфом и рукавами, а целым набатом, кричащим о не совсем мирной жизни в семье. Сколько раз она предлагала позвонить в органы опеки — Эдгар всегда отнекивался. Говорил, что им в любом случае будет всё равно. Приедут разве что только через несколько дней после убийства. И вообще-то был прав, но Колетт не хотела верить в беспомощность положения. Спихивала всё на гордыню вместе с нежеланием чувствовать жалость к своей личности.

И после каждой такой ситуации девушка думала: «Имею ли я право жаловаться на своих родственников?». Ведь Колетт, как ей казалось, по сравнению с Эдгаром жила прекрасно. Её не били (удары полотенцем или редкие оплеухи же не в счёт?), спать на улице не приходилось. Она не голодала, как дети в Африке. Райская же жизнь! А остальное — просто мелочи. Обесценить собственные проблемы куда проще.

Отравленным переживаниями мозгом Колетт обдумывала ситуацию у себя. Вряд ли сейчас получится оценивать ситуацию трезво, чтобы понять, куда направить Эда… Но это и не было нужно! Как золотая иголка в стоге сена, в голове всплыло воспоминание о конце сегодняшней лекции матери. Девушка почувствовала себя окрылённой, торопливо стуча пальцами по экрану. Эдгар должен был согласиться, если преподнести всё достаточно “правильно”.

«пиздец∑(O_O;)»

«посиди там ещё около часика»

«обещали ливень так что не выходи из-под крыши и замотайся в шарф!!1! если ты простудишься я тебя им же и задушу»

«когда родители заснут ты можешь по-тихому пробраться ко мне и поспать в шкафу»

«утром они уедут на неделю, и всё это время ты будешь жить у меня. можешь не кудахтать потому что выбора у тебя нет╮( ˘ ､ ˘ )╭»

На той стороне экрана Эдгар аж поперхнулся. Вот такого предложения он точно не ожидал.

«……Колетт. Ты ёбнутая в край. Но мне надо признать, что с тобой действительно лучше, чем с родичами. »

«Жду приглашения.»

***

Пусть мысли о безопасности и уюте в чужом доме немного приободряли, Эдгар был на грани истерики. В такие моменты его словно разбивали, и все подавленные ранее эмоции пытались вырваться наружу. Злость раздирала парня, и он впился в руку зубами, пытаясь хоть как-то её выплеснуть. На языке появился знакомый привкус железа, однако боль совсем не чувствовалась. Эдгар продолжал с приглушёнными вскриками наносить себе увечья, с укусов перешёл на избиение стен и только с разбитыми костяшками пальцев наконец смог успокоиться и устало присесть в углу здания. Теперь брюнет чувствовал только стандартное для себя желание сдохнуть и наконец перестать страдать.

— Кринжанул, — буркнул он себе под нос, спрятав его в шарф.

И даже отсидеться под крышей не получилось. Сквозь хаотичный стук капель до Эдгара донеслись чьи-то быдловатые голоса. По их количеству было понятно, что это крупная шайка, а значит, нужно поскорее свалить из излюбленного места таких банд. У парня уже был неприятный опыт общения с подобными личностями… После которого его в бессознательном состоянии тащили в травмпункт. Желания лежать побитым не было, поэтому страдалец уже через пару минут выбежал из куч строительного мусора и побежал к рядам гаражей. Среди них же и спрятался. Правда, ничего над головой теперь не было, и Эдгару пришлось сидеть под сильным дождём. Ветровка вымокла насквозь и перестала помогать сохранять тепло. Осталось только надеяться, что родители Колетт заснут быстрее.

Долгие тоскливые рассуждения о тленности жизни были прерваны уведомлением о сообщении. Фортуна всё-таки решила не харкать в лицо.

«ВСЁ ЧИСТО БЕГИ РАДНОЙ(ΦwΦ)Ψ!!!!! Я БЫ ПРООРАЛА ЭТО В ГС НО НЕ МОГУ»

Эдгар чуть не завизжал от счастья при всей своей сухости. Всё же… Целая неделя у единственного человека, с кем он чувствует себя комфортно. Без вида на отечное, желтушно-зелёное лицо отца и побоев. Кажется, это будут самые счастливые деньки всего года, от одной мысли о которых в груди ощущалось тепло. Но Колетт ничего из этого не услышит. Её эмо-петушок слишком гордый для красочного проявления таких чувств.

***

Колетт старалась быть тише воды, ниже травы. Около десяти минут она неподвижно стояла у дверного глазка и высматривала, не появилась ли знакомая морда на лестничной площадке. И стоило девушке отойти попить воды — тут же постучались! Колетт поперхнулась от неожиданности и сразу же на носочках подбежала ко входу. Медленно разобралась с замками и ещё медленнее открыла дверь, чтобы не было скрипа.

И наконец увидела своего горе-эмо. Весь мокрый, дрожащий, запыхавшийся, в налипшей грязи и с кислой миной. Однако это не помешало Колетт наброситься на него с объятиями и начать чуть ли не душить, пока Эдгар всеми силами пытался выбраться.

— Тебе тоже привет, отпусти меня наконец, щас сама грязи нацепишь! — страдальчески и злобно прошипел Эдгар, наконец освободившись. Он пытался не показывать эмоций, но Колетт будто видела его насквозь. Девушка смотрела на него одновременно с радостью, волнением, грустью и любовью одновременно.

— Да-да-да-да-да-да, не петушарь и иди в душ, пижаму я тебе уже приготовила!!! Я пойду заварю чай, э-э, нет, кофе, ты же больше любишь кофе, да, кофе! И-и-и поесть наложу, я как раз не доела свой ужин, тебе как раз хватит! Я же знаю, что ты голодный, у тебя прям по лицу видно, ты ещё в пятом классе так на пиццу в школьной столовке смотрел!!! Всё, погнал в ванную, погрейся под водой хоть, и слишком громко МКРов своих не пой, выходец две тыщи седьмого!

— А откуда ты про пение зна… — ему наглейшим образом прикрыли рот рукой. Девушка потащила Эдгара к ванной комнате, и прежде, чем он смог что-тт сказать, закрыла дверь прямо перед его носом.

Эдгар хотел возмутиться и начать расспрашивать, но знал, что это бесполезно. Колетт уже давно могла в любой момент рассказать случайный факт о нём и ещё о некоторых одноклассниках. Откуда она это узнает? Неизвестно. Напрягает, но привыкнуть можно.

Эмарь решил не забивать голову вопросами. Он наконец-то стянул с себя мокрые тряпки, развесил на полотенцесушителе и по привычке около минуты постоял у зеркала, разглядывая родинки и шрамы на своём худощавом теле. Только сейчас к нему пришло осознание того, как сильно он промёрз под проливным дождём. Больше дрожать не хотелось, так что Эдгар в тот же момент быстро отрегулировал температуру воды и залез под почти-кипяток. От резкой смены температур в теле ощущалось лёгкое покалывание. Брюнет уже скоро должен был почувствовать боль вместо него, но всё ещё бушующая в нём злость затмевала другие ощущения. Да, он успел поссориться с более-менее трезвым отцом перед уходом. Да, его опять обматерили с ног до головы, наорали, унизили и попытались избить. И да, у Эдгара переполнилась чаша терпения с безразличием, на этот раз он не смог всё забыть и его до сих пор трясло от злости. Хотелось заплакать или вновь начать наносить повреждения себе, но никакой возможности не было. Тем более, его зарёванную морду никак не скрыть от наблюдательной Колетт. Хоть перед ней показывать слёзы и не так стыдно, как с остальными.

— Ебануться…

Несколько минут простых попыток контролировать эмоции и отвлечься на случайные воспоминания. Формулы по алгебре седьмого класса, тот мальчик с какого-то пляжа, дворовая кошка с гетерохромией… Все тревоги вновь стали уходить в глубины сознания, будто увязать в них. Вскоре и остальные мысли стали казаться отдалёнными, неживыми. Плавали в голове, как дохлые мухи в киселе и позже тонули. Вид на светло-зелёные стены под отвратительным жёлтым освещением казался нарисованным. Впрочем, как абсолютно всё, но сейчас это было ещё заметнее. Очень похоже на сон в реальной жизни. Эдгар называл это состояние «потерей связи».

Так брюнет простоял минуту, две, три… Как звук открывшейся двери тут же вывел его из транса и заставил вздрогнуть. Он в безопасном месте, но этот рефлекс остался.

— Я забыла те пижаму в ванну положить. Вылезай, кстати, скорее, русалочка, а то утонешь скоро. И кофе остынет.

— Блять, Колетт!..

— Всё, бай, жду! — белокурая плутовка хихикнула и вышла из комнаты, быстро прикрыв дверь.

М-да, никакого уважения к личному пространству. Вполне в её стиле. Зато Колетт дала Эдгару понять, что он уже слишком долго стоит в душе. Счётчик-то работает. Эмарь решил побыстрее закончить свои дела и наконец выйти к подруге. Тем более, к нему постепенно возвращались болевые ощущения от очень горячей водицы, а чувствовать себя варёным раком не хотелось.

Уже через пару минут Эдгар стоял с кружкой кофе в дверном проёме, облокотившись о стену. С явным недовольством на лице он вжимал голову в плечи и жмурился с лёгким румянцем на ушах. Колетт тихо хихикала рядом за столом, зажимая рот ладонью. Образ озлобленного и депрессивного подростка совершенно не сочетался с белой пижамкой с узором из сердечек, которую девушка подло подкинула ему вместо чёрной (эту она забрала себе). «А тебе идёт, прям-таки милее стал!» — подкалывала Колетт, в ответ на что Эд только злобно фыркал и подносил кружку к губам. Он не обижался, просто немного стеснялся. Хотелось бы поскорее укрыться в темноте. А к недоеденному ужину подруги даже приближаться не хотелось. Аппетита не было абсолютно; запах еды вызывал разве что отвращение.

— Мы такие беспалевные, капец просто, ща выйдет кто-то и нам обоим пизде…

— ТОЧНО! Ой, э-э-э-э, то есть точно, не шумим, извини, я забыла! Всё, идём, идём, будем записи концертов твоих МКР’ов смотреть! А потом… Видео с хомяками! И котятами чёрными! Если с плохим настроением ляжешь, кошмары сниться начнут!! — девушка встала из-за стола и тихонько подбежала к Эдгару, крепко обняв, а затем схватила его за руку и повела в свою комнату. Эмарь, чего и следовало ожидать, аж кофе подавился и залился румянцем. Ладони начали предательски потеть, а сердце — колотиться сильнее, чем после стометровки на физре. Его объект обожания слишком близко, прямо сейчас чарует своей маниакальной улыбкой и таким же маниакальным взглядом. Как будто вот-вот у неё пойдет пена изо рта… Эд, если честно, не мог понять, как он угодил втюриться в эту чертилу. Но её заливистый хохот и дрожащие от избытка эмоций руки оставались самыми тёплыми вещами в воспоминаниях. Жаль, что из-за эмоциональной мясорубки Колетт превращалась в апатично-отчаявшийся кусок стресса.

Парень был так сильно смущен, что случайно вошёл в «перезагрузку». Колетт усадила его на свою кровать, вручила старенький планшет и хотела уже пойти за наушниками, как вдруг встретила небольшое сопротивление. Эдгар забыл отпустить её руку. И как только встретил на себе непонимающий взгляд — вздрогнул и одёрнул дрожащую ладонь.

— Ты пока ищи концерты своих братьев по субкультуре, жирафик, — Колетт еле сдержалась, чтобы не хихикнуть и кинула другу наушники. Иногда делать вид, что она не видит его насквозь, очень тяжело.

***

— А это значит… Уэй же, да? Я его по волосам запомнила. Э-э-э… ОН НА ТЕБЯ ПОХОЖ! — Эдгар закрыл рот подруге ладонью. Та всё поняла, но всё равно укусила, прежде чем продолжить говорить. — То есть, не лицом, но на той фотке, где он косит под какую-то кровосисю, ну точь-в-точь ты! Ну скажи же! Во всей этой вашей «Чёлка-до-Сибири» компании установлена какая-то миндальная связь?

— Понял, я в шкаф, спокойной ночи, — эмарь уже собрался вылезть из-под Одеяла Скрытности, как его окрестила Колетт из-за понятной роли, но та ему не позволила: мгновенно впилась подозрительно острыми зубами в плечо. Для дополнительного «устрашения» она прошипела скомканное «I’m gonna c-a-atch you-u!» своим маниакальным тоном. Эдгара это немного смущало, однако заскулить от боли хотелось больше.

— Акула ты хуева, да не ухожу я, отцепись! — благо, такой ответ белобрысую чертилу устроил. Эда перестали терзать, но тут же сжали в почти душащих объятиях.

…Лучше бы кусали. Эдгар молчал, смирившись со своей судьбой, а Колетт и не думала его отпускать. Планшет с наушниками был отложен на край; ни один лишний звук не мешал девушке вслушиваться в бешеное сердцебиение и нервозно-тяжёлое дыхание друга, одновременно с этим упиваясь гениальностью своего трюка. Она давно его спланировала из Научного Интереса и ради Прикола. Очень уж её друг мило реагировал, прям хотелось затискать до полусмерти, как котёнка какого-нибудь. И этот день ласково дал ей такую возможность.

— Я так понимаю, тебе резко спать захотелось. Может, не знаю там, отпустишь?

— Отопление сдохло, мне холодно. Спишь тут до половины шестого, забираешься в шкаф, ждешь звука поворота ключей и залезаешь сюда снова, а потом спокойно дрыхнем до полудня. Возражения не принимаются, спокс.

Колетт коротко поцеловала Эдгара в щёку и уткнулась ему в грудь. Вот про холод она не врала: ровно до этого момента эмарь мог его ощущать, однако прямо сейчас его температура словно поднялась до сорока градусов. Да, его подруга и раньше могла просто так чмокнуть (или укусить), только сейчас обстановка была более… Близкой. Эд мысленно матерился сапожником, пытаясь прямо сейчас не умереть от разрыва сердца или не закричать на весь район. А Колетт начала сопеть уже через пару минут. Да, она со своим смущением явно справлялась куда лучше.

В конце концов, Эдгар тоже начал пытаться заснуть. Глаза уже слипались. Чтобы тоже согреть себя получше, эмо прижал спящую Колетт к себе, нежно погладив её по голове. Сердце продолжало колотиться, но парень пытался не думать ни о нём, ни о зазнобе. Придётся настроиться, что подобные сцены будут происходить намного чаще. Ему же жить здесь ещё неделю… Самую лучшую неделю в его жизни.