22 сентября 2022, 06:43

Прошло столько лет, а убийца фурий до сих пор не может дать внятного ответа почему он забрал того самого неказистого и тихого ребёнка с пронзительными зелёными глазами с неизвестного ему ранее острова. Наверное потому что увидел в нём самого себя, только совсем маленького и пугливого, остро нуждающегося в том, кто смог бы раскрыть его потенциал во всей мере. У него в детстве не было такого человека рядом, может поэтому и захотел стать таким для Иккинга? Охотник горько усмехается, прокатывает в голове воспоминания и отворачивается. Когда он успел так размягчиться и поиграть в ангела?

* * *

Мальчишке десять, он совсем не говорит с Гриммелем, а только сиротливо озирается, считывая своими не по-детски умными глазами пространство. На улице уже начинается зима: везде тихо, серый снег жалобно хрустит под ногами и падает снежинками на плечи, ветра нет, даже птицы молчат, а ели стоят застывшими чернилами. Драконов тоже нигде не видно. Мужчина наблюдает за мальчиком и ничего не говорит – даёт время осмотреться и привыкнуть, как котёнку, только что принесенному в дом.

— Я буду жить с вами? — Иккинг трет маленькие ладони и прячет их под подмышки, укутываясь коричневой меховой жилеткой сильнее.

— Нет, ты будешь жить с Ингой. Моей дальней родственницей, — Гриммель равнодушно рассматривает свои кожаные перчатки, отворачиваясь от ребёнка, — Моя хижина рядом.

— А близких родственников у вас нет?

Мальчишка не хочет его ранить, просто спрашивает из любопытства, но охотник все равно чувствует, как на долю секунды у него тяжелеет сердце. В лице ничего не меняется: он привык держать его холодным и ровным, несмотря на эмоции внутри.

— Нет, больше нет, — он отмирает в следующий момент и мельком смотрит на Иккинга. Тот тупит взгляд и опускает глаза.

— Извините, я не хотел.

— Не извиняйся. Это обычная история для племён, где сражаются с драконами.

— А здесь их… много? — на последнем слове мальчик боязливо затихает и делает пару шагов к мужчине.

— Ну, как сказать, — Гриммель позволяет себе легонько улыбнуться, когда видит перепуганный взгляд Иккинга. Он выглядел маленьким, потерявшимся олененком, — Они есть, но они не нападают на эту деревню и живут в дальней части леса. Их не так много.

— Когда я был ещё меньше… На своём родном острове. То они нападали почти каждую ночь и жгли дома, — мальчик заметно успокоился от того, что злобные твари не будут нападать на них, но неловкость и скованность ещё осталась, — Правда это всё, что я помню оттуда.

Гриммель еле заметно приподнимает бровь, не отводя взгляда от ребёнка. Иккинг, кажется, замечает пристальное внимание на себе и поднимает глаза от снега. Смотрит так выжидающе и невинно, прям совсем мальчишка ещё. Он, наверное, и ножа в руках не держал, не говоря уже об охоте.

Его сплавили в море, когда поняли, что он слишком слаб, чтобы держать меч в руках (как будто бы для убийства нужна только сила). Надеялись, что волны заберут младенца, но те отнесли его к берегам другого острова и племени, приютившего ребёнка и вырастившего до десяти лет. Родителей у него так и не было, только кузнец, который проводил больше всего времени с мальчиком и скончавшийся в тот же год, в который Гриммель и приплыл на остров. Он пришёл туда чисто случайно, по дороге в родные края из далёкого плаванья, и потом увидел Иккинга, ну и забрал к себе, перед этим расспросив о родителях и о всём прилежащем.

— Пойдем в дом. Посидишь пока у меня, потом познакомлю с Ингой, — Гриммель приходит в себя и отмахивается от воспоминаний, легонько подталкивая ребёнка к двери.

Иккинг шагает неуверенно (или может так повлиял холод, сковав мышцы?), но не оборачивается назад. Ели всё так же тихо смотрят на них, птицы по-прежнему молчат, а снег капает на плечи, и во всем этом умиротворении снова раздается детский голос:

— А мы будем кушать сегодня?

Гриммель снова усмехается от такой умилительной, абсолютно очаровательной детской наивности и отвечает:

— Будем, — он не может удержаться, чтобы не добавить следом с ухмылкой на губах, — Если драконы не прилетят.

* * *

Охотник жутко вздрагивает от накативших воспоминаний, но не гонит их прочь, просто на момент прерывается и возвращается в реальность. Что-то подсказывает ему, что мысли об Иккинге так и не покинут его: продолжат выедать подкорку мозга, ворочаться перед глазами вместо сна, пробуждая прежнюю ненависть.

Его Иккинг предал его. Связался с крылатыми тварями.

Не нужно было подпускать его к этим демонам. Не нужно было отпускать его в тот лес, не стоило оставлять так надолго, позволив прорасти глупой надежде в драконью природу, которая никогда и ни за что не будет доброй к человеку. Гриммель отвернулся от него на пару месяцев, а Иккинг уже позволил обмануться лживой натуре крылатых бестий и поверил в эту глупость, что они могут жить с людьми. Он всегда носил свое сердце в рукаве – Гриммель видел это, видел в первый же день, позволил себе потеплеть к глупому ребёнку и так и не научил его жестокости. Сражаться – да, безусловно, выслеживать добычу – тоже, но вот этот огонь и всеобщее желание добра так и остались гореть внутри. И к чему это их привело?

Гриммель закрывает бесонные глаза, со скрипом сжимает зубы и даёт себе пару минут в тишине и горечи, не обращая внимания ни на что.

Его Иккинг, его ученик и ребёнок теперь был проклят драконьей участью. И всё из-за того, что он не уследил за ним.

* * *

— Пошли прочь, как будто бы у вас всё получалось с самого начала! — Гриммель рычит не хуже дракона на смеющихся подростков, которые тут же спешат замолчать и сбежать.

Иккинг дуется сам не зная на кого, отдает арбалет в руки мужчины и идет искать стрелу. Она пролетела ровно мимо мишени, спрятавшись в тёмных кустах. Это не первая его тренировка и оттого стыдно до красноты на щеках, несмотря на то, что Гриммель не говорит ничего колкого. Он вообще как будто бы не обращает внимания на его промахи, а с холодным терпением заново показывает и рассказывает как нужно стрелять. Единственное, что он не хотел делать для мальчишки так это ходить за стрелами, о чем сразу и сказал.

"Это твои промахи, так что иди за ними сам. Никто не будет исправлять твои ошибки в будущем"

Ветки хрустят под детскими ногами, шуршит листва и кричат птицы над головой. Сейчас раннее лето: прохладный, но свежий ветер, яркое солнце и робкая зелень на ветках деревьев. Здесь теплее чем на его прошлом острове и это не может не радовать, ибо Иккинг с детства не любил холода.

Стрелы нигде не видно, как бы он не щурился и не пинал упавшие листья. Мальчик вслушивается в стрекот птиц в ветках и сам не замечает, как уходит слишком далеко от тренировочного поля. Сердце страшно поджимается, падая куда-то в желудок: ели совсем высокие и тёмные над головой, прежней тропы нигде не видно, как и проблеска деревни в горизонте. Стрелы по-прежнему нигде нет. Она всего лишь упала в кусты, а он сам по своей глупости и невнимательности зашёл в глубину леса, позволив чаще сомкнуть вокруг него свои челюсти. Глупый, глупый ребёнок! Гриммель точно будет недоволен!

Мальчик влажно сопит носом и блестит слезливыми глазами, стараясь не вспоминать, что здесь могут быть драконы. Они ведь не придут за ним, верно? Иккинг вздрагивет и оборачивается, шагая назад откуда пришёл. Наверное, тропа где-то здесь, может быть за этими кустами: ребёнок заглядывает за них и чуть ли не падает, завидев крутой склон под ногами. Нет. Он снова идёт не туда. Он потерялся, теперь Гриммель не найдёт его и он останется на съедение диким драконам. Теперь он точно пропадёт!

Никто не слышит тихих детских всхлипов кроме любопытных птиц. Иккинг не смотрит на них и только усердно вытирает горячие слёзы, сидя в форме калачика под деревом. Из-за собственных всхлипов он не слышит шороха за спиной и не видит плавно подошедшего Гриммеля. В руке мужчины виднеется потерянная стрела. Он молча смотрит несколько секунд на плачущего ребёнка и тяжело вздыхает, привлекая к себе внимание Иккинга. Мальчик тут же вытирает слёзы, боясь, что его могут наказать за проявление слабости, но во взгляде мужчины нет раздражения. Только еле заметное волнение, которое смягчилось и превратилось в прежнее спокойствие. Он тревожился, что мальчик потерялся в самой глуши, но всё обошлось.

— Ну и что ты? — в голосе нет упрёка, только сожаление и отблески заботы, — Не смог найти дорогу обратно?

— Не смог, — Иккинг всё ещё шумно дышит и сопит носом; зелёные глаза так и не избавились от хрустального блеска, — Я боялся, что вы не придёте. Что м-меня никто не найдёт.

Его голосок подламывается, угрожая задрожать от новых слёз, и Гриммель наклоняется. Он выглядит для Иккинга, как чёрная скала в своем плаще, заставляя поёжиться, но без страха, а от простой от неловкости. Мужчина без усилий берет мальчика на руки (при этом отмечает про себя, что он слишком лёгкий и ему нужно больше есть) и крепко прижимает к груди, позволяя обнять себя за шею. Он выглядел и ощущался, как потерянный олененок. Ему ещё предстоит многому научиться, но это не будет проблемой – Гриммель научит и будет рядом.

— Я думал, ч-что др-

— Тише. Их здесь нет. Пойдём. Хватит с тебя тренировок сегодня, попробуем ещё завтра, — мужчина гладит Иккинга по спине и несёт вперёд, умело обступая коряги и крупные ветки, которые молчат, как зачарованные под подошвой его сапог; он давно научился ходить незаметно в лесу, — Чтобы не теряться люди делают засечки на деревьях. Я научу тебя.

— Ч-честно?

— Честно-честно.

Охотник бесшумно усмехается детскому лепету и этой умилительной наивности, чувствуя, как чужое дыхание на шее становится спокойнее и тише. Не успели они выйти из леса, как Иккинг заснул с высохшими слезами на щеках.