Господин Крыс запропастился куда-то, и Цзинь Гуанъяо его обыскался. Он заглянул в каждый угол павильона, и был несколько раздосадован, не найдя его. Даже под столом крысёнка не было, хотя зачастую он там прятался или рыскал в поисках оброненных крошек. Цзинь Гуанъяо выпрямился и вздрогнул: он не заметил, как пришёл Лань Сичэнь.
— Эргэ, — глубоко выдохнул Цзинь Гуанъяо, приложив ладонь к груди, — как ты меня напугал…
Лань Сичэнь казался чем-то подавленным. Цзинь Гуанъяо взял его за руку и усадил к столу.
— Что-то случилось, эргэ? — спросил он, придвигая чашку и чайник. — Беспокоишься о совете кланов?
Лань Сичэнь отрицательно покачал головой. На лице его проступило виноватое выражение, сменившееся едва ли не отчаянием, и он с усилием выговорил:
— Госпожа Юйцинь… ждёт ребёнка. Мне так стыдно, А-Яо.
Рука Цзинь Гуанъяо едва заметно дрогнула.
— Стыдно? — переспросил он. — Почему стыдно? Вы женаты, и только естественно ожидать, что в браке рождаются дети.
Лань Сичэнь покачал головой:
— Мы ведь объявили о духовном супружестве и… Я не знаю, почему так произошло. После всего, что я сказал и наобещал… Не знаю, было это влияние момента или… Я поступил недостойно. Я виноват перед тобой, А-Яо.
— Влияние момента? — повторил Цзинь Гуанъяо.
Лицо его не изменилось, он хорошо умел прятать собственные эмоции, но по фарфоровой чашке пошла трещина, так сильно он сжал чашку.
Влияние момента. Эта фраза могла означать что угодно. Госпожа Юйцинь решила продолжить укреплять свои позиции? Или Лань Сичэнь проникся к ней больше, чем хотел показать? Влияние момента… Или то, что происходит в лабиринтном павильоне, лишь влияние момента?
— Ты не должен передо мной извиняться, эргэ, — сказал Цзинь Гуанъяо, с трудом разжимая пальцы и отодвигая чашку, — мы всего лишь любовники.
— Всего лишь? — потрясённо переспросил Лань Сичэнь.
Цзинь Гуанъяо прикусил губу. Всего лишь… Это вырвалось случайно. Или нет? Быть может, ему захотелось причинить Лань Сичэню боль, как тот только что причинил боль Цзинь Гуанъяо, пусть и неосознанно.
— Мы… мы не… — задохнулся Лань Сичэнь.
— Прости, я не… не так выразился.
— А-Яо! — с болью воскликнул Лань Сичэнь. — Ты ведь знаешь, что ты для меня значишь!
Цзинь Гуанъяо опять покусал нижнюю губу. Боль в глазах Лань Сичэня нисколько не успокоила его собственную. «А что я для тебя значу?» — мысленно спросил Цзинь Гуанъяо.
Брак с госпожой Юйцинь лишь поначалу казался Цзинь Гуанъяо забавным. У Лань Сичэня и так уже двое детей, куда ещё? Слишком много ни к чему хорошему не приведёт, уж кому, как ни Цзинь Гуанъяо, сыну Цзинь Гуаньшаня, это знать! Хорошо бы этому ребёнку не появляться на свет. Хорошо бы что-то случилось — до или во время родов. Это избавило бы его… Глаза Цзинь Гуанъяо застыли на мгновение. О чём он только что подумал? Он резко выкинул руку и влепил себе пощёчину.
— А-Яо! Что ты делаешь! — всполошился Лань Сичэнь, перехватывая его руку, поскольку на одной пощёчине Цзинь Гуанъяо не остановился.
— Мне пришли в голову недостойные мысли, — поморщился Цзинь Гуанъяо, — очень недостойные… Прости.
Он поднялся, высвобождая руку, и пошёл с террасы, хмурясь и кусая губы.
— А-Яо, куда ты? — беспомощно спросил Лань Сичэнь.
— Я… Мне нужно побыть одному… — сказал Цзинь Гуанъяо.
Лань Сичэнь со стоном закрыл лицо руками. Он так ясно почувствовал возникшее между ними отчуждение. Чувство вины захлестнуло с новой силой.
Он сам не знал, почему это произошло. Его чувства не изменились, к госпоже Юйцинь он по-прежнему испытывал уважение и благодарность, не более того, но случилось то, что случилось. Они оба были удивлены произошедшим и постарались не упоминать об этом, и это никогда не выплыло бы наружу, но… У неё вновь будет ребёнок. Лань Сичэнь ничего не хотел скрывать от Цзинь Гуанъяо, поэтому и рассказал.
Да, это недостойно — после всего того, что он сказал и обещал, после всех этих клятв, в которые он искренне верит, но получить в ответ это «всего лишь»… Так вот как Цзинь Гуанъяо о них думает? Или это лишь оскорблённое чувство гордости заговорило в нём?
Лань Сичэнь поднял голову и посмотрел в вечерний сумрак. Белая фигурка Цзинь Гуанъяо едва виднелась вдалеке. Нужно догнать его, вернуть… По лицу Лань Сичэня промелькнула болезненная тень. Разве Цзинь Гуанъяо хочет сейчас, чтобы он за ним пошёл? Он сказал, что хочет побыть один. Лань Сичэня он видеть не хочет — вот что означали эти слова. Цзинь Гуанъяо умело скрывает собственные чувства, вслух он никогда бы этого не сказал.
Где-то там, в темноте, он справится с собой и вернётся, чтобы притвориться, что это его нисколько не волнует. Но где начинается и кончается притворство? Что изо всего это настоящее?
Лань Сичэнь вздрогнул, провёл ладонью по лицу.
— Как я мог так о нём подумать? — пробормотал Лань Сичэнь, кривясь от отвращения к самому себе.
Цзинь Гуанъяо не особенно задумывался, куда идёт. Ноги сами привели его в бамбуковую рощу, где он частенько тренировался. Но сейчас он просто остановился среди покачивающихся стеблей, невидящим взглядом глядя перед собой. Те мысли потрясли его до глубины души. Он всерьёз пожелал, чтобы… Цзинь Гуанъяо зажал рот рукой.
— Насколько же уродлива твоя душа? — прошептал он. — Насколько…
Цзинь Гуанъяо до этого думал, что справился с ревностью. Но она никуда не делась, он просто делал вид, что не замечает, как она выжигает ему сердце всякий раз, как Лань Сичэнь говорит о госпоже Юйцинь. Он знал, что между ними нет глубоких чувств, что они просто вежливы друг с другом, что брак этот был в буквальном смысле сделкой, что настоящие чувства Лань Сичэнь испытывает лишь к нему, Цзинь Гуанъяо…
А потом вдруг это «влияние момента».
Он ведь не мог увлечься ею, ведь не мог же? Она не красавица, но в ней есть своё очарование, это Цзинь Гуанъяо признавал.
Или она. Она могла воспылать к супругу, использовала женские уловки, чтобы увлечь его в постель. Цзинь Гуанъяо знал женщин, им нельзя доверять. Лань Сичэнь всего лишь попался в расставленную ею ловушку. Да, хорошо бы с ней что-нибудь случилось…
Опять. Цзинь Гуанъяо скрипнул зубами, резко мотнул головой, изгоняя эту мысль.
— Да что с тобой такое? — процедил он. — О чём ты только думаешь! Когда ты стал таким…
«Всегда им был», — мелькнуло в голове юркой крысой. Он с раздражением ударил кулаком в бамбуковый ствол и бил до тех пор, пока не заболели костяшки пальцев.
Когда он стал таким жадным? У него уже есть то, о чём он прежде и мечтать не решался. Он получил новую жизнь, он получил Лань Сичэня, он даже получил наследника его дурной крови. Так почему ему этого мало? Почему ему опять мало? Почему всегда мало? Он ведь говорил себе, что будет довольствоваться тем, что имеет. Его чувства настолько глубоки, что их не вырвать какой-то жалкой ревностью.
Цзинь Гуанъяо застонал и сел на корточки, неловко обхватывая голову рукой. Фантомная боль в отсутствующей руке была особенно сильна сейчас. Откуда-то взялся Господин Крыс и сердито запищал, когда Цзинь Гуанъяо схватил его и поднёс к лицу.
— Объявился! — сказал Цзинь Гуанъяо насмешливо. — Надо было назвать тебя Гуаньшанем, у тебя ведь наверняка много сыновей.
Господину Крысу нисколько не понравилось столь бесцеремонное обращение, он куснул Цзинь Гуанъяо за руку и проворно скрылся в темноте. Цзинь Гуанъяо посмотрел вверх. Небо хмурилось, предвещая грозу.
— Нужно вернуться, — пробормотал Цзинь Гуанъяо, — не дело вымещать досаду на крысёнке… Ничего нового, как будто ты не знал о своём внутреннем уродстве…
Он поднялся, прикрыл глаза, постоял так немного, чтобы взять себя в руки, и побрёл обратно к павильону.
С Лань Сичэнем он столкнулся на полпути.
— Эргэ? — удивлённо спросил Цзинь Гуанъяо.
Лань Сичэнь крепко взял его за плечи:
— А-Яо… я… Послушай меня. Я должен как-то… объясниться с тобой.
Цзинь Гуанъяо легко, но уверенно сбросил его руки. Губы его покривились.
— Ты ведь меня знаешь, эргэ, — сказал он, — знаешь, какой я. Завтра я стану прежним, но сейчас… Я побуду эгоистом, гадким эгоистом… Мне не нужны твои оправдания. Я ничего не хочу слушать о госпоже Юйцинь. Я не хочу сжимать зубы каждый раз, когда ты говоришь о ней. Я не хочу, чтобы меня грызла ревность и злоба, оттого что ты есть где-то ещё, а не здесь. Я могу убить ради тебя, я уже это делал. Я даже могу убить тебя, чтобы ни с кем тобой не делиться. Я всего лишь гадкое чудище, цепляющееся за отражение солнца в колодце…
— А-Яо, — прервал его Лань Сичэнь, прижимая ладонь к его губам, — не нужно так о себе говорить.
Цзинь Гуанъяо мотнул головой:
— Но это правда. Моя любовь к тебе не меняет моей сущности. Даже в самые драгоценные моменты меня могут посетить недостойные мысли… просто чудовищные. Но мне на это плевать. Плевать на всё то, что находится за лабиринтом…
Он прижал ладонь к животу Лань Сичэня, ощупывая и лаская твёрдый бугорок под тканью одеяний. Лицо Лань Сичэня вспыхнуло.
— Пока ты хочешь меня, какое мне дело до всего остального? — сказал Цзинь Гуанъяо. — Если я всё ещё могу вызывать в тебе желание, зачем мне вообще думать о чём-то другом? Это эгоистично с моей стороны, но пусть хоть весь мир там, за лабиринтом, горит синим пламенем. Что мне до него, если ты здесь, со мной, и по-прежнему хочешь меня?
— А-Яо… — с усилием выговорил Лань Сичэнь. Дыхание его сбилось, он запрокинул голову, глядя в вечернее небо.
Цзинь Гуанъяо вдруг остановился и отступил на шаг.
— Нет, так не годится, — покачал он головой, — если я продолжу, твоя одежда испачкается, эргэ, а ведь тебе ещё возвращаться. Мне бы не хотелось…
Глаза его раскрылись чуть шире. Лань Сичэнь сбросил одеяние. Его мраморная кожа белела в вечернем сумраке. Цзинь Гуанъяо подумал, что если продолжит смотреть, то у него кровь пойдёт носом. Он ощутил, как по животу разливается сладкая тяжесть, обещающая скоро вылиться в эрекцию. Лань Сичэнь был слишком прекрасен, чтобы просто смотреть. Цзинь Гуанъяо протянул руку, берясь за пульсирующий желанием член…
— А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, кладя руки ему на плечи, — вот он я пред тобой, я настоящий. Хочешь ли ты любить меня, хочешь ли ты меня убить — я весь твой. Это никогда не изменится. Мы не всего лишь любовники. Мы не… мы…
Он прикусил губу, глаза его увлажнились. Цзинь Гуанъяо со стоном прижался лицом к его груди, постоял так немного, не прекращая, впрочем, играть пальцами вокруг вздыбленного органа, потом легко соскользнул вниз, заменяя руку ртом. Лань Сичэнь зажмурился, прикусывая губы и стараясь дышать носом, чтобы успокоить себя: стремительный прилив крови к плоти грозил быстрой развязкой, но ему не хотелось, чтобы это произошло прямо сейчас.
— А-Яо… — задыхаясь, сказал он, — не сейчас…
— Почему нет? — удивился Цзинь Гуанъяо, чуть отодвигаясь. Но губы его были всё ещё близко, Лань Сичэнь чувствовал его дыхание на влажной плоти.
Лань Сичэнь почувствовал, что теряет над собой контроль. Он толкнул Цзинь Гуанъяо на землю, наваливаясь на него всем телом.
— Прямо… здесь? — вскрикнул Цзинь Гуанъяо, не ожидавший столь стремительного вторжения.
Лань Сичэнь смаковал каждое движение, кровь всё приливала к венам, наполняя тело болезненным нетерпением, он не смог бы остановиться, даже если бы Цзинь Гуанъяо его умолял. Но Цзинь Гуанъяо лишь с лёгким потрясением смотрел на него, конвульсивно сжимая пальцы на его бедре каждый раз, когда Лань Сичэнь надвигался на него. Лица обоих горели.
Кажется, начало накрапывать дождём… или это были брызги пота?.. Цзинь Гуанъяо прижал ладонь ко рту, чтобы заглушить крики. Лань Сичэнь вплёл пальцы ему в волосы, заставляя Цзинь Гуанъяо приподнять голову, отпихнул его ладонь и впился в его рот жадным поцелуем, бёдра его задвигались быстрее. Цзинь Гуанъяо привычно обхватил его спину ногами, невнятно мыча сквозь поцелуй. Ярость натиска сменилась долгими паузами, Цзинь Гуанъяо почувствовал горячие всплески внутри себя, негромко постанывая в ответ на каждый из них, тело начало расслабляться. Лань Сичэнь обхватил лицо Цзинь Гуанъяо ладонями, покрывая его поцелуями. Цзинь Гуанъяо зажмурился, заскользил ладонью по влажной груди Лань Сичэня, ощупывая твёрдые соски. Бёдра Лань Сичэня дрогнули, движения стали ещё смачнее. Цзинь Гуанъяо почувствовал, что в глазах темнеет.
— Ох, я не… вы… выдержу дольше… — выдохнул он, когда Лань Сичэнь на секунду отпустил его губы.
Рука Лань Сичэня скользнула между ними.
— А-Яо, — прошептал Лань Сичэнь, — давай сделаем это вместе?
— Ты разве уже не… не кончил? — задыхаясь, пролепетал Цзинь Гуанъяо.
— Ещё… ещё смогу… — продолжал шептать Лань Сичэнь, уверенно охаживая орган Цзинь Гуанъяо ладонью, — нет… не смогу остановиться… не сейчас… прости…
Движения его бёдер стали увереннее, несмотря на то, что горячее семя продолжало заполнять Цзинь Гуанъяо. Тот опять зажал рот ладонью, извиваясь, чтобы смягчить ощущения. Мощная струя ударила в живот Лань Сичэню, рассыпалась белёсыми тягучими каплями. Лань Сичэнь сдержал отзвук болезненного стона, рвущегося с губ. Чтобы высвободиться и повалиться навзничь на землю рядом с Цзинь Гуанъяо, пришлось приложить усилие. Цзинь Гуанъяо накрыл глаза тыльной стороной ладони и несколько минут лежал так, грудная клетка его двигалась частым дыханием. Потом он вдруг рассмеялся.
— А-Яо? — растерянно позвал Лань Сичэнь.
— Мы сошли с ума… — задыхаясь от смеха, выговорил Цзинь Гуанъяо, — делать это прямо посреди леса…
— А-Яо… — Лань Сичэнь перевернулся на бок, крепко сжимая плечо Цзинь Гуанъяо. Ему показалось, что у того истерика, слишком нервозно звучал смех. Цзинь Гуанъяо уткнулся лицом ему в шею и продолжал похохатывать.
— А-Яо… — повторил Лань Сичэнь. — Ты простишь меня за…
Цзинь Гуанъяо приподнялся на локте и крепко прижал ладонь к губам Лань Сичэня.
— Эргэ, разве я не сказал, что не хочу слышать никаких оправданий? — напомнил он.
— Но это был недостойный поступок… — хмуро сказал Лань Сичэнь.
— Недостойный? — Цзинь Гуанъяо опять пробрал смех. — В таком случае мы друг друга стоим. Ты и твои недостойные поступки… и я с моими недостойными мыслями… Эргэ, я тебя умоляю, как могут твои поступки быть недостойными? Я не брал с тебя никаких обещаний, я прекрасно понимаю своё положение…
— А-Яо, — сурово прервал его Лань Сичэнь, — если ты опять это скажешь…
— Что мы всего лишь любовники? — уточнил Цзинь Гуанъяо, губы его чуть дрогнули, углы рта приподнялись. — И что в этом плохого? Если любовь глубока, какая разница, как себя называть, или как тебя называют другие?
— И насколько глубока твоя любовь, А-Яо? — после паузы спросил Лань Сичэнь.
Цзинь Гуанъяо издал задумчивое мычание, придвинул губы к уху Лань Сичэня.
— Гораздо глубже, чем ты входишь в меня, — прошептал он.
Лань Сичэнь вспыхнул.