тычинкодрочеры

Вот последнее, что Антону хочется делать после тяжёлого трудового дня, когда единственное, о чём он мечтает, это доползти до своей квартиры, где он обязательно примет долгий горячий (кипяточный, точнее, — говорят, под таким душем моются те, кому не хватает тактильного контакта в реальной жизни, либо просто мазохисты; Шастун сочетает в себе и то, и другое) расслабляющий душ, это раздражаться с какого-то невъебенно тупого объявления на доске для этих самых — только действительно важных или рекламных, в конце концов — объявлений, которое вывесил такой же невъебенно тупой мужик (Антон и не знал, что недотрах оказывает настолько сильное влияние на умственные способности), но вот мы здесь.

Шаст стоит и, пока ожидает прибытие лифта, что едет с десятого этажа, от нечего делать изучает глазами доску объявлений справа от лифта, а после его взгляд цепляется за бумажку, на которой, блять, написано: «одинокий шмель ищет очаровательную ромашку, чтобы опылить её тычинку», а дальше идут одиннадцать цифр номера этого ёбаного шмеля, ищущего ёбаную ромашку, и у Антона закатываются глаза настолько сильно, что присутствует риск не выкатиться им обратно.

Словами не описать, насколько его раздражают эти сверхразумы, которые не в состоянии запомнить, что пестик — это, блять, женский репродуктивный орган у ебаного цветка, а блядская тычинка — мужской! Да, тычинка — это слово женского рода, но это же не даёт никаких оснований называть так женщин!  

А потом они позорятся, блять, на весь подъезд, потому что этот ебучий шмель буквально написал, что хочет трахнуться с мужиком и кончить ему на член — вот ну не ебанат ли?

Казалось бы, Антону на этот акт позора неизвестного ему соседа вообще поебать должно быть, но ему, и без того раздражённому, отчего-то вот именно сейчас не по хуй, и он достаёт телефон, фоткает это ебанутое объявление, а после, уже когда зашёл в лифт, вбивает эти одиннадцать цифр в свои контакты, записывая новый контакт как «шмель тычинкодрочер»; находит его в телеграме и сразу же начинает строчить гневное сообщение, где не скупится в выражениях, потому что сейчас Шастун агрессивная бзина.

 Вы

как же меня блять заебали такие умники как ты! в чём прикол путать ебаную тычинку с ебаным пестиком!!! неужели так сложно напрячь свои мозги и хоть один раз выучить что чем является конченный ж ты ебанат! ты хоть в курсе чё ты написал шмель ты обдолбанный блять? ты написал что хочешь с мужиком потрахаться долбоёба кусок

Сообщение получается каким-то незаконченным, но Антон практически сразу же нажимает отправить; действие это — импульсивное, над которым Шаст особо не думает. Не может сказать, что ему стало легче, но хоть какое-то количество его усталости и раздражения получило своеобразный выход из организма.

Шастун с тяжёлым вздохом убирает телефон в карман и выходит из лифта; гремит ключами в тишине подъезда, открывая дверь в свою квартиру, проходит внутрь, стягивает ботинки, моет руки и идёт на кухню, где заваривает себе чай и достаёт из шкафа печенье — в метро перекусил купленными в Перекрёстке маффинами, так что он, в принципе, не такой уж и голодный.

Телефон в заднем кармане джинсов (да, ему лень переодеваться, но в его квартире, где кроме него — к сожалению, потому что тепло человеческого или собачьего тела хочется ощущать рядом — никого нет, Шаста никто не осудит, а ему самому глубоко по хуй) вибрирует, и Антон, уже почти было укусивший кругляшок печеньки, чертыхается и опускает её на стол рядом с чашкой; отряхивает руки от налипших крошек и, доставая телефон, довольно поздно задумывается о том, что своим негативом и неприкрытой агрессией (сейчас-то Шаст уже отошёл, потому что вспышки гнева у него особо долго не задерживаются) вполне успешно мог испортить вечер этому человеку, что всего лишь-то хотел потрахаться настолько сильно, что вывесил об этом объявление в подъезд.

Надо было, наверное, всё же в более мягких и терпимых выражениях донести этому искателю ромашек то, что он еблан позорный.

На экране высвечивается новое сообщение из телеграма, и, когда телефон считывает Шастово лицо, понимая, что это его хозяин, гаджет ему показывает, что сообщение это от нового контакта. Стараясь не испытывать чувство вины, он тыкает на уведомление и переходит в чат, где его агрессивному сообщению составляют компанию и шмелиные.

Тот кинул ему в ответ сообщение, где в две строчки набран один и тот же смайлик с охуевше вскинутой бровью, а дальше уже идёт текстовое.

шмель тычинкодрочер

Сами вы ебанат, молодой человек! Я и имел в виду секс с мужчиной, надеялся, что найдётся умный человек, который поймёт и откликнется, но вот вы поняли, и что-то я очень сильно сомневаюсь, что вы умный

Бля, неловко получилось.

Антона затапливает чувство стыда: боже, какой же позор, вот чем он думал, когда такими необоснованно агрессивными формулировками писал!

Теперь этот шмель наверняка пожалуется на своего соседа по подъезду, и Шастун тогда вообще никогда из своей квартиры выйти не сможет.

Антон в растерянности смотрит на это «онлайн» под именем контакта и рядом с его аватаркой с двумя капибарами, лежащими на асфальте, и совершенно не представляет, что ему теперь следует написать — сдавать позиции и рассыпаться в извинениях он не планирует, но просто чтобы сгладить впечатление агрессивной бзины. Вдруг это его сосед по этажу, с которым он мило здоровается каждый раз, как они видятся, а он так его обматерил — конечно, они не знают, кто скрывается за фотками, стоящими у них на аватарках (у Шаста — кот, пытающий заглотить кран), но всё равно некое желание вырулить этот диалог хотя бы в нейтральность присутствует.

Вы

тогда у вас явная проблема с формулировочками потому что «опылить тычинку» звучит оч странно

И тоже кидает ему три смайлика с приподнятой бровью.

Его собеседник что-то печатает, а после стирает и начинает печатать вновь; Антон кладёт телефон на стол рядом с одиноко лежащей печенькой (косит в её сторону грустным взглядом — отвлекают его от еды, вот надо же так!) и смотрит в экран внимательным взглядом — ему всё ещё стыдновато, но первая волна прошла и сейчас уже значительно полегче. Но щёки всё ещё красные — такое ощущение, будто вместе с ними у него горит всё лицо.

шмель тычинкодрочер

А ты бы как написал, умник, блять

Ах, эти внезапные скачки с благородного «что вы себе позволяете!» до «слышь ты, говно собачье» — Антон искренне фырчаще смеётся впервые за вечер и поднимает телефон со стола и начинает набирать новое сообщение на этот раз вообще без каких-либо подъёбок и пассивной агрессии.

Вы

прости правда я после работы устал как шакал и сорвался на тебе но щас я понимаю что эт я зря

Задерживает дыхание невольно, пока ждёт ответа от шмеля — надеется, что тот тоже оттаял и перестал быть негативно настроенным к Шастуну; ну сглупил, ну с кем не бывает, неужели он не заслужил прощения?

шмель тычинкодрочер

После работы? По твоей манере общения я думал, что ты пятиклассник

Антон наигранно недовольно поджимает губы писей и смотрит в экран взглядом, в котором так и читается «ах ты ж сука», но совсем без негативного подтекста.

шмель тычинкодрочер

Извинения принимаются, хорошего тебе вечера! 

Шаст улыбается этому сообщению, отправленному вдогонку, и, напечатав ответное «и тебе!», со спокойной душой откладывает телефон в сторону и берёт в руку печенье, наконец-то делает укус и запивает тот сразу же чаем.

Осмысливая всю эту ситуацию, пока жуёт, Антон немного так пребывает в ахуе с беспечности этого неизвестного соседа, потому что они живут ну явно в не настолько толерантном мире, чтобы в принципе вывешивать такое, так ещё и с гомосексуальным подтекстом; если какая-нибудь мамаша этим заинтересуется, то шмелю достанется не столь желаемая тычинка, а придёт огромная такая пизда, потому что вычислить его наверняка не составит особого труда — Шастуну просто лень этим заниматься, так-то он тоже может, доебавшись до нужных людей, его найти.

Нет, Антону решительно непонятно, чем он думал, когда вот это вывешивал, — неужели тот настолько отчаялся? А о собственной репутации, если очаровательная ромашка окажется с гнильцой, он совсем не заботится? Крайне безрассудно.

Шастун, уткнувшись глубокомысленным взглядом куда-то перед собой, жуёт печенье, запивает его чаем и всё продолжает думать об очевидной глупости такого поступка. Надо пойти, наверное, сорвать это недообъявление, чтобы соседу не прилетело чего похуже ромашки, и поставить этого шмеля в известность — предложить ему, может, сайты для знакомств, что ли?

О боже, а вдруг тот — старый дед, который не разбирается в «этих ваших новых технологиях», а потому и вывесил ту бумажку в подъезд?

А что если он маньяк: заманивает к себе людей, а потом расчленяет их, а потом ест… Господи, нужно точно эту бумажку сорвать и всё-таки найти подозрительного соседа — что делать дальше, Шаст даже близко не представляет, но бездействие кажется ему неправильным.

Антон делает последний глоток чая — на дне уже привычно остаётся пара сантиметров жидкости: он практически никогда не выпивает столько, сколько себе наливает, кроме алкоголя, разумеется, хотя это дело, как и курение, пора бы уже бросать, конечно, — и в момент, когда Шастун завязывает пакет с оставшимися в нём печеньями, телефон на столе вибрирует и экран загорается, демонстрируя ему пришедшее сообщение из телеграма.

Он косится на телефон с опаской ввиду его последних умозаключений и надеется, что это сообщение пришло от Эда, или Егора, или Дани, да от кого угодно вообще, но не от шмеля.

Но непрочитанное сообщение висит в чате с Антоновым новым знакомым. Бля.

шмель тычинкодрочер

А ты не заинтересован??

И два смайлика, что смотрят на Шаста побитой собакой, и Антон самую малость в растерянности: и как на это реагировать? 

Вы

в том чтобы стать ромашкой?

Всё же набирает он и прищуривается подозрительно, хмурится: появляется к нему некоторое (необоснованное, потому что у созданных его тревожностью сюжетов совсем может не быть ни одного совпадения с реальностью) недоверие.

Ожидая ответа, Антон покусывает в волнении губу.

шмель тычинкодрочер

Или шмелём

Для меня нет особой разницы, ведь удовольствие есть удовольствие

Ебать, ему реально предлагают перепихнуться, да ещё и с мужиком! — Антон закономерно в ахуе. 

Но то, что этот мужик вполне может оказаться маньяком, не даёт ему покоя. Или дедом — Шаста на престарелых вот совсем не тянет.

Вы

я бы с радостью если бы ты не вызывал у меня столько опасений

Ну а зачем ходить вокруг да около?

Шмель скидывает ему пару смеющихся смайликов — да-да, просто уморительно. Хотя Антона бы тоже рассмешило то, что кто-то в нём видит угрозу.

шмель тычинкодрочер

Думаешь, я не просто не траханная хуеву тучу лет ромашка, а псих, который жрёт людей?

Вы

ну….. да??

не знаю предложение заманчивое но а) мне стрёмно б) я не знаю как ты выглядишь и в) вдруг это развод и ты потом планируешь всему подъезду рассказать о том что я «педик»

Антон, который, закончив чаёвничать, хотел уже встать, помыть чашку, убрать печенья в шкаф и пойти уже мыться, устраивается поудобнее на стуле, потому что диалог, по всей видимости, намечается немаленький, и тянется к этой самой кружке, отхлёбывая из неё ещё тёплый чай.

Шмель печатает дольше обычного.

шмель тычинкодрочер

Ну, во-первых, не бойся, я кусаюсь, только если попросят ;) Во-вторых, не буду преуменьшать, выгляжу я прекрасно: молодой мужчина в самом расцвете сил (мне тридцать восемь, если это имеет для тебя значение), умный красивый высокий, так что насчёт внешних данных можешь не переживать, природа щедро наградила. И, наконец, в-третьих, ты мог слить мой номер, ещё когда увидел его в подъезде, но ты этого не сделал. Сейчас же у меня есть твой номер, так как ты, видимо, добавил меня к себе в контакты, но я этого не сделал и делать не планирую

Как мило с его стороны — этот сосед кажется Антону прикольным; может, он зря надумывает на его счёт?

Вы

а что если я тебе не понравлюсь ;с

шмель тычинкодрочер

Тогда я буду смотреть на член

Шастун фырчаще смеётся, морща нос.

Вы

член у меня вроде норм 

шмель тычинкодрочер

Это радует ))

В таком случае организуешь нам встречу лицом к лицу?)

Антон, вероятно, будет жалеть об этом решении (или он охуенно потрахается и будет вспоминать об этом случае всю жизнь, и именно это в большей степени и влияет на его выбор), но он, пока не передумал, всё же набирает:

Вы

ты точно не маньяк?

шмель тычинкодрочер

Можешь вооружиться, если хочешь ))

Но можешь просто забить и совершить прыжок веры ;) Я уверен, ты не пожалеешь ))

Шастун, на пару секунд откидывая голову назад, жмурится и шумно выдыхает, надувая щёки, — была не была, блять. Не зря его девиз по жизни «по хуй, пляшем».

Вы

дай мне пятнадцать минут

шмель тычинкодрочер

Первых двух слов было бы достаточно ))

352 квартира, жду ;)

Пиздец.

Эд и его мужики обязательно назовут его ебанутым, когда Антон перескажет им эту историю, а пока что тот, будто его в жопу петух клюнул, поднимается со стула, дёрганными и резкими движениями моет кружку и устремляется в ванную, по пути хватая чистые и свои самые лучшие трусы — надеется, что этот грёбаный прыжок веры будет того стоить.

В любом случае можно же будет просто развернуться и уйти — да, будет стыдно за подаренную надежду на скорое избавление от недотраха, но зато он не будет потом сто тысяч лет перед сном вспоминать то, как у него хуй не встал перед этим «молодым мужчиной в самом расцвете сил». В интернетике-то всё приукрасить можно, а вот в жизни потом встретишься и охуеешь.

Шастун раздевается и залезает в душ, где включает напор воды и, стараясь не намочить волосы (они выглядят ещё вполне прилично в отличие от потного напряжённого тела), становится под горячие струи, но долго на одном месте не стоит: плакал его долгий горячий расслабляющий душ, потому что сейчас нужно побриться во всех нужных местах и смыть с себя грязь этого дня.

×××

Вы

мне лень считать какой этаж? 

шмель тычинкодрочер

Пятый 

Я тебя встречу, чтоб ты не потерялся

Антон уже заносит пальцы над клавиатурой, чтобы написать, что он как-нибудь сам бы разобрался, но потом понимает, что посмотреть сначала на этого соседа, прежде чем звонить ему в звонок, было бы лучше: план «развернуться и уйти в случае чего» всё ещё в силе. 

Шастун натягивает те же джинсы, в которых и был, потому что они выглядят чистыми, а сверху надевает чистую футболку — не в рубашке же идти, хоть и приятное впечатление от себя создать хочется, но это выглядело бы нелепо. 

Выйдя из квартиры и закрыв её на два оборота ключа в верхнем замке, он крестится, смотря в потолок: лишь бы это всё не оказалось подставой. 

Со шмелём его разделяет лишь два лестничных пролёта (Антон сам на четвёртом живёт), но Шаст всё равно движется к лифту, потому что он всё ещё помнит о том, что нужно сорвать то дурацкое объявление, да и физическая нагрузка, когда у него и без того сердце бьётся как не в себя, будет очень некстати. В общем, лифт однозначно выигрывает, и Антон жмёт на кнопку вызова влажным от пота пальцем.

Когда он обратно заходит в просторную кабинку лифта с большим зеркалом, в котором обычно делает селфи от балды, и нажимает пятый этаж после того, как сорвал бумажку с заманчивым предложением, вертя её в руках, Антон вспоминает все дыхательные практики, что он знает, но толком подышать не успевает, потому что лифт мягким «дзынь» оповещает его о том, что они уже приехали.

Двери разъезжаются в стороны, и Шаст ожидает прямо напротив себя увидеть встречающего его шмеля, но в подъезде никто не стоит — Антон выдыхает от напряжения; по ощущениям, сердце с минуты на минуту пробьёт грудную клетку.

Делая глубокий вздох, он выходит из лифта, идёт наконец-то в сторону квартир и, завернув за угол, первым же делом видит стоящего на пороге какой-то квартиры и держащего ручку двери с внутренней стороны уже знакомого (чисто внешне) ему соседа, с которым они иногда ездили в лифте вместе или сталкивались в магазине, что находится рядом с их многоэтажкой, и на которого Антон, естественно (а как по-другому, если он буквально самый красивый мужчина в этом жилом комплексе), слюни лил, но подойти познакомиться всё никак не мог решиться, а тут вот те на!

Антон замирает, как дурак, с приоткрытым ртом и удивлённо пялится на соседа, который и является шмелём?.. Или это просто тупое совпадение и Шастун сейчас опозорится, если хоть что-нибудь скажет? Ну уж нет, такого нам не надо — он перекладывает груз ответственности за начало разговора на плечи этого соседа.

Но, боже, Шаст мысленно скрещивает пальцы и молит Вселенную о том, чтобы вот этот потрясающий и внешне очень привлекательный человек реально оказался шмелём, потому что это всё выглядит, конечно, как мечта. 

— Ну здравствуй, любитель биологии, — приветствует его этот сосед, и Антон горячо благодарит Вселенную за такой щедрейший подгон, расплываясь в смущённой улыбке. 

Подходит наконец ближе к этому шмелю и показывает тому его объявление. 

— Сорвал, чтоб тебе не прилетело, — объясняет Антон на вопросительно вскинутые брови. 

— Как мило с твоей стороны, — тот улыбается широко, оголяя ровный ряд верхних зубов, на одном из которых скол, кажущийся Шастуну отчего-то очаровательным. Антон протягивает мужчине бумажку, но он, мягко придерживая шастуновскую руку, отодвигает её от себя. — Оставь себе на память, — подмигивает, и Антон фырчаще смеётся. 

— Чтобы дрочить на неё под одеялом среди ночи? 

— Можно и так, — миролюбиво с широкой улыбкой он пожимает плечами и наконец отходит в сторону чтобы впустить Шаста (пока что только в дверь). — Проходи, чувствуй себя как дома. 

Антон улыбается ему ещё раз и заходит наконец внутрь квартиры и, сделав два небольших шага от порога, наступает на пятки кроссовок (напялить тапки ему показалось неуместным), пока мужчина закрывает за ним дверь, делая два оборота замка, и обходит его, с любопытством рассматривая своего гостя.

Останавливается взглядом на его обуви и фыркает смешливо:

— Ты прям при параде, — сверкает улыбкой ярче всех лампочек в коридоре. — Мог бы в тапках, мы ж в одном подъезде живём, — жмёт плечами — сам-то в тапочках тонких стоит, — а Шастун поджимает губы писей, смотря прямо в голубые глаза, что прямо-таки искрят энтузиазмом. — Попьём чаёк или сразу в постель? — весело уточняет он, а Антон думает, что набивать живот перед физической активностью, наверное, не самая лучшая идея, но познакомиться (хотя бы совсем чуть-чуть, хотя бы имя его узнать) с человеком, с которым скоро окажешься в одной кровати, было бы, конечно, неплохо.

Тем более с этим человеком, на которого он залипал с самого момента своего переезда в этот жилой комплекс.

— Чаёк, — выдыхает с кивком Шаст и улыбается мужчине с капелькой неловкости.

— Тогда прошу следовать за мной. — А после он разворачивается и идёт в глубь квартиры, и Антон хвостиком увязывается за ним.

На кухне мужчина вытаскивает из навесного шкафа две тёмные прозрачные кружки, такие, в которых хер поймёшь, заварился чай или нет, а Шастун в это время усаживается на стул, неловко складывая руки на коленях, будто он провинившийся ученик.

— Как, ты говоришь, тебя зовут? — спрашивает шмель, кидая на Шаста быстрый взгляд через плечо. — Я Арсений, сокращённо Арс. Если назовёшь Сеней, выставлю тебя за дверь, — со слегка угрожающей улыбкой. — А ты? 

— А я Антон. — Приподнимает уголки губ в улыбке и, вспомнив первые арсеньевские слова в его адрес (исключая, разумеется, все нередкие приветствия и прощания), продолжает: — И я не любитель биологии, кстати, — фыркает.

Арсений, держа в руках чашки, разворачивается и плавно подплывает к столу; опускает кружку перед Шастуном, а после садится напротив него — и это довольно близко, потому что разделяет их не целый стол, как думал Антон, а всего лишь его угол.

Что ж, совсем скоро они будут настолько близко, насколько это вообще возможно, так что смущаться сейчас близкого сидения друг с другом — это, конечно, прикол.

— Как же так, — наигранно сокрушается Попов, расплываясь в улыбке, и Антон не может не сделать то же самое.

— Биология и химия были самыми скучными уроками для меня, я их терпеть не мог, потому что учительница спрашивает что-то, и если не ответишь, то те пизда. Она ещё так занудно рассказывает, что в сон клонит нестерпимо, — сейчас, вспоминая события давно минувших лет, он улыбается, но тогда, на уроках, Шастун ощущал весь спектр негативных эмоций от чувства вины до тупой злости. — Но я любил эту учительницу за пределами кабинетов. Очень душевная женщина была, — тёплая улыбка расползается по лицу всё шире, и Антон ловит заинтересованный взгляд также улыбающегося Арсения, а после снова утыкается глазами в скатерть на столе. — Я как-то подошёл к ней после урока спросить кое о чём, и так получилось, что мы весь урок проговорили. Моя англичанка потом была явно не в восторге, — Шаст фыркает, беззлобно закатывая глаза, и вновь смотрит на Арса, что подносит ободок кружки к губам, а после сам делает то же самое, а то остынет всё.

— А это? — Арс указывает взглядом на бумажку с объявлением, что лежит на столе рядом с Шастовым предплечьем, а Антон смешливо фыркает.

— Это, наверное, единственное, что я запомнил из школьной программы, — улыбается тепло. — Просто отложилось в памяти, и всё тут. Всегда бесило, когда эти понятия путают.

— Я заметил, — мягко смеётся Арсений, а Шастун смущённо жмурится и закрывает лицо руками.

Сейчас он испытывает куда больше неловкости, потому что тот, кого он назвал конченным ебанатом, сидит прямо перед ним и хихикает с шастуновской реакции.

— Прости, пожалуйста, за то, что я так это… — скомканно, но искренне ещё раз извиняется Антон и поднимает глаза на Попова, что смотрит на него со смешинками в голубых глазах.

— Всё в порядке, я же говорю, — уверяет его Арс, а после довольно уверенно кладёт свою ладонь на Шастову коленку, не отрывая от травянистых глаз внимательного взгляда; улыбка его перерастает в ухмылку.

Антон сначала впадает в ступор, смотря на красивую руку с кольцом-печаткой на безымянном пальце и родинками на предплечье, а после, втягивая через нос воздух и невольно приподнимая брови, решается накрыть тыльную сторону арсеньевской ладони своей горячей от соприкосновения с кружкой рукой; Попов снова хихикает, опуская на мгновение голову, но потом достаточно быстро находит Шастовы травянистые глаза, восстанавливая зрительный контакт.

— Ты забавный, — выдыхает тот, и Антон расплывается в дурацкой улыбке. — Я давно на тебя смотрел, но ссал подкатить, — обезоруживающе искренне признаётся Арс, а Шаст слегка хмурится удивлённо и приоткрывает рот, бегая недоверчивым взглядом по лицу Попова: он не шутит? — Ты чего? — вздёргивает бровь, прищуриваясь, и дёргается убрать ладонь с Антоновой коленки, но Шастун хватает её обеими руками, держа теперь на уровне груди.

— Я ничего, я просто немного не могу поверить в это, — признаётся он, а к арсеньевской приподнятой левой брови добавляется и правая.

— Отчего же? — спрашивает так, будто действительно не понимает. — Ты вот прям мой типаж: высокий, охуенный, яркий, как палитра, а ещё на кота похож — ну мечта, а не мужчина! — усмехается по-доброму, пока смущённый Антон прижимает костяшки правой руки ко рту, а в левой всё так же продолжает держать Арсову ладонь. — Ты мне понравился сразу.

Сердце в груди, кажется, сейчас разорвётся от переполняющих Антона чувств, потому что ну что это такое! Нет, Шастун, конечно, знает (и даже на себе испытывал), что люди могут испытывать друг к другу взаимную симпатию и оба могут бояться сделать шаг, но сейчас именно в это совпадение почему-то верится с трудом.

— Потому что я тоже с тобой познакомиться хотел.

— И что в этом необычного? — Арсений старательно пытается подавить просящуюся на губы улыбку. — Такое бывает, представляешь, когда дядя нравится другому дяде, а потом…

— Да знаю я, просто… — прерывает его Антон, а Попов смотрит на него с лёгким наклоном головы. — Просто так совпало, что я тебе нравился, ты мне нравился, и…

— Можно тебя поцеловать? — Арсений неотрывно смотрит на его губы и лишь на долю секунды поднимает взгляд, чтобы встретиться глазами с Шастуном, который в ступоре замирает, будто выскочивший на дорогу олень, ослеплённый светом несущейся на него фуры, но довольно быстро отмирает и кивает еле заметно пару раз, и подаётся вперёд к тянущемуся ему навстречу Арсу.

Прикрывает глаза, и их губы наконец-то встречаются; Арсеньевы мягкие и податливые, нежные, но в то же время требовательные, напирающие и такие охуенные, что сердце в груди замирает. Арсений располагает руку на Шастовом затылке и подсаживается ещё ближе — стул неприятно громко проезжается по полу, но обоим на это сейчас наплевать: слишком увлечены друг другом — а Антон переплетает пальцы левой руки с правой арсеньевской, а другую располагает у того на шее; тоже тянется всем своим существом навстречу.

Шастун старается не думать о том, что их отношения развиваются слишком быстро (хотя, блять, он здесь находится только для того, чтобы с Арсением потрахаться — это всё ещё вызывает ахуй и какое-то ощущение нереальности происходящего, а также чувство бабочек в животе и радости от предвкушения, и последнего, конечно же, больше), и просто хочет отдать всего себя этому страстно-нежному поцелую и раствориться в моменте, потому что сейчас ему слишком сильно хорошо и приятно — не хочется отстранятся от арсеньевских ласковых губ никогда, хочется чувствовать его язык на своём целую вечность.

Попов отстраняется на несколько мгновений, обжигая Антоновы губы горячим дыханием, а после, глотнув новую порцию воздуха, подаётся вперёд, обратно приникая к пухлым губам, что с охотой ему отвечают по новой; Арсению не сидится на месте: ему хочется пересесть с твёрдого стула на наверняка мягкие бёдра Шастуна и ощутить его руки на своей спине и заднице, но делать это непрактично, потому что вскоре нужно будет переместиться в спальню, а заставлять себя таскать на руках как-то неудобно, поэтому и приходится терпеть, присмиряя свои желания.

Антон с сожалением отстраняется от податливых Арсовых губ, когда затекает шея настолько, что это становится сложно терпеть, и смотрит на него откровенно поплывшим взглядом и улыбается уголками губ, когда видит, что голубые глаза с расширившимися зрачками глядят на него точно так же.

— Снимай штаны и живо в сральню? — цитирует старый твиттерский мем Шаст и всем богам молится, чтобы Арс его правильно понял и не счёл ебанутым, но Попов смеётся, вмиг сбрасывая с себя всё возбуждение, что появилось во время поцелуя, и опуская голову, и Антона отпускает: он улыбается широко, смотря на чёрную макушку, что маячит прямо перед его носом; хочется его прямо в темечко поцеловать, и он с радостью бы это сделал, если бы его не сковывала неловкость — такое действие всё же больше присуще влюблённым парочкам, а они пока что друг для друга практически незнакомцы.

Отсмеявшись, Арсений возвращает голову в прежнее положение и смотрит на Антона лучистым взглядом ярких голубых глаз, что в это мгновение по-особенному прекрасно блестят.

— Да, — кивает и вновь хихикает, а после поднимается, и на уровне Шастового лица находится слегка натянутая ширинка его чёрных джинсов — у самого Антона точно такая же. — Идём, — указывает головой на проход и уходит, не дожидаясь, пока Шастун поднимется и проследует за ним.

А они ведь даже не выпили и половину налитого чая — Шаст вообще один глоток только сделал. 

Попов доходит до расправленной кровати и падает на неё, сгибая ноги в коленях и опираясь на локти, смотрит призывно и улыбается уголками губ, когда Антон забирается на постель и на коленях подходит к нему ближе, нависая над Арсением и склоняясь, чтобы украсть у того ещё один сладкий поцелуй.

Притирается к его паху своим и толкается, отчего Арс тихонько стонет в поцелуй и вскидывает бёдра, подаваясь навстречу; укладывается полностью на спину, обеими руками зарываясь в Антоновы волосы и утягивая того за собой, а Шастун перетекает дорожкой поцелуев на линию челюсти и прокладывает себе путь к уху, где слабо кусает мочку. Переходит наконец на шею, слюняво ту целуя, пока Попов продолжает потираться о его член через несколько слоёв ткани и слабо мычать от шастовских поцелуев, укусов и зализываний. 

Антон отстраняется от своего увлекательного занятия, когда футболка на Арсении начинает заметно напрягать, и тянется её снять, чему Попов содействует, приподнимаясь.

— Ну, так ты ромашка или шмель? — спрашивает с игривой ухмылкой Арс, стреляя в Антона, не глядя отбрасывающего арсеньевскую футболку куда-то на пол, прямым взглядом.

— Шмель, если позволишь.

— Так даже лучше, — довольно улыбается.

— Что ж ты так не написал тогда? — фыркает Антон, приподнимая бровь и вновь над Арсением нависая.

Склоняет голову вправо и смотрит на взъерошенную чёлку Попова — не сдерживается и тянется её поправить, кончиками пальцев невесомо касаясь его тёплой кожи.

— А какая формулировка должна быть? Тычинка ищет другую тычинку? — хихикает Арс. 

— У тебя правда настолько сильный недотрах, что ты пошёл на такой отчаянный шаг? — приподнимает бровь — вопрос этот мучает Шастуна с самого первого взгляда на объявление.

Арсений вновь расплывается в хитрой улыбке и, прикрывая глаза, мотает головой отрицательно.

— Не-а, — признаётся тот, а Антон недоумённо хмурится. — Я просто люблю трахаться, а объявление это по большей части по приколу вывесил. Я даже не надеялся ни на что особо, а в итоге сорвал такой куш, — улыбка вновь приобретает флиртующий оттенок, а сам Арсений ныряет руками под Шастову футболку и прижимает его к себе ближе. Тянется вновь с поцелуем, и Антон не может не податься своему аналогичному желанию.

В поцелуе чувствуется улыбка, а вот былая страсть уступает место приподнятому настроению (приподнятый член обязательно получит свои бразды правления чуть попозже) и какой-то нежности.

Отстраняясь, Антон напоследок оставляет несколько чмоков на Арсовых губах, а после заглядывает в его поплывшие глаза. 

— То есть ты мне напиздел про тыщу лет не траханную ромашку? — прищуривается на мгновение.

— Похоже, скоро стану, если ты так и не приступишь к делу, — хмыкает Арсений, и Антон чисто из вредности прикусывает ему кончик носа, который тот по-лисьи морщит.

Шастун отрывается от Арсения совсем — становится полностью на колени, возвышаясь над расслабленным Поповым горой — и вдруг понимает, что у него совсем из головы вылетело спросить его о готовности к сексу: есть ли у Арса презики и смазка? Он-то с собой ничего не брал.

— У тебя же есть… — начинает он, но Арсений не даёт ему договорить.

— Во втором ящике этой тумбочки, — указывает на предмет мебели, стоящий у правой стороны кровати.

Антон кивает и переступает на коленях к ней, облокачивается на правую руку, а левой тянет ручку второго ящичка на себя, где среди кучи самых разных вибраторов и анальных пробок (даже одна с чёрным хвостом есть! — у Шастуна сразу же возникает хотелка увидеть Арса с ней, а вообще лучше вставить самому, но это всё, конечно, только мечты, у которых не так много шансов на исполнение) лежит несколько видов смазок со вкусами и пара обычных на водной основе — одну такую, явно начатую, и берёт Антон, там же находит и презервативы. 

Отползает обратно к Арсению, что за время его отсутствия стянул свои потрясающие, до неприличия обтягивающие джинсы и сидит теперь в одних трусах, которые сильно оттягивает вставший член, держит руки около резинки, будто снять не решается — Шастун улыбается уголками губ и приподнимает бровь:

— Хочешь, чтобы я их с тебя снял?

Арсений, фырча, расплывается в улыбке и кивает ему, пока Антон, отложив бутылёк смазки и квадратик презерватива, цепляется пальцами за резинку боксеров и тянет их вниз — Попов послушно приподнимается; налитый кровью член с неяркой головкой плюхает ему на живот, и Шастун оглаживает его взглядом — во рту будто по рефлексу вырабатывается слюна, которую тот сглатывает.

Попов ловит его взгляд и улыбается, а после становится в коленно-локтевую, виляет задницей и оборачивается на Антона.

— Прошу приступать, моя дорогая ромашка, — фыркает он ничуть не смущённо, и Шаст его раскрепощённости в постели с человеком, которого он знает десять минут (и это с учётом переписки), завидует, потому что сам Антон самую малость смущён — румянец с его лица, кажется совсем не сходит, но он смеет надеяться на то, что это довольно скоро пройдёт.

Шастун улыбается Арсению, прежде чем стянуть футболку, а после неё и джинсы (не такие обтягивающие, как у Арса) с боксерами разом — кладёт на смущение болт, тем более что Арс стоит полностью голый в такой откровенной позе, и ему хоть бы хны: абсолютно расслаблен и спокоен, веселится даже — но это до поры до времени.

Антон щёлкает крышкой лубриканта и наконец выдавливает тот на пальцы.

— Будет исполнено, мой нетерпеливый шмелёнок. — И посылает воздушный поцелуйчик.

Арсений смеётся мягко — самый потрясающий звук на свете (как и сам Попов — упс, Антон, кажется, случайно влюбился спустя такое ничтожно малое количество времени, что очень в духе диснеевских мультиков, но да ладно) — и опускает голову на переплетённые пальцы рук, прогибаясь сильнее и шире расставляя ноги.

Разогревший смазку Шастун приставляет к анусу средний палец и без расшаркиваний погружает тот в горячую тесноту, сразу же начиная им двигать — Арсений довольно мычит, потому что они наконец-то перешли к тому самому, а Антон вскоре добавляет второй палец, а за ним спустя некоторое время и третий.

Сгибает их внутри и откровенно трахает Арса, пока тот негромко постанывает и подмахивает бёдрами, насаживаясь на так охуенно распирающие пальцы самостоятельно; и, когда Шаст чувствует, что его любовник уже достаточно растянут, он, продолжая совершать рукой возвратно-поступательные движения, цепляет квадратик презерватива, разрывая тот зубами, а после вытаскивает всё же пальцы из Попова для того, чтобы раскатать кондом по члену, как Арсений тут же реагирует, оборачиваясь на него через плечо.

— А ну стоять, — командует он, а после отталкивается руками от матраца, поднимаясь, как и Антон, на колени, а Шаст, послушно замирая, усмехается и кивает вниз на свой член.

— Давно уже, — фыркает, а Арсений, улыбаясь уголками губ, закатывает глаза.

Забирает у Антона презерватив и кивает ему (Шастуну, а не резинке) на изголовье кровати.

— Ложись, — звучит не как вопрос или предложение — это приказ, ослушаться которого Шаст не может. — Теперь я порулю, — улыбается довольно с присущей ему хитростью, и Антону не остаётся ничего другого, кроме как покорно прошагать к подушке у изголовья и полулёжа на ней устроиться.

Смотрит на Арсения с интересом — пальцы на ногах подгибаются от предвкушения того, что же тот будет делать. 

А Арс неторопливо шагает к нему, наклоняется к Шастовому члену (вот и организовалась обещанная встреча лицом к лицу) и, прежде чем раскатать по нему резинку, ведёт широким мазком языка от самого основания до головки, погружая ту в рот и в это мгновение поднимая глаза на Антона, которого всего переёбывает от этой картины; хочется толкнуться глубже в горячий рот с таким приятно ласкающим уздечку языком, но Арсений, придерживающий его обеими руками за тазовые косточки, не позволяет ему этого сделать, а потому Антон с благодарностью и замирающим дыханием принимает то, что даёт Попов.

Он надевает презерватив и, быстро улыбаясь Шастуну уголками губ, перекидывает через него ногу, заводит руку назад и, придерживая член тремя пальцами, направляет головку внутрь себя. Опускается преступно медленно, и Антон не выдерживает: подаётся бёдрами наверх и стонет в унисон с Арсением оттого, как же охуенно приятно тот его сжимает, а Попов — от потрясающего чувства заполненности.

Упирается руками Шасту в грудь и слегка покачивается, откидывая голову вверх и выдыхая шумно.

— Обожаю быть наездником, — сообщает тот, а после опускает голову, ловя голодный Антонов взгляд, и усмехается, покачиваясь на стволе самую малость. 

— Скачи уже, ковбой, — просит Шастун, располагая руки на Арсовых ягодицах и сжимая тёплую кожу в больших ладонях, призывно толкается бёдрами вверх.

А Арсений вместо того, чтобы начать наконец-то, блять, двигаться (Антону, безусловно, приятно, но уже хочется большего), наклоняется к его губам и в них выдыхает полушёпотом:

— И это ты меня нетерпеливым назвал, — с ухмылкой.

А после преодолевает разделяющий их губы сантиметр и целует Шастуна с напором и, когда тот прикусывает слегка за нижнюю губу, начинает не спеша покачиваться; Антон мычит в поцелуй и подмахивает бедрами, сжимая кожу ягодиц в руках сильнее и несильно ту царапая короткими ногтями.

Арс выпрямляется, и покачивания перерастают в откровенные скачки — Антон заворожённо смотрит на подскакивающую пушистую чёлку, на изогнутые брови, прикрытые глаза и приоткрытый рот, из которого вырываются тихие стоны, когда Шастун самостоятельно с силой толкается внутрь.

Но вскоре Попов, то ли устав, то ли вспомнив своё обещание «порулить процессом», то ли всё вместе разом, останавливается, усаживаясь на член до упора и открывает глаза с красиво расширившимися зрачками; хватается руками за Антоновы предплечья — его руки с задницы переместились на талию, где до сих пор и находятся — и еле ощутимо те сжимает.

— Я хочу, чтобы ты перестал двигаться. Вообще, — смотрит прямо и улыбается уголками губ. — Сможешь?

— Постараюсь, но не обещаю, — слегка хмурясь, отвечает Антон — ему всегда было сложно себя контролировать, а в таких вопросах, когда до того, чтобы кончить, остаётся пара десятков грубых и сильных толчков — тем более, но Арсений цокает, мол, так не пойдёт, и качает головой.

— А должен пообещать, — склоняет голову в сторону, а после наклоняется сам и чмокает Шаста в губы. — Давай, передай мне контроль, — оттаскивает шастуновские, приятно сжимающие его талию руки, и переплетает с ним пальцы.

Покачивается плавно, следя за Антоном, прикусившим губу, внимательно, и, когда тот всё же вскидывает бёдра, останавливается и смотрит с укором.

— Нет, Антон, нельзя так. Не начну двигаться, пока ты не замрёшь, — ставит ему ультиматум Арсений, и Шастун страдальчески стонет.

— Скажи честно, ты издеваешься надо мной? — изгибает брови, смотря на довольно улыбающегося Попова жалобными глазами.

— Ага, — даже не отрицает этот плут — ему не хватает только рожек на голове и тонкого хвоста между ног, а так был бы вылитый чертёнок. Но пока что между Арсовых ног находится Антонов член, но тот явно не спешит возобновлять скачки. — И мне ни капельки не стыдно. — И улыбается, морща нос. — Всё, не двигайся, а то укушу, — ещё бы пальчиком погрозил и ножкой топнул — Антон фырчит.

— Но я же не просил, — вспоминая их переписку, говорит он.

— А это особый случай, — вновь по-лисьи морщит нос и привстаёт, а затем вновь опускается на член — Антон не двигается, и Арсений его хвалит: — Умница.

Шастун смотрит на него, мол, ты серьёзно, но ничего не говорит, а просто продолжает лежать бревном, как и приказал ему Арс, а то его, не дай бог, укусят; он правда старается — от усердия аж арсеньевские руки в своих сжимает, не до боли, а просто, чтобы отвлечься хоть на что-нибудь от навязчивого желания самому толкнуться. 

Сложно. 

И лицо у него, видимо, тоже сложное, потому что Арсений, не переставая двигаться, наклоняется к его уху и проводит кнопочным кончиком носа по хрящику, выдыхает мягко:

— Ну же, расслабься, — трясёт слабо их сплетением рук, дожидаясь, пока Антон перестанет так сильно сжимать, а после целует его в линию челюсти рядом с ухом. 

Он покачивается медленнее, чем до этого, и Шастуну титанических усилий стоит не податься бёдрами навстречу — те напряжены, чтобы не сорваться. Даже самому интересно становится, как долго он так продержится — проще было бы, конечно, если бы всё его тело было привязано к этой самой кровати, но есть что-то особенное в том, чтобы так передать контроль над своим телом другому человеку.

Антон скован одним лишь Арсовым словом, ему ничего (кроме укуса, разумеется) не будет, если он ослушается, и осознание этого будоражит и только добавляет возбуждения.

— Расслабься, — ещё раз повторяет Попов ему на ухо, и Антон и правда расслабляет ноги, но так становится только хуже, поэтому он сразу же напрягает их обратно, потому что тогда он точно не сдержится, а Арсений только цокает — без осуждения, и на том спасибо — и беззлобно закатывает глаза; выпрямляется снова и прекращает двигаться, объясняясь сразу же: — Ноги устали. — И только Антон открывает рот, как Арс недовольно на него зыркает и осекает твёрдым «нет». — Лежи не двигайся. Я щас отдохну немного.

Забирает правую руку у Антона и зачёсывает спадающую на глаза слегка влажную от выступившего на лбу пота чёлку, двигается на члене совсем мелко-мелко — Шастун вот даже не удивлён, что он до сих пор не кончил, несмотря на такую близость к черте оргазма, на которой его мастерски удерживает Арсений, только подбрасывая дров в печку. Сам он свой член не трогал ни разу, и Шаст поражён его выдержкой.

— Можем пососаться пока, если хочешь, — предлагает Арс, улыбаясь уголками губ, а Антон вздёргивает бровь.

— Спрашиваешь ещё, — копирует его мягкую улыбку, и обрадованный Попов на него чуть ли не падает, впечатываясь в его губы и располагая правую руку на затылке, пока Шастун так и продолжает лежать неподвижно: команды всё-таки не было.

Арсений неторопливо вылизывает его рот, восполняя силы для последнего раунда скачек, а Антон возбуждён настолько, что у него почти что звенит в ушах — ни с кем он таких эмоций в постели не испытывал, как с человеком, с которым в первый раз в ней оказался. Арс реально удивительный, и Шасту оказаться здесь, под ним, действительно очень повезло.

И всё-таки шмель реально Попов, потому что, несмотря на член в его жопе, трахает тут явно он.

Он приподнимается и с решительностью вновь разгоняется с медленных скачков на быстрые, увеличивает постепенно темп и амплитуду, постанывая довольно, и Антон откидывает голову назад, стукаясь затылком об изголовье, и стонет сквозь стиснутые от напряжения зубы; Арсений, не сбавляя темпа, зацеловывает Шастов подбородок и шею, губами чувствуя его мычания и стоны.

Когда антоновский член задевает простату, Попов кончает Антону на живот — ромашка опылена, получается, — сжимается на его стволе, продолжая мелко покачиваться, и додрачивает себе рукой, и Антон, подойдя наконец к тому самому пику удовольствия от Арсовых толчков изливается в презерватив, и это самый мощный оргазм на его памяти.

Как же охуенно-то, ёбан бобан.

Антон разом расслабляется (теперь-то нет необходимости себя сдерживать), улыбаясь удовлетворённо, и Арс, сытый и довольный, ложится на него, не слезая с члена, и проводит кончиком носа по влажному виску, а после и целует его туда же.

— Умница, — хвалит любовника Арсений, а Шастун смеётся, из-за чего лежащий на нём Попов мелко трясётся.

— Меня ещё никто не хвалил за то, что я кончил, — фырчит Антон и обнимает Арсения обеими руками, запрещая себе думать о том, что неуместно так делать, ведь «они же не в отношениях».

Шасту хочется в эти самые отношения с Арсом вступить, но он совершенно не знает, как об этом сказать.

— Ромашка не хочет себе постоянного партнёра для опыления? — спрашивает Попов, и Антон по-дурацки улыбается — в копилочку поражающих сознание совпадений.

— Тоже раз в год трахаться будем? — смешливо уточняет он, а Арсений приподнимается, смотрит на Антона прямым взглядом с поджатыми писей губами, и Шаст смеётся ещё сильнее, а после подаётся вперёд, чмокая его в губы, которые сразу же расслабляются и отвечают ему на поцелуй, что должен был быть быстрым, но внезапно, как и всё с Арсом, перерос в долгий и чувственный, нежный и благодарный. 

Антон отстраняется от Арсеньевых губ и заглядывает в ясные голубые глаза.

— Ромашка хочет, — озвучивает он, улыбаясь широко, а после похлопывает Попова по бедру, чтобы тот слезал, потому что в наполненном спермой презервативе уже становится неприятно находиться. 

Арсений поднимается слишком энергично для человека, у которого ногам после таких-то упражнений пизда, и радостно восклицает:

— Ура, победа! — Антон фальцетно смеётся, потому что ну что ему за дурак очаровательный достался (он в абсолютном восторге), а Арс слезает с кровати и упархивает куда-то по пути бросая: — Я в душ, ты тоже присоединяйся! Ванную найдёшь, я там буду некрасиво петь песню из «Моаны»!

Шастуна угораздило влюбиться в определённо самого удивительного человека в этой Вселенной.