***

И если Мону однажды спросят, жалеет ли она хоть раз о том, что сделала, она знает, что ответит чёткое и громкое «нет». Нет, не жалеет ни секунды. И когда её будут жечь на костре, казнят повешением или отдадут на съедение диким волкам — ни мгновение своей жизни она не сомневалась и не будет сомневаться, что всё сделала правильно.

Нарушить законы мироздания для того, чтобы одна сломленная душа уже больше никогда не плакала. Создать целый новый мир с его собственным небосводом, чтобы написать новую судьбу для той, кто родилась под самой несчастливой звездой на свете.

Мона помнит, как тихая ночь в тот день пела свои еле слышные хрустальные песни. Старуха долго молчала и внимательно смотрела на маленькое висевшее в воздухе звёздное небо. Созвездия в нём складывались в витиеватые узоры, отражающие чужое прошлое, настоящее и будущее.

— Эта девочка никогда не узнает счастья… Смерть и боль идут с ней рядом… — тихо и серьёзно сказала она после паузы. Чего у неё отнять, старуха всегда говорила, как есть, не утаивая. К этому никогда нельзя было подготовиться.

— Н-но… мы ведь можем что-то сделать, ты ведь всегда учила, что звёзды не говорят всё однозначно… — Мона держала в руке бумаги с записями; её руки тряслись мелкой дрожью, словно беспокойная рябь на воде. Впервые в жизни она жалела о том, что знает всё о людских судьбах. Они написаны на небе светилами и планетами, всё решено наверху для каждой человеческой души. Астрологи могут лишь интерпретировать и предсказывать, но поменять судьбу они не во власти. Кто-то рождается под счастливой звездой, и небесные тела для них улыбаются и благоволят светлому будущему. А иногда некоторым очень, очень не везёт.

— Она… Нет, у неё печальная судьба… — и старуха отвела взгляд. Она всегда повторяла, что в астрологии всё решает множество факторов, и нужно смотреть на все позиции и положения, и иногда бывает, что одна маленькая деталь может изменить всё, но сейчас… Старуха глубоко вздохнула. — Тут уж ничего не поделаешь. Забудь об этом.

— Н-но… как же так… — внутри что-то стремительно разбивалось на осколки, и каждый осколок впивался ещё глубже.

Хрусталь ночи покрывался трещинами. Старуха была последней надеждой. Мона хотела верить, что сама она до этого ошиблась, хотела думать, что упустила что-то важное. Она проверяла записи множество раз, смотрела снова на маленькую копию неба, и… нет. Только один человек в мире мог предсказать судьбу лучше, чем она. Словам старухи можно доверять.

И снова Мона видела перед собой слёзы девочки, которая не сделала ничего плохого и всегда желала всем добра. Её звали Фишль, и она мечтала о мире, где каждое существо могло бы найти себе дом и тепло. Девочка плакала, не в силах сдержать огромную тёмную боль в своей душе. Девочка шла в ночи одна, и звёзды насмешливо танцевали над ней мерцающими созвездиями. Мона помнила, как впервые взглянула на звёздную карту Фишль, она тоже тогда долго молчала. Она не хотела предсказывать эту судьбу. Бесконечная тьма плотно держала девочку в своих объятиях.

— Я придумаю что-нибудь, обязательно… — она добавила тихо и глухо, почти про себя.

— Только не забудь, ты будешь потом расплачиваться, небо видит всё, — старуха уходила. Она знала, что завтра Моны здесь уже не будет.

— Я знаю, — короткий кивок, и она отвернулась, чтобы решительно смахнуть слезы со своих глаз. В них отражались звёздные моря.

«Ты будешь самой счастливой, обещаю, и я буду рядом с тобой».

В этом новом мире теперь светит солнце, когда Принцесса Нирваны Ночи в хорошем настроении. Идёт тёплый дождь, когда она этого пожелает. Ласковый ветер играюче перебирает в своих ладонях её волосы, а огромные океаны покорно льют переливающиеся волны к её ногам. Взмахи чёрных вороньих крыльев — они её лучшие друзья, нашедшие себе место в её королевстве — знаменуют начало и конец ночи.

Сегодня и всегда она — Фишль, девочка с самой светлой душой и самым тёмным на свете сердцем — она улыбается, глядя на звёзды. Светила теперь всегда сулят ей только хорошее; в ночи они мигают ярко, предвещая светлое будущее своей повелительнице. Взмах её руки — и не будет больше этого неба, будет другое.

— Всё, что угодно, моя принцесса, — «моя душа» , добавляет Мона про себя. Остаётся рядом. Между ними меньше метра пространства, множество миров на плечах и одно звёздное небо на двоих.

— Прими же мою благосклонность, о, величайшая волшебница, — Фишль театрально закрывает глаза и поднимает руку, чтобы отдать приказ. Довольно улыбается. — Оставайся со мной.

«Будь со мной рядом» — читает Мона в её словах.

И остаётся. Не уходит.

Фишль удаляется прочь, у Властительницы ночи здесь очень много дел.

— Зачем вы всё это делаете для Принцессы? — Оз грозно и шумно машет крыльями. Верный спутник и страж Фишль, он всегда остаётся настороже. Он помнит больше, чем повелительница. Помнит, как было темно и больно раньше. Вышедший прямиком из её сердца, сконцентрированный сгусток её одиночества и страхов, он теперь всегда рядом с ней. Когда-то она выдумала его и подарила ему жизнь, а теперь Оз оберегает её, как может, укрывает чёрными своими крыльями от ненастий этого мира и всех остальных. Он тоже знает: сердце Принцессы — хрустальное. Одно неловкое движение, одно слово или взгляд — и нет его. Она пережила слишком много, чтобы хранить внутри ещё одну трещину. — Такая могущественная волшебница, как вы, вмиг можете уйти, и вам ничего не будет. И вы предадите её, забудете, и тогда Принцессе будет очень больно, а я этого не хочу.

— Я не уйду, не бойся, — голос Моны звучит твёрдо и уверенно. — Не уйду.

Это уже сложившаяся традиция: он постоянно спрашивает её об этом, она постоянно отвечает ему одно и то же и ничего не спрашивает у самой себя. Никогда не спрашивала на самом деле, потому что уже давно всё знает. Ответ всегда один.

— Зачем вы это делаете?

Всё предельно просто: без ночи не видно звёзд — без Принцессы ночи нет и её самой тоже. Множество миров, звёздных морей и небес, созданных раньше кем-то другим или вышедших из-под её руки — всё это абсолютно не имеет значения. Ничего не важно, когда Фишль создаёт собой вечную ночь, когда она живёт и улыбается, зная, что звёзды всегда шепчут ей счастье.