За окном проносятся закатные пейзажи, но Всеволод Старозубов не замечает этого, но как завороженный смотрит на сжимающие руль руки таксиста. Он всегда уделял особое внимание рукам, была у него такая страсть. Но и подумать не мог, что мозолистые длиннополые руки Феди станут для него настоящим наваждением. Он обратил на них внимание еще в первое их знакомство. Тогда таксист помог ему с багажом, ловко подхватив тяжелый гастрольный чемодан. Всеволод отметил, что руки у плотного и приземистого мужчины красивые, можно сказать изящные и даже работа не испортила их.
Так вышло, что эта поездка не стала единственной. Знакомство переросло в симпатию, а потом и в нечто большее. Фёдор открыто восхищался Севиным талантом, проявлял заботу, дарил цветы. Пару раз Всеволод приглашал его к себе в гости. Но они не заходили дальше поцелуев и несмелых касаний. Сева млел, когда Федор зарывался своими длинными пальцами ему в волосы, портил идеальную прическу, гладил его лицо. Сам же он мечтал о большем, фантазировал как прекрасные Федины руки будут его раздевать, гладить. Хотел целовать его пальцы, мечтал почувствовать их внутри. От этих мыслей он становился рассеянным, возбуждался с полуоборота, а потом не знал, как успокоиться.
Сегодня Федя везет его домой в Катамарановск, уже смеркается и Горький, как обычно о чем-то болтает, улыбается ласково. Всеволод молчит, он зачем-то сел на переднее сидение, не иначе чтобы окончательно доконать себя. Эмоциональный Фёдор беспрестанно жестикулирует, то сжимает руки на руле, то обхватывает рычаг переключения скоростей, то загибает пальцы что-то перечисляя. Сева смотрит как загипнотизированный. Кажется, водитель что-то его спрашивает, но он отвечает невпопад и все смотрит на его руки и уже даже не пытается что-то сделать с нахлынувшим возбуждением. Он даже не замечает, как машина сворачивает с дороги и приходит в себя, только когда они окончательно останавливаются и таксист выходит из машины. Всеволод, недоумевает, но следует за водителем.
Фёдор обходит машину открывает дверцу и кивает приглашающе:
– Ложись.
Сева удивлен и заинтригован, но послушно делает, что просят. Устраивается на заднем сидении, сгибая в коленях длинные ноги и замирает предвкушая. Федя неожиданно серьезен, снимает кожанку и фуражку, кидает их на водительское место, сам забирается, устраивается между разведенных Севиных ног.
– А теперь лежи и не двигайся, – голос у него низкий и хриплый, у Старозубова от его интонаций бегут мурашки, и он согласно кивает.
Фёдор наклоняется ниже, кладет руки Всеволоду на живот и медленно ведет ими вверх. Тот замирает, глядя как скользят пальцы по оранжевому шёлку рубашки. Добравшись до воротника, руки останавливаются, пальцы зарываются в бант и развязывают его. Всеволод сглатывает, острый кадык скачет под тонкой кожей шеи. Фёдор вытягивает ленту и закидывает на переднее сидение. Снова ведет руками, на этот раз вниз. Оставляет на поясе брюк, расстегивает пряжку ремня, высвобождает пуговицу, тянет вниз молнию. Сева снова нервно сглатывает и приподнимает голову. Наблюдает как Федины пальцы подцепляют и вытягивают из штанов рубашку, а потом берутся за нижнюю пуговицу. Горький подцепляет пластиковый кругляшек, высвобождает его из петли, делает он это неспеша, постепенно продвигается вверх, растягивая одну пуговицу за другой. Всеволод дышит часто и шумно, не может оторвать взгляда от его кистей. Наконец Фёдор добирается до верхней пуговицы, снова останавливается, смотрит внимательно на Севу, а потом распахивает рубашку и кладет одну руку на майку, аккурат над сердцем. Сердце у певца заходится, заполошно стуча о ребра. Рядом опускается вторая рука, они снова начинают свое путешествие вниз, большие пальцы синхронно проезжаются по соскам, надавливая через ткань, добираются до живота и подцепив белый хлопок, задирают майку вверх, обнажая худую грудь. Пальцы находят ключицы, обводят, поднимаются к горлу, проходятся по кадыку, заставляя Всеволода запрокинуть голову, очерчивают линию челюсти. Правая рука скользит вверх шершавая подушечка большого пальца проезжается по губам, заставляя их раскрыться. Всеволод жадно тянется, надеется ухватить губами желанные пальцы, но Федя отстраняется, убирая руки.
– Потерпи.
Он возвращает руки на пояс брюк и стягивает их вместе с бельем. Фёдор рассматривает его так пристально, что Сева чувствует, как под его взглядом вспыхивают щеки. Он думает, что ему должно быть стыдно, за что он такой полуголый, расхристанный и взлохмаченный лежит на сидении такси. Но все что он чувствует, этот нестерпимое желание, доказательство которого почти прижимается к его животу с выступившими капельками смазки. Фёдор снова склоняется над ним, член Севы трется о грубую шерсть свитера таксиста и от этого возбуждение чувствуется еще острее. Федя снова ведет пальцем по его губам, на этот раз позволяя захватить его и втянуть в рот. Сева довольно стонет, втягивает палец сильнее, обводит языком, посасывает, прикусывает фаланги. На место указательного приходит средний. Левая рука таксиста проходится по соскам, кружит, надавливает, пощипывает. Когда Федя сжимает и тянет левый сосок, Сева не выдерживает и стонет в голос, выпуская изо рта палец, но тут же получает сразу два. Он снова обхватывает их губами, кружит по ним языком.
Федя вынимает пальцы, отстраняясь, и Сева тянется за ними с недовольным стоном. Он хочет протянуть к Горькому руки, но тот снова удерживает их на месте.
– Нет. Лежи, – и Сева замирает, чувствуя, как подрагивают собственные пальцы.
Федя выуживает из заднего кармана тюбик с кремом, отвинчивает крышку и выдавливает немного на пальцы правой руки. Он медленно и многообещающе растирает крем между ними, обводит большим остальные. Вторую руку он пристраивает внизу Севиного живота, совсем рядом с возбужденным членом, касается его ребром ладони, чувствует, как тот подрагивает, пока певец жадно следит за его правой рукой.
Он подхватывает Старозубова под коленку, заставляя повернуться на правый бок, лицом к спинке.
– Давай, Севушка, подтяни ножку, – толкает его левую ногу вверх, давая себе более удобный доступ.
Он снова тянется к тюбику, выдавливая еще немного крема и опускает руку вниз, обводит сжатые мышцы, надавливает не сильно, но протолкнуться внутрь не спешит. Всеволод стонет жалобно, он так давно мечтал об этом, предлагающе вздергивает ягодицы.
– Не спеши, – в голосе Феде слышится улыбка.
Он берет левой рукой Севу за подбородок, заставляя повернуться к себе голову. Сева смотрит на него из-под дрожащих ресниц, взгляд расфокусированный, и жадно облизывает губы. И Федя наконец дает ему то, что Старозубов так давно хотел. Он проталкивает внутрь один палец, и Сева протяжно стонет в ответ. Вторая рука не остается без дела. Федя снова запускает пальцы Севе в рот и тот жадно обхватывает их губами и начинает сосать. Он ловит себя на мысли, что с удовольствие взять бы в рот не только Федины пальцы, но и член и отсосал как следует.
Горький вынимает пальцы, снова обводит подрагивающие мышцы и вводит уже два пальца. Синхронизирует движения, трахая Севу сразу двумя руками. Тот чувствует, что находится на грани, член течет, марая обивку сидения, но ему хочется больше. Сева выпускает изо рта пальцы и хрипло выдыхает:
– Еще один, – просящее смотрит на Федю из-под подрагивающих ресниц.
– Еще?
– Да.
Федя склоняется к самому его уху и шепчет:
– Уверен?
–Да!
Федя снова тянется за тюбиком и вводит уже три пальца, двигает ими бережно, но уверенно. Вторую руку пристраивает на жаждущий внимания член Севы, сжимает его крепко, движется слаженно. Сева стонет в голос запрокидывает голову и закатывает глаза. Руки, его мечутся по сидению в поисках за чтобы ухватиться.
– Феденька, так хорошо, не могу больше! – выстанывает он.
– Давай, соловушка, – вторит ему Федя, наращивая темп.
И сам хрипло стонет, наблюдая как кончает Сева, как вскрикивает, дышит глубоко и жарко, алеет щеками.
Федя отстраняется тянется к переднему сидению, выуживает полотенце, помогает Севе одеться и привести себя в порядок.
– Феденька, а ты как же? – спрашивает Сева уже окончательно отдышавшись.
Таксист неожиданно смущается.
– Да, я вроде как тоже…
– Тоже? – не сразу соображает Сева.
– Тоже. Ты думаешь возможно смотреть на тебя такого… – это редкий случай, когда красноречие Горького его подводит, – красивого, желанного и остаться равнодушным?
Фёдор тянется и целует, раскрасневшиеся Севины губы и сам же отвечает на свой вопрос.
– Совершенно невозможно.
– Феденька, поехали домой, – хитро улыбается Сева, – меня тут посетила одна идея. Думаю, тебе понравится.