Полковник Жилин резко распахивает глаза и хватает ртом воздух словно долго находился под водой. Голая грудь резко вздымается, легкие горят огнем, невидящий взгляд мечется по комнате. Наконец, дыхание восстанавливается и взгляд становится осмысленным. Постепенно возвращающаяся память, подкидывает картины последних событий. Полковник резко садится, заполошно осматривает и ощупывает свою грудь. Ран нет, остались лишь небольшие пятна в тех местах, где пули вошли в тело.
Жилин оглядывается. Он сидит на импровизированной кровати, почему-то застеленной белой шкурой. Комната, довольной захламленная, кругом горят свечи, рядом глиняные горшки с краской и какая-то ветошь, в углу картины. Обстановка кажется смутно знакомой, он тут бывал когда-то по долгу службы. Вроде художник здесь живет, который краски в унитаз сливал и долг имел большой за электричество.
Полковник поднимается, хватает лежащие рядом на стуле рубашку и китель, фуражка обнаруживается на голове, и начинает спешно одеваться. Удивляется, что одежда целая, а ведь в ней должны остаться дырки от пуль, впрочем, как и в нем самом.
«Странно, – думает он. - Может мне это нападение приснилось? А если приснилось, то, что я вообще тут делает в таком-то виде?»
— Эй, есть тут кто? – вслух выкрикивает Жилин, направляясь к двери. Квартира отзывается тишиной. Носок ботинка подцепляет какой-то предмет и тот откатившись звякает о ножку стула. При ближайшем рассмотрении предмет оказывается пулей, смятой пулей со следами засохшей крови.
— Значит, не приснилось мне нападение стрельниковской банды, - щурится, рассматривая пулю в неверном свете свечей. Кладет ее в карман как доказательство реальности произошедших событий и выходит из пустой квартиры.
В подъезде кромешная темнота. Жилин подходит к перилам, запрокидывает голову вверх, потом смотрит вниз, света нет ни на одном этаже.
— Безобразие, голубчики, - ни к кому обращается он. – Куда же это годится? А если кто с лестницы сверзится, так ведь и костей не соберет. А мне потом на выезд ехать, протокол составлять.
Спускается осторожно, придерживается за перила, единственный свет – луна, слабо освещающая ступени через оконный проем. Деревянная дверь скрипит и на тугой пружине жестко захлопывается за его спиной. Жилин замирает на крыльце. На улице идет снег. Крупные хлопья кружат в свете уличного фонаря и лениво опускаются на землю. Снег явно идет уже давно, асфальт, лавочка и клумба припорошены ровным слоем. На свежевыпавшем снеге нет не единого следа, словно никто и не ходил тут. Сергей растерянно смотрит на лавочку в снегу, протягивает руку и ловит несколько снежинок на ладонь, они тут же превращаются в воду.
— Не мираж, - констатирует он. – Только ведь не сезон сейчас, какой снег в это время года?
Улица совершенно пуста. Он отходит подальше от подъезда, задирает голову и не видит в доме ни единого горящего окна, впрочем, как и в остальных домах. Все словно вымерло. Единственный свет от луны, да фонари на столбах вдоль дороги.
«Почему мне не холодно? - удивляется Жилин, в который раз отряхивая снег с кителя и направляется вдоль этих самых фонарей».
«Словно самолет по взлетной полосе, - приходит в голову сравнение».
Город выглядит пустым и словно застывшим. Не горят огни в домах, нет машин на дорогах, нигде не скрипнет дверь. Тишина стоит звенящая и этот странный снег не по сезону... Жилин силится рассмотреть хоть что-то за пределами освещенной аллеи, но ничего не видит. Размытой глыбой где-то справа высится здание НИИ, такое же темное, как и все вокруг, еще через несколько кварталов безмолвствует печально известный ресторан «Канарейка».
«Взлетная полоса» из уличных фонарей уходит прямо, но Сергей останавливается, а потом нерешительно сворачивает вправо к зданию милиции, в окнах которой темнота. Когда полковник поднимается на крыльцо и дергает ручку, дверь предсказуемо оказывается заперта. Он подходит к стене, где, как сейчас он уже четко помнит, был застрелен и смотрит на совершенно ровную поверхность краски, ни тебе сколов, ни дырок от пуль, словно и не было ничего. Даже на всякий случай проводит по ней рукой, но чувствует только прохладу стены и в этот самый момент его пробивает крупной дрожью. Он только сейчас понимает, что замерз.
Полковник возвращается на освещенную часть дороги и продолжает идти, теперь он начинает понимать куда ведет его этот путь, он ведет его к дому.
Пятиэтажная хрущевка вырастает перед ним из темноты, манит единственным освещенным окном на третьем этаже. Это его кухня светится маяком, и Жилин решительно заходит в подъезд. Света и тут нет, но на площадке третьего этажа виднеется слабый отсвет. Поднявшись, он на секунду замирает перед деревянной дверью обитой бордовым дерматином с медными пупырышками гвоздиков и номером тридцать пять, а потом кладет руку на круглую блестящую ручку. Дверь открывается легко и бесшумно. От кухни, примыкающей к коридору светло, и Жилин делает еще один шаг, закрывая за собой дверь.
Он уже снимает головной убор, собираясь пристроить его на полку у входа, когда с кухни раздаются шаги и Сергей замирает с фуражкой в руках.
Игорь Натальевич Катамаранов возникает в дверном проеме кухни как ни в чем не бывало и глядит на застывшего в прихожей полковника.
— О, Серега, п-пришел наконец. А я уже зждался. - Лыбится довольно из-под длинной челки.
— Игорь? Голубчик, а ты тут как?
— Да вот шел, д-думаю зайду, чайник поставлю, а то ты прдешь поди замёрзший, - бормочет Игорь, возвращаясь на кухню и в подтверждение своих слов, ставит на плиту пузатый чайник со свистком. Ловко чиркает спичкой и поджигает газ. Приветливый синий огонек начинает лизать донышко чайника.
Жилин обхватывает себя руками и ежится, он и правда замерз.
— А откуда… - начинает Сергей, но Игорь уверенно разворачивает его за плечи и толкает в сторону ванны.
— Иди в душ, грейся, губы в-вон синие, а я пока тут с чаем…
Жилин чувствует, что совсем растерялся, хочет задать Игорю кучу вопросов, но его действительно знобит и мысль о горячем душе пересиливает недоумение от всего происходящего.
Маленькая ванна с синим кафелем, тонкой клеёнчатой занавеской в цветочек, махровым полотенцем на вешалке и одинокой зубной щеткой в стакане выглядят привычно. Только на железной крышке круглой стиральной машинки Riga лежат чистые вещи, не иначе Игорь озаботился.
Сергей, по привычке, сначала включает воду, чтобы успела протечь и начинает раздеваться. Идея с душем и правда оказывается хорошей. Он стоит под горячими струями несколько минут, постепенно подкручивает температуру, но кажется так и не может согреться окончательно. Когда зеркало совершенно запотевает, а на кафеле собираются мелкие капельки от осевшего пара, Жилин вылезает из ванны, топчется на прорезиненном коврике, растирает себя полотенцем и тянется к приготовленной одежде. Тот факт, что Игорь оказался у него дома, рылся в шкафу, чтобы найти одежду, а сейчас хлопочет на кухне не вызывает отторжения, наоборот наполняет сердце какой-то уютной теплотой.
Он топает босыми ногами к маленькой кухне и останавливается в дверном проеме. Забытый на плите чайник уже закипел и возмущенно свистит блестящим свитком. Игорь стоит у окна, совершенно не обращая на него внимания и всматривается в кружащий за окном снег. Таким задумчивым его видеть непривычно. Но стоит Жилину шагнуть через порог, как Игорь резко оборачивается, снова становясь привычным собой.
— Н-ну с легким паром, что ли, начальник.
Он снимает с огня чайник, и заливает кипяток в заварник, на столе уже ждут две чашки и вазочка с рафинадом.
Жилин опускается на табуретку и наблюдает за непривычной картиной – хлопочущий по хозяйству Игорь. Он вообще какой-то странный сейчас. Вроде бы все те же вытянутые на коленях треники и затасканная майка-алкоголичка, на голове неизменная оранжевая заляпанная чем-то каска, но все равно что-то не так. Присмотревшись, Жилин замечает отличия. Нет дыры на колене, и майка не кажется такой уж черной, да и весь Игорь не то, чтобы уж совсем чистый, но без явных мазутных пятен. В голове опять возникает рой вопросов, но он какое-то время сдерживает себя, боится нарушить идиллию. Однако любопытство пересиливает. Хочет спросить про то, как здесь оказался Игорь и почему нигде нет света, и где все люди, но спрашивает почему-то другое, да и вопрос в итоге звучит не так как надо:
— Игорь, а почему снег идет?
— А здесь в-всегда снег, - непонятно отвечает Игорь.
— Где здесь?
Игорь не отвечает, ставит на стол заварник и разливает чай по чашкам.
— Ты пей, Серёга, грейся, – он садится на соседнюю табуретку и пододвигает к Жилину дымящуюся кружку. Тот обхватывает ее руками и делает глоток, внутри разливается приятное тепло, но согревает совсем ненадолго. Игорь сидит напротив, внимательно всматривается в собеседника, его чай так и остается нетронутым. От этого внимательного взгляда Сергею почему-то становится неловко и щеки начинают гореть. Чтобы заполнить паузу делает глоток и говорит:
— Одного не пойму, вот я и в душ сходил и чай горячий пью, а согреться никак не получатся, - в подтверждение своих слов он зябко поводит плечами под белой хлопковой футболкой. Игорь на это как-то довольно хмыкает и продолжает сверлить Жилина глазами.
— Игорь, хороший мой, ну ты же знаешь, что тут происходит, почему ничего не говоришь?
Игорь снова хмыкает, но всё же отвечает:
— Мертвым холод н-неведом, а ты мёрзнешь, Серега, потому что, жив.
Этот ответ почему-то пугает и успокаивают одновременно, но ничего не объясняет.
Сергей снова пьет свой чай под чутким взглядом Катамаранова, но больше не чувствует неловкости. Напротив, в кухне разливает что-то большое и теплое, наполняет сердце Жилина уютом, дарит ему спокойствие и уверенность. А еще приходит давно забытое, но очень желанное ощущение нужности. В кой-то момент полковник четко понимает это, он больше не одинок, он нужен Игорю и от этого щеки снова начинают гореть.
— Скажи-ка мне, а фонари… это ты сделал? – озвучивает неожиданную мысль Жилин.
В этот раз почему-то смущается Катамаранов, прячет глаза за челкой и глухо угукает.
— Спасибо, хороший мой, - тепло улыбается Сергей, - а то плутал бы я в темноте.
— Т-так поэтому и, ну… ждал я тебя крче, - сумбурно отвечает Игорь.
Сергей снова мелко вздрагивает и растирает нагретыми от кружки ладонями озябшие плечи. Игорь снимает каску, кладет ее на стол и уверенно поднимается с табуретки. Это движение настолько решительное, четкое, непохожее на его обычные пьяные покачивания, что Жилин замирает с недонесенной к губам чашкой.
— П-пошли, – протягивает он Серёге руку и смотрит напряженно, выжидающе.
— Куда?
— Греть тебя будем, - заявляет Игорь. И от его многообещающего взгляда, и от протянутой руки у Серёги вспыхивают не только щеки, но и уши и, кажется, даже шею краской заливает. Но отказаться мысли не возникает, и он поднимается из-за стола, уверенно хватает Игоря за протянутую ладонь.
Катамаранов тянет его в комнату, которая служит полковнику и спальной, и гостиной. Обстановка комнаты простая, телевизор на деревянной приземистой тумбочке, стол-книжка у окна, на ней старая лампа-керосинка еще от родителей осталась. У стены узкая кровать. Игорь ведет его прямиком к ней, под ногами поскрипывает наборной паркет. Отпускает руку, откидывает шерстяное одеяло и укладывается к стенке, заботливо придерживая край одеяла в приглашающем жесте, забирайся мол.
Серёга забирается под это самое одеяло и оказывается в кольце теплых рук. Сил смотреть Игорю в глаза он не находит, поэтому утыкается куда-то Катамаранову на плечо, дышит в шею.
Игорь обнимает, гладит по спине и молчит. Серега тоже молчит, да и что тут говорить, когда и так все понятно. Руки Игоря забираются под футболку и проводят шершавыми подушечками пальцев вдоль позвоночника, одаривая Серёгу волной мурашек.
— Еще м-мерзнешь, начальник? – шепчет ему в макушку Игорь.
— Хороший мой, ну какой я тебе начальник? И раньше то не был, а уж теперь…
Руки Игоря снова оживают, водят по спине, бокам, правая, спускается ниже оглаживает ягодицы через тонкую ткань спортивок. Серёга вздрагивает и прижимается ближе, упираясь возбужденным членом в катамарановское бедро. Игорь смелеет, поддевает резинку, приспускает штаны вниз и обхватывает Серёгин член рукой. Оттягивает кожу, проводит большим пальцем по влажной головке и начинает наращивать темп, вслушивается в рваное дыхание. Жилин жарко дышит ртом в шею Игоря, но старается сдерживаться, почему-то стонать кажется неловко, хотя и хочется. Только на самом пике уже не удерживается, зажмуривается и стонет протяжно и тихо. Послеоргазменная истома накрывает с головой, сквозь нее он чувствует, как Игорь убирает руку и привод в порядок его одежду.
— Игорь, хороший мой, а сам как же…, - озвучить мысль до конца не получается.
Но Игорь все понимает:
— Нормально в-все, ты засыпай двай, тебе возвращаться пора.
— Куда возвращаться?
— Ко мне, Серёжа. Возвращайся ко мне.
Катамаранов прижимает его к себе покрепче, укладывает на плечо, целует куда-то в макушку. И Серёжа засыпает в теплых объятьях Игоря, чтобы проснуться на другой стороне уже совершенно живым.