любящий (но не ежа, а арсения)

Из-за аварии на дороге автобус, что вёз его в один из многочисленных дачных посёлков (нахера ему туда нужно? — да по приколу погулять в находящемся рядом с ним лесу), Антон на нужную остановку попал, когда было уже довольно поздно и по-хорошему нужно было бы ехать обратно.


Было бы нужно, если бы Шастун не был таким упрямым: несмотря на алеющий закат с безумно красивыми облаками, подсвечиваемыми солнцем, он бодрым шагом идёт по широкой дороге, у которой по обеим сторонам ровными рядами расположились аккуратные домики, а прямо по курсу — лес, в этот самый лес.


Сейчас Антон о своём решении жалеет пиздец как, потому что он, кажется, заблудился.


Каким образом он это сделал, пройдя, ну, максимум два десятка шагов с того момента, как зашёл в лес, — вопрос потрясающий, на который ответа Антон не знает.


Он почему-то, только когда заметил, как темно среди могучих стволов по сравнению с тем, что было на дороге, вдруг понял, что, наверное, действительно стоит перенести этот его трип, потому что заблудиться было бы совсем не прикольно.


Но это в мыслях. 


На деле, в принципе, так и оказывается, потому что Шастун, стоя на месте, как вкопанный, вертит головой по сторонам, больше не предпринимая попыток идти туда, откуда пришёл: он каким-то образом выбрал неверное направление и заблудился ещё сильнее, а теперь в душе не ебёт, что дальше делать.


Звать на помощь бессмысленно, потому что все умные люди сидят в это время дома (ну, или хотя бы не ходят в лес, как кое-кто, не будем показывать пальцем на парня под два метра ростом с копной кудряшек — так, наверное, и будет выглядеть объявление о пропаже, которое вывесит Эд, когда Шаст не вернётся в их съёмную квартиру), но Антон всё равно пытается: кричит громко «Помогите!», но ничего не происходит ни спустя две минуты, ни спустя десять — ни одна живая душа не приходит ему на помощь.


Связь не ловит, приложение с картами не загружается, и Шастун уже представляет, как его голодное и холодное тело найдут под каким-нибудь стволом рядом с грибами и мхом.


Зато хоть какое-то приключение — вероятно, последнее в жизни, но это уже детали. И вообще, не он ли жаловался на то, что ему скучновато живётся?


Лето, до начала учёбы в институте ещё целый месяц, и вот чёрт его дёрнул проветриться, блять, — насмотрелся на Эда, который практически каждый день где-то гуляет со своим парнем, и тоже решил, что нехуй дома штаны просиживать. 


А теперь он умрёт один в лесу, заблудившись в трёх соснах, а Выграновский за него, бестолкового, переживать будет и даже не узнает, что с ним случилось. 


И вот надо ж ему было в этот ёбаный посёлок одному переться — мог хотя бы с тем же самым Эдом и Егором поехать, но он решил, что лес как место для свидания с самим собой — просто изумительное место, и вот что мы имеем в итоге.


Антон, находясь на грани отчаяния, всё же идёт туда, где заметил какой-то просвет, но впереди желаемого не находится — только деревья от мала до велика с пышными кустами, а за ними всё то же самое, а не виднеющиеся вдалеке два домика на окраине.


Вот и что ему теперь делать? Как быть и на кого надеяться? Откуда ждать помощи? 


Вряд ли Райдер со своим щенячьим патрулём примчит его спасать, сколько Антон бы ни свистел.


А вдруг… Точнее, здесь наверняка водятся дикие животные типа медведей или волков… Всё, пизда, он не просто от голода и обезвоживания умрёт, а его сожрут!


Возможно (хотя лучше сказать, что очень вероятно) он драматизирует, потому что, судя по карте, которую он изучил, пока сюда ехал, этот лес не то чтобы прям сильно большой, там впереди должны быть поля и небольшая речка, так что куда-нибудь он по-любому да выйдет, и пора бы уже шагать хоть куда-то, а не стоять на месте и растерянно хлопать глазами.


Антон по считалочке, показывая несколько раз пальцем в разные стороны, выбирает направление своего движения (так делать не то чтобы разумно, но а как по-другому?) и начинает идти.


Небо стремительно темнеет, и вскоре Шастун достаёт из кармана телефон, включая на нём фонарик — хоть какая-то польза от бесполезного сейчас из-за отсутствия сети телефона.


Под ногами шуршат опавшие листья и иногда звонко трещат ветки, и он постепенно привыкает к этому звуку — старается абстрагироваться от окружающей его обстановки, потому что из-за фонарика, который подсвечивает дорогу впереди, кажется, что сзади него идут все монстры мира, и Шаст прикладывает неимоверное количество внутренних сил, чтобы не обернуться трусливо назад. 


Чтобы хоть чуть-чуть сбить страх и отвлечься, начинает тихонько напевать первую пришедшую в голову песню; в один момент он правой ногой наступает на какой-то бугорок, который какого-то хуя орёт как не в себя и движется.


— Бляха муха! — кричит от испуга Шастун, прикрывая одной рукой грудную клетку с бешено бьющимся сердцем, а другой пихая фонарик к земле — направляет свет в то место, откуда достаются тихие шебуршания и чей-то недовольный бубнёж.


Кажется, Антон случайно наступил на спящего бомжа и разбудил его — а потревоженные бомжи, наверное, очень страшны в своём гневе; он не знает точно, но вот его звёздный час настал, и сейчас точно вскроется вся правда про данных обитателей лесной среды. 


Но в свете телефонного фонарика оказывается не набуханное грязное тело, а всего лишь маленький ёж, что забавно жмурится от слишком яркого света.


— Месье, да как вам не стыдно! Сначала наступили, а теперь ещё и светлячком своим в глаза светите, да имейте вы совесть! — возмущается этот самый ёж обычным таким, мужским и чутка высоким, голосом, и Шастун так охуевает, что даже фонарик убрать не соображает.


Он сначала думает, что ему послышалось, потому что ну не может же животное говорить прям человеческими словами через свой звериный рот, но этот маленький зверёк действительно открывает свою пасть с маленькими зубками, шевелит своим крошечным язычком и произносит вот эти все слова так, будто для него это самое обыденное дело.


Это всё точно не какой-нибудь всратый сон, который Антон видит, будучи в отрубе из-за стресса? Нет? Потому что это всё похоже на какой-то бред: да где это видано, чтобы животные говорили!


Пока Шаст стоит в ахуе и пялится огромными глазами на это божье создание, ёжик цокает — по-настоящему, блять, цокает — и разворачивается, чтобы в следующее же мгновение сорваться с места куда-то в кусты.


Антон отмирает и сразу же идёт за ним, потому что нельзя этого ежа упускать: вдруг тот сможет ему чем-то помочь.


— Стой! — огибает кусты с другой стороны, видя уже знакомого ежа, и фонарик на этот раз держит подальше от его маленьких глазок. — Ты должен мне помочь! Выведи меня отсюда, умоляю! — Антон приседает и смотрит на животного с надеждой во взгляде.


Ёж фыркает.


— Ничего я вам не должен, всего хорошего, до свидания! — спешно прощается зверёк и семенит на своих маленьких лапках, огибая Шастовы массивные кроссовки.


— Да погоди же ты! — Антон подрывается следом за ним и бежит куда-то за ёжиком.


В жизни никогда Шастун не мог предположить, что эти создания на самом деле настолько быстрые, потому что он за такой, казалось бы, небольшой животинкой еле поспевает, попутно продолжая просить остановиться, но ёж упорно остаётся непреклонным — хуже того: он его просит отъебаться, но Антону же правда нужна помощь!


— Месье, прошу, прекратите меня преследовать, идите по своим делам! Это неприлично — приставать к незнакомым ежам, неужели вы не знаете! — возмущается тот, перебирая своими маленькими лапками по земле слишком быстро и слишком долго.


У Антона уже сбивается дыхание от этой незапланированной физической нагрузки, ещё и ветки, которые Шастун не успевает вовремя заметить и отодвинуть (потому что телефон в руке из-за бега мотыляет нехило так), по лицу хлещут — вообще заебись тропа.


— Да как вы не понимаете, мистер ёж! — Антон отплёвывается от какой-то хуйни с ветки и всё же переходит на «вы», потому что негоже «тыкать», когда к тебе обращаются как к достопочтенному господину, даже если это делает ёж — точнее, особенно если это делает ёж. — Я пойду по своим делам сразу же, как только выйду из этого грёбаного леса!


— Молодой человек, да как вам не стыдно произносить такие поганые слова! — возмущается зверёк, а Антон невольно думает, что это он же даже не сматерился — пиздец этот мистер ёж нежный. — Уши вянут от беседы с вами!


— Ну простите, пожалуйста, я не хотел, — он бы раскланялся ещё, да на бегу неудобно. — Помогите мне, прошу!


— Нет! — огрызается зверёк с нотками рычания. — Я не хочу иметь с вами дело, месье, будьте добры, оставьте меня!


Но Антон продолжает за ним бежать, потому что куда-нибудь они да выйдут, — устаёт, правда, как шакал, они тут всё же уже минуты три беспрерывно довольно быстро бегут, а антоновский организм не то чтобы не приспособлен для таких нагрузок, но да: в боку ужасно колет, а лёгкие обжигает от нехватки воздуха, но для него это будто не имеет никакого значения перед реальным страхом того, что он может в этом лесу умереть. 


Мистер ёж на Шастовы мольбы больше не отзывается, ни на секунду не переставая своими маленькими лапками семенить вперёд; Антон по пути ногами, кажется, все торчащие корни собирает, но ему каждый раз чудом удаётся удержать равновесие и не встретиться лицом с землёй.


В какой-то момент Шаст видит, что деревья впереди заметно редеют, а потом и вовсе меньше чем через минуту ёж первым пересекает границу леса, скрываясь в высокой, по пояс Шасту, траве — Антон аж притормаживает, потому что слишком внезапно становится более-менее светло (закат отцвёл, но сумерки ещё не до конца опустились на землю), но быстро опоминается и вновь припускается за зверьком, которого отследить удаётся по колыхающейся траве.


— А-а-арс, на помощь! Убивают!! — опять орёт ёж.


«Арс» это как «SOS», только «Арс»? Или это имя его какого-нибудь товарища? Антона растерзает ежиная братия? 


Но, несмотря на снова появившийся страх, он продолжает бежать за зверьком — у него, кажется, второе дыхание открывается.


Не пробегает Шастун и пятнадцати метров по этому полю, как вдруг в высокой траве замечает то ли огромный валун, то ли ещё что-то, но замечает слишком поздно, а потому и притормозить не успевает толком: прямо на всей своей нихуёвой такой скорости спотыкается об это что-то, что заваливается набок вместе с ним, и успевает лишь выставить вперёд ладони, в которые при столкновении больно впиваются какие-то мелкие камушки.


Лицом с землёй он все же встречается, и Антон этой встрече совсем не рад, хоть ему и повезло, и он стесал только левую скулу, а не прям носом в твёрдую землю влетел.


— Ёб твою мать! — звучно ругается этот валун в момент столкновения, перед тем как упасть вместе с Шастуном, и Антон невольно задумывается, кого ж ещё он говорящего встретит, кто говорить, по идее, не должен. 


Антон болезненно стонет, растянувшись на земле во весь рост, тем самым приминая высокую траву с цветами своим телом, и, упираясь ноющими руками в прохладную поверхность, перекатывается на спину; приподнимается сразу же в сидячее положение и смотрит на валун, который, оказывается, совсем не валун, а неописуемой красоты мужчина с выразительными голубыми глазами.


Тот так же сидит на примятой траве и смотрит на удивлённого Шастуна внимательно.


— Ради Христа, извините, пожалуйста, я вас не увидел, — Антон прижимает обе пульсирующие от боли и ужасно саднящие ладони друг к другу и изгибает брови, смотря на мужчину с искренним раскаянием.


— А передо мной он так не извинялся! — откуда-то сбоку из травы рядом с незнакомцем показывается мордочка уже знакомого Шастуну ежа, который глядит на последнего своими глазками-бусинками недоверчиво.


Мужчина хмурится самую малость, бросая быстрый взгляд на зверька, а после возвращает его на ни хуя непонимающего Антона и склоняет голову в сторону.


— Ты зачем моего друга обижаешь? — смотрит, чуть прищурившись, — возможно, Шастуну кажется, но у этого прекрасного незнакомца уголки губ дрогают в кроткой улыбке.


— Я просто попросил вывести меня из леса… — бормочет он, выглядя сейчас, наверное, как неожиданно обосравшийся и напуганный этим котёнок. Хлопает глазами растерянно.


— Он приказал! — снова вмешивается ёж, подходя ближе к босой ноге мужчины, и смотрит на него снизу вверх, метая в Шастуна гневные взгляды. — А я ему не слуга вообще-то! Особенно после того, как этот господин изволил себя вести! — Зверёк фыркает и поворачивается лицом к Антону.


Шаст смотрит на него охуевше, вытягивая грязную руку вперёд, указывая на ежа ладонью.


— Я просто хотел выбраться отсюда! — возражает он, а животное вдруг приподнимается на задних лапах и норовит укусить Шастов палец, но мужчина его ловит обеими руками и забирает на руки.


— Так, всё, Серёж, прекрати, ты же приличный ёж, — незнакомец смотрит строгим взглядом на животного, которого назвал Серёжей, а ёж так же упрямо пялится на него в ответ.


— Так уж и быть, — фырчит с недовольным видом тот, а мужчина с лёгкой улыбкой спускает его на землю. — Выпроводи эту невоспитанную шпалу, будь добр, — бросает Серёжа напоследок и скрывается в высокой траве, оставляя их двоих сидеть на земле.


Антон провожает взглядом маленькое колючее тело, а потом переводит его на мужчину — смотрит растерянно, пока на него в ответ глядят скорее смешливо. Напущенная серьёзность исчезла с уходом зверька, и Шаст позволяет себе робко улыбнуться очаровательному незнакомцу.


— Сильно ладони ушиб? — первым делом спрашивает тот, а после, не прося разрешения, подползает ближе (не то чтобы между ними было прямо-таки громадное расстояние — он сдвинулся всего лишь на сантиметров двадцать вперёд) и берёт Шастову правую руку в тёплые свои. 


Смотрит теперь без веселья, изучает стёсанную до крови (она не бьёт ключом, а просто виднеется) кожу, а после без предупреждения стреляет взглядом исподлобья в и без того дышащего с перебоями Антона, отчего тот захлёбывается воздухом.


Вы не можете его за это осуждать, потому что — когда на вас из-под густых длинных и чёрных, прямо как его волосы, ресниц смотрят два голубых океана (боже, какая банальная ассоциация — но ничего другого у затуманенного неясным наваждением мозга Шастуна не получается выдать), принадлежащих, наверное, самому красивому мужику, которого Антон за всю свою жизнь встречал — вы сами безбожно поплывёте.


Так что Шаст просто следует законам мироздания, когда замирает и смотрит во все глаза на незнакомца, забывая уже и заданный вопрос, и то, что ему всё ещё нужно попасть домой, — всё потом, а сейчас Антон способен только на то, чтобы краснеть и бледнеть под пристальным и вновь смешливым взглядом мужчины.


Зачем Антону отвечать на этот вопрос, если незнакомец не поцелует его в место, где болит?


— Ладно, поднимайся, и пойдём, — выдыхает тот спустя ещё несколько долгих секунд молчаливых гляделок, а после отпускает Шастову руку и встаёт с земли, отряхивая чёрные джинсы от грязи и налипшей травы.


Антон, слегка хмурясь и не спеша вставать с земли, хоть этому мужчине и хочется беспрекословно подчиниться, скользит взглядом по стройным ногам, обтянутым джинсами как второй кожей, останавливая его на округлых ягодицах, что выглядят мягкими и упругими — чтобы в этом убедиться, Антону нужно обязательно сжать их в руках (вряд ли ему, конечно, такое светит, поэтому остаётся только гадать), — поднимается глазами выше по ровной спине, скрытой свободной и явно домашней футболкой, к затылку с пушистыми чёрными волосами, которые почему-то тоже хочется потрогать.


— Куда? — спрашивает всё же Шастун, отвлекаясь от увлекательного разглядывания незнакомца, что терпеливо ждёт, пока он поднимается следом за ним, и кое-как встаёт, стараясь не касаться руками земли. 


Только сейчас Антон замечает, как болезненно ноют колени, и, смотря вниз, видит, что спортивки в этой области пиздец какие грязные, а кое-где виднеются даже пятнышки крови — вероятно с коленей. 


— Ко мне, — невозмутимо отвечает тот, а Шаст удивлённо приподнимает брови.


— Так быстро?.. — спрашивает он, растягивая ухмылочку. — Мы же даже не знакомы.


Мужчина вскидывает бровь, копируя Шастову полуулыбку, и скользит по его долговязой фигуре будто бы оценивающим взглядом, а потом, когда вновь смотрит прямо в травянистые глаза также невозмутимо представляется:


— Арсений Сергеевич Попов, двадцать девять лет, родился двадцатого марта, по гороскопу рыбы, ненавижу имя «Сеня», увлекаюсь травами, народной медициной и искусством, — по мере его краткого рассказа по лицу этого Арсения расползается всё более широкая улыбка, и Антон, как самая настоящая нищенка, залипает на ровный ряд верхних зубов, замечая на правом переднем небольшой скол, который почему-то ему кажется очаровательным. — А ты? — И замолкает, хлопая невинно пушистыми ресницами, которые становится видно всё хуже из-за теперь уже стремительно опускающихся сумерек.


Антон набирает в грудь побольше воздуха и по памяти старается отзеркалить арсеньевскую речь:


— Антон Андреевич Шастун, двадцать один, др девятнадцатого апреля, овен, почти студент четвёртого курса, учусь на менеджера, увлекаюсь футболом и Бравл Старсом, — заканчивает он скомкано и смотрит на Попова слегка исподлобья с лёгкой улыбкой — чуть ли не ковыряется носочком кроссовки в земле от смущения.


— Приятно познакомиться, Антон. — Арс улыбается ослепляюще, так что Антон невольно удивляется, почему в поле не стало в то же мгновение светло как днём. — А теперь пойдём, — кивает затылком куда-то себе за спину и разворачивается.


Начинает идти расслабленным шагом, а спустя несколько шагов наклоняется, цепляя в траве корзинку с какой-то травой внутри (Шастун сначала недоумевает, мол, на кой хер она ему сдалась, а потом вспоминает, что Арсений сам говорил, что увлекается этим всем, и чуть ли по лбу себя не хлопает), — Антон плетётся за ним, стараясь особо не сгибать ноги, хотя колени даже так умудряются болеть.


Вопросов Шастун больше не задаёт, хоть ему очень интересно узнать всё, начиная от того, что они у него там будут делать (Арс же явно не от балды его приглашал), и заканчивая вопросом о том, не будет ли Попов против сходить с ним на свидание — любовь, говорят, настигает нежданно-негаданно, а тут как раз такой случай (он же в Арсения буквально влетел).


В итоге Антон прокашливается и спрашивает совсем не то, что хочет, но что интересует его не меньше:


— А вы случайно не сможете меня отсюда вывести? Я заблудился просто немного.


Арсений фыркает, оборачиваясь через плечо.


— Я могу тебя вывести хоть прям щас, но ты уверен, что эта идея лучше, чем просто переночевать у меня? — Антону ответить решительно нечего, и он отчего-то краснеет, представляя, как они с Арсением ютятся на одной кровати — глупо надеяться на то, что у него всего одно спальное ложе в доме? Скорее всего, ему выделят минимум коврик у входной двери, а максимум — диван, и Шаст в обоих случаях, честно, не будет жаловаться, потому что сам факт того, что ему помогает такой охуенно красивый мужчина, хотя тот вообще не обязан это делать, греет душу и заставляет сердце биться чаще. — И давай-ка переходи на «ты», я не такой старый для этого дерьма, — с фырчанием.


Арсений похож на лису — не хватает только большого пушистого хвоста, а так вообще было бы не отличить. Но его отсутствие вполне можно исправить нужной пробкой… Ёб твою мать, зачем Антон об этом подумал; он сглатывает, изо всех сил стараясь делать вид, что эта ужасная мысль не плодит в его голове ещё более ужасные, где Попов совершенно по-блядски выгибается, расставляя шире ноги, и самостоятельно вставляет в себя пробку с объёмным рыжим хвостом. Двигает бёдрами так, чтобы хвост качнулся вслед за ним, и мягко (или громко? или только выдыхает, жмуря глаза? как Арсений отреагировал бы?) стонет оттого, как пробка приятно распирает стенки.


Антон сейчас как в том меме с «ох, блять, ох, ебать», окружёнными с эмоджи с огнём.


В штанах от придуманных картин член напрягается (Шастун всем богам молится, чтобы те нахуй отключили ему думалку, потому что это начинает уже быть слишком), и Антону за это безумно стыдно — честно-честно. Он может только незаметно (хотя, по сути, как угодно будет незаметно, потому что Попов идёт впереди него и назад не оборачивается в полной уверенности в том, что Антон следует за ним, — вряд ли у него есть третий глаз где-то на затылке) поправить член в штанах и постараться смотреть только по сторонам, а не на примагничивающую взор арсеньевскую задницу.


Они идут по полю с этой высокой травой и красивыми цветами вдоль леса, у которого видно только первую линию деревьев с кустами, а дальше только пугающая чернота.


— А здесь водятся хищные животные? — спрашивает Антон, отводя самую малость испуганный взгляд от пробелов меж деревьями и смотрит в Арсов тёмный затылок.


— А как же, — невозмутимо жмёт плечами тот, и Шастун невольно задумывается, как же ему повезло ни на кого не напороться. Хотя ежи, насколько он знает, тоже хищники… Тогда повезло с маленьким, прямо как зверёк, исключением. — Но они все хорошие, на людей не бросаются, — Попов оборачивается через плечо, а на его губах будто бы успокаивающая улыбка.


Антон кивает, мол, зафиксировал, а Арс внезапно притормаживает, чтобы они шли наравне, и Шастуна этот жест почему-то умиляет. Арсений, наверное, не хочет, чтобы его непутёвый спутник вновь заблудился в трёх соснах. 


Ассоциативный ряд, начинающийся от слова заблудился, приводит к его охуенному вопросу, который он тут же и решает озвучить:


— А почему ёж разговаривает? — потому что ну что это за приколы — так же не бывает!


Арсений улыбается в который раз и переводит смешливый взгляд на Шастуна.


— Просто потому, что может, — и жмёт плечами.


— Он типа оборотень или другая какая-то хтонь? — хмурясь, уточняет Антон, а Попов мотает головой отрицательно.


— Не-а, обычный среднестатистический ёж, просто говорить умеет, — явно веселясь, говорит Арс и смотрит куда-то перед собой лучистым взглядом. — Его Серёжа зовут, как ты уже понял.


— Пиздец, и это типа в порядке вещей? В этом лесу все говорят, что ли? — спрашивает Антон охуевше — даже забывает отфильтровать вылетевший мат, но быстро вспоминает, что Арсений сам сматерился, когда Шаст на него налетел (но тут грех вообще не ляпнуть ничего в такой ситуации). 


Шастун почему-то совсем забыл спросить, сильно ли он Попова ушиб, но тот не выглядит так, будто ему ужасно больно, — по крайней мере вряд ли у него шишка будет размером с горб Квазимодо, а может, её вообще не будет: Антон же не знает, сильно ли... Всё возвращается к истокам, короче.


Арсений смеётся переливисто с Шастовой реакции, а последний этот звук в памяти зациклить хочет, потому что Арсов смех, оказывается, такой красивый, что Антон испытывает острое желание смешить того чаще.


— Нет, — отсмеявшись, мягко выдыхает Арсений, — это он у нас один такой особенный говорун.


— Жесть, — резюмирует Шаст, а Арсений вновь — на этот раз, к сожалению, тихонько — хихикает себе под нос.


Они вновь замолкают на неопределённый срок; становится совсем темно, но Антон почему-то не хочет доставать телефон с фонариком, будто это обязательно нарушит всю странную романтику момента. 


Возбуждение, возникшее из-за Арсения, благодаря Арсению же и исчезает по мановению его руки с россыпью родинок и кольцом-печаткой на безымянном пальце, которое Шастун рассмотрел ещё когда тот держал Антоновы руки в своих, зато вместо неуместного возбуждения ему воздушно-капельным путём передаётся арсеньевское приподнятое настроение, что куда более в ситуацию вписывается.


Антон почему-то даже не задумывается о том, что его новый знакомый вполне может оказаться каким-нибудь там маньяком, который его сначала накормит, напоит, спать уложит, а потом расчленит, и не видать Антону больше света белого; Шастун своей интуиции, что мягко шепчет на ушко, что Арсений очень вряд ли с ним сделает что-то плохое, доверяет безоговорочно, потому что чуйка на людей у него охуенная и ещё ни разу его не подводила, так что почему бы не положиться на неё в очередной раз?


Когда они проходят около трёхсот метров с места столкновения и последующего знакомства, впереди показывается некрупный деревянный домик с двумя фонарями у входа, даже не огороженный забором.


Возле красивых и больших фонарей кружатся всякие светлячки и другая мошкара с комарами, и Антон мельком надеется, что вся эта братия не залетит следом за ними в дом, потому что насекомых он ненавидит — на первом месте в его личном топе самых уёбищных созданий этой планеты, конечно же, комары. 


Эти падлы не достойны ни одного шанса на существование, и Шастуну, честно, по хуй, что они являются важной частью в чьей-то пищевой цепочке; проснувшись утром, Антон обнаружил целых пять укусов, которые ужасно чесались весь день, — а Выграновского эта зараза жужжащая не тронула, главное, потому что всю ночь по Шастуну скакала. Чтоб эта сука захлебнулась его кровью, блять.


Это Антон вспомнил, потому что, поднимаясь по крыльцу вслед за Арсом, провёл правой рукой по перилам, из-за чего комариный укус на ребре ладони снова начал чесаться; Шастун раздражённо чешет руку, ставя на укусе крестик ногтем, а лучше бы поставил такой же милипиздрический крестик на могиле этой блядомудины пиздокрылой. 


Возможно, вам может показаться (в таком случае перекреститесь), что Антон слишком агрессивный, и вы будете правы только отчасти: в большую часть времени он спокоен (но когда дело касается этих убогих кровососов…), но, так как он имеет довольно вспыльчивую огненную натуру, психи иногда случаются, но быстро гасятся — он довольно отходчивый.


Арсений любезно, по-джентельменски пропускает его вперёд в тёмное пространство, так что Шастун делает буквально два шага и замирает, чтобы ни на что не напороться — хер знает, какая там у Попова планировка, а сломать ему случайно ничего не хочется, — пока Арсений закрывает за ним дверь и дышит ему в затылок, отчего у Шаста по спине бегут приятные мурашки. 


Он выдыхает громко, а Арс — кажется, но это не точно — приподнимается на носочки, чтобы почему-то хрипловатым голосом шепнуть на ухо:


— Выключатель слева, — звучит отчего-то смешливо.


Антон кивает неловко, хоть в темноте этого и не особо заметно — разве что по колебанию воздуха, и вытягивает левой рукой к стене, наощупь ища выключатель. Щелчок, и тёплый свет загорается, заливая собой небольшое пространство коридора.


Сняв кроксы, Арсений, придерживая Шаста за плечи, огибает его и идёт со своей корзинкой вправо, где также включает свет и откуда зовёт Антона, чтобы тот не стоял истуканом на пороге.


Шастун, выходя из странного транса, тоже разувается без рук, шипя от боли в согнутых коленях, и шагает в то же помещение, которым оказывается кухня. На столе и подоконнике на подносах сушатся всякие разные травы, под навесными шкафчиками они висят на верёвочках небольшими пучками, и Антон невольно удивляется, оглядываясь.


— Ты не стесняйся, проходи, садись, — кивает ему Арсений подбородком на стул, стоящий возле свободной части стола. — Сейчас лечить тебя будем. — Улыбается уголком губ загадочно и отворачивается к корзинке, из которой достаёт нарванную растительность.


Антон слишком медленно, чтоб болящие колени не охуели от привычной резкости, присаживается и смотрит в широкую Арсову спину, потому что всё остальное он уже взглядом обвёл. Но посмотреть в десятый раз Попову в затылок — это почти как в первый.


Он наблюдает за действиями Арсения и понимает, что тот, по всей видимости, заваривает ему какой-то травяной чай; как это поможет в лечении его рук и ног — вопрос потрясающий, но Шастун решает не спрашивать, чтобы не показаться совсем уж дебилом: после говорящего ежа он уже ничему не удивится.


Попов опускает перед ним пузатую чашку с жидкостью, от которой еле заметно идёт пар, а сам опирается бедром о стол, возвышаясь над Антоном с лёгкой улыбкой.


Шастун смотрит на зеленоватый цвет чая и наклоняется к кружке — брать не решается из-за саднящих рук; отпивает чутка, и напиток оказывается безумно вкусным — Антон такое никогда не пробовал. Он придвигается ближе и делает следующий глоток больше, а Арсений мягко смеётся, наблюдая за его реакцией.


— Вкусный? — спрашивает тот, выглядя крайне довольным собой.


Антон лишь кивает безмолвно, не отстраняя губ от кружки, из-за чего стукается зубами о керамический бортик.


— Тихо-тихо, — снова хихикает Арс и легонько опускает руку Шастуну на копну волос, чтобы прекратить качание головой этого болванчика. Прикосновение длится каких-то две секунды, но Антон сразу же замирает и смотрит на Арсения исподлобья взглядом послушного пса, готового выполнить любой приказ. — Пей давай, — с тёплой улыбкой на тонких губах, которой Шаст не может не улыбнуться в ответ.


Когда Антон, кончиками пальцев наклоняя кружку, выпивает половину содержимого, он отстраняется и вспоминает про телефон в заднем кармане, достаёт его и переводит взгляд на Попова.


— У тебя же тут есть вай-фай? — это не должно было звучать с таким сомнением в голосе, но оно прозвучало.


— Конечно, — Арсений кивает, хмурясь, будто наличие в его доме сети — само собой разумеющееся, — я ж не леший какой-нибудь. Пойдём в зал, а то я пароль не помню, — Попов плавно отталкивается от стола, и Антон, хватая чашку, поднимается за ним — по привычке резко — и вдруг понимает, что пульсирующей боли в коленях практически нет, будто все ссадины разом зажили и даже корочки не осталось; тянет проверить, но Шастун решает, что сделает это попозже.


В уютном зале Антон отдаёт телефон с открытыми настройками Арсению, который, сидя на корточках у роутера, с какой-то маленькой бумажки вводит пароль от сети. 


Пока ожидает, он присаживается в кресло в углу и пялит глубокомысленным взглядом в полоску светлой кожи арсеньевской поясницы, что оголилась, когда тот присел. Сглатывает бездумно и гасит в себе желание провести по ней пальцами — ну не светит ему по-любому, Антон, конечно, везучий в некоторые и довольно редкие периоды своей жизни, но ему не может повезти настолько, чтобы в один день и познакомиться с охуенным мужиком, и в этот же день с ним переспать. 


К тому же с Арсением хочется продлить их знакомство хотя бы до нескольких свиданий — а потом как получится, но Шастун был бы рад, если бы они оказались друг для друга подходящими людьми для того, чтобы вступить в отношения. 


Но, если так уж случится, что удача всё же будет на стороне Антона... Он был бы явно не против — главное, чтобы таким же явно согласным был и Арсений, и тогда вообще заебись.


В любом случае Антон надеется, что их знакомство не на одну ночь и оно продолжится при всяком раскладе.


Вскоре Арс протягивает ему телефон, который похож сейчас скорее на вибратор, потому что из-за подключённого только сейчас интернета все написанные Эдом приходят в один момент; Антон пишет другу, что с ним всё в порядке, он заночует в другом месте и всё объяснит позже, чтобы тот не волновался. Откладывает телефон и вновь подносит чашку к губам, дурея и от запаха, и от вкуса чая.


Шастун выныривает из своих мыслей, когда Арсений присаживается на диван и смотрит на допивающего чай Антона, что сидит практически напротив него, внимательно, наклонив голову вбок.


— Могу я попросить тебя об одной услуге? — спрашивает вкрадчиво и негромко, отчего Шаста мурашит: какой же у Арсения всё-таки приятный голос. — Ну, я вылечил тебя, а ты поможешь мне, если тебя не затруднит. — Он закусывает губу, будто бы мнётся, ожидая от Антона хоть какую-то реакцию.


А Антон словно говорить разучился, потому что неужели вот это — то самое, о чём он думает? 


Вот к чему эта закусанная губа? Нет, это, конечно, может быть привычка, но если учитывать то, как Арс явно мнётся, в сумме это выдаёт вполне однозначную догадку.


Шастун вдыхает, наверное, слишком резко и покрывается лёгким румянцем, ёрзая в кресле и облокачиваясь одной рукой на подлокотник. Спрашивает, стараясь (безуспешно) выглядеть так, будто всё нормально:


— Ты про секс, что ли? — отзеркаливает арсеньевский наклон головы.


Арсений усмехается и приподнимает брови так, что Антон сразу же понимает, насколько он еблан озабоченный, потому что тот явно не это имел в виду, о чём буквально кричит его реакция, и краснеет ещё гуще — какой стыд.


Блядский боже, почему он не мог подумать сто раз, прежде чем ляпать такую дурость! Теперь хочется со стыда провалиться прямо в преисподнею. 


— С чего ты взял? — явно веселясь, но подавляя улыбку, интересуется Арс и даже вперёд корпусом подаётся, облокачиваясь локтями на колени.


Антон хочет разбить кружку себе о лоб (Попов, вероятно, и это залечит, если Шастовы ладони и колени выглядят сейчас так, будто с ними ничего и не было — грязь, конечно, осталась, но под ней ни ссадин, ни ранок, что, безусловно, удивительно), но вместо этого он нахера-то начинает оправдываться.


— Ну… Ты живёшь отшельником, и я подумал, что… — мямлит Антон, поднимая взгляд на Арсения, который уже в открытую, не сдерживаясь, улыбается; качает головой и машет руками: — Бля, забудь, пожалуйста, я озабоченный, а ты просто очень красивый…


— Ты такой милый, когда смущаешься, — фыркает Попов, и Шаст с опаской поднимает на него взгляд, видя чуть ли не сверкающие голубые глаза. — Но я не про это совершенно говорил, — выдыхает Арс. Ну ладно, ему хотя бы не въебали за такое, а жуткий стыд он уж как-нибудь переживёт. — И ты тоже очень красивый, Антон, — с улыбкой и со странными нотками в голосе говорит Арсений, а после встаёт и решительным шагом подходит к замершему Шастуну.


Забирает мягко из его пальцев кружку, перенимая её в левую сторону, а правой уверенным движением переворачивает Антонову ладонь и проводит подушечкой большого пальца по её центру, рассматривая, всё ли зажило, пока Шастун пугливым зверьком смущённо смотрит снизу вверх в спокойное лицо Арсения.


— Не болит больше? — уточняет, переводя взгляд на травянистые глаза, отчего Арсов уголок губ дёргается в улыбке.


— Нет, — отвечает Шаст, а Арсений всё не спешит убирать свою тёплую руку от его ладони. — Как ты это сделал?


Попов улыбается и пожимает плечами.


— Магия, — выдыхает так просто он, и Антон мысленно машет на него рукой: пусть хранит свои секреты, если не хочет их раскрывать какому-то херу с горы. Это уже потом Шастун поймёт, что Арс буквально имел в виду то, что и сказал, но это будет позже, а пока Антон сидит котёнком-невдуплёнышем. — Иди отмой от грязи и приходи ужинать. Ванна там, — вытягивает руку, в которой держит чашку, оттопырив один палец и указывает на прикрытую дверь рядом с лестницей, ведущей на второй этаж.


Антон следит за его движением и кивает, а после Попов отпускает его руку, проводя напоследок кончиками пальцев по тыльной стороне ладони, и улыбается; уходит затем, бросая на выходе из комнаты неоднозначное:


— Но здорово ты, конечно, между строк уловил, что я хочу, чтобы ты меня натянул. — И скрывается за стенкой, а Антон, будто ошпаренный, подпрыгивает на месте, разворачиваясь всем телом к ушедшему на кухню Арсению.


— Что? 


Но ответом ему тишина.


И вот как это понимать?


Антон, поднимая брови, невольно задумывается, когда его жизнь стала похожа на очень всратый романтический фильм, где главные герои ебутся на пятнадцатой минуте, и всё же плетётся мыть руки.

 

×××


Шастун, прижимая Арсения к стене его спальни и впечатываясь в тонкие мягкие податливые губы, стукается зубами об Арсовы, что неприятно, конечно, но напор и уровень страсти не сбивает вовсе. Антон запускает руки под футболку Попова, оглаживая тёплую кожу спины, которой наконец-то может коснуться, потому что сам Арсений позволяет и тихонько постанывает в поцелуй от маленьких царапин, что оставляет Антон короткими ногтями; притирается к Шасту ближе и запускает горячий мокрый язык в его рот, а руки — в кудрявые волосы.


Антон, честно, сам не понял, как так вышло, что вот они сидят на кухне, разговаривают и смеются над чем-то, Арсений вставляет неоднозначные шутки, а Шастун смотрит на него с лёгким прищуром травянистых глаз, а после решается подойти к нему со спины и мягко поцеловать в затылок, пока Попов возится с посудой, а потом бац — и они уже в спальне целуются, срывая друг с друга одежду.


Он против такого расклада не возражает совсем, отрываясь на мгновение от припухших Арсовых губ, чтобы стянуть с того раздражающую одним лишь своим присутствием футболку, а после вновь прижимается к ним в поцелуе — те мягкие, кусательные и очень ласковые, отвечают ему с той же страстью и желанием, и Шастун мысленно благодарит Вселенную за такой крупный куш и стонет в поцелуй только оттого, как его, Арсовы, губы ощущаются на Антоновых.


Антон отстраняется от губ, чтобы стечь с поцелуями на линию челюсти, а оттуда — на тёплую шею. Целует её мокро и кусает, оттягивает зубами кожу, оставляя засос, пока Арсений, часто дыша, послушно откидывает голову назад, предоставляя Шастуну больше пространства для столь приятных действий, и давит рукой на его затылок, буквально вжимая в свою шею.


От Арсения слишком приятно пахнет мятой и чабрецом, а ещё множеством других трав и цветов одновременно, и у Антона от этой умопомрачительной смеси запахов голова кругом идёт — он буквально не может оторваться от вылизывания шеи Попова.


Шаст с божьей помощью (хоть он и сомневается, что бог содействует в таких делах) протискивает руки в Арсовы джинсы и с удивлением не обнаруживает под ними второго слоя трусов.


— Долой трусы, свободу письке? — с фырчаньем уточняет Антон, отлипая от вкусной шеи и смотря смешливо-возбуждённым взглядом в прикрытые арсеньевские глаза. 


Арсений на его выпад не отвечает никак — лишь резко выдыхает, когда Шастун, расположив обе ладони на — и впрямь упругих — ягодицах, прижимает Арсов пах к своему вплотную и трётся о заметно натягивающий ткань член. 


Сжимает руки, слегка царапая до красных полос нежную кожу, и то, какой стон дарит ему Попов после этого действия, наталкивает его на вопрос:


— Любишь боль? — с полуулыбкой.


— Немного, — подтверждает он и открывает глаза, смотря на Антона огромными зрачками и дыша часто, — Шастуна переёбывает. — Будь погрубее, — просит (хотя, скорее, приказывает) Арс, и кто Шаст такой, чтобы не следовать приказу.


Он вновь подаётся к Арсову лицу, впечатываясь в губы, кусает за нижнюю и всё мнёт в руках слишком приятные наощупь ягодицы — кажется, у него новый кинк.


Вытаскивает руки из штанов, чтобы расстегнуть пуговицу, вжикнуть молнией и спустить их хотя бы до колен, потому что сейчас они слишком сильно мешаются. Арсений облегчённо стонет, когда его член больше ничего не сковывает, и беззастенчиво потирается об Антоновы штаны в области паха.


Антон облизывает ладонь, смыкая её в плотный кулак на арсеньевском стволе, и вновь присасывается к соблазнительной шее, дрочит Попову в непостоянном темпе, то сбавляя скорость и размазывая по головке выделяющийся предэякулят, то, наоборот, набирая, и, забывая о собственном удовольствии, вслушивается в сладкие Арсеньевы стоны.


Арсений жмурится и хватает ртом воздух, сжимает антоновские волосы в кулак и кусает собственный палец в попытке заглушить стоны. Антон мягко, но настойчиво отстраняет Арсову руку ото рта и целует тыльную сторону ладони мельком.


— Хочешь стонать — стони, — на манер Киркорова произносит Шастун и целует задравшего голову Арсения под подбородком. — Или стонай?.. — спустя буквально секунду он отрывается и хмурится, растерянно смотря в блаженное лицо Попова. — Как правильно?


Очень важный вопрос, конечно, а сейчас — так вообще.


— Антон, блять… — сквозь зубы недовольно выдыхает Арсений, и Шастун смеётся.


— Понял.


Опускается на колени, так что теперь перед взглядом травянистых глаз покачивается налитый кровью красивый член с выпирающими венками, но планы у Антона вовсе не на него — они на арсеньевскую охуенную жопу.


— Хочу засунуть язык тебе в задницу, — говорит Шастун с улыбкой и смотрит на Арса снизу вверх невинным взглядом, с особым удовольствием отмечая то, как он тяжело сглатывает, а после выдыхает прерывисто и кивает. 


Неловко переступает у стенки, пытается выпутаться ногой из штанины и психует, потому что у него не получается, но Антон перехватывает его щиколотку рукой:


— Тих-тих, ты чего? Не волнуйся, — поглаживает большим пальцем правой руки кожу с длинными тёмными волосками, а левой помогает Попову избавиться от штанины, то же самое проделывая и со второй и отбрасывая джинсы куда-то в сторону кровати.


Теперь тот стоит, упёршись грудью и щекой в стену, с прогибом в спине, чтобы Шасту было удобнее, полностью голый, когда как на Антоне всё ещё спортивки с трусами (под ними, конечно, он же не Супермен, чтобы их поверх одежды носить), и Шастуну ничего не мешает касаться бархатной кожи ягодиц.


Разводит их в стороны и касается указательным пальцем левой руки возбуждённо пульсирующего ануса, выдыхает, ощущая, как во рту скапливается вязкая слюна, — грудь приподнимается от вдохов-выдохов почти с такой же частотой, как и арсеньевская; обводит тем же перстом контур дырки и тоном, требующим беспрекословного подчинения, произносит:


— Сожмись.


Арс выдыхает резко и, кажется, царапает стену.


— Ша-аст, — смущенный, он хнычет, но Антон не собирается отступать.


— Чем быстрее ты будешь выполнять мои просьбы, тем ближе твоё удовольствие, — спокойно произносит Шастун и несколько секунд смотрит Арсению, что с глухим звуком стукается лбом о стену от смущения (будто он здесь на восемь лет младше, а не наоборот), в затылок, а после опускает взгляд вниз.


Попов, как и было велено, напрягает мышцы, и Антон удовлетворённо улыбается.


— Хороший мальчик.


— Да бля-ять, — тихо шепчет Арсений, виляя бёдрами, и Шаст, не сдерживаясь, смеётся: ну какой же тот очаровательный в своём смущении.


Антон наконец-то подаётся вперёд, сначала обдавая анус горячим дыханием и уже после проходясь по нему и ложбинке широким мазком языка, — Арс стонет, подставляясь под Шастов горячий язык, что, не ходя вокруг да около, ввинчивается внутрь, лаская плотные стенки изнутри.


Вот они, мечты, ставшие реальностью, — и это правда лучше, чем в голове, потому здесь Попов настоящий и искренний в своих реакциях, которые прекрасно дают Антону понять, что он всё делает правильно и хорошо и что Арсению очень-очень приятно.


Шастун трахает Арса языком так, что по подбородку прямо на его штаны капает слюна, но на это сейчас никто не обращает и малейшего внимания, потому что все участники процесса слишком вовлечены в него; Антон всё же запускает руку себе в штаны и слишком медленно — чтобы не кончить за две секунды — водит кулаком по члену, с завидной частотой пережимая тот у основания.


Он самозабвенно вылизывает Арсения, пока у него не затекает шея, и тогда Антон с сожалением отстраняется, напоследок оставляя на ложбинке ещё два широких мазка и — последний штрих — целуя в правую ягодицу.


— Давай на кровать, — и по бедру легонько хлопает пару раз.


Арсений на несгибающихся ногах кое-как отлипает от стены и забирается на кровать, сразу же принимая коленно-локтевую; Антон с еле заметной улыбкой оглаживает взглядом красивое обнажённое тело, усыпанное кучей родинок, и как никогда радуется, что они включили свет, потому что не видеть это великолепие было бы совсем не прикольно. 


Он снимает уже порядком надоевшие спортивки с трусами, сбрасывая их кучкой рядом с Арсовыми джинсами, и забирается на кровать, на коленях подходя ближе к Попову. Кладёт член ему на ложбинку, ещё мокрую от его слюны, и скользит по ней пару раз, прежде чем прижимается к арсеньевской спине грудью.


Кусает загривок и мокро целует куда-то за ухом, а после туда же шепчет:


— Смазка, презики?


Трёт двумя пальцами левой руки Арсов сосок и прокручивает тот, выбивая из Попова стон, — тот подаётся бёдрами назад, будто пытается потереться об Антонов член, и снова стонет.


— На тумбочке, — полушёпотом. — Без резинки.


— Тоже чайком вылечишь? — фыркает Антон, пока, с сожалением отлипая от Арсения, тянется к тумбочке за тюбиком лубриканта; Попов ему на это никак не отвечает — лишь расставляет колени шире и прогибается в пояснице сильнее.


Шастун плюхается меж его разведённых ног и выдавливает смазку прямо на ложбинку, собирает ту двумя пальцами и скользит внутрь средним, сразу же начиная ритмично им двигать. Добавляет вскоре второй, и Арсений несдержанно стонет, когда Антон намерено проезжается пальцами по простате.


Свободной рукой Антон наглаживает Арсову голень, с нажимом проводит по бедру, а после сжимает левую ягодицу, на которой всё ещё видны красные полосы от царапин, которые Шаст оставил ещё во время поцелуя. Он прижимается к нежной коже ртом и кусает — несильно, но ощутимо, так, что Арс, судя по всему, удовлетворённо стонет. Антон зализывает укус и оставляет ещё несколько, когда добавляет третий палец.


Сгибает персты внутри и с силой трахает ими Попова, пока тот постанывает на каждом толчке, — думает только о том, как же уже хочется оказаться в нём не только пальцами, а членом. Сейчас Антон на него не обращает никакого внимания, самозабвенно кусая-вылизывая арсеньевскую ягодицу с таким видом, будто это высшее истинное наслаждение, хоть и присутствует желание провести по нему хотя бы пару раз, но это желание при должном старании не так уж и трудно игнорировать.


К тому же делать что-то, что вызывает у Арсения такую реакцию, оказывается, интереснее и даже приятнее, чем дрочить на эту самую реакцию.


Когда на уже практически полностью красной коже всё той же левой ягодицы расцветает очередной засос, Арсений говорит короткое «давай», и Антон незамедлительно вытаскивает пальцы.


Размазывает по стоящему колом члену новую смазку, смешанную со старой, и приставляет головку ко входу — и почему-то именно в это мгновение ему хочется помедлить, подразнить и себя самого, и Попова.


Антон плавно толкается вперёд, входя одной лишь головкой, и тихо стонет себе под нос, подаваясь бёдрами назад, выходя полностью, чтобы через мгновение проделать то же самое. Арсений пытается насадиться самостоятельно, но Шастун, расположив руки на Арсовых боках, быстро его фиксирует, не давая никак двигаться навстречу.


— Антон… — жалобное хныканье — как же они оба возбуждены, аж в голове звенит.


— Терпи, — беспрекословное.


Арсений опускает голову и дышит прерывисто — Антон чувствует, как дрожат его ноги в желании самостоятельно насадиться на член, сделать им обоим приятно, но Шастун, убирая руки с арсеньевской поясницы, лишь надеется, что тот хороший мальчик, умеющий исполнять приказы.


Антон так же придерживает член у основания и толкается внутрь уже наполовину — Арс низко стонет, кусая свой кулак и сдерживая себя от всяких телодвижений, чтобы Шастун поскорее закончил свою мучительную пытку удовольствием — но теперь не выходит, а продолжает скользить дальше так, чтобы Попов чувствовал каждый входящий в него сантиметр.


Делает это, естественно, слишком медленно, но Арсению с божьей помощью удаётся сдержаться, но, когда Антон оказывается до упора в нём, даже тогда он не начинает двигаться. 


Он плавно качает бёдрами из стороны в сторону и прижимается грудью к Арсовой напряжённой спине, обнимает его под рёбрами левой и говорит на ухо:


— Спасибо, что вылечил, а то с больными коленями трахать тебя не получилось бы, — в голосе чувствуется довольная улыбка. 


Антон делает некое подобие толчка, не выходя ни на сантиметр, и Арс, стараясь звучать раздражённо, бросает:


— Ну так ты трахай, а не болтай. 


Шастун смеётся мягко ему на ухо, отчего у Арсения по плечам бегут мурашки, и наконец-то отлипает от него, властно располагая руки на тазовых косточках. Подаётся бёдрами назад, выходя почти полностью, и с силой толкается обратно, будто бы на пробу, — Попов прогибается сильнее и стонет удовлетворённо.


— Какой нетерпеливый, — с улыбкой бормочет Антон, оглаживая тело под собой. 


Так удивительно, что это взаправду происходит, прям вот на самом деле Арсений, такой разгорячённый и послушный, выгибается под ним и всем своим видом просит уже начать вбиваться в его тело до пошлых шлепков, заполняющих пространство комнаты, и Антон не хочет больше тянуть кота за яйца.


Арсений, кажется, пытается ему что-то ответить и даже начинает, но замолкает, стоит Шастуну сделать второй грубый и сильный толчок — вытрахивает потихоньку мысли из Арсовой удивительной головы.


Антон с силой вбивается в податливое тело Попова, набирая темп и сжимая пыльцы на тазовых косточках Арса до побелевших костяшек, пока Арсений стонет на каждом толчке и подмахивает ему бёдрами, подставляясь под приятные прикосновения Антоновых рук, оставляющих небольшие царапины на рёбрах.


Шастун мнёт кожу ягодиц и изредка отвешивает смачные шлепки, от которых Арс вскрикивает и срывающимся голосом просит повторить, — Антону так нравится смотреть на то, как Попов кайфует от всех его действий… Не нравится только то, что Антон его лица не видит, но это дело поправимое.


Замедляясь, но не переставая совершать фрикции, Шастун вновь прижимается к Попову грудью — не сдерживается и кусает его шею, оттягивая нежную кожу зубами и оставляя очередной засос.


— Как думаешь, как бы смотрелись твои ноги на моих плечах? — Антон толкается внутрь ещё пару раз, а после выходит, в который раз шлёпая Арсения по заднице — громкий стон звучит лучшим поощрением. — Переворачивайся, мой хороший. — Наклоняется и чмокает того во влажную ложбинку напоследок.


Попов кое-как приподнимается на дрожащих руках и ложится на подушки в изголовье кровати, подкладывая одну под задницу и разводя на весу ноги в стороны, чтобы после, когда Антон на четвереньках подходит к нему ближе, закинуть их на его широкие плечи. Шастун поворачивает голову вправо и целует косточку щиколотки, проводит рукой вдоль голени к колену и кусает там кожу.


Наклоняется к Арсовым губам, что тот слишком часто облизывает, и прижимается к ним в длительном поцелуе; направляет головку внутрь него, и оба стонут в унисон, когда Антон снова оказывается внутри до упора.


Шастун, с сожалением от Попова отрываясь, выпрямляется, чтобы ему было удобнее двигаться, и начинает с новой силой вбиваться в податливое Арсово тело, с особым удовольствием наблюдая за тем, как у того подпрыгивает чёлка на каждом толчке и как тот то закатывает свои невозможные голубые глаза, то, наоборот, открывает их и смотрит расфокусировано в лицо Антона, ловя такой же поплывший взгляд.


Арсений тянется рукой к своему члену, но Шастун её перехватывает на полпути и сплетает их пальцы.


— Без рук, — выдыхает Антон и несильно — как бы предостерегающе — прихватывает зубами кожу у колена. — Сможешь так кончить, сладкий? — спрашивает с нагловатой полуухмылкой и приподнятой бровью — откуда только силы.


— Если ты постараешься, — Попов собирает все свои силы, чтобы посмотреть на него с той же эмоцией и вскинуть брови. — Сладкий, — припечатывает он с улыбкой, которую Антон сразу же стирает, прижимаясь в поцелуе.


Двигается внутри резче, задевая простату, и Арсению уже язвить не хочется — ему хочется стонать под Шастом, срывая голос, потому что так охуенно ему не было, наверное, никогда и ни с кем: Антон слишком метко попадает в его кинки с учётом того, что это их первый секс в принципе.


У Шастуна уходит некоторое время на смену угла проникновения, чтобы на каждом сильном толчке проезжаться членом по простате, и, когда у него это получается, Арсений совсем на скулёж переходит, слишком сильно вцепляясь в Антонову ладонь, но тот даже не собирается жаловаться: слишком заворожён тем, как красиво у Попова дрожат ресницы и изогнуты брови.


— Смотри на меня, — просит Антон и начинает двигаться настолько быстро, насколько вообще способен.


Арсений открывает глаза, сразу же находя взглядом травянистые антоновские, и смотрит, несмотря на желание закатить их от удовольствия. Выгибает спину и напрягает ноги на Шастовых плечах, стонет, смотря прямо Антону в глаза, и это даже интимнее чем всё, что между ними прямо сейчас происходит.


Антон думает, что это всё — невозможно красиво. Расширенные зрачки настолько, что голубую радужку сейчас почти не видно, запомнятся ему теперь, кажется, на всю жизнь.


Шастун делает пару-тройку особо сильных толчков, задевающих простату, и на третьем Арсений кончает — без рук, Антон хорошо постарался — и всё же закрывает глаза. Брызгает спермой себе на живот, сжимая шастуновскую руку до побелевших костяшек и его же член внутри себя так, что Антон сам чуть не кончает, но успевает вытащить.


Додрачивает себе и изливается Арсу на живот, выстанывая его имя.


— Пиздец, — глубокомысленно произносит Попов и жестом просит Антона подать салфетки, что лежат на той же тумбочке; Шаст заботливо вытирает арсеньевский живот, комкает салфетки, скидывая их куда-то за пределы кровати. — Вот это я понимаю хороший трах с неба свалился, — с улыбкой он пялится в потолок, а Антон, падая рядом, фыркает.


— Я не свалился, а споткнулся, — поправляет с важным видом, хотя разницы особо никакой, и смотрит на профиль Арса лучистым взглядом. 


Внезапная даже для него влюблённость с первого взгляда почти буквально сбила его с ног — забавно.


Арсений с Антоном всё же поднимаются с кровати, чтобы по очереди пойти в ванную комнату (Попов любезно предоставляет ему запасную зубную щётку), а после, погасив свет, устало заваливаются на неё — каждый на своей половине, хотя Шастуну и хочется придвинуться к Арсу ближе и обнять всеми конечностями, но он вдруг думает о том, что они практически незнакомы, чтобы совершать такие действия, присущие по большей части людям, состоящим продолжительное время в отношениях.

Антон вслушивается в тихое сопение Арсения и в его приятный травяной запах, ощущая прямо-таки нестерпимое желание поговорить с ним: всё внутри Шаста тянется к этому цепляющему мужчине на соседней стороне кровати, и он не может этому желанию противиться долго.


— Я думал, что ты мне на диване постелешь, — повод дурацкий, но хоть как-то же начать нужно!


Арсений открывает один глаз и поворачивает лицо к Антону, вскидывает бровь смешливо.


— А ты хочешь спать на диване? — На прекрасном лице расцветает хитрая полуулыбка.


— Нет, я не… — Антон тормозит и смеётся тихо, мотая головой. — Я, наоборот, радуюсь, что ты меня туда не сослал после… ну… — отчего-то смущенный вдох, — секса. 


Арсений, улыбаясь шире, переворачивается на бок и смотрит на Шастуна теперь прямо.


— Я так подумал, что буду не против разделить с таким красивым мужчиной своё спально-трахательное ложе, — выдаёт невозмутимо Попов, а Антон сыпется беззвучно, утыкаясь лицом в подушку.


Ну, флирт так флирт.


— А обнимательное ложе у тебя здесь не предусмотрено? — смотрит на Арсения, закусив губу.


Попов беззлобно закатывает глаза, фыркая, а после придвигается на своей подушке ближе к центру кровати и поворачивается к Антону спиной, скидывая с себя одеяло — лежит теперь в одних только боксерах.


— Только не на всю ночь, а то слишком жарко, — звучит лучше любого прямого приглашения, и Шастун с широкой улыбкой придвигается к нему, перекидывая ему через живот левую руку, а правую просовывая под головой.


Они ещё несколько секунд ёрзают, устраиваясь поудобнее, и Антон в конечном итоге утыкается носом в Арсов затылок и вдыхает запах смольных волос.


Пахнет, как и ощущается, спокойствием и каким-то умиротворением, будто Шаст, просто прижавшись со спины к Арсению, преисполнился в своём познании так же, как идущий к реке.


— А если не секс, — вновь подаёт голос Антон и слышит, как Арс шумно выдыхает, — то какая помощь тебе нужна?


— Всё завтра, — выдыхает Попов и слегка качается. — Спи, Антон.


Шастун, ни капли не расстроенный тем, что его продинамили, улыбается тепло, прижимаясь в долгом поцелуе к арсеньевскому затылку, и притягивает того к себе ближе.


— Спокойной ночи, — бормочет он, закрывая глаза.


Арсений на этот раз не отвечает — лишь находит Шастову левую руку своей такой же и прижимает ладонь к тыльной стороне антоновской, сплетая их пальцы.


И пусть Шаст практически Арса не знает, переспав с ним, он для себя точно решил: этого мужчину он не хочет отпускать.


×××


Антон, кажется… хотя нет, тут без всяких кажется — он никогда не просыпался настолько заряженным и счастливым в — если верить часам — восемь утра. А ещё он выспался, и это также даёт плюс сто очков этому прекрасному утру.


Арсения в кровати рядом нет, и Шастун ловит небольшую грустинку: они могли бы сейчас лежать и с чувством, с толком, с расстановкой целоваться, никуда не торопясь, без лишних мыслей ласкать друг друга губами и мягкими прикосновениями языка, но Антон эту грустинку гонит вон, потому что они же могут сделать это чуть позже, когда он встанет!


Ему с Арсением до странного спокойно — Шаст вообще не чувствует в себе неловкости, присущей ему обычно, когда он слишком мало знаком с человеком, а тут он знает Попова буквально несколько часов — и то большую часть они спали, — и вести себя с ним хочется так, будто они счастливая замужняя пара, живущая в браке лет восемь.


Антону, если акцентировать на это внимание внутри себя, это всё ощущать жутко странно, и он не может понять, откуда у этого всего ноги растут, но из-за своего неясного сомнения он не собирается отдаляться и думать, что он там какой-то не такой, если ему хочется проводить время с Арсением и смотреть на него восторженными глазами.


Он взрослый мужчина, может себе позволить.


Антон потягивается, а после свешивает ноги с кровати и находит рядом с собой стул с аккуратно сложенной одеждой, на которой лежит записка с надписью: «Надень меня».

 

Шастун фыркает, сразу же начиная светиться как лампочка, — такая забота умилительна — и, прежде чем надеть футболку с маленьким жёлтым солнышком на уровне ключицы, прижимается к ней носом, вдыхая запах чабреца — его любимый. 


Если сейчас зайдёт Арсений, Антон даже не знает, как будет оправдываться. Хотя нужны ли оправдания человеку, который не то что футболке, а самому Попову в задницу лицом тыкался?


И всё же лучше заканчивать его эти сентиментальные приколы — Шаст натягивает оставленные Арсом вещи и бодрым шагом идёт сначала в ванную на втором этаже, а потом уже спускается вниз. 


Его нос улавливает потрясающий запах выпечки, от которой живот урчит, и Антон, прибавляя скорость, уже через несколько секунд оказывается на кухне; на столе стоит тарелка с пышными оладушками, а рядом плашка с ягодами и ещё одна — с мёдом, но приготовившего сие великолепие Арсения в помещении не оказывается.


Антон поворачивает голову вправо и видит, что стеклянная дверь, которую он вчера ещё заприметил (правда, он в душе не ебёт, куда она ведёт), открыта; Шаст подходит ближе и с удивлением обнаруживает на улице в некоем подобии заднего двора Арсения, который с руки кормит (охуеть, но реально) самку оленя, а у их ног кружится ярко-рыжая лиса.


Шастун в ахуе замирает на пороге и не решается даже отвлекать Попова от его роли Белоснежки (вдруг лиса воспримет его за угрожающего безопасности их троих чужака и оттяпает ногу — Антону такого счастья не надо), но олень своими тёмными глазами встречается с травянистыми и отрывается от Арсовой руки.


— Ну чего ты? — доносится ласковый арсеньевский вопрос до Антонового уха, а после тот следит за взглядом животного и натыкается на стоящего истуканом Шастуна; расплывается сразу же в широкой улыбке и приветливо машет ему рукой. — Доброе утро, засоня! 


Лиса у его ног замирает и также смотрит в сторону Антона, держа уши востро, тянет носом воздух, будто бы принюхивается к незнакомому человеку. Арсений наклоняется и мягко гладит её по голове меж ушей.


— Он друг, — негромко говорит Попов лисице и вновь поднимает улыбающийся взгляд на Антона. — Иди сюда.


Шастун тянет через нос воздух и ступает босой ногой в прохладную траву (раз Арсений босиком, то ему тоже можно, да?), подходит настороженно, смотря то на усевшуюся лису, то на замершего спокойного оленя.


— Да не бойся ты, — цокает Попов, протягивая ему руку, за которую Антон сразу же хватается (не от страха, а просто — неужели он будет упускать возможность его потрогать?). — Это Ники, — он кивает подбородком на лисицу, которая поднимается, чтобы Шастуна обнюхать, — а это Лýна. Хочешь покормить её? — спрашивает с улыбкой, а после, не дождавшись ответа, выпутывает руку из Антоновой мягкой хватки и насыпает в его ладонь ягоды. Держа его руку за предплечье, подносит его к аккуратной морде оленя, хлопающего большими глазами. — Не ссы, она ничего тебе не сделает.


Антон кивает, но всё равно с опаской косится на животное, что принюхивается к его руке, а после невозмутимо начинает с неё есть, и Шастун сам не замечает, как по его лицу растягивается широкая улыбка. Попов, полуобнимающий его со спины, располагает подбородок на Шастовом плече и так же улыбается.


После знакомства с этими чудными созданиями Арсений тянет Антона в дом с целью наконец-то позавтракать, и Шастун не видит смысла этому сопротивляться; следует за ним послушно и, если бы у него был хвост, Антон бы им безостановочно махал — вот в такой восторг приводит его новый знакомый. Либо хороший ночной трах. Либо и то, и другое — оно же друг друга дополняет.


Антон садится за стол, пока Арсений отходит заварить ему чай; Попов опускает перед ним кружку, а сам садится напротив своего гостя, подпирая подбородок рукой и улыбаясь еле заметно уголками губ.


— А ты? — спрашивает Шаст, останавливая протянутую к оладушкам руку на полпути: он думал, что они романтично позавтракают вместе.


— Я уже поел и просто хочу составить тебе компанию, — Арсений улыбается шире, меняя положение: садится на стуле в позу лотоса. — Приятного аппетита.


— Спасибо, — Антон кивает, отзеркаливая Арсову улыбку. Делает первый укус оладушка и, закатывая глаза, мычит. — Боже, блять, они восхитительны.


Арсений мягко смеётся и наигранно застенчиво прикрывает лицо руками.


— А что за помощь-то? — снова вспоминает Антон, потому что ему правда интересно узнать. Нужно понять, к чему готовиться и чего ждать.


— Мне приятно твоё рвение в бой, но давай ты сначала поешь, а потом мы обсудим, — Арс со снисходительной улыбкой смотрит на него, а Шастун лишь покорно кивает.


После завтрака Арсений сказал, что будет ждать его на заднем дворе столько, сколько Антону потребуется на какие-то процедуры — по арсеньевскому же разрешению ему дозволено распоряжаться домом, как Шасту вздумается, — и попросил делать всё в комфортном темпе. Шастун такой заботе закономерно умиляется: ну какой же Попов душка (господи, какое слово… так говорят ещё?)


Антон по уже заученному маршруту идёт в ванную на втором этаже, где чистит зубы, а потом идёт в комнату за телефоном, чтобы написать Выграновскому, что с ним всё в порядке, — тот же наверняка волнуется.


Он снимает блокировку и сразу же заходит в чат с Эдом в Телеграме.


Вы

утро доброе со мной всё норм 

когда вернусь не ебу


Выграновский, что для него крайне необычно — особенно в десять утра, — появляется онлайн, а на отправленных сообщениях появляется вторая галочка; тот сразу же начинает что-то писать.


скру

я канеш понимаю птенец вылетел из гнёздышка но ты хоть пиши нормально чё с тобой а то вдруг тут волосы на жопе рвут не зная то ли в розыск подавать то ли в морг звонить


Упс. Антон виновато поджимает губы, хоть друг этого и не увидит.


Вы

сори я правда не знал что так получится


скру

забей проехали

где ты щас хоть?


Вы

бля тут история закачаешься


скру

ты родишь нет?


Антон фыркает, закатывая глаза, — какие нетерпеливые люди его окружают.


Присутствует ощущение, что Эд ему не поверит, хотя, конечно, вряд ли: у того самого огромный багаж историй, да и к тому же он знает, что Шастуну пиздеть нет смысла и желания, ведь он это не любит.


Вы

короче, я приехал в этот хуесёлок и заблудился в лесу, встретил говорящего ежа, который меня (не по своей воле, конечно) привёл в поле, там я споткнулся об охуенного мужика, который отвёл меня к себе, напоил чаем, потом мы занялись страстным сексом (звучит глупо, но реально так и было!) и заснули в обнимку

и вот я с ним тут пока тусую потому что ему какая-то там помощь нужна


Ну, и просто потому, что хочет.


Выграновский долго ему ничего не отвечает, и Антон, перечитывая сообщение, в котором он даже про знаки препинания вспомнил (зачем-то), начинает нервно хихикать: он бы тоже в это слабо поверил, если бы это не произошло с ним на самом деле.


скру

ты ёбнулся?


Вопрос насущный, но Шастун в своём трезвом здравии и ясном сознании пока что уверен.


Вы

нет


скру

ок


Антон смеётся, мотая головой. Отсылает Эду два смайлика ковбоя.


скру

чё дальше делать планируешь?


Вы

не знаю но тут прикольно 

мне хочется побыть здесь подольше….


Эд молчит, будто чувствует, что Шастун недоговаривает, и Антон признаётся:


Вы

да это из-за арса 

но мне кажется я ему тоже понравился ;с


скру

когда кажется тоха..


Антон цокает, закатывая глаза.


Вы

я не верующий


скру

тогда флаг те в жопу зови его на свиданку 


Вы

так и сделаю--_--___---


скру

но меня всё ещё волнует часть про говорящего ежа


Вы

меня тоже но арс сказал что он просто может и всё 

странное объяснение

его серёжа зовут кстати

я постараюсь тебе потом кружок с ним снять если получится только ты не пересылай никому не хочу чтоб его на опыты забрали. он кажется дорог арсению


скру

пиздец ты поплыл антоха ты и дня своего мужика не знаешь но уже третий раз упоминаешь его в переписке хотя мы общаемся буквально семь минут


Как всё плохо, однако. Антон хмыкает, пролистывая переписку.


Вы

не осуждай меня 

вспомни как ты о егоре пиздел без умолку 

да ты и щас пиздишь чё эт я


И отправляет вдогонку стикер популярного нынче белого кота с нарисованными изогнутыми бровями, ибо хуле Выграновский тут быкует. 


скру

ой всё пиздуй к своему сеньке 


Вы

он не любит эту форму имени


скру

какая полезная а главное невсраца нужная информация 


Антон поджимает губы и смотрит в телефон взглядом, который одновременно выражает и любовь (чистую, искреннюю, дружескую, не анальную, потому что анальная у него с Арсением — надеется, что когда-то в будущем будет и настоящая, а потом и вселенская) к другу, и непомерное наигранное раздражение. Взгляд, который можно описать двумя словами: мой говнюк.


Шастун поднимается с уголка кровати, на коем сидел, и решает заправить постель сложенным в углу одеялом, чтобы с этим потом не возился Арс — Антон думает, что ему будет приятен такой жест.


Спускаясь, Шаст немного нервничает: продумывает, как он пригласит Попова на свидание. Это будоражит всего его, и Антон волнуется как в маршрутке перед тем, как попросить водителя остановить на нужной остановке.


Он выходит через кухню на задний двор, где видит Арсения, сидящего прямо на траве без какой-либо подкладки с — теперь уже — белкой на руках, а перед ним — уже знакомый Антону колючий зад мистера ежа Серёжи. 


Вот бля, он тут вообще не в тему — Шастун думает, что он (в смысле он-Антон, а не ёж) мерзкий, когда надеется, что животное поскорее свалит, давая ему побыть с Поповым наедине — к белке претензий нет.


Хотя, если она тоже говорящая, претензия всё же появится.


Антон подходит ближе, слыша обрывок разговора:


— …поближе.


— Если он хорошо трясёт писькой, это не делает его меньшим невоспитанным грубияном! — возмущается Серёжа, а Арсений поднимает взгляд на подошедшего Антона и подмигивает — Шастун смущается: это что, Попов ему так непрямо говорит, что ему понравился их секс? Хотя вряд ли бы не понравился, конечно, — и это довольно справедливая оценка его стараний. — Он что, стоит у меня за спиной? — догадывается Серёжа.


— Ты весьма проницателен, — фыркает Арс с улыбкой.


Ёж топчется на месте, оборачиваясь, и задирает свою крошечную мордочку наверх — Антон его жалеет и плюхается на траву перед животным, принимая заинтересованный вид.


— Мне несложно повторить то же самое тебе в лицо! — воинственно и неслышно топая лапкой, заявляет тот и ощетинивается. 


Антон прям боится-боится — особенно, когда Арсений улыбается так ярко, что ни на чём другом сосредоточиться не получается.


— Это очень здорово! Можешь говорить и топать своими маленькими лапками в лес, потому что нам с Арсом нужно поговорить. — Шаст растягивает губы в улыбке и смотрит мельком на Попова, что, перемещая белку на плечо, берёт друга на руки, предугадывая его дальнейшие действия.


— Ах ты!.. — Серёжа смешно дрыгает всеми лапами, обращаясь то ли к Арсению, то ли к Антону, то ли к ним обоим. — Я никуда не уйду, у нас нет секретов друг от друга!


— Так вот кем вдохновляются режиссёры, когда создают лучших подруг, которые ревнуют своих подруг к их новым парням, — Шастун с ухмылкой наклоняется к морде ежа, а тот начинает дёргаться всё сильнее (но Арсений вроде крепко держит), явно пытаясь цапнуть Антона за нос и хмуря то, что, наверное, называется бровями — Шаст в ежиной анатомии полный ноль.


— Да Арс никогда бы не стал встречаться с таким хмырём, как ты! — выплёвывает тот гневно и будто бы обмякает в Арсовых руках.


— Так, Серёнь, мы с этим сами разберёмся, ладно? — вмешивается Попов и с некой неловкостью улыбается, стреляя быстрым взглядом в Антона, который смотрит на него в ответ с вопросом в травянистых глазах. Арсений опускает животное на своё бедро и проводит рукой по колючкам. — Посиди спокойно, пожалуйста, раз не хочешь нас оставлять.


— Но… — Антон открывает рот, чтобы всё же слабо возмутиться ещё раз, но Попов втыкает в него лишь один прямой взгляд, и Шаст сразу же соглашается делать всё, что Арс только пожелает. — Ок, понял, — поднимает руки в сдающемся жесте — Попов же так красив в свои восемнадцать (плюс одиннадцать, конечно, но он совсем на тридцатник не выглядит). — Так о чём ты…


Арсений хлопает в ладоши с воодушевлением, а Антон с опаской косится на Серёжу, что не сводит с него свои глаза-бусинки: сейчас тот не скован Арсовыми руками, а Шастова пятка довольно легко доставаема. Но пока что тот не рыпается, так что можно даже расслабиться.


— В общем, как ты понял, я колдун-травник… — с энтузиазмом начинает Попов, а оторопевший (охуевший, если совсем уж честно) Антон его перебивает:


— А когда я это понял?.. — с видом котёнка-невдуплёныша. Нет, предпосылки, конечно, были, но Шастун бы допёр до этого самостоятельно хуй знает когда. 


Арсений удивлённо приподнимает брови и растягивает губы в широкой искренней улыбке: его, наверное, поражает до глубины души Антонова невнимательность, а Серёжа на Арсовом бедре обречённо с нотками рычания стонет.


— Арс, да он же тупой как сапожок! — он вроде даже умудряется глаза закатить.


Антон захлёбывается вдохом.


— Эй! — упирает руки в боки, насупливаясь. — Вчера ты был вежливей!


— Вчера какой-то хер с горы ещё не присунул моему другу! — огрызается ёж, делая микрошаг в его направлении — Арсений не даёт пройти дальше, выставляя перед ним руку.


А, так он в курсе. Мило, что Попов решил просветить его в такой важный момент их — он надеется, только начинающейся и продолжающейся после нескольких свиданий — интимной жизни.


— Вообще-то всё было по согласию, так что вашу предъяву, неуважаемый мистер ёж, можете запихнуть себе в свой маленький зад, — Антон, вновь наклоняя корпус вперёд, важно покачивает головой. — К тому же мы сделали это до полуночи, так что… — Он делает многозначительную паузу, а Серёжа агрессивно фыркает, пытаясь слезть с арсеньевского бедра.


— Идите вы оба, вот что! — бросает тот напоследок.


Отходит от них метра на три и, сворачиваясь в колючий шар так, что остаётся видно только недовольную морду, садится, буравя их взглядом. Высовывает свой крошечный язык, и Антон не может проигнорировать такую очевидно детскую и тупую провокацию.


Арсений смеётся и мягко касается шастуновского бедра своей тёплой ладонью, так что тот сразу же забывает про Серёжу и вновь обращает всё своё внимание на Попова.


— Прости его, он тяжело переносит чужаков, метящих в мои партнёры, — с доброй улыбкой поясняет Арсений и тотально игнорирует ежиный возглас в духе «Он всё ещё вас слышит!»


— А я мечу?.. — ах, это его любимое амплуа котёнка-невдуплёныша, который сейчас к тому же и обосрётся от счастья.


— Ну не икру же, — фыркает Арс, а Антон лыбится как начищенный медный таз.


— Я как раз хотел об этом поговорить! — Он уже открывает рот, чтобы продолжить, но вспоминает, зачем они тут собрались, и уже куда спокойнее произносит: — Но это, конечно же, подождёт. Продолжишь? — хлопает глазами с искренним интересом.


Попов улыбается растрогано и склоняет голову в сторону — у Антона от этого тёплого взгляда голубых глаз сердце тает.


— В общем, да, я колдун-травник и… — Он делает паузу на глубокий вздох, неловко приподнимая брови и утыкая глаза в траву. — И где-то пару недель назад я налажал с одним зельем, так что теперь я не могу отходить от этого дома дальше, чем на триста метров. — Арс неловко поджимает губы, будто ему стыдно в таком признаваться. 


— А я-то чем смогу помочь? Я ни хуя в этом всём не секу… — Антон растерянно хмурится: он правда искренне хочет Попову помочь, но он в данной ситуации просто не сможет ничего сделать.


— Не сечёшь, но мне твоя помощь в другом нужна, — Арс снова накрывает его колено своей рукой, а Антон кладёт свою ладонь сверху, потому что не хочет, чтобы это прикосновение заканчивалось, — со стороны Серёжи раздаётся шум, подозрительно похожий на цоканье. — Сейчас я пытаюсь сделать что-то типа зелья-антипода, а для этого я собираю всю траву в округе, потому что одна из них является компонентом для нужного зелья. Из-за того, что я ограничен в расстоянии, я не могу достать некоторые травы, и я хотел бы тебя попросить сходить со мной сегодня в поле — я тебе скажу там, что мне нужно, — спокойно объясняет ему Попов, пока Антон в свою очередь, стараясь вслушиваться (честно-честно, он даже всё запомнил!), залипает на пушистую чёлку, в которую хочется запустить руку, — Арсений всё так же сидит с опущенной головой и смотрит куда-то на их руки.


Антон всё же отлипает от его прекрасной чёлки, опуская непонятливый взгляд на Арсовы трогательные ресницы.


— А почему… — он неловко растягивает последнюю гласную, потому что Попов сразу же поднимает на него глаза, — почему ты не можешь воспользоваться своей этой магией? Ты же колдун… — Арсений растягивает губы в снисходительно-умилённой улыбке, когда как Серёжа снова напоминает о своём присутствии раздражённым пыхтением.


— Вот спасибо, как он без тебя до этого не додумался, умник хуев, блять, — ворчит ёж, но Антон решает тотально игнорировать его существование — пусть бубнит, ему буква «ю», пока на него с такой теплотой смотрит Арсений. Пусть Шастун и чувствует себя теперь глупо.


— Я не могу, — Попов, улыбаясь шире, морщит нос — снова Антон видит его сходство с лисом.


— А, ладно, — кивает Шаст и опускает голову, ощущая, как щекам вдруг становится жарко: какой кошмар, он покраснел.


— Да чего ты, — мягко выдыхает Арсений и свободной рукой ненавязчиво, поднимает Антонов подбородок. — Всё в порядке, не переживай так.


Шастун улыбается растрогано и кивает.


— Хорошо. Я буду рад тебе помочь.


Попов светит даже ярче, чем солнце.


— А почему, кстати, этот, — Антон кивает на всё ещё пыхтящего ежа, — не мог тебе помочь? — приподнимает бровь и надеется, что это не звучит как что-то в духе «на самом деле я не хочу тебе помогать и пытаюсь скинуть это на кого-то другого», потому что это затевалось исключительно как подъёбка Серёжи. — Он же у нас такой охуенный друг, — Шастун переводит взгляд на ежа и поджимает губы.


— А ты сам попробуй дотянуться, когда ты такой маленький! — тот сразу же начинает идти к ним, но Попов предупреждающе вытягивает вперёд руку, и ёж послушно останавливается в полуметре от них. 


— Так, мальчики, — впрягается Арсений с грозными интонациями, так что оба сразу же затыкаются. — Ради меня, — он прикладывает обе руки к сердцу, — пожалуйста, хотя бы попытайтесь подружиться, — Арс переводит взгляды с одного на другого и изгибает брови. — Пожалуйста.


— Ладно, — легко соглашается Антон, пожимая плечами: ему на самом деле не хочется ссориться с этой колючей задницей — он просто отражает Серёжино отношение к нему. В общем, проблема тут явно не в нём, но озвучивать это Шастун не будет, потому что понимает, что это с лёгкостью может привести к ещё одной стычке.


— Я в лес, — обречённо бурчит ёж и разворачивается, убегая к возвышающимся деревьям в нескольких метрах от них.


Они провожают взглядом Серёжу, а после смотрят друг на друга — Арс вздыхает, с доброй улыбкой качая головой, а Антон ему мягко улыбается уголками губ.


×××


— А как так получилось вообще?


Шастун с Арсением (а тот в свою очередь с корзинкой и складным ножом) идут по полю — на этот раз наравне; они решили переждать самый солнцепёк и пойти за нужными травами уже под вечер. Антон решил (и решение это Арс активно поддержал) остаться ещё на одну ночь у того, а потому совсем не страшно будет, если они на этой вылазке задержатся и придут домой так же, как вчера.


Попов переводит улыбающийся взгляд на Антона и набирает в грудь воздух.


— Ну-у, я хотел намешать зелье, благодаря которому я буду в порядке, куда бы я ни пошёл, — что-то типа оберега, — Арс быстро стреляет глазами в него и натягивает улыбку. — Но я в каком-то ингредиенте просчитался, и получилось зелье-якорь.


— А нахера такое нужно? — непонимающе хмурится Шаст. — По твоим описаниям оно больше смахивает на тюрьму какую-то. 


Арсений невесело хмыкает и ведёт плечом.


— В каком-то смысле так оно и есть. В любом случае не понимаю, как я мог так налажать, — он закатывает глаза, мотая головой, а Антон мягко проводит подушечками пальцев вдоль Арсовой руки.


— Неудачи случаются. — Шастун улыбается нежно Арсению, что смотрит на него в ответ доверчиво. — Не вини себя в этом.


Попов зеркалит его улыбку и ловит Антонову руку своей, переплетая пальцы; спрашивает взглядом, мол, не против ли ты, а Антон лишь кивает ему, выглядя внешне спокойным, потому что внутри он орёт ультразвуком, и сжимает его ладонь сильнее.


— А как ты выживал всё это время? — Шастун с искренним интересом пялится на приподнявшего бровь Арсения. — Ну, в плане тут ближайший магазин на въезде в посёлок, а ты же от своего дома отойти не можешь.


— У меня тут одна семья знакомая есть, — отвечает Арс, вновь переводя взгляд куда-то перед собой, — в первом же доме от леса живёт — до них-то я могу дойти. И до ещё одного дома, но с его обитателями я не знаком. 


Антон фырчаще смеётся, оголяя котячьи зубы.


— Ты о них как о тараканах. — Арсений подхватывает его хихиканье и очаровательно морщит нос. — Так что с той семьёй? Они тебя кормят? 


— Не совсем, — мотает головой легко. — Я прошу их купить нужные мне продукты, они покупают, а я даю им деньги, — пожимает плечами, пока Антон тянет понятливое «А-а».


— А животные? Ты — усовершенствованная версия Белоснежки? — с фырком.


Арсений загадочно улыбается, мол, всё возможно, а Шастун коротко сжимает его руку.


— Спустя некоторое время после того, как я здесь поселился, они сами ко мне потянулись. — Он улыбается с любовью, что сразу же становится понятно: у Арса с ними всё абсолютно взаимно. — Я их подкармливал, и они стали мне доверять, так что теперь открыто идут на контакт. Я им всем имена дал, на которые они откликаются.


— Охуеть, — выдыхает поражённо и восторженно одновременно Антон, улыбаясь во все тридцать два. — Это очень клёво, Арс! А с Серёжей вы как познакомились? Он точно не оборотень какой-нибудь?


— Помнится, ты уже спрашивал, и я сказал тебе нет, — Арсений склоняет в его сторону голову и смотрит на него смешливо. — Я правда не знаю, почему он говорит.


— Это очень странно, — задумчиво тянет Антон, потирая щёку свободной левой рукой, — Арс кивает согласно. — Серёжей тоже ты его назвал? — ответом служит ещё один кивок.


— Мы с ним по-настоящему сдружились, потому что ко мне на лечение не так уж часто люди ездят, а с ним хоть поговорить можно. — Попов хмыкает. — Я без него, наверное, с ума медленно сходить бы начал. Он правда не такой плохой, каким тебе кажется: он тебе пока что не доверяет.


— Я его полностью понимаю, но он даже для ежа какой-то слишком колючий. — Антон поджимает губы, утыкая глаза в высокую траву, что приятно шуршит, и неуловимо сникает. — Я, честно, попробую с ним подружиться, — Попов поворачивается к нему с благодарной улыбкой, и Шаст набирается смелости, чтобы сказать наконец то, что он хотел сказать ещё после завтрака. — И Арс… Я… — Мнётся, закусывая губу, пока Арсений останавливается, всё так же держа его за руку; смотрит в Антоновы глаза прямо и открыто, чуть приподняв брови, что является показателем интереса. Глубокий вдох, глубокий выдох, по хуй, пляшем: — Наше знакомство такое необычное, и я даже считаю его в какой-то степени судьбоносным, — Антон улыбается неловко, бегая взглядом по арсеньевскому прекрасному лицу. — Ты вызываешь у меня кучу ещё пока не совсем понятных мне чувств, но они мне правда нравятся, и ты мне тоже симпатизируешь, и я… — Антон снова заминается на какие-то две секунды и сжимает Арсову руку своей потной от стресса ладонью сильнее. — В общем, я бы хотел узнать тебя как человека. Если ты захочешь, конечно… — неловко добавляет он и подавляет желание зажмуриться, хотя, если честно, хочется зарыться головой в песок подобно страусу.


— Захочешь, конечно, — повторяет его последние слова Арсений с крайне довольной улыбкой, морща нос, а потом поднимает свою руку с Шастовой и целует его тыльную сторону ладони. — Только придётся время здесь проводить, пока мы нужный компонент не найдём, — Попов склоняет голову в сторону и смотрит на Антона с вопросом, мол, удобно ли тебе так будет, и обрадованный Шаст кивает активно — за Арсом хоть на край света. — Мы пришли, кстати! — радостно восклицает Арсений и переводит взгляд куда-то перед собой.


Антон смотрит туда же и видит только продолжение поля, в котором они оба стоят; Шастун стреляет вопросительным взглядом в Арса, а тот лишь, расцепляя их руки, поворачивается спиной и начинает заваливаться назад — Антон, у которого сердце в пятки падает, инстинктивно подаётся вперёд, чтобы его поймать. Его руки не успевают даже коснуться арсеньевской талии, как тот вдруг перестаёт падать — будто бы упирается спиной во что-то.


— Барьер, — догадывается Шастун и вздыхает глубоко облегчённо, потому что нельзя заставлять так нервничать.


— Я не могу пройти дальше, — беспечно подтверждает Арсений и улыбается, энергично возвращаясь в прежнее положение и становясь рядом с ним.


Антон пробует вытянуть руку (вдруг действие зелья всё же передаётся половым путём), но там, куда Арс упёрся спиной, Шастова рука нащупывает лишь воздух.


Попов указывает ему на траву, что растёт буквально в полуметре от них, и ещё на парочку растений, которые Антон послушно срезает и кладёт к Арсу в корзинку.


На обратном пути они болтают о какой-то малозначимой ерунде, и Арсений даже рассказывает ему несколько забавных историй, связанных с его друзьями-зверями (он запретил Антону ржать над этой формулировкой).


Шаст с Арсом приходят домой к последнему, когда уже сумерки начинают опускаться на землю, — в дом они заходят через всю ту же дверь через кухню; на столешнице, вытянувшись во весь рост, дремлет кот с бело-коричневым окрасом и выглядит как уличный: ошейника, по крайней мере, на нём нет.


Арсений улыбается, ставя рядом с животным корзинку, и мягко чешет его за ушком, наклоняясь к начавшему мурчать коту ближе.


— Здравствуй, Джонни. — Попов чмокает приподнявшегося и подставляющегося под его ладонь котика меж ушей. — Где Робертиния потерял? — спрашивает Арсений, склоняя голову и заглядывая тому в глаза, а наблюдающему за этим действом Антону кажется, что тот ему сейчас словами через пасть ответит, хоть Арс и сказал, что кроме Серёжи никто из животных больше не говорит.


Но кот не отвечает, и Попов, проводя рукой вдоль позвоночника в крайний раз, отходит помыть руки.


— Что за Робертиний? — интересуется Антон, становясь рядом с Арсением — потому что хочет быть к нему ближе, да и руки помыть тоже было бы неплохо.


— Это енот, — Арс, улыбаясь, поворачивается к нему, отряхивая руки, но не выключая кран. Отходит вытереть их полотенцем. 


— Они типа друзья? — мыля руки.


Арсений загадочно улыбается и пожимает плечами — Шастун вопросительно вскидывает бровь.


— Мне кажется, у них что-то большее, чем просто дружба, — Попов смотрит на него выразительно, а Антоновы брови к линии роста волос взлетают.


— С чего ты это взял? — хоть ему и хочется Арсу поверить, но то, что между котом и енотом может быть любовь, самую малость так удивляет и слегка заставляет засомневаться.


— Ну, знаешь, проявления любви, конечно, могут быть разными, но в том, что эти двое друг друга именно любят, я не сомневаюсь ни капли, — с важным видом говорит Арсений с лёгкой беззлобной ухмылкой. — Понаблюдаешь за ними и сам всё поймёшь, — заявляет тот уверенно, и Антон лишь ему кивает с улыбкой.


По странному стечению обстоятельств этот самый енот Робертиний появляется на кухне в тот же момент — он идёт на двух задних лапах, а в передних держит что-то, подозрительно похожее на детскую резинку: кислотно-зелёного цвета с пластиковым розовым цветочком. 


Джонни сразу же спрыгивает со столешницы и преодолевает этот метр, что их разделяет, трётся о морду опустившегося обратно на четвереньки енота, который сразу же выпустил из лап резинку, что, вероятно, была своеобразным подарком для кота. 


— Ты где это нашёл? — с фырчанием спрашивает Арсений, наклоняясь за этим кислотным творением какой-то фабрики, пока Робертиний обеими лапами обхватывает шею кота, прижимая того к себе (Антон на этом моменте прилично так охуевает — если это не они с Арсом в старости, то зачем это всё).


— Нахера тебе резинка? — интересуется Шаст со смешливыми интонациями в голосе. 


Невольно закрадывается тупое подозрение, что это резинка принадлежит Арсовой либо бывшей, либо настоящей девушке, но Антону хочется верить, что Попов не стал бы ему о таком врать и тем более спать с ним, если у него кто-то есть.


Арсений улыбается расслабленно и идёт к столу, опираясь на него поясницей, а Антон подходит к нему, ставя обе руки по бокам арсеньевского тела, смотрит ему в лицо пытливо.


— Я люблю завязывать своему зверью хвостики, — с обезоруживающей улыбкой выдыхает тот, и Антону определённо становится легче дышать — Арсений всё ещё очаровательный в его глазах. 


Он натягивает резинку на пальцы и поднимает руки, собирая Антонову пушистую чёлку в хвостик и обматывая его резинкой. Это всё наверняка выглядит по-дурацки, но Шастун позволяет Арсу творить с его волосами всё, что тому захочется, смотрит в его сосредоточенное лицо и сам безбожно плывёт.


— Чтоб не мешала целоваться, — объясняет свои действия Арсений и улыбается довольно, когда видит вскинутые от удивления брови — теперь чёлка не мешает их видеть. 


— А она мешала? — фырчит Антон, а Попов игриво морщит нос, обнимая его шею обеими руками.


— Мы так и будем глазеть друг на друга, или ты уже…


Шастун не дожидается конца фразы, потому что уже знает её окончание, и прижимается губами к мягким Арсовым, что сразу же ему с охотой отвечают; он зарывается рукой в его волосы, пока Антон обеими руками ныряет под арсеньевскую футболку и оглаживают тёплую спину.


Поцелуй во что-то большее не переходит — они этого и не хотят (разумеется, только пока что) — но Шаст этому очень радуется, потому что за этот день он успел соскучиться по податливым губам Арсения: он думал, что ему это в ближайшее время не видать, а тут вон как. Антон ещё никогда не был так рад ошибиться.


Арсений слишком много чувств у него вызывает, и Шастун рад, что может их выражать россыпью поцелуев по лицу довольно улыбающегося Попова, что мягкими движениями чешет его затылок.


×××


К сожалению, ни одна из тех трав не оказалась той, которая подошла бы для создания нужного зелья (Антон не совсем понимает, как Арсений отличает, какое зелье нужное, а какое ненужное, потому что для него, нешарящего в этом всём, они кажутся одинаковыми, но, раз Попов говорит, что не то, значит, реально не то), но Арс совсем не грустит по этому поводу: он сам сказал, что в основном никуда отсюда не уходит, так что для него нет особой разницы, скован ли он ещё якорем или не скован.


Они так и продолжают ходить вместе в поле, чтобы Антон там сорвал ему ещё что-то под Арсовым руководством, но вылазки эти совершаются редко — раз в несколько дней.


Шастун проводит с Арсением три ночи подряд (они просто спят в обнимку всё так же на одной кровати, но никакой интимной близости между ними второй раз не было), а потом всё же отлучается домой к Выграновскому, которому он совершенно бессовестным образом ссыт в уши непрекращающимся потоком слов восхищения Арсением. 


У Антона такое ощущение, будто он влюбился впервые в жизни (а это, ну, неправда), потому что для него это так ново и необычно — он, кажется, ещё никогда не был настолько увлечён человеком с буквально первой встречи.


На самом деле Шастун очень благодарен Эду за то, что тот это всё выслушивает — это очень для него важно, и Антон это пиздец как ценит, о чём не забывает Выграновскому говорить; но Антон не только про себя пиздит — он спрашивает, что произошло у друга за два с половиной дня шастуновского отсутствия, спрашивает, как поживает Егор, и у них с Выграновским случается долгий и душевный разговор.


Антон по Эду скучал, потому что привык, что они практически каждый день вместе, а тут такая разлука — нет, бывали, конечно, дни, когда Выграновский или сам Шаст куда-то уезжали, но, когда это происходит так незапланированно, это, так скажем, непривычно, — поэтому, восполнив пустоту душевную, Шастун со спокойной совестью и всё же самую малость тяжёлым сердцем собирает в небольшую дорожную сумку одни джинсы, пару разноцветных шорт и несколько футболок и едет обратно к Арсению.


Попов сам предложил Антону к нему переехать (на время, разумеется), чтобы тот не тратил такое количество времени на дорогу «когда мы в это время можем целоваться» — так и сказал, а Шастун даже не хотел от такого потрясающего предложения, укреплённого таким славным аргументом, отказываться.


На этот раз на окраине посёлка его встретил Арсений, чтобы Шастун не заблудился, и даже показал ему дорогу, по которой через лес к Арсову дому ездят машины.


В первую ночь после своеобразного воссоединения произошло их второе занятие любовью.


Антон выяснил, что у Арсения, помимо Шастового члена, в жопе иногда появляется шило — иными словами, Арс бешенный: он по утрам бегает! У Антона эта информация вызвала шок и восхищение, но вот когда Попов однажды уговорил его подняться вместе с ним в несусветную рань, то ему было не до восхищения: он чуть лёгкие не выплюнул, пока Арсений так красиво и грациозно бежал рядом с ним.


Антон выяснил, что у Арсения в голове целая прекрасная планета, где всё непонятно: он мыслит совершенно по-другому, он неожиданный и пиздец какой умный, и Шастун чувствует себя самым счастливым человеком в этой Вселенной, когда видит, что это великолепие в человеческом обличии интересуется им в ответ и смотрит полными восторга глазами, называя его художником, раскрасившим серый мир.


Антон выяснил, что Арсений — один из самых комфортных людей для него, которого он точно не хочет отпускать — как здорово совпало, что тот сам уходить не хочет. 


Антон выяснил, что Арсений самый красивый и горячий мужчина в этой галактике, очень гибкий и изящный, очень нетерпеливый и одновременно с этим такой покорный и послушный, что Шастуна с этих контрастов безбожно ведёт. 


Антон выяснил, что Арсений игривый и завораживающий, и Шастун лишь рад идти у него на поводу — он для Попова бы звезду с неба достал, честно, но тот лишь просит обнимать его крепче и трахать жёстче. Бывают, конечно, дни-ночи-вечера, когда Арсению хочется плавно медленно и нежно, но — Антон также это выяснил — тому однозначно больше нравится грубость.


Антон выяснил, что Арсений больше любит быть маленькой ложкой, но искренне радуется, когда обнимаемым хочется побыть Шастуну; что Арсению нравится спать, обнимая подушку; что Арсений любит говорить намёками и загадками, любит каламбурить и любит видеть, как Антон сыпется с его шуток; что практически всегда и везде ходит босиком, чтобы «ножка дышала»; что любит есть овсяную кашу с ягодами и никогда не будет против, если к их завтраку присоединяться его зверята — дверь на кухне практически всегда открыта (Попов на неё и на все окна наложил заклинание, которое не пропускает в дом насекомых), и кто к ним только не заходил: Антон однажды знатно обосрался, увидев волка посредь гостиной.


Антон выяснил, что Арсений любит прогулки по лесу за руку с Шастуном, любит бегать с Ники по полю и играться с ней, любит проводить весь день на улице, провожать закаты, сидя на мостке у речки и положив голову Антону на плечо, и самого Антона, кажется, любит тоже.


Антон выяснил, что Арсений — самый лучший. Вот так просто, без никаких пояснений.


Они вместе часто ходят к той небольшой речке, где купаются нагишом, потому что тела друг друга они изучили довольно хорошо и было бы странно стесняться после стольких раз, когда Шастун бывал в теле Арсения и членом, и пальцами, и языком (они как-то так сразу распределили роли, в которых им обоим было комфортно, и пока что не хотели что-либо менять). 


Они дурачатся в воде, брызгаясь и много смеясь, а потом долго-долго целуются, пока Арсений стоит на песчаном дне, а Антон, обвив его руками и ногами, целует с напором и жмётся всё ближе, будто врасти хочет. На берегу они сидят под тенью дуба, чтобы не сгореть к хуям. 


Ближе к вечеру Шастун с Арсением обычно с пледом выползают в поле просто поваляться в траве (и обязательно её потрогать) и нацеловаться вдоволь без лишних глаз (разве что муравьёв и всяких жуков, но они не считаются.


Кстати про лишние глаза… Ладно-ладно, не лишние, а очень нужные глаза-бусинки некоего ежа Серёжи. 


Антон с этим удивительным представителем лесной живности реально смог подружиться, и сейчас тот ласково зовёт его Серёженькой-пироженкой и гладит его пузико, пока ёж делает вид, что ему это на самом деле не нравится.


А ещё Шастун исполнил своё обещание и спустя почти три недели снял-таки Выграновскому кружочек с этим чудным созданием.


— Скажи, пожалуйста, «Привет, Эдик», — Антон, начиная съёмку кружочка, подносит телефон ближе к ежу и хлопает глазами просяще.


— Я что, похож на говорящую рыбёшку у Арса в зале? — недовольно бурчит Серёжа ни к селу ни к городу, а Антон удивлённо восклицает:


— А она у него есть?! 


Шастун закругляется со съёмкой и бежит проверять: Антон искренне не понимает, как он мог проморгать такой прикол.


Из-за потрясающей компании (и арсеньевской, и животных, но абсолютное и очевидное преимущество всё же у первой) и интересных будней, что вроде и не отличаются от предыдущих, но всё же ощущаются как-то неуловимо по-разному, Антон совсем не замечает, как же быстро пролетает время.


Первое сентября, означающее конец и тёплым летним денькам, и ежедневному шастуновскому счастью рядом с Арсением, наступит уже завтра, и Антону так грустно из-за того, что они с Поповым будут видеться теперь только, дай бог, по выходным, если у Шастуна будет получаться приезжать, что совсем его не радует.


Антону хочется остаться в этом райском местечке навсегда, хочется, чтобы Арсений спрятал его от этого всего и никуда не отпускал, но Шаст понимает, что есть это неотвратимое «надо», так что он собирает все свои силы в кулак и обещает самому себе, что этот день будет ещё круче, чем все предыдущие вместе взятые.


Липнет он сегодня к Арсению больше обычного, но тот его и не отталкивает, отвечая на поцелуи и притираясь ближе; смотрит на Попова долгими задумчивыми взглядами, будто пытается каждую его черту и действие, как губка, впитать в память и пересматривать воспоминания тоскливыми вечерами, когда будет особо сильно не хватать присутствия Арса рядом.


Солнце сегодня не так шпарит, как обычно, и Антон с Арсением решают выбраться на последний этим летом пикник в поле. Шастун берёт плед и своего мужчину под руку, пока тот в свою очередь тащит корзинку с обилием ягод и улыбается чему-то своему, сплетая свои пальцы с Антоновыми. 


На их место, где уже знатно примята трава в форме прямоугольника, они приходят спустя минуты три; расстилают мягкий плед, ставят корзинку на край, а сами падают куда-то в середину — Арсений лежит на спине, расслабленно прикрыв глаза и крепко обнимая Антона, который прижимается к нему всем телом, уложив голову на плечо.


Оглядываясь назад, Шастун понимает, что он бы никогда в жизни даже подумать не мог о том, что найдёт свою любовь при таких странных обстоятельствах, буквально споткнувшись о него и приняв сначала за валун. 


С ума сойти можно — как же ему (им обоим) повезло.


Весь этот месяц они ни разу не проговаривали то, в каких отношениях они находятся: Антон с Арсением просто были рядом, и этого им двоим вполне хватало. Но сейчас Шастун чувствует, что время для того самого вопроса пришло.


Приподнимаясь на локте и слегка нависая над Арсением, он совсем не боится, потому что уверен на тысячу из ста процентов, что Попов ответит согласием. Антон железобетонно уверен в том, что его чувства и желание быть вместе с этим потрясающим человеком в горе и радости абсолютно взаимны.


— А-арс, — зовёт Шастун негромко и нежно улыбается уголками губ, когда Попов делает ладонь лодочкой и прижимает её ко лбу, чтобы солнце не мешало, смотрит своими прекрасными голубыми глазами в шастуновские травянистые и улыбается ему так же тепло. Наверное, в этот самый момент Антон и понимает, что влюблён в Арса безвозвратно. — Я хочу быть с тобой на правах твоего парня, — выдыхает Шаст, и ему кажется, что это звучит невозможно глупо, но Арсений не даёт ему эту мысль развить.


Он приподнимается и прижимается к Антоновым губам в чувственном поцелуе, на который Антон сразу же отвечает, придерживая рукой его затылок и укладывая Попова обратно, а сам перекидывает через него ногу и удобно устраивается на его бёдрах — Арсений располагает обе ладони на Шастовой талии, забравшись руками под лёгкую белую футболку.


Антон отрывается от Арсовых губ и преданно заглядывает в его глаза.


— А ты? — потому что ответа на вопрос, хоть Шастун его и знает наверняка, он не услышал.


— Конечно, я тоже этого хочу, — с беззлобным закатыванием глаз и широкой влюблённой улыбкой, в уголок которой его и клюёт Антон. — Разве были другие варианты?


— Не-а, — довольно заявляет Шаст и морщит в излюбленной арсеньевской манере нос.


Потому что они оба обречены быть счастливы именно друг с другом во всех существующих Вселенных, и вы не сможете их в этом разубедить.


Антон с Арсением ещё некоторое время лениво целуются, пока Шастун не начинает откровенно ёрзать, то и дело проезжаясь своим пахом по арсеньевскому и с губ постепенно переходит на линию челюсти, а оттуда на шею, которую ему охотно подставляют.


Арс мнёт его бока и толкается бёдрами навстречу приятным касаниям.


— Ты здесь прямо хочешь? — спрашивает Арсений после очередного поцелуя, а Антон отстраняется слегка, сканируя Попова взглядом, и приходит к выводу, что тот совсем не выглядит сопротивляющимся.


— Ну да, почему бы нет? — Улыбается и чмокает его в кончик носа. Принимает вертикальное положение и достаёт из кармана спортивок (тех самых, в которых Антон на него налетел, — он думал, что им после столкновения с землёй пиздец, но Арс подлатал их своими магическими методами) бутылёк смазки и упаковку влажных салфеток. — Я подготовился, — довольно комментирует он свои действия и вновь наклоняется к Попову. — Хочу тебя в себе.


Арсений удивлённо вскидывает брови — Антон знал, какую реакцию это вызовет, и, честно, ждал её с предвкушением.


— Ты же не против? — уточняет Шаст, обеспокоенно хмурясь, но Арсений лишь улыбается и мотает головой.


— Только за, — говорит он и бупает Антона в кончик носа с очаровательной родинкой. — Я рад, что ты мне доверился.


Шастун улыбается умилённо, а после прижимается к его губам в благодарном поцелуе — чувствует себя слегка волнительно, но он Арсению действительно доверяет, так что никакого страха не испытывает — лишь трепет и предвкушение: он никогда снизу не был, но сейчас, с любимым человеком, готов.


— Я растянут уже, так что милости прошу, — фыркает Шаст и сползает с Арса, чтобы стянуть штаны с трусами, пока тот делает то же самое.


Антон ложится на спину туда же, где лежал Арсений (как говорится, кто встал, тот место потерял), и, подхватывая себя под коленки, разводит ноги в стороны, открываясь перед Поповым полностью, и в этом есть что-то, пробирающее до мозга костей.


Арсений оглаживает его твердеющий член и разведённые ноги нежным взглядом, улыбается Антону мягко и успокаивающе, когда выдавливает смазку на пальцы и вводит сразу три, чтобы проверить, потому что Попов не хочет сделать любимому больно.


— Когда только успел? — это больше похоже на риторический вопрос, но Антон не может не ответить.


— В душе после обеда. Я думал, ты догадался, — выдыхает с полуулыбкой Шастун и сглатывает — от Арсовых пальцев внутри самую малость дискомфортно, но он знает, что это ощущение вскоре должно пройти.


Попов в небыстром темпе то выводит, то вводит в него пальцы до тех пор, пока Антон не начинает дышать чаще и самостоятельно насаживаться на его персты. Тогда он вытаскивает пальцы и размазывает смазку на них по члену — добавляет также новой и приставляет головку ко входу.


Антон ловит Арсов взгляд и с мягкой улыбкой кивает ему; Арсений облокачивается на руки по обе стороны от шастуновской головы и нависает над ним, наклоняется, чтобы прижаться к его пухлым губам своими, и, только когда Шастун отвечает на поцелуй, плавно толкается внутрь, входя одним упругим толчком.


Шастун негромко стонет прямо в Арсов рот и выгибается ему навстречу, касаясь своей грудью арсеньевской — через два слоя футболок, но всё же. 


Арс замирает внутри, давая любовнику привыкнуть, и Антон думает о том, что ощущение члена в своей собственной жопе — охуенное. 


Попов начинает неторопливо и слишком нежно двигаться, когда Антон просит его об этом шёпотом, и Шаст прикрывает глаза, отдавая себя всего Арсению — чувствует себя сейчас рядом с ним как никогда уязвимо, но вместе с тем — защищённым и залюбленным до невозможности. 


Арсений практически не ускоряется, двигаясь в одном и том же плавном медленном темпе, и это даже забавно: когда Арс снизу, он любит, чтобы его брали сильно и жёстко, но, когда сверху, он буквально олицетворение нежности и чувственности. 


Рассыпает по шастовскому лицу, шее и ключицам, что видны из-за растянутого ворота футболки, сотни поцелуев, и Антон под них, улыбаясь уголками губ, довольно подставляется; закидывает руки Попову на шею, прижимая того к себе ближе, из-за чего Арсу приходится опираться на локти, а не ладони, но это совсем неважно.


Антон присасывается к шее Попова, оставляя на ней засос — оба любят эти следы их любви, прикусывает зубами и сразу же зализывает место укуса. Зарывается одной рукой в смольные волосы и негромко стонет прямо Арсению в ухо от его приятных движений внутри.


Перед лицом маячат всякие цветы и высокая трава, изредка касаясь Шастового лба, что вообще-то щекотно, но ему сейчас так хорошо, что на это можно положить огромный такой хер — к тому же руки со спины и головы Арса убирать совсем не хочется.


— Арс, — шепчет Антон ему в ухо на очередном плавном толчке; Арсений отрывается от вылизывания антоновской ключицы и смотрит на него глазами, что на фоне голубого неба кажутся ярче, а Шастун мажет губами ему по виску. — Быстрее, мой хороший, — просит негромко, и Попов целует его в прикрытый глаз. — Пожалуйста, — добавляет Антон волшебное слово, и Арсений, вновь прижимаясь губами к шастовским в чувственном поцелуе, послушно ускоряется.


Антон правой рукой массажными движениями чешет кожу Арсового затылка короткими ногтями, пропуская сквозь пальцы мягкие, пахнущие травами волосы; подмахивает Попову бёдрами и опускает левую руку и просовывает её меж их телами — дрочит себе в такт арсеньевским толчкам и стонет, выгибаясь тому навстречу.


— Хороший мой мальчик, — бормочет Арсений меж поцелуями, оставляемыми вдоль линии челюсти от подбородка и до самого уха — Антона слишком сильно мажет и от действий, и от нежных слов своего возлюбленного.


Антон кончает спустя пару минут, когда Попов прикусывает его шею, — брызгает спермой себе на живот и непроизвольно сжимает Попова внутри. Арсений вытаскивает член и додрачивает себе, кончая в кулак.


Попов тянется за салфетками, вытирая сначала себя, а после беря новую, и вытирая ею уже живот лежащего в позе морской звезды Антона, что счастливо улыбается небу. 


Арсений отворачивается, чтобы одеться и не светить писюном на всё поле, а Шастун перекатывается на бок, спиной к нему, и так же лёжа натягивает трусы. Прямо перед его взором оказывается очередное незнакомое Антону растение с красивым цветочком, и он решает преподнести его в дар своему мужчине.


Срывает аккуратно, когда трусы вновь оказываются на нём, и поворачивается к Арсению; терпеливо ждёт, пока тот обернётся, а после вытягивает руку с зажатым в ней растением и улыбается широко.


— От сердца и почек дарю тебе цветочек, — довольно произносит он, смотря на то, как Попов склоняет голову, вглядываясь.


— Ты где это нашёл? — спрашивает Арсений, перенимая цветок в свои руки, и вертит его, рассматривая поближе. Антон показывает рукой на то место, где он рос, а Попов вскидывает брови. — И как я его раньше не замечал? — обращается сам к себе, а Шастун лишь подползает к нему ближе и клюёт в губы. — Спасибо, — благодарит Арсений и треплет его по голове, как послушную собаку. — Я ещё не делал зелья с таким, так что, может…


Он замолкает неопределённо, а Шастун смотрит на него с надеждой — как и во все прошлые разы, надеется, что именно сейчас обязательно сработает. 


Арсений подтягивает к себе корзинку с ягодами и приглашающе стреляет взглядом в Антона, и кто тот такой, чтобы отказываться от вкуснейшей малины, крыжовника и клубники (у Попова его огород плодоносит круглый год, потому что тот его зачаровал).


Домой к Арсу они возвращаются спустя два часа, когда на часах уже четыре. 


Попов ставит корзинку на всё ту же столешницу, где так любит дрыхнуть Джонни, и туда же кладёт подаренный Антоном цветок, начинает приготовления к готовке зелья, а Антон пока присаживается на стул и смотрит за телодвижениями его любви.


— Мне так не хочется отсюда уходить, — грустно признаётся Шаст, когда Арсений ставит котелок на огонь.


— Мне тоже не хочется, чтобы ты уходил, — Арс отвлекается от зелья и подходит к понурому Антону, мягко обхватывая его лицо обеими руками. Зачёсывает пушистую чёлку назад и прижимается ко лбу в долгом поцелуе. — Но эта проблема пиздец как легко решаема. — Он улыбается, а Антон смотрит на него с вопросом: надеется, что тот сейчас не скажет что-то в духе «ты же всегда сможешь приезжать», потому что это — не лёгкое решение. 


— И как же? — спрашивает Шастун и хмурится.


Арсений разглаживает кожу меж его бровей подушечкой большого пальца правой руки, а после снимает с запястья цветастый браслет с различными камушками и протягивает его на раскрытой ладони Антону.


— Этот браслет открывает портал куда угодно, стоит тебе лишь представить в деталях то место, в которое хочешь попасть, — объясняет Арсений и улыбается, глядя, как Антон неверяще хлопает глазами и приоткрывает рот. — Я чутка позже научу тебя им пользоваться, ладно? 


— Да, конечно! — восклицает радостно он, перенимая браслет в свои руки и сразу же надевая на левую. 


Поверить не может в то, что всё действительно так просто решается и теперь он сможет видеть Арсения не только по выходным, а ежедневно! Он сможет каждую ночь с ним ночевать, а с утра как ни в чём не бывало идти на учёбу — да это ж охуеть можно! 


— Блять, Арс, спасибо! — Антон обнимает Попова, притягивая того к себе и прижимаясь щекой к его животу в районе пупка, а Арсений, мягко хихикая гладит его по голове.


— Ну не мог же я согласиться на то, чтобы так редко тебя видеть, — бормочет тот, с улыбкой смотря куда-то Шастуну в макушку.


Наобнимавшись, Арс всё же отходит готовить зелье, а Антон в это время залипает в телефоне: сначала просто перекидывается с Эдом сообщениями, а после они с Выграновским же договариваются поиграть в Бравл Старс, так что никому в этом доме не скучно уж точно.


Когда Попов заканчивает свои колдовские делишки, он, улыбаясь уголками губ, неуверенно говорит, что, кажется, это оно, и Антон аж со стула подскакивает, улыбаясь счастливо — неужели наконец-то? 


Чтобы точно проверить, оно ли это или не оно, Антон с Арсом вновь идут в поле.


Шастун крепко держит его за руку и улыбается ярко — знает наверняка, что Попов волнуется, потому что и сам Антон волнуется: искренне хочет, чтобы на этот раз всё получилось.


У нужного места Арсений стопорится, но Шаст мягко тянет его вперёд и смотрит подбадривающе, так что тот кивает ему, прикусывая губу; вытягивает вперёд руку и делает шаг.


Рука ни с какой преградой не сталкивается, и Попов делает ещё один шаг, потому что вдруг он всё же перепутал точное место нахождение барьера, но и дальше ему ничего не мешает идти, и Арсений, останавливаясь, задирает голову вверх и облегчённо смеётся.


Антон ловит Арсов лучистый взгляд и ощущает, как у него лицо по швам трещит от осознания, что наконец-то получилось.


Арсений падает к Шастуну в объятия и не перестаёт шептать сбивчивые благодарности ему в шею, и прерывается этот поток, только когда Антон прижимается к арсеньевским губам в мягком поцелуе.