— Уф… Зачем ты притащил нам этот полутруп? — Это не отрывает взгляд от манипуляций Кано, её голос звучит возмущённо.
На операционном столе едва живой голубь без левой руки и части туловища — судя по докладу Татары, Норо неплохо им перекусил. У парня практически нет шансов, считает Это. Однако какой же пустой тратой всё окажется, если их первый эксперимент пойдёт прахом.
— Он подчинённый Ходжи, — отвечает Татара голосом, из которого тщательно выскоблены все эмоции.
Но даже этого достаточно для неё, чтобы понять.
«Именно, — думает он, — у него был Фей. Он называл его Доухи».
Фей и Ян никогда бы не причинили ему вреда.
Но в форме куинке, управляемой людьми, они стали способны на это. Могли даже ранить других гулей.
И это распаляло в нём бешеный гнев.
Что может быть лучше, чем начать превращать следователей в такое же оружие? Он делает это не из чувства справедливости, а ведомый яростью.
Хотя для Татары между ними могло и не быть разницы.
Мягкий голос Это заставляет его очнуться от раздумий.
— «Так много предательства, ненависти, насилия, нелепости в обычном
человеческом существе, чтобы снабдить любую армию в любой день.
И лучшие в убийстве те, кто проповедуют „не убий“,
и лучшие в ненависти те, кто проповедуют любовь,
и лучшие в войне, в конечном счете, те, кто проповедуют мир.
Не желая уединения, не понимая его, они попытаются разрушить все, что разнится от них самих». Приходилось слышать раньше? Это Буковски.
И хотя ответа от Татары не последовало, Это знала, что сумела привлечь его внимание.
— Не думаю, что мы так уж сильно отличаемся от них, по крайней мере, не в этом. Возможно, как раз в этой схожести и кроется причина нашей глубокой взаимной ненависти.
И Татара, вместо того, чтобы как обычно проникнуться поэтическим восторгом Это, чувствует, как в венах закипает кровь из-за сравнения с людьми; однако предпочитает просто промолчать. Снова.
Это всё понимает и примирительно ему улыбается, а затем задаёт свой вопрос:
— Его ты тоже принёс?
Она не даёт себе труда уточнить, а Татара и так схватывает на лету. В его мыслях брошенный куинке — единственное, что осталось от Фей в этом мире.
— Я оставил его. Пусть Ходжи знает, что его подчинённый теперь у нас.
— Правда? — спрашивает Это после секунды молчания. Её тон снисходительный, будто она беседует с ребёнком. — …Или ты не cмог заставить себя взять его с собой?
Татара молчит. По губам Это струится понимающая улыбка, почти добрая, сказал бы Татара, если бы не знал её настолько хорошо. А действительно ли он ничего не ответил? Потому что даже если его лицо скрывает маска, даже если на нём не отражается ни единой эмоции, Это способна найти ответ, просто глядя ему в глаза.
С довольным видом Это лёгкой походкой покидает комнату наблюдения. Татара провожает её взглядом, пока дверь комнаты не захлопывается за её спиной, и затем вздыхает. Что ж, пусть так, он не возражает.
Татара в свою очередь решает остаться. Он хочет увидеть всё до самого конца.
Татара внимательно наблюдает, и ему кажется, словно он влез в руки Кано как в перчатки и управляет операцией, сам отсекает сухожилья и нервы, проталкивается между органов и костей и пускает кровь, расчищая плоть и создавая гуля из следователя.
Такизава Сейдо всего лишь первый. Будут и другие.
Их крики будут разбиваться о грязные стены. Их кровь окрасит пол. Их человечность жестоко искромсают и убьют на этом столе.
«Фей. Ян. Вы слышите это? Вы это видите? Это мой тост за вас».
Примечание
* Это цитирует строчки стихотворения Буковски "Гений толпы".