Цунаде пила. Много.
Она была бы рада сказать, что не помнила, когда начала просыпаться с пустой бутылкой в руке. Истории вроде этой могли бы заставить её казаться более внушительным или беззаботным человеком, которого большинство ожидало видеть в качестве хокаге. Но на самом деле Цунаде помнила конкретный день, когда впервые напилась.
Это произошло семнадцатого мая в одиннадцать пятнадцать вечера. Плохо ли это — помнить настолько точную дату?
Иногда Цунаде думала, что да. Подсчёт показывал, насколько отчаянно она пыталась доказать, что не являлась алкоголиком.
Иногда она думала, что нет. Порой Цунаде слишком пьяна, чтобы заботиться об этом.
~*~
— Это война. Вы трое должны быть на линии фронта через неделю, — слова Хирузен-сенсея были поданы с деликатностью тупой трубы. Цунаде оценила прямоту. Это всё упрощало, иначе они бы долго пытались разобраться в том, что им предстоит, самостоятельно.
Орочимару это, казалось, не волновало. Но опять же, — насколько Цунаде заставляла себя вспомнить — он не заботился ни о чём, кроме своих закрученных экспериментов.
Джирайя исчез, чтобы, вероятно, напиться в каком-нибудь баре на окраине деревни. Позднее она узнала, что он вернулся в свою квартиру и бросил дюжину кунаев в стену, прежде чем уснуть без сновидений.
Цунаде пришла домой в оцепенении и достала из шкафа старую бутылку виски, подаренную Джираей на её прошлый день рождения.
Она налила себе стакан, осушила его и наполнила снова. Затем повторила ещё раз. Цунаде просто смотрела на пятно на стене, продолжая пить, пока бутылка не опустела.
Потом она бросила её в стену, поразившись, как легко разбилось стекло. Возможно, Цунаде тогда вырубилась, потому что проснулась с пульсирующей головной болью.
Цунаде должна была испытывать к себе отвращение, что она сделала что-то настолько… вульгарное и низкое. Разве она не ученица одного и внучка другого каге? Разве не должна она вести себя подобающе?
Но Цунаде упивалась тем, что алкоголь делал её нечувствительной ко всему происходящему. Она решила, что головные боли — это не так уж и плохо. Нечувствительность того стоила.
~*~
После своей первой битвы, когда трупы всё ещё были свежи в памяти, Цунаде, замаскировав себя хенге, нашла маленький бар в одном из городов Аме.
Так или иначе, за одной бутылкой последовали три, затем десять, и уже довольно скоро она играла в покер с несколькими мужчинами, которых только что встретила, проигрывая и флиртуя с барменом, который каждый раунд приносил ей напитки.
Она ушла с пустым кошельком и убивающей головной болью.
Но в конце концов хотя бы ненадолго она смогла забыть о трупах.
~*~
Цунаде никогда не любила Аме. Там всегда мокро и дождливо, будто небеса оплакивали умерших. Было сложно поддерживать хорошую привычку выпивать в таком богом забытом месте.
Она жалела Джирайю за то, что он остался там на три года. Она не знала, зачем он решил учить тех трёх сирот. Всё, что она знала, — это что её нечувствительность была плоха и что те дети выглядели гораздо хуже, чем ее печень.
~*~
— С днём рождения, Хирузен-сенсей! — весело подхватили все трое. Голоса Джирайи и Цунаде были особенно громки, когда их учитель вошёл в кабинет. По изумлённому взгляду на его лице они поняли, что он сам не помнил о том, что его день рождения сегодня, или же он действительно не планировал ничего иного, кроме тихого утра.
Хирузен погладил свою бороду и усмехнулся:
— Так сегодня мой день рождения! Я и не помню, что говорил вам.
Джирайя плюхнулся на стол:
— Вы упоминали об этом однажды. Засранец Оро и Цунаде-химе решили устроить эту вечеринку. А я просто пришёл вместе с ними.
Чёртов Джирайя. Он только что вернулся из Аме, едва закончив тренировки тех сирот. Цунаде знала, что единственное, что он действительно хотел сейчас сделать, это как можно лучше выспаться перед миссиями, на которые их скоро отправят. Но когда Орочимару в разговоре с Цунаде упомянул о предстоящем дне рождения наставника, она побежала к Джирайе, и он спланировал всю вечеринку.
— По крайней мере, хоть один из нас должен быть ответственным, — пренебрежительно прокомментировал Орочимару.
Цунаде слегка толкнула его по плечу.
— Расслабься! — рассмеялась она. — С днём рождения, учитель! — сказала она, осушив четвёртый стакан вина. — Похоже, что с этих пор вы молодеть не будете.
Хирузен-сенсей мгновение выглядел шокированным, но потом разразился смехом. Подняв тост за его здоровье, они выпили.
После этого в жизни Цунаде алкоголь и хорошие воспоминания связывались вместе очень и очень редко.
~*~
Цунаде всегда пила на дни рождения.
Это был её закон. Стакан вина за удачу в старости, круг напитков с предупреждениями о том, чтобы не стать извращенкой, стопка точно в двенадцать ноль один утра каждый август второго числа. Хотя Орочимару никогда не праздновал свой день рождения, Цунаде всё равно пила и за него.
Но в этот год она не пила за двенадцатилетние Наваки, желая провести этот день со своим драгоценным младшим братом. Он хотел стать хокаге, гордился своим хитай-ате и имел наивнный взгляд на мир.
Оглядываясь назад, Цунаде должна была выпить.
~*~
— Ты не должна так много пить.
Она игнорирует его. Ещё одна стопка.
— Правда, как медик ты должна знать, как плохо это для тебя.
Виски обожгло горло после того, как она отбросила ликёр.
— Это уже тридцать седьмая.
Выпить тридцать восьмую.
— Серьёзно, Химе, алкогольное отравление тебе не понравится.
Почему её должно волновать то, что он думает? Очередной глоток.
— В конце концов, ты фильтруешь через свою систему чакры. Иначе это могло бы тебя убить.
На этот раз она ответила, чтобы только ему насолить:
— Нет, я не фильтрую.
Это начало выводить его из себя:
— Что? Ты всегда это делаешь, когда пьёшь…
— Если я ускорю вывод алкоголя из организма, будет слишком сложно напиться.
— Так ты хочешь довести себя до предела? Что ты пытаешься сделать этим? Покончить с собой?
Она нахмурилась, выпив ещё одну стопку.
— Я хочу забыть.
— Да, я догадался.
Ей пришёлся по вкусу короткий миг тишины. Она выпила ещё пару стопок, наслаждаясь жгучими ощущениями и желая, чтобы нечувствительность уже поторопилась и накрыла её.
— Я всё же придерживаюсь предупреждения: «ты неминуемо умрёшь». Алкогольное отравление серьёзная вещь, Химе.
— Заткнись, — она потянулась к бутылке.
Он был быстрее, схватив фарфор прежде, чем до него дотянулась она.
— Больше ни капли, Химе. С тебя более чем достаточно. Наваки не хотел бы, чтобы ты умерла.
— Что ты… — она болезненно икнула, когда слёзы вернулись. Чёрт возьми. Разговаривать было слишком болезненно.
Она разрыдалась в надёжных объятиях Джирайи.
~*~
— Ты права.
Это были первые слова Като Дана, когда-либо обращённые к ней.
Он пришёл к ней домой, и они говорили. Это не было похоже на общение с другими парнями, которых она встречала. Они безнадёжно флиртовали, но не могли отличить один конец куная от другого. Это была настоящая беседа с мудростью и согласием.
Дан пригласил её на свидание уже через неделю. Он стеснялся время от времени, но был упорен. Всегда наливал ей выпить, прежде чем себе, убеждался, что она села, прежде чем сел он, был галантен и добр, но не считал её слабой. Дан считал её сильной. Он думал о том, что её статус куноичи ничто не могло понизить, и даже пытался переубедить одного из АНБУ, который был не согласен с ним.
Присутствие Дана сшивало её разбитое сердце, возможно, медленно, но он был опытным мастером.
Цунаде не могла не влюбиться. Она даже стала пить меньше, потому что он когда-то шутя пожурил её насчёт вреда спиртных напитков.
~*~
Дан хотел стать хокаге.
Он хотел защитить свою деревню.
Это была его мечта.
Должна ли она говорить об этом? Цунаде смотрела на Дана и иногда, когда было нужное освещение или когда она слишком много выпивала, ей виделся Наваки, стоящий позади него. Он смеялся и серьёзно говорил ей, что она нашла чертовски хорошего человека.
Цунаде выпила одну стопку для храбрости, накинула ожерелье на его шею и сказала, что любит его, что он прав и что верит в его мечту.
~*~
Цунаде и двое её мальчиков, как она нежно думала о них, устроились в отдельном кабинете бара на окраине страны Огня. Саннины наконец возвращались из Аме.
Это был праздник, потому Цунаде не пила больше, чем обычно.
Она выпила стопку за каждого, кого она спасла, стопку за всех, кого убила, стопку за товарищей, которых потеряла. Стопка за каждого виденного мёртвого или умирающего гражданского. Стопка за каждый день рождения Наваки, который она пропустила. Стопка за честь врагов. И стопка за товарищей по команде, потому что они были такими чертовски удивительными.
Забыть.
Цунаде пила как никогда раньше, за каждую каплю крови на своих руках.
~*~
Война закончилась.
Орочимару растворился в своей исследовательской лаборатории и с тех пор редко показывался в Конохе. Вокруг него и того, что он делает, ходили неприятные слухи, но Джирайя и Цунаде положили этому конец.
Джирайя исчез почти через неделю после возвращения. Он упаковал сумку и покинул деревню ночью, никому ничего не сказав, за исключением своего единственного выжившего ученика. Что-то насчёт написания книги, пророчества, а затем возвращения.
Цунаде осталась дома. Она пила. Они с Даном помогли построить новую больницу и взрастили новое поколение медиков.
Она не могла дождаться возвращения Джирайи. Цунаде хотела показать, насколько большого прогресса достигла.
Она даже затолкала свою бутылку саке подальше в шкаф.
~*~
— Выпьем! — Цунаде подняла свой стакан в пустой квартире.
Новый год. Новый год всегда был семейным праздником, когда не нужно куда-то идти. Она не хотела праздновать его ни с Даном, ни с товарищами по команде, ни с кем-либо ещё.
Родителей не было. Мать не поднялась выше чунина, а отец принимал участие в экзамене на джонина, наверное, лишь раз. Это нервировало их, потому что они, прямые потомки Первого, были настолько слабы. Её сила нервировала их тоже. Им не нравилось, что их дорогая дочь теперь могла залечить свои собственные колени и остановить лихорадку, могла пинать вещи в два раза больше неё самой и что она не нуждалась в помощи. Они покинули Коноху, когда узнали, что начинается война. Цунаде до сих пор не знала, куда они направились. Родители не писали. Она бы хотела, чтобы они сделали это хотя бы однажды, сказали, что с ними всё хорошо. Порой она видела их в том или ином городе, но когда останавливалась посмотреть, их там никогда не было.
Не было больше и младшего брата. Потеря родителей далась ему труднее всего, но Цунаде стала для него новой мамой. Он заставил её чувствовать себя второй матерью, всегда бегая вокруг и портя всё, до чего дотрагивался, после чего Цунаде приходилось всё убирать. Квартира превратилась в кавардак, когда он ушёл – умер, – потому что Цунаде была слишком занята, чтобы убираться, или ей было всё равно. Дан приходил лишь раз, и они смело отдраили гостиную и кухню перед тем, как пойти в кафе. Единственная комната, оставшаяся в неприкосновенности, комната Наваки. Там всё осталось так, будто бы он всё ещё был на миссии. Цунаде иногда сидела на полу и видела своего младшего брата, подпрыгивающего вверх-вниз на кровати и болтающего о том, что он будет хокаге и как он не может дождаться выпуска. Потом она вставала и уходила, а Наваки исчезал как облачко дыма, как он и делал в действительности.
— С Новым годом, — пробормотала Цунаде, опрокинув стопку.
~*~
— Ты уверен? — спросила нервно Цунаде.
— Ух, ты спрашиваешь об этом только сейчас? После того, как уже переехала? — Дан поднял брови и улыбнулся. — Только посмей сбежать от меня.
Цунаде нахмурилась. Его улыбка была слишком заразительна, чтобы сопротивляться.
— Этого никогда не случится. Ты застрял тут со мной, — пробормотала она, прежде чем притянуть его к себе за рубашку и поцеловать.
Иногда она клялась, что он привязал её к себе поцелуем, иногда, что он был чертовски неотразим.
В любом случае, ее коробки с вещами стояли в коридоре дома Дана, готовые к распаковке.
Теперь это было похоже на официальность.
Кто знал? Может, скоро на пальце Цунаде оказалось бы кольцо.
~*~
Они были втроём, старая команда снова вместе. Саннины сидели в кабинете какого-то бара в Конохе, скромно одетые по такому случаю.
Была война. В них нуждались на фронте.
Все.
Дан тоже.
— Я хочу, чтобы мы дали обещание! — сказал Джирайя, подняв бокал. — Или держали пари, не важно, — он бросил на Цунаде свой обычный хитрый взгляд.
Цунаде опустошила и наполнила свою чашу саке:
— Я всегда проигрываю пари. Назови это обещанием. Тогда я смогу поддержать его.
— Хорошо, хорошо, — Джирайя махнул рукой. — Давайте пообещаем, что вернёмся. Все трое. Вернёмся обратно и, вернувшись, будем сидеть здесь, в этом баре, и выпьем очередной круг напитков.
Эти слова упали на них тяжёлым грузом. Люди никогда не говорили об этом после сражений. Это было негласным правилом шиноби. Никогда нельзя говорить о возвращении с поля боя, никогда не говорить «приветствую» или «увидимся позже». Сделав это, можно было сглазить, и ни один шиноби не мог спокойно думать об этом.
Орочимару разрушил тишину, подняв свой стакан в воздух, присоединяясь к Джирайе.
— Почему нет, — тихо прокомментировал он.
— Договорились, — Цунаде тоже подняла стакан. — Увидимся с вами двумя после сражения.
И они выпили, скрепляя это обещание.
~*~
— Алкоголь? Он делает всё лучше, я клянусь, — Цунаде не шутила. Она подошла к столу и наполнила стакан Джирайи.
Его рука, сжимавшая письмо, дрожала. Он скомкал его, размазывая написанное.
— Спасибо, Химе, — сказал он, обратившись к ней старым прозвищем, схватил чашу и осушил её. — Я просто…
— Да, — сказала Цунаде, потягивая свой собственный напиток, а затем посмотрела на своё размытое отражение. — Я знаю.
— Я просто никогда не думал, что они могут умереть, — пробормотал Джирайя. — Они были хорошими детьми, полными жизни. Они мечтали о прекрасном, и эта троица была чертовски талантлива. Я когда-нибудь рассказывал вам о том, как Конан начала бросать в Яхико бумажные сюрикены каждый раз, когда он не согласен с ней?
Да, уже рассказал много раз за этот вечер. Как и другие истории о сиротах. Но Цунаде в любом случае этого не сказала бы. Она слушала его рассказы и громкие слова, смех и слёзы, потому что знала, что ему необходимо с кем-то поговорить.
~*~
— Дан тоже собирается сражаться?
— Да.
— Ох. Что ж, думаю, это будет серьёзное сражение, потому они будут нуждаться в каждом человеке. В каком он отряде?
— Он будет в моей команде. Говорит всякие глупости о том, что всегда будет меня защищать.
— Так вы двое официально помолвлены теперь?
— Ну… Д-думаю, да.
— Ты будешь хорошей женой, Химе. Очень жаль, что я никогда не был достаточно хорош.
С этими словами Джирайя покинул бар, оставив растерянную Цунаде нянчить пустую бутылку. Она очень надеялась, что если бог существует, то Джирайя на самом деле не любит её.
~*~
Цунаде принесла маленькую фляжку саке с собой в бой. Они с Даном разделили её во время караула у костра. Похоже, собирался дождь.
— Думаю, мы будем сражаться завтра, — Цунаде отпила ещё глоток, не забывая фильтровать свою систему медицинскими техниками так, чтобы завтра не было похмелья.
— Да, — сказал Дан, уставившись на умирающие тлеющие угольки. В свете огня его волосы казались оранжевыми, а лицо бледным.
— После того, как война закончится… что будет с нами? — Цунаде очень не хотела спрашивать это, но не могла удержаться.
Дан открыл рот и тут же закрыл. У него не было ответа.
~*~
— Ты не должна пить так много.
Она проигнорировала его. Новая стопка.
— Серьёзно, Химе, это плохо.
Больше саке. Ещё одна стопка.
— Я вновь напоминаю тебе об алкогольном отравлении. Хватит!
Больше саке. Игнорировать его.
— Ты выпила уже пятьдесят три. Время остановиться.
Выпить пятьдесят четыре.
— Я знаю, что ты никак не фильтруешь через свою систему.
И что с того? Ей плевать. Больше выпивки.
— Алкоголь отравляет, Химе. Остановись, хватит пить.
Больше саке, больше пить. Она знает, что головная боль убьёт её завтра. Если, конечно, она не упьётся до смерти, прежде чем придёт головная боль. На самом деле ей кажется, что пить с двух стаканов не такая уж и плохая идея.
— Это будет плохо для тебя самой. Ты убьёшь себя.
Да, это хорошая идея. Ещё одна стопка.
— Тебе всё равно, не так ли?
На этот раз его голос разума был более грустным и покорным. Хорошо. Может, он тогда замолчит.
— Алкоголь ничего не решает.
Да. Да, он решает. Он заставлял забыться, пусть и на короткий миг, но она забудет о крови на своих руках. Кровь больше не спасала никого. Кровь убила Дана. Может быть, она может убить собственную кровь, перегрузить её алкоголем так, чтобы это, наконец, признало сердце и прекратило работать.
— Если я должен выбить это из тебя, Химе, я сделаю это.
Пустые угрозы. Она знала его достаточно хорошо.
— Я не могу выдержать этого. Я не могу стоять и смотреть, как ты отчаянно пытаешься всё забыть.
Он не может выдержать это? Какого чёрта он думает она начала пить?!
— Иди домой.
Домой? В пустую квартиру? В место, которое они делили с Даном? Или он имеет в виду её старую квартиру, в которой они жили с Наваки? Она не могла ни одно из этих мест назвать своим домом. Она не чувствовала себя там комфортно. В доме должны быть люди.
— Я отправляю тебя обратно в Коноху. Ты будешь там завтра, и только попробуй пить, пока меня нет.
Почему, черт возьми, он не послал домой Дана? Ещё одна стопка.
— Я сказал: не пить.
Плевать.
— Моя угроза избить тебя всё ещё в силе.
Цунаде глухо рассмеялась и потянулась к бутылке.
~*~
Очевидно, это были не пустые угрозы, потому что проснулась Цунаде в своей старой квартире в Конохе. Той, которую она делила с Наваки. Свет, падавший из окна, сжигал глаза и заставлял голову чертовски раскалываться.
Ужасно больна. Но, к сожалению, до сих пор жива.
И теперь она оказалась лицом к лицу с похмельем. Ей удалось встать и пойти на кухню. Видимо, Джирайя серьезно настроился исполнить свою угрозу, потому что не было ни одной из бутылок, которых она хранила в шкафах или держала в пустой книжной полке гостиной.
Но он не знал о ее тайнике под матрасом, потому что саке всё ещё было там.
И она выпила.
Затем она выпила немного больше.
Затем она кинула бутылку об стену, наблюдая за разлетающимися повсюду осколками.
Вообще-то это был не такой уж плохой подход: пить, пока похмелье не пройдёт.
~*~
Джирайя и Орочимару вернулись, она знала это. Они оба пришли в тот бар, выполняя данное ими обещание. Они сдержали его, вернувшись с войны.
Цунаде не присоединилась к ним.
Она осталась дома и выпила ещё. Одна, потому что не присоединилась к ним в том баре.
Она не выполнила обещание. Они это сделали, потому они могли пойти и пить вместе.
Цунаде не выполнила его. На самом деле нет.
Она осталась на том поле боя, держа окровавленные руки у груди Дана, отчаянно пытаясь спасти человека, которого она любила.
~*~
— Я остановлю его. Обещаю, Химе.
Когда она увидела Джирайю в следующий раз, он был на операционном столе. Он был покрыт кровью и зажимал зияющую рану на груди. Это в последний раз, когда Цунаде видела, как он плачет.
Их тройки больше не существовало. Теперь официально.
Орочимару пропал.
Джирайя утонул в сожалениях.
Цунаде была всё равно что покойница.
Когда она осознала, насколько они сломаны, то собрала сумку и пила, пока не стало достаточно для того, чтобы сделать то, что нужно.
~*~
— Ты знаешь, что Коноха не жалует дезертиров.
— Мне плевать.
— Просто нужно уйти, да?
— Что-то типа того.
— Знаешь, что? Хирузен-сенсей, вероятно, будет делать вид, будто ты на миссии. И я сомневаюсь, что этот щенок Минато сможет поднять руку и записать тебя в отступники.
—…Спасибо.
— Эй, я ничего не сделал.
— Так ты тоже уходишь, да?
— Книги сами себя не напишут. Легенду о бесстрашном ниндзя напечатают, прежде чем я вернусь в Коноху.
— Почему бы тебе не написать книгу о женщине, которая преодолевает свой парализующий страх крови через какой-то тошнотворно милый подвиг, как любовь или что-то ещё? Спорим, это будет бестселлером.
— Сарказм тебя не красит, Химе. Кроме того, если я напишу о тебе книгу, в конце ты станешь моей женой или ещё кем-то. Спорим, ты бы не хотела этого.
— Я бы, возможно, сломала обе твои руки.
— Да, определённо никогда не напишу это.
— Хорошее решение.
— Ну, Химе, мне нужно уйти, тебе нужно уйти. Это моя последняя бутылка.
— Ещё одно хорошее решение. Спасибо за выпивку. Мы… встретимся позже.
— И в следующий раз, когда захочешь покинуть Коноху, не напивайся. Просто приходи ко мне, и я помогу выпихнуть тебя из деревни, если нужно.
— Забавно. Я разрываюсь в обе стороны.
~*~
— Извини, дитя, — Цунаде сухо рассмеялась и откинула стакан. — Я не беру учеников.
— Я уже знаю основы, вам не придётся учить меня им.
— Неинтересно.
— Почему? Не думаю, что есть ещё кто-то способный научить меня тому, что я хочу.
— Грх.
— Что вы теряете?
«Тебя», — подумала Цунаде. Замечательную племянницу Дана. Как она могла посетить его могилу и сказать, что позволила дочери его сестры, единственному живому родственнику, умереть? Она не могла привязаться вновь, не могла потерять кого-нибудь ещё.
— Извини, дитя, иди отсюда и найди кого-нибудь ещё.
— Нет.
Цунаде дёрнулась, паршивка была упрямой. Слишком упрямой.
— Хорошо. Будешь тренироваться под моим присмотром в течение недели. Если не выдержишь, то уйдешь и не будешь ныть.
— Договорились.
И когда они вышли из бара, Цунаде взяла бутылку с собой, надеясь, что Шизуне сдастся.
~*~
Неделя прошла.
Затем месяц.
Затем год.
Цунаде жила, пила и играла на деньги.
Шизуне волновалась, крепла и училась.
И бог помог ей, Цунаде привязалась к ребёнку. Шизуне была как губка, которая впитывала знания и в то же время, к сожалению, оставалась мягкой. Она уже должна была унаследовать нрав и грубую силу Цунаде, но её душа и сердце оставались пропитаны добром. Цунаде должна была рассматривать это как слабость, но в случае с Шизуне она не возражала.
— Цунаде-сама, — нервно проговорила Шизуне, — ставки слишком высоки.
Цунаде помахала рукой:
— Расслабься, — она бросила чемодан на стол и щёлкнула застёжками. Обратившись к остальным собравшимся за покерным столом, она улыбнулась: — Ну, господа, какие ставки?
— Пять тысяч йен, — усмехнулся мужчина во главе стола. — Можешь ли ты потянуть это, Неудачница?
Чёрт, её прозвище знали и тут тоже. Цунаде это нравилось. Проигрыши были постоянной переменной в её жизни, что-то, что, как она знала, всегда происходило. Она всегда проигрывала и больше ничего. Просто, легко, предсказуемо. Она не любила неожиданные перемены. Постоянство гораздо лучше. Но всё-таки прозвище было обидным.
— Насладитесь зрелищем, мальчики, — она открыла чемодан, позволяя оппонентам оценить, сколько денег скрывалось внутри него.
Она бросила пачку купюр на середину стола и подала знак официанту. Она хотела тщательно напиться, прежде чем начать проигрывать.
~*~
Цунаде посмотрела на неё поверх бутылки саке:
— Кьюби?
— Да, — Шизуне опустила полные слёз глаза на свою чашу с минеральной водой..
— Ясно. Сколько погибло?
— Я не уверена. Минато-сама погиб, запечатывая зверя. К-кушина тоже.
— Твоя подруга? Рыжая?
— У-угу.
— Я сожалею. Хочешь вернуться в Коноху на похороны? Я подожду тут, если захочешь вернуться.
— Нет, вряд ли я могу пойти. Придут Микото и Йошино, и я не думаю, что без Кушины я могу быть там..
— Постарайся поддерживать связь.
— Вы сами никогда этого не делали.
— Да, и посмотри, к чему это привело.
— …Я вернусь меньше чем через неделю. Вы сможете без меня?
— Я одна из саннинов, дитя. Конечно, я справлюсь.
— Хорошо.
—…Так что случилось с Кьюби?
— Это секретная информация для молодых шиноби, но старшее поколение знает. Зверь был запечатан в сына Кушины и Минато-сама — Узумаки Наруто.
— Узумаки? Я думала, его фамилия должна быть Намикадзе.
— Клан Намикадзе убьёт его ещё до его первого дня рождения. Джирайя-сама, видимо, пытается сохранить это в тайне.
— …Ну, в конце концов, мальчишка хотя бы будет носить фамилию одного из родителей.
~*~
Цунаде прогуливалась по улице с полупустой бутылкой саке, из которой она то и дело отпивала понемногу. Вернувшись в отель, она была уже навеселе, но её это устраивало. Шизуне вернулась из своего путешествия в Коноху и теперь торопливо семенила за ней, нервничая. Цунаде оглянулась на ученицу и фыркнула:
— Не будь такой мрачной. Люди умирают. Это жизнь.
— Я знаю-знаю, — пробормотала Шизуне.
— Кстати…
— Да?
— Это принадлежало Кушине?
— Ох, вообще-то нет. Мы с Микото нашли его после похорон.
— И ты решила, что необходимо притащить сюда молочного поросёнка?
— Его зовут Тонтон.
— Нет, только не это.
~*~
Несколькими годами позже Цунаде в очередной раз оказалась вынуждена наблюдать печаль на лице Шизуне. Это был другой бар, в другом городе, в другой стране, но новости распространялись быстро, особенно новости такого рода. И Цунаде уже знала, о чём собирается попросить её ученица.
— Ещё одно путешествие в Коноху, да?
— Да.
— Похороны?
— Микото.
— Я слышала, что случилось с Учиха.
— И я.
— Я считаю, это неправильно.
— Что вы хотите сказать?
— Просто не придавай всему особого смысла. Дети не должны думать о смерти слишком много, иначе разовьётся психоз. Ты больше ничего не знаешь?
— Столько же, сколько и вы.
— Ясно… Как долго рассчитываешь там задержаться?
— Неделя, может, больше. Я хочу провести больше времени с Йошино, потому что, если честно, мне кажется, что если и дальше так пойдёт, следующие похороны будут её.
Прямо перед глазами Цунаде её драгоценная невинная Шизуне выросла и привыкла к злу этого мира. По какой-то странной и необъяснимой причине Цунаде почувствовала себя очень одинокой и очень-очень грустной. Где маленькая племянница Дана, которая подбегала к ней с просьбой обнять её? Где теперь молодая и нетерпеливая ученица, которая наблюдала за всем, что делала Цунаде, с широко открытыми глазами? Куда они ушли?
Она посмотрела в стакан с саке.
Ох, всё верно.
~*~
Цунаде сидела на изношенном диване в дальнем углу салона. Сильно пахло табачным дымом и знакомым машинным маслом из соседней комнаты. Тут жили только гражданские, за исключением двух шиноби, служивших телохранителями. Богатые люди обсуждали бизнес и покер, длинные струи дыма свернулись в изголовье их силуэтов.
Постоянно нервная Шизуне сидела рядом с Цунаде, держа такую же нервную Тонтон на коленях. Она посмотрела на хозяина заведения, затем на свинью, чтобы он позволил животному остаться в баре.
Щёлкнув в нетерпении пальцами, Цунаде немного успокоилась и вытащила потрёпанное письмо.
— Вот, — она передала его Шизуне.
Та схватила бумагу и прочитала её дважды.
— Был замечен Орочимару? — ахнула она, скомкав дрожащими пальцами листок. — Что ему нужно в Конохе? Почему он вернулся?
— Я не знаю, — Цунаде пожала плечами и забрала письмо из рук Шизуне. — Но если хочешь знать моё мнение… он пришёл за Учиха. За тем щенком Саске или как его там.
— Вы вернётесь?
— Бессмысленно. Если Орочимару заметили, то он уже может быть где угодно.
— Но Джирайя-сама ищет вас и…
— Его письмо нашло меня. Не он. Мы покинем город утром.
— Почему вы избегаете его? Появление Орочимару -- серьёзная причина!
— Ты знаешь, почему.
Цунаде боялась. Она не могла столкнуться с призраками прошлого. Если она вернётся в Коноху, то никогда не сможет больше её покинуть.
~*~
— Вас нашло уже второе письмо. В следующий раз Джирайя-сама появится сам.
— Нет.
— Но Сарутоби-сама был вашим учителем.
— Я не могу вернуться.
— Цунаде-сама…
— Я не такая, как ты. Я ненавижу похороны. Я ненавижу покойников. Я не хочу видеть своего старого учителя лежащим в гробу, пока какие-то ниндзя будут обкладывать его глупыми цветами. Я не могу столкнуться с Джирайей или кем-либо из Конохи.
— Хорошо. До тех пор, пока вы не пожалеете об этом.
— Не пожалею. А теперь верни мне эту чёртову бутылку, чтобы я могла сдержать обещание.
~*~
Они трое должны были быть командой.
Цунаде, Джирайя, Орочимару.
Три имени соединённые вместе.
Они подходили друг другу.
Теперь они немногим больше, чем воспоминания, разбитые на осколки люди, которые не подходили никому и ничему больше. Искажённые паззлы.
Прошло так много лет с тех пор, как они видели друг друга, и её товарищи по команде изменились. Не было проблем с тем, чтобы узнать его, впрочем, не было вообще никаких проблем. Может быть, его лицо слишком изменилось, но голос слишком трудно забыть. Может быть, даже благодаря знакомой чакре ей удалось опознать его лучше.
Или, быть может, она узнала его потому, что он всё ещё выглядел как тот застенчивый стоявший за спиной их учителя мальчик, с которым она познакомилась много лет назад.
Он всё ещё был ребёнком, который держал переливавшуюся кожу змеи и увлекался иллюзорной мечтой воскрешения мёртвых.
~*~
Цунаде должна была смеяться над мальчишкой. Не оставалось никаких сомнений в том, кто его родители. Он был похож на миниатюрного Минато, а Кушина практически кричала на неё его голосом. У мальчишки оказался упрямый характер, это можно было сказать наверняка, даже несмотря на то, что он был чертовски глуп. Он серьёзно намерен стать хокаге?
Позиция дураков.
Эта была пустая затея безрассудного мечтателя.
Недостойное желание.
Все дураки.
Пошло всё к чёрту.
Как она могла ненавидеть лисье отродье сейчас?
~*~
Цунаде осушила первую чашу саке в качестве хокаге.
Она уже наорала на старейшин, оскорбила пару высокопоставленных джонинов, испугала внука Третьего и разбила часть штаб-квартиры АНБУ. И теперь Цунаде устроила ложную стенку в нижнем ящике стола, потому что Шизуне обязательно будет охотиться за алкоголем, как только появится возможность.
В общем, хороший первый день.
Она машинально коснулась пятна на груди, где должен был висеть камень ожерелья.
Должен был, потому что теперь он свисал с шеи Наруто. На этот раз она могла гарантировать, что это - подарок, а не удавка.
«В последний раз, Наруто, только в последний раз. Я поставлю на тебя».