— Мне сказали, ты не пускаешь к себе слуг, — Намджун приоткрывает дверь в спальню супруга, но проходить вглубь комнаты не спешит, дышать старается через раз, не давая себе возможность поддаваться концентрированному запаху мужа.
В углу кровати, прижимая колени к груди, Юнги загнанным зверем упирается взглядом в альфу. Последний человек, которого он бы сейчас хотел видеть в своей спальне – это он, от присутствия которого в груди узел вяжется, а конечности предательски слабеют, желая свою покорность выказать. Омега напрягается, своему телу приказывает успокоиться, перестать реагировать на вошедшего супруга так остро. Намджун не двигается и, кажется, уже вовсе не вдыхает воздух, переполненный усилившимся запахом мужа, контролировать который сейчас Юнги был не в состоянии. Аромат омеги настойчиво в нос пробивается, на коже оседает, подталкивает дышать только им, позволить над собой власть взять.
— Юнги? — Намджун подаётся вперёд, хочет сократить расстояние между ними даже против голоса разума, который вопит об опасности не сдержаться и сделать что-то против воли омеги. В попытках заверить себя в полном контроле ситуации, Намджун прикрывает нос ладонью и делает несколько шагов под пристальным взглядом мужа. — Позволь им приготовить отвар, тебе станет… — его прерывает короткое предупреждающее рычание.
Приближение альфы кажется угрозой, не сулящей ничего хорошего, как казалось омеге. Тянет носом в сторону Намджуна, пугается ещё больше от переполненного им пространства. Альфа словно был повсюду, пробирался в самые отдалённые уголки сознания Юнги, понемногу беря над ним контроль. С каждой секундой противостоять рвущейся наружу омеге становилось всё сложнее.
В желании защититься, Юнги сильнее жмётся к изголовью кровати и крепче обхватывает колени руками. Взгляд отвести от супруга не может, боится упустить из вида его расплывающийся в глазах силуэт. Пытается найти логическое объяснение заставшему его врасплох влечению к раздражающему до этого момента человеку. Зачем он пришёл? Решил воспользоваться моментом течки? В ответ на свои мысли, Юнги в протесте вновь рычит, предупреждает Намджуна о необходимости держать расстояние, не приближаться. Намджун, игнорируя протесты, делает ещё несколько шагов в сторону мужа. Хочет проверить мучавшие его всю прошедшую неделю мысли. В голове до сих пор прокручивается момент, как омега отреагировал на колкую фразу в свою сторону на прошлой неделе за завтраком, хоть и всячески старался это скрыть, цепляя на лицо маску равнодушия. А после этого случая ещё несколько дней подряд, когда выпадала возможность оказаться с Намджуном рядом, постоянно принюхивался и, если не находил незнакомых запахов на одежде супруга, расслаблялся и даже мог не язвить и быть дружелюбнее обычного. Намджун просто не мог упустить это из вида, уж слишком бросалось в глаза странное поведение Юнги, когда они оказывались вблизи. Он при любой возможности пристально разглядывал мужа, выискивал что-то, что могло бы намекнуть на связь с другим омегой. Но Намджун не был уверен в своих подозрениях, супруг и до этого не отличался положенным всем омегам поведением. Желание подтвердить свои догадки вытесняет из головы риск поддаться природным позывам, так ярко реагирующим на течного супруга. Покрепче прижимая ладонь к носу, Намджун останавливается в некотором расстоянии от кровати, на которой Юнги рычит всё сильнее, поглядывает на выход, готовый сорваться к двери в любую секунду.
— Если ты не хочешь видеть тут посторонних, то я могу сам принести необходимое, — Намджун понимает о бессмысленности своих слов, – за всё время, которое Юнги провёл в его доме, он ни разу не обратился с просьбой к супругу и надеяться, что сейчас он станет вести себя иначе особого смысла не было, но хотелось отвлечь его, дать понять, что он тут ради того, чтобы помочь.
Юнги соскакивает на пол, когда Намджун встаёт вплотную к противоположной стороне кровати. Спазмы в паху не дают стоять ровно и омега старается удержать равновесие с помощью прикроватной колонны одной рукой, другой же придерживая скручивающий сильным спазмом живот. Не желая пугать мужа ещё больше, Намджун замирает, но попыток уйти не предпринимает, не может глаз отвести с напуганного омеги, всё ещё не оставляет попыток убедиться в своих догадках о ревности Юнги. Это желание отходит на второй план, когда Намджун обращает внимание на покрасневшие глаза супруга, готовые проливать слёзы страха и на его загнанное дыхание. Альфа сжимает челюсть, начинает злиться, чувствует вину перед омегой, которого только своим присутствием смог довести его до подобного состояния. Хочет уже развернуться, оставить Юнги одного, чтобы тот перестал бояться, успокоился, но с места не двигается, не может, голос внутри и шагу ступить не позволяет, глаз с омеги говорит не сводить на случай, если ему что-то будет угрожать сразу же прийти на помощь. Намджун обещает себе уйти после того, как будет уверен в согласии супруга принять отвар, предотвращающий боли.
— Я не сделаю ничего непозволительного, обещаю. Да? — медленно спрашивает Намджун стремительно садящимся голосом. Омеге ли обещает? В подтверждении своих слов он кивает, всматривается в враждебностью пылающий взгляд, но всё же находит отклик здравомыслия в ответном неуверенном кивке. — Хорошо, — он вновь кивает.
Тишина на какое-то время наполняется ещё более сильным запахом Юнги, который по природе не может не реагировать на феромоны альфы, давящие на виски. От желания в глазах мутнеет, омега готов завыть в голос на порывы подойти к мужу, где им пахнет сильнее. Сопротивление своему влечению усугубляют состояние Юнги, и он начинает понемногу терять равновесие от новых спазмов. Намджун реагирует быстро, преодолевая расстояние между ними в несколько поспешных шагов и не даёт упасть ослабевшему мужу, подхватывая его прежде, чем тот упадёт на пол.
Нос, неприкрытый теперь рукой, во всех красках чувствует запах течного омеги и уже не отказывает себе в возможности наполнить им лёгкие сполна. Удерживая пытающегося вырваться Юнги, Намджун садится на край кровати, увлекая за собой омегу, не может себе отказать в, пусть и непродолжительной, близости с омегой, который наверняка будет проклинать его за это позже.
—Всё в порядке, — в ответ Юнги лишь слабо рычит и от задержанного дыхания начинает задыхаться. Не желает поддаваться влиянию приятно пахнущего альфы.
Намджун притягивает мужа ближе, удобнее устраивая его на коленях и не может не втянуть полные лёгкие воздуха, пропитанного омегой. Он даёт себе слово, что позволит альфе внутри насладится лишь парой мгновений рядом с супругом, после чего обязательно прикажет напоить его отварами. Юнги же наоборот дышать себе не позволяет, краснеть от нехватки кислорода начинает, за предплечье альфу крепко рукой держит, на случай, если тому вздумается ею не только удерживать его на месте, другой в плечо упирается.
—Дыши, — Юнги из последних сил делает попытки соскочить с колен, упирается руками в чужую грудь и не перестаёт рычать в протесте несогласия с происходящим, даже вопреки своим же желаниям. А Намджун лишь хочет, чтобы супруг перестал испытывать боль и дал возможность подержать его в руках, такого беззащитного сейчас, напуганного, нуждающегося в помощи и, возможно, в ласке, о которой Намджун запрещает себе сейчас думать, хоть эти мысли и атакуют его с самого прихода в комнату мужа. — Юнги, — альфа слегка повышает голос, чтобы обратить на себя внимание супруга и намеренно распространяет больше своих феромонов, стараясь усмирить вырывающегося омегу.
Не ожидающий резкости со стороны мужа, Юнги притихает, тяжело дыша от противостояния с чужой сильной хваткой.
Юнги теперь сполна чувствует терпкость подавляющего запаха мужа и перестаёт сопротивляться вовсе, замирает в его руках, а дышать теперь приходится ещё глубже: с каждым вдохом боль притупляется. Что-либо понимать сейчас не хочется, не хочется разбираться в причинах подобного влияния присутствия супруга на себя, оставляет это на потом, полностью сосредотачиваясь над отступающими спазмами паха.
Омега перестаёт чувствовать опасность, но признаться себе в этом не спешит, боится, что ему кажется, что так могут действовать феромоны альфы на него, туманом настилаясь на поток мыслей, вмиг переставший выкрикивать протесты и нежелание быть в такой непозволительной близи к супругу. Сейчас очень хочется совершенно противоположного, чтобы Намджун остался, сделал что-то, не отпускал из безопасности своих рук.
Юнги, стараясь не смотреть на мужа, который не чувствуя сопротивления, ослабил хватку, поддаётся последнему порыву здравомыслия и пытается вновь соскользнуть с чужих колен, но в этот раз сил в расслабленном теле не хватает, выходит лишь слабое ёрзанье, после чего Намджун лишь крепче прижимает к себе омегу. Больше попыток сбежать Юнги не делает, понимает бессмысленность своих действий: он значительно проигрывает в силах супругу. Омега поддаётся желанию втянуть запах мужа поглубже, так странно действующий на него. Чем больше раскрывались лёгкие, тем острее Юнги начинал воспринимать свои ощущения. Руки альфы горячие, тепло от которых растекается по телу омеги, распаляя чувства, нуждающиеся в возможности показать свою мощь во всей красе.
Наблюдать за реакцией супруга становится одной из завораживающих вещей, которые только доводилось видеть альфе. Словно зачарованный, Намджун глаз от разнеженного мужа отвести не может, до конца не верит, что его омега в данный момент с таким самозабвенным наслаждением, прикрыв глаза, внюхивается в пространство, так откровенно вбирает в себя аромат его тела.
— Если ты не позволяешь слугам тебе помочь, тогда я это сделаю сам, — у Намджуна не осталось сомнений – супруг вовсе не от неприязни избегал его, грубил и бросался колкостями. Возможно омега старался себя в этом убедить, быть может даже искренне верил в свою ненависть. Вот только Намджуну открылась сейчас карта истинных эмоций супруга, который в угоду своему протесту и несогласию вынужденного брака, на самом деле прятал,по меньшей мере, любопытство и заинтересованность в альфе. Он улыбается своим мыслям и почти не чувствует собственного тела, полностью растворяясь сейчас в ощущениях приятной тяжести мужа.
Отказать себе провести ладонью по спине супруга Намджун не в силах, слишком сильно хочется почувствовать его сильнее, ближе. На первых движениях мужа Юнги выпрямляет спину и замирает, плохо соображая о мотивах подобного действия он, слегка повернув голову в сторону Намджуна, предупреждающе рычит, что совершенно никак не действует на Намджуна, продолжающего успокаивающе поглаживать кожу под одеждой и неотрывно наблюдающего за эмоциями на лице омеги. Вновь напряжённые мышцы в теле Юнги были в очередной раз готовы сопротивляться в случае опасности. Спустя ещё несколько мгновений, рука альфы останавливается в районе лопаток мужа и больше никаких движений не совершает.
— Тебе лучше? — тяжёлое дыхание омеги однозначно ни о чём не говорит и Намджун пытается заглянуть в упиревшиеся в одну точку глаза и прочитать в них нужный ему ответ. Не почувствовавший никакой опасности, Юнги, держащийся обеими ладонями за руку, обхватившую его поперёк живота, сильнее впивается ногтями в предплечье мужа и нехотя кивает, всё так же не желая смотреть в глаза мужу, интуитивно чувствуя, что это станет большой ошибкой, которая лишит его той небольшой капли ясного разума, позволит отпустить ситуацию и непременно подтолкнёт самостоятельно прижаться к альфе. — Прекрасно, — Намджун слегка улыбается и ведёт ладонью по спине омеги вниз.
Тот, не ожидающий новых прикосновений, издаёт очередной рык, почти в то же мгновение заменившийся слабым урчанием, вырвавшимся непроизвольно из груди Юнги. Напуганный своей реакцией на поглаживания мужа, омега внезапно поворачивает голову и ожидающе смотрит на Намджуна. Боится увидеть осуждение и, что ещё хуже, насмешку.
Намджун же удивлён подобными звуками со стороны супруга и не может сдержать довольной улыбки от осознания, что омега именно в его руках, даже сам того не желая, урчит от ласки. Бегающие по лицу альфы глаза Юнги хотят найти дорожку к его мыслям. Альфа, получивший наконец возможность насладиться вблизи чертами так обожаемого им лица, тянет носом воздух, ещё больше растворяясь в ощущениях нереальности происходящего. Ему с трудом верится, что он действительно коленями ощущает близость омеги, руками может почувствовать пробивающееся сквозь одежду тепло его тела и невероятно быстро бьющееся сердце. Что он смотрит сейчас открыто, без надменности; старается понять свои чувства, которые, если бы можно было, хочет достать комком из груди и попытаться найти конец этой запутанной нити, разобраться в какой именно момент он перестал ненавидеть Намджуна, перестал видеть в нём сосредоточение всего плохого в этом мире.
Альфа на пробу, более уверенно водит рукой по ткани блузы, другой слегка сжимает талию омеги, хочет этим жестом сказать, что всё в порядке, что Юнги не стоит стыдится своей природы. Намджун очень хочет ещё раз услышать звук удовольствия мужа и ожидающе вглядывается в загнанный взгляд омеги.
Юнги уже было набрал в лёгкие воздуха для очередного протеста, когда рука мужа спустилась до поясницы, но вместо протеста из груди вырвалось отчётливое урчание, заставившее омегу потеряться в приятных ощущениях и прикрыть глаза. Хотелось ощутить подобное ещё раз, подарившее коже множество мурашек, приятной волной прокатившихся по всему телу и сосредоточившихся внизу живота плотным полотном. Ни одной эмоции, промелькнувших на лице омеги, Намджун не упустил, в себя впитал, в памяти клеймом выжег каждое мгновение. Это действительно произошло, Юнги и правда испытал то, что так отчётливо читалось на его лице?
Насладившись внезапной податливостью супруга, альфа соскальзывает взглядом вниз по слегка вытянутой шеи, где кожа наверняка такая же нежная, какой её Намджун себе и представляет. Хочется попробовать её на вкус, сполна удовлетворить себя видом мурашек, вызванных своими губами на медовой коже. В порыве желания Намджун уже было подаётся вперёд, но останавливает себя, боясь напугать омегу и этим оттолкнуть от себя, когда он только смог расслабиться и, хоть немного, но довериться. Вместо этого, альфа лишь наклоняет голову к плечу Юнги и водит по нему кончиком носа, втягивает в себя запах мужа, так ярко раскрывающийся от очередных уверенных поглаживаний.
— С ума сойду, — шёпот Намджуна почти не слышно сквозь довольное урчание омеги.
— Мм? — откликается Юнги, не открывая глаз.
Его мычание больше походит на стон, из-за чего у альфы перехватывает дыхание. От новых немыслимых звуков, издаваемых супругом жар расползается по телу к паху, ему хочется от отчаяния в голос завыть, но крупицы самоконтроля останавливают его от постыдного поступка, и он не замечает, как рука, удерживающая омегу за талию, сильнее сжимается, заставляя Юнги издать новый, более протяжный стон, то ли от согласия с действиями мужа, то ли от боли. Намджун замирает в ступоре, думает на своё заигравшееся воображение, но звук слишком отчётлив для игр разума, а прогнувшийся в спине омега, сам не отдавая себе отчёт, в нетерпении ёрзает на коленях альфы, который с ума сходит от неправдоподобности развернувшейся в его руках сцены. Действительно ли он видит в своих руках Юнги или это плод воспалённого разума, решившего худшую из шуток разыграть, наказать за невозможность в реальном мире жажду по своему омеге им же утолить?
Юнги уверенно перешагивает черту, которую сам же прочертил, обязывая себя клятвой не позволять касаться себя супругу. В данный момент он совершенно забывает о своих обещаниях, тает в руках человека, браку с которым препятствовал и которого винил в лишении свободы, распаляется от исходящего от него жара, от незамысловатой ласки рассудок теряет, ведомый лишь желанием получить её как можно больше. А Намджун словно дразнит, по спине рукой не водит, словно ждёт, пока супруг сам просить начнёт о внимании.
От затянувшегося бездействия Намджуна, Юнги открывает глаза и в недоумении всматривается в озадаченное лицо мужа. Разнеженный омега не понимает, почему его лишили внимания, не дают столь желанную ласку, а альфа, вместо того, чтобы продолжать, на месте застыл и словно в другом месте находится, не с омегой, желающим его рук вновь на своём теле.
Однако сильнее сейчас внимание Юнги привлекает густо окутывающий его запах Намджуна, контролировать который альфа перестал ещё с первого урчания мужа. Омега тянет носом сладкой терпкостью наполненный воздух и подталкиваемый желанием найти источник, тянется к шее не двигающегося супруга, до сих пор думающего о том, что всё происходящее очередной сон и в случае каких-либо действий в сторону Юнги, он обязательно проснётся, лишится возможности хотя бы в своём воображении ощутить такую непозволительную близость с омегой.
Юнги же, развернувшийся на коленях Намджуна всем телом, теперь сидит к мужу лицом и жадно внюхивается в пространство вблизи его лица, взглядом выискивая источник чарующего запаха.
Альфа задерживает дыхание на моменте, когда чувствует руки Юнги на своих плечах, а его тёплое дыхание с левой стороны шеи.
— Юнги, — напряжение достигает своего пика, когда омега лицом утыкается в ключицы Намджуна так, что можно было отчётливо ощутить влажность его губ, — Тебе не стоит… так… делать, — слова даются сложнее из-за полного протеста внутренней альфьей сущности, не видящей в действиях омеги чего-то недопустимого, по её мнению, всё происходило не в полной мере, недостаточно близко.
Внутренний альфа рвался к своему, нуждающемуся в нём, омеге, добровольно просящегося на что-то большее, пахнущего так сладко для него, что думать о чём-то другом, кроме как о ёрзающем в его руках течном супруге было невозможно, все остальные мысли просто вытеснены были слившимися в одно целое феромонами. Намджун не хочет, но всё же выпрямляет руки, слегка отодвигая Юнги за талию на своих коленях назад, последнюю попытку одуматься себе даёт, прежде чем черту невозврата перейти, выпустить зверя на свет.
Юнги угрожающе рычит на слабые попытки альфы отстранить его от себя, но, когда это не помогает, зубами впивается в мягкую кожу шеи мужа и лишь громче рычит попеременно с, так и не прекратившимся, урчанием и плотнее прижимается к Намджуну, ногами его за талию обвивая.
Альфе остаётся только почувствовать ускорившееся сердцебиение после несколько пропущенных ударов. Омега, сам того не понимая, своими зубами лишь сильнее топит собственного супруга в желании, образовавшейся меж их телами теснотой не даёт шанса всё происходящее остановить, позволяет свершиться тому, чего альфе, вероятно, простить не сможет. А Намджун прямо сейчас готов нарушить своё слово не прикасаться к супругу и не думать о возможных последствиях близости с ним, которые наверняка превратят Намджуна в глазах омеги ко всему прочему ещё и в бесчестного лжеца. Соображать какой-то план отступления не хочется совершенно, когда все инстинкты воплем заглушают ясность мыслей, требующих омегу подчинить, попробовать его на вкус, сделать своим как можно быстрее, пока это не сделал кто-то другой, кто-то, кто непременно за попытку подобного поплатится своей кровью.
От мыслей о другом альфе, который мог бы прикасаться к его супругу подобно его собственным рукам, челюсть в спазме сводит. Под действием надуманной ревности лишь сильнее ладони на талии омеги сжимает, отпускает свою сущность с цепи, что только и ждала момента вырваться из оков, иметь возможность своим омегой упиться. Сил сопротивляться больше не находит, говорит себе, что не позволит зайти ситуации слишком далеко, однако сам не знает, где те самые границы, преступать которые не должен.
Юнги же, от подавляющего феромона альфы, себя больше не ощущает, не может вести внутренний диалог, из которого мог бы понять, что, когда течка кончится, от своего постыдного поведения противно будет. Ластится, как кот, щекой о шею Намджуна трётся, неосознанно его запах на себе растирает, пока альфа к себе ближе прижимает, и шею сильнее оголяет, подсознательно хочет пометить ему и так принадлежащее. А Юнги всё ближе жмётся, к чужим губам тянется, за шею альфу к себе притягивает. Смотрит оголодавшим зверем, взглядом требует дать необходимое, уже полностью контроль над телом внутренней омеге отдаёт, позволяет ей брать желаемое.
Намджун, опьянённый омегой и до этого момента непозволительной с ним близостью, в неверии осматривает лицо мужа, пытается найти намёк на нереальность происходящего. Может это всё сон или очередная фантазия воспалённого сознания? Вновь хочет найти стороннюю причину подобной инициативы со стороны супруга, хочет оправдать своё желание позволить рукам к коже под одеждой супруга прикоснуться галлюцинацией, спровоцированной дурманящим запахом омеги. Своему желанию не сопротивляется, втягивает носом пропитанный желанием воздух и руками по чужим рёбрам вниз ведёт к пояснице, надавливает, заставляя прогнуться, и ладони на ягодицах останавливает, так правильно по размеру подходящих, в свои бёдра сильнее вжимает, позволяет супругу почувствовать своё возбуждение, изрядно требующее своего логического завершения. Тонкая ткань штанов, уже обильно пропитанная смазкой омеги, липнет к рукам альфы, от его уверенных прикосновений только сильнее пачкает одежду.
Омега тихо стонет, губы напротив гипнотизирует, что так нагло сейчас кривятся в самодовольной усмешке. Намджун уже совершенно не помнит, как оказался в комнате супруга и единственное, что им сейчас движет – это не позволить омеге из хватки выпутаться, хочет крепче к себе прижать и продолжить слушать просящие постанывания, распаляющие с каждым новым звуком альфу только сильнее.
— Намджун, — жалобно тянет омега, губами почти касаясь чужих, но так и не решается прикоснуться и лишь своей щекой о щёку мужа трётся да в своих пальцах его волосы на затылке сжимает.
— Чего ты хочешь? — Намджун прекрасно знает ответ, но лично услышать его хочется невероятно.
Глаза закатывает от приятной боли от натянутых волос, от лица супруга не отодвигается. Юнги в ответ ёрзает на коленях у мужа, чувствует его требовательное возбуждение своим, затуманенный взгляд на губы альфы опускает и в нетерпении покусывает свою нижнюю. Альфу до одури хочется, он уверен, уйди сейчас Намджун, омега бы наверняка жизни лишился без единения с ним.
— Поцелуй, — омега спину выпрямляет, уверенный в незамедлительной ласке мужа, ждёт пока альфа первый что-то предпримет и дышит тяжело от накалившегося воздуха вокруг них.
Намджун бровь выгибает, из последних сил сдерживает порыв выполнить просьбу супруга, смотрит так, как альфы в гон смотрят на попавших к ним в постель омег, но всё же находит в себе силы тягу приглушить, раззадоривает супруга своей неподвижностью. Долго не выдерживает, вперёд подаётся и слегка губами к чужим прикасается. Отстранившись, ответной реакции от ничего не успевшего понять супруга ждёт, явно ожидавшего не этого и довольно всматриваясь в его растерянное лицо.
Юнги недовольно отстраняется, на сколько позволяет крепкая хватка альфы и разочарованно смотрит в улыбающиеся глаза мужа.
— Не такой, — омега упирается в грудь альфы, когда тот его тянет обратно к себе, — я не твой брат, такие только они получают, — совсем по-детски хмурит он брови, чувствуя, как ладони альфы вновь ягодицы сжимают.
— Вот как, — Намджун к шее супруга тянется, его запах сильнее вдохнуть хочет, носом по быстро бьющейся жилке водит, мечтая след своих зубов на изгибе красивой шеи оставить.
Невообразимо счастливым себя ощущает, мысленно хвалит своего зверя за настойчивые требования остаться со своим омегой. Юнги же вздрагивает, прикрывая глаза, на мгновение теряясь в ощущениях и голову в бок склоняет, неосознанно показывая свою покорность. Альфа дуреет от доверительного жеста и губами на вкус пробует кожу омеги, слегка её втягивая, оставляя едва заметные отметины. Утробно рычит, представляя свои клыки в нежной коже, вкус крови на языке ощущается почти реально, и альфа проводит им по венке на шее омеги, давая себе обещание выполнить желаемое позже, в более подходящий момент.
— Я твой супруг, — Юнги перестаёт упираться, кладёт руки на плечи альфы, сжимая те пальцами с каждым поцелуем сильнее. Намджун что угодно сделать готов, чтобы подобное услышать ещё хоть раз, он чувствует себя так, словно Юнги свою принадлежности ему признал.
— Мой супруг… — смакую слова, Намджун прокладывает губами дорожку к челюсти омеги, — не так давно утверждал обратное, — короткими поцелуями поднимается к скуле, — говорил, что… —договорить Намджун не успевает, прерванный настойчивыми губами мужа, так неумело пытающимися сминать его рот.
Альфа отвечает, довольный реакцией мужа, под блузой оглаживает рукой живот омеги. Плавится от мягкости и гладкости юной кожи, от шанса наконец прикоснуться к ней. Хочется больше, ещё ближе, хочется к себе омегу привязать, чтобы тот от него не смог и на шаг отдалиться. Намджун бы если мог, в этом моменте всё отведённое ему время прожил, всю оставшуюся жизнь бы в этой позе провёл, если бы только омега так же в его руках сидел и позволял всю полагающуюся ему ласку и заботу дарить. Вместо кислорода Юнги бы дышал, поселил бы его в каждом уголке тела, для него одного бы жил, только бы он так же, как сейчас отвечал ему, свой запах на коже Намджуна оставлял, вызвавший в считанные мгновения привыкание.
Юнги наваливается сверху, не может совладать со своей внезапной одержимостью мужем, чувствует вибрацию по всему телу то ли от дрожи, то ли от очередного урчания и совершенно забывается, отдавая контроль собственному телу, отчаянно требующему охладиться, избавиться от удерживающей повышенную температуру тела одежды.
Альфа руку за спину заводит, препятствует падению, но вскоре сдаётся, хочет двумя руками омегу держать для надёжности и валится вместе с ним на кровать.
В какой-то момент их поцелуй прерывается, Юнги, полностью лёжа на супруге, загнанно дышит ему в лицо. Ткань штанов сзади, обильно пропитанная смазкой, холодит кожу и, если бы подобное произошло с омегой в момент отсутствия течки, он бы сейчас со стыда сгорал, зная, что альфа чувствует сейчас ладонями его возбуждение во всей красе. Однако в данный момент задумываться об этом Юнги не в состоянии, в его голове мысли бьют в противоположном ключе. Омега трётся бёдрами о штаны мужа, зная наверняка, что пропитает их своей влагой, с ума сведёт альфу, так откровенно пожирающего его взглядом. А Намджун от манипуляций мужа кончину своего возбуждения предчувствует, действительно ощущает себя не в своём уме от начинающих промокать брюк, концентрированным запахом омеги доводя до пика альфу.
Намджун бы растянул этот момент на большее время, запомнил бы каждую секунду, но омегу хочется до головокружения и тёмных пятен перед глазами, ещё немного и он не сможет отдавать отчёт своим действиям, разорвёт одежду прямо на муже, чтобы желанное тело воочию увидеть, свои метки на нём оставить. Альфа хочет перейти к более решительным действиям, но лишь сильнее сжимает в руках ягодицы мужа, стараясь не сделать чего-то, что может напугать его. А Юнги своим ёрзаньем до исступлённого отчаяния доводит своего до предела возбуждённого мужа, сам того не осознавая, провоцирует, негласно даёт разрешение на большее. Омежья сущность жалобно скулит внутри, просится к своему альфе, требует подпустить его ближе, подчиниться, хочет ощутить свою принадлежность ему.
— Не бойся, — не разрывая взгляд с супругом, шёпотом требует Намджун, рукой проскальзывая под пояс его штанов. Скопившаяся под одеждой смазка альфу заставляет невольно облизать губы в предвкушении ощутить её не только на ощупь, но и на вкус. Наверняка она не только потрясающе пахнет.
Юнги напрягается, когда чувствует меж ягодиц пальцы мужа легко оглаживающие вход, но попыток вырваться не предпринимает, в любопытстве через плечо оборачивается назад. От новой ласки колени разъезжаться начинают в трепете, от чего сердцебиение сбивается только сильнее. В прежнее положение голову возвращает, почувствовав начавший медленно проталкиваться в него палец и в растерянности смотрит на супруга, чувствуя неприятное жжение сзади.
— Расслабься, — Намджун внимательно следит за эмоциями на лице супруга, больно сделать боится, второй рукой успокаивающе поглаживая часто вздымающуюся от быстрого дыхания спину.
Расслабить мышцы получается лишь под действием усилившегося подавляющего феромона альфы, взявшего под контроль, казалось, каждый сантиметр тела омеги, полностью управляя его волей.
Не переставая наблюдать за реакцией на свои действия, Намджун постепенно проталкивает палец глубже, аккуратно его прокручивая. Юнги концентрируется на новом ощущении и жмурит глаза, когда палец внутри него начинает двигаться активнее и причинять дискомфорт.
— Прости меня, — альфа коротко целует Юнги и замедляет движение руки — скоро пройдёт, потерпи.
Вскоре, привыкнув, Юнги перестаёт чувствовать боль, уже сам двигается навстречу, после чего Намджун добавляет второй палец и млеет от несдержанного стона супруга где-то в районе шеи. Юнги носом упирается в ямку ключицы, дышит прерывисто, каждый очередной вдох усиливает боль от новых толчков чужих пальцев, рубашку на груди мужа сжимает, но остановиться не требует, знает, что всё правильно, именно так, как и должно быть, верит Намджуну, что постепенно боль уйдёт.
Альфа, комок нервов омеги задевший, всем своим телом чувствует дрожь тела Юнги, согласно отозвавшегося на подобные действия, и протяжное мычание, доводящее альфу до головокружения. Намджун старается двигать пальцами в том же направлении, хочет слушать не прекращая стоны удовольствия супруга, которые сам же и провоцирует.
Полностью расслабленный, принимающий в себя уже три пальца, Юнги, не стесняясь, в спине прогибается, бёдра вверх задирает и сам двигается пальцам мужа навстречу. Стонет ему в шею, прикусывая кожу на ней от особо ярких ощущений. Наполненность внутри кажется Юнги такой правильной сейчас, необходимой, но недостаточной, ему хочется больше, глубже. Омега сильнее смыкает зубы на шее мужа от очередного прошедшегося по телу внезапного разряда, превращается в один оголённый нерв, чувствующий всё в разы острее.
Намджун о своём возбуждении не думает полностью удовольствием омеги занятый. Ставит в приоритет супруга, нуждающегося в нём сейчас.
Омега сильней назад подаётся, до упора в себя пальцы супруга принимая, стонет несдержанно громко, приятное напряжение в паху чувствует, так неожиданно ноги подкашивающее. Намджун уже знает наверняка: ещё несколько движений и супруг получит необходимую разрядку, что и происходит через несколько мгновений. Юнги почти скулит, задыхается тяжёлым дыханием и терпкостью феромона альфы, хватает ртом недостающий лёгким кислород. В глазах всё плывёт, а тело словно к чужому приросло, отказывается подчиняться, захваченное во власть дрожи наслаждения.
— Вот так, молодец, кроха, — альфа не спешит убирать пальцы из пульсирующего нутра, растягивает момент чужого наслаждения, целует в макушку и крепко придерживает мужа за талию, чтобы тот, пребывающий почти без чувств, случайно с него не сполз, не отдалился. Выпускать его из объятий сейчас подобно собственной руки отсечению – без него рядом чувствовать себя полноценным уже не получится. Место омеги рядом с супругом, только так Намджун свободно дышать сможет. Как раньше справлялся теперь и сам не понимает, себя ругает, что так долго эту возможность упускал.
Разнеженный, получивший желанное, Юнги так и остаётся лежать на Намджуне и пока тот поглаживает его по спине, омега довольно урчит над ухом супруга на похвалу, всё ещё чувствуя отголоски дрожи меж бёдер. Уходить, вновь прятаться от альфы, кажется таким бессмысленным сейчас. Он с другой стороны Юнги открылся, другую свою сторону показал, заботой нерастраченной окружил, в важности омеги для него признался. Не стал пользоваться уязвимым супругом, позаботился о нём, от боли избавил, безмолвно пообещав всегда о нём заботиться. В голове омеги мысли в смазанные пятна на холсте превращаются, разобрать их цельную картину не выходит.
Единственное, что остаётся в сознании омеги ясной мыслью – это то, что он на своём месте, в безопасности, с тем, кто от всего оберегать будет, кто одним присутствием успокоит, вселит уверенность в далёкое завтра. Юнги тяжести век не сопротивляется, открывать их себе запрещает, впервые за долгое время не видя под ними ужасающих сцен с участием супруга. Он ведь не может быть таким, совсем-совсем не может, не сейчас, когда так трепетно обнимает и лишь своим присутствием успокоение дарит, когда пахнет как тот, кому своё сердце доверить не страшно: он сбережёт, надёжно за пазухой хранить будет, от всех невзгод ограждая и обязательно нежным чувствам прорасти поможет, своими подпитывая.
Намджун носом в макушку супруга зарывается, тянет до упора волос манящий аромат, нежно в лоб целует, от переполняющей его нежности омегу трепетно к себе прижимает, не хочет тревожить задремавшего омегу, так доверчиво жмущегося к его телу. Альфа и оставшиеся дни течки провёл бы с Юнги, из покоев не выходил бы, не оставлял супруга одного, если бы он его об этом попросил. Захочет ли? Это сделало бы Намджуна одним из счастливейших людей, надежду бы подарил быть наконец рядом с человеком, сердце к которому тянется с того самого мгновения, когда впервые увидел его. Тогда, несколько лет назад, совсем ещё юный омега к себе внимание привлёк вздорным характером и холодностью к просившим его подарить танец, словно нарочно манеры забывал, бросался колкостями, грозился поколотить слишком ему докучавших.
Намджун улыбается, вспоминая, как взгляд отвести не мог от забавляющего зрелища, когда Юнги, решив спровадить от себя надоевшего ухажёра, пролил ему на пиджак свою чашку, выставив всё случайностью, и в попытках помочь промокнуть пятно чая, на ногу наступил и что-то быстро на ухо прошептал, после чего тот альфа в удивлении на него взгляд вскинул. Что сказал ему Юнги Намджун не знал, однако слова подействовали на ухажёра, так больше и не решившегося вновь подойти. Сам же Намджун весь оставшийся вечер за Юнги наблюдал, поражался его своенравию и тихо восхищался красотой омеги, в столь юном возрасте отчётливо просматривающейся, говорящей, что это лишь бутон, цветение же позже будет с ума сводить, колени приклонять пред омегой заставляя.
Он был так не похож на остальных, – лебедь в павлиньем обществе, весь такой хрупкий, словно хрустальный, через себя свет пропускал, в своих гранях им слепил окружающих. К себе внимание приковывал надменной грацией, не по годам проявившейся, завораживающей. Он почти не танцевал, в стороне ото всех держался, теряясь в толпе, подолгу увлечённо картины на стенах разглядывал, порываясь прикоснуться к полотну, но не делал этого, лишь в воздухе очерчивал линии красок. Улыбался украдкой особенно понравившимся полотнам. Юнги было намного комфортнее в обществе с самим собой, нежели с кем-то из здесь присутствующих. Он словно погружался в свой мир разглядывая предметы интерьера и тогда маска безразличия спадала с его лица, являя миру нежность его натуры и детскую любознательность. Альфа старался оставаться на предельно возможном расстоянии от него, не хотел упустить из вида, однако это расстояние так и не сократил, сочтя данное желание за мимолётную заинтересованность в чём-то, что немного отличается от всего прочего. Убеждая себя, что стремиться занять тянущийся непозволительно долго праздник наблюдением за этим омегой, Намджун не заметил, как ход его мыслей вокруг его образа начал крутиться даже в моменты, когда его не было в поле зрения.
После бала альфа так и не смог выбросить из головы образ юного взбалмошного омеги. Он моменты его танца с другим прокручивал, ругал себя за то, что лишил себя возможности быть на месте того альфы, оказаться рядом с тем, кто в мыслях крепко засел, по какой-то причине отказываясь их покидать. Жалел, что ближе себе не позволил подойти, узнать, чем же пахнет этот загадочный омега.
Намджун рукой по нежной щеке большим пальцем ведёт, подмечает про себя изменившиеся со временем черты лица супруга, заострившиеся, от припухлости щёк и намёка не осталось. Теперь же красота омеги в полной мере раскрылась, непозволительно желанным его делая в глазах других. Подобно цветку распустился, завлекая яркостью лепестков своей красотой всё же рассудка лишая.
Опущенные ресницы Юнги беспокойно подрагивают, дыхание всё ещё в норму не пришло, – остаётся таким же частым и глубоким, словно кислорода не хватает, приоткрытым ртом его глотает. Не переставая успокаивающе поглаживать лицо супруга, Намджун насмотреться на ещё не полностью пришедшего в себя омегу не может. Понимает, лиши его кто после всего этого возможности вновь так же близко с супругом рядом быть, так телом его тепло ощущать, слышать довольное урчание, он будет готов всё вокруг себя дотла выжечь, уничтожить солнце, светящее только для его омеги, но потерявшее свою значимость без него.
— Сердце моё, — после очередного поцелуя в лоб шепчет Намджун, заворожённый взгляд отвести не может, старается не потревожить сон супруга, не в силах сдержать в себе переполняющую его нежность, как в бреду улыбается, чувствуя по телу тепло расползающееся. Руками обвивает омегу, аккуратно в себя вжимая, обещает себе больше не быть от Юнги на расстоянии, когда его законное место, судьбой прописанное, тут, рядом с его омегой.