Эррору есть у кого поучиться. Его жизнь — это выступление, а таймлайны и бесчисленные Подземелья под неизменной горой Эббот — декорации. Они пятнают бытие лишь для того, чтобы Эррор их уничтожил на потеху незримой, но всемогущей публике. Почти всемогущей. Удивительно даже — они могут вертеть хоть всем миром, но некоторые его грани так и останутся неизменными. Их всё равно будет немало, пальцев не хватит сосчитать.
Эррор любит такие Подземелья. Было бы желание, он смог бы найти такое же, только в нём он был бы уже не наблюдателем, а участником. Но даже разрушитель может устать от тяжести бессмысленного долга. Иногда и ему хочется лишь посмотреть на вечно неизменное.
Почти неизменное. Увы, всё в этих мирах подчинено лишь человеку, который порой может так и не назвать своего имени. Но для Эррора оно не загадка. Загадка — в прошлом, до того, как человек упал, и в будущем, когда поднялся вместе с народом монстров или совсем один. Но они навек скрыты от него, а Эррор совсем не хочет лезть в копии оригинального мира, чтобы узнать ложь, которую так стараются выдавать за правду.
Человек и его мирок меняется под их волей, вселенная являет новому богу лишь ещё одну грань. Эррор должен быть счастлив, что и ему позволено её увидеть, но не повернуть.
Эррор не шепчет человеку, что он должен всех уничтожить, не наставляет на путь спасения и не подсказывает, кого нужно убить, чтобы в конце сказали, кто стал новым правителем и как изменилась жизнь. Хороший зритель не вмешивается в спектакль, а Эррор ценит хорошее шоу. Ведь пока он сам зритель, никто на него и не смотрит.
И, конечно, никто из Фрисков не догадывается (и не может догадаться), что они тут не одни. Эррор никогда не позволит себе вмешаться в канонично-прекрасный мир.
И когда-нибудь, когда его бытие потеряет смысл, а от мира останется только Подземелье, с которого всё началось, Эррор уснёт под титры очередной концовки.
И проснётся, когда Фриск снова упадут в Подземелье.