Моблит всегда чем-то отличался от тех, кто его окружал. В детстве он больше всего хотел оказаться за стенами, чтобы увидеть окружающий мир, вместо столярного ремесла освоил краски и кисточки, а потом и вовсе решил пойти в Легион разведки. Но и там, где собрались неординарные личности, он не мог не выделиться. Какой нормальный человек мог бы вот так двадцать четыре часа в сутки терпеть эту женщину?
Моблит на все вопросы и подколки лишь пожимал плечами. Всё равно никто не поймёт. Ведь разве можно предать своё видение? У каждого своё представление о красоте, а у художника тем более.
Никто никогда не увидит того света, что исходит из неё когда она рассказывает о своих идеях или планах. Это может увидеть лишь художник.
В её живых глазах столько восторга и одновременно некоторого сумасшествия, что ему иногда становится страшно, но он не может отвести от них взгляд. Её большие карие глаза всегда его завораживали.
Может она и не образец женственности, но зато она настоящая и никогда не играет, как это делают городские девушки. Разве среди них есть такая, что так много знает, как она? Её ум ещё одна черта, привлекающая его. С ней
можно обсудить всё то, чего другие никогда не поймут.
Она умна, а то, что ведёт себя как сумасшедшая, так это добавляет ей шарма. И, чего и греха таить, не подпускает к ней слабых мужчин. Зачем ей такой, если он в следующую вылазку станет кормом титана? Не то что бы он был ревнив, нет. Просто он прекрасно знал, как она остро переживает расставания и потери…
У неё были мужчины, но никто не выдерживал её больше пары раз. Они просто не знали, как её утихомирить, а ей всегда и всего мало. Ривай был исключением, но и он долго не смог. Они оба не выдержали. Ему не хотелось иметь дело с грязнулей, а она из принципа не желала потакать его причудам. У неё слишком много дел, чтобы обращать внимание на такие мелочи… И это единственное, что ему не нравилось в ней. Это и отсутствие самосохранения. Моблит тайно радуется, что в его светлой шевелюре не заметны седые пряди, а иногда ему кажется, что он уже давно должен быть полностью седым…
Ему нравилось её рисовать. Её портретами он вполне мог обклеить свою комнату, и все они были разными. Ханджи никогда не сидела на месте, поэтому и на бумаге всегда выходила по-разному. Её глаза, всегда то смеющиеся, то злящиеся, то грустные и вообще отображающие множество различных эмоций, всегда выходили лучше всего. Большие и блестящие — живые. Довольно часто слегка красноватые.
На её тонковатых губах, часто обветренных, практически всегда была улыбка, обращённая к нему. Как часто он представлял, что эти губы сплетутся в танце с его собственными, но когда это происходит на самом деле, он оказывается не готов. Она лишь улыбается, заметив замешательство на его лице.
Редко когда он рисовал её в полный рост, но после всего случившегося просто не смог не сделать этого. Бывают девушки, у которых шрамы выглядят совершенно неуместно и не сочетаются с их внешностью — к примеру, Нифе или Петре, они совершенно не шли. А шрамы Нанабы пугали даже Майка. А вот Ханджи они шли. Эту подвижную женщину невозможно было представить, чтобы она не разбила себе коленку или не сотворила со своим телом ещё чего-нибудь. Она относилась к тому типу женщин, которых шрамы даже украшали.
Небольшой выпуклый шрам на лопатке, следствие неудачного манёвра, длинный след на ягодице, от острого сучка, на правом плече от неудачного обращения с клинками… Их много и все разные — заметные и не очень, большие и маленькие, но не все заметны невооружённым глазом, их нужно чувствовать под пальцами, ощущать всем телом…
— У тебя здорово получается, — улыбается она, садясь рядом с ним, чтобы рассмотреть то, что он рисовал. — Может лучше с натуры, а то я тут сижу, скучаю…
— С натуры как раз и есть, — мягко улыбается он, окидывая взглядом её тело и останавливаясь на небольшой груди. А больше собственно и не нужно. Ему никогда не нравились пышнотелые девушки. — Но результат всё равно далёк от совершенства…
— Перфекционист, — смеётся она, увлекая его обратно в кровать.
Как бы он ни старался, невозможно было передать всю ту красоту, что он видел. Это слегка расстраивало. Но у них впереди ещё много времени, чтобы это исправить. А что думают остальные — безразлично. Главное они счастливы вместе, а всё остальное не важно.