Кэйа, как и обычно в вечер пятницы, сидит за барной стойкой «Доли ангелов», потягивает свое вино и с пылом рассказывает Дилюку какую-то нелепую историю о новобранцах-неумехах. Дилюк улыбается маленькой веселой улыбкой и, внимательно слушая, начищает бокалы. Раньше Кэйа мог только мечтать о том, чтобы вот так проводить время с Дилюком, без вечных подколов, без странных недоверчивых взглядов, без строгого «сэр Кэйа, Вам на сегодня хватит». Не так много времени прошло с того момента, как они наконец полностью уладили все свои разногласия, но их отчаянная нужда друг в друге помогла им сблизиться быстрее.
Их нынешние отношения Кэйа мог назвать не иначе как дружбой. Они все ещё не были так же дружны, как раньше, но начало этому было положено, и Альберих искренне этому радовался. И каждый раз, когда его мысли норовили зайти немного дальше перспективы оставаться просто друзьями, а взгляд дольше обычного задерживался на чужих губах, Кэйа ругал себя последними словами, потому что он не должен хотеть большего. Он должен быть счастлив, что после всего Дилюк дал ему ещё один шанс.
— Нальешь мне ещё? — попросил Кэйа несколько устало, придвигая пустой бокал к Дилюку.
— Ты и так много выпил, — хмурится Дилюк, и в его взгляде больше нет прежней холодной строгости и желания уколоть побольнее, только искренняя забота.
— Ну, Люк, всего один бокальчик, — плаксиво тянет Кэйа, надув губы.
— Нет, хватит с тебя, — Дилюк качает головой и, прежде, чем он успевает себя остановить, тянется рукой к поникшей макушке Кэйи и ласково треплет ему волосы.
— Вредина, — бурчит Кэйа, тайком подставляясь под приятные прикосновения, мечтая, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Дилюк нечасто позволял себе касаться кого-то. Особенно Кэйи. Особенно так нежно.
— Ага, — фыркает он, отнимая руку от чужих волос, на что получает разочарованный вздох, — не хочешь зайти ко мне на ужин?
— О, — Кэйа в удивлении поднимает голову и таращится на Дилюка, глупо хлопая не скрытым повязкой глазом, — то есть, эм, да, конечно. Я буду рад.
— Хорошо, до закрытия пятнадцать минут, подождёшь здесь? — Кэйа кивает, и Дилюк одними глазами улыбается ему.
Кэйа больше не пытается клянчить вино у Дилюка — слишком ошеломлен его внезапным предложением. Да, Кэйа уже захаживал к нему в гости под разными предлогами, но каждый раз это было слишком неловко, поэтому он оставался только на чай, а потом находил отговорку и спешно уходил, давя в себе желание остаться с Дилюком подольше. Сегодня Дилюк впервые сам зовёт его к себе, да ещё и так, будто это обычное дело, будто они снова друзья-не разлей вода. Кэйа скрывает счастливую улыбку за ладонью, делая вид, что зевает.
Пятнадцать минут тянутся как целая вечность, но Кэйе это даже на руку — больше времени, чтобы попялиться на сосредоточенно работающего Дилюка. Он будто бы забыл, что Альберих сидит буквально в паре метров от него, а потому не замечал направленного на него робкого влюбленного взгляда, скользящего от пышной копны алых волос, до обтянутых кожей перчаток изящных ладоней. Кэйа любил смотреть на Дилюка, чем бы он ни занимался, будь то работа в таверне или ожесточенный бой. И с тех пор, как они помирились, разглядывать его стало гораздо проще. Они начали больше времени проводить вместе, и Кэйа просто не мог отказать себе в удовольствии задержаться взглядом на чужом красивом лице или теле. И, конечно, вслед за обожанием и восхищением неизменно следовал горький укол вины, потому что друзьям не положено вести себя так, как он. Потому что это неправильно — так отчаянно желать поцеловать своего друга, вплести свои пальцы ему в волосы и долго-долго смотреть в его глаза, дыша через раз. А Кэйе именно этого и хотелось. Так хотелось, что каждый раз от одной лишь этой мысли у него скручивало низ живота, и в груди что-то заходилось со странным трепетом. И это скверное, порочное желание с каждым днем разрасталось все сильнее, захватывая каждую здравую мысль и тоже пропитывая её порчей. И сейчас, смотря на Дилюка, такого спокойного и близкого, Кэйе до дрожи в пальцах хотелось протянуть к нему руки и заключить в крепкие, тёплые объятия, залезть ладонями под его идеально выглаженную и педантично застегнутую на все пуговицы рубашку, огладить талию, затем поясницу, а потом…
— Кэйа, я закончил, мы можем идти, — неуверенно позвал Дилюк друга, пустым взглядом смотрящего в одну точку.
— А? — встрепенулся тот и тут же едва заметно покраснел, вспоминая, о чем думал секунду назад. — А, точно, прости, я задумался. Конечно, пойдём, — он неловко засмеялся и мысленно проклял себя, кажется, в миллионный раз.
— О чем это ты таком задумался? — фыркнул Дилюк, накидывая на плечи сюртук. — Мне сначала показалось, что ты уснул.
— Да так, — протянул Кэйа, думая, как бы поизящнее соврать, потому что правду он не готов был сказать ни в коем случае, даже несмотря на то, что поклялся себе больше никогда не лгать Дилюку, — думал, почему ты вдруг решил меня пригласить к себе, — и ведь почти не соврал, ему действительно было интересно.
— Ну, я просто захотел провести с тобой время, — у Кэйи замерло сердце. От вида Дилюка, смущенно прячущего взгляд, лучше не стало. — Друзья ведь так обычно и делают, да?
А, ну, конечно.
Друзья.
Как Кэйа мог об этом забыть.
Он криво улыбается и бормочет что-то в знак согласия. Оставшуюся часть пути они идут молча, только изредка Дилюк говорит что-то о распоясавшихся хиличурлах, сезоне сбора валяшки и новом сорте вина. Кэйа заторможенно ему отвечает, и продолжает смотреть себе под ноги — ему все еще слишком неловко, чтобы поднять взгляд.
— Наконец-то пришли, — облегченно выдыхает Дилюк, уже порядком уставший, и оборачивается к Кэйе, будто бы чтобы убедиться, что тот не потерялся по пути, уж слишком молчаливым он был сегодня. — Ой, погоди, — Дилюк останавливает его и тянется руками к его волосам. Кэйа недоуменно таращится на друга и пропускает момент, когда он оказывается слишком близко. Так близко, что Кэйа может ощущать его тёплое дыхание на своей щеке.
— Что такое, Дилюк? — слабым голосом зовёт он, пытаясь немного отстраниться, чтобы не делать ситуацию ещё более странной.
Рагнвиндр ничего не отвечает, только аккуратно касается его волос самыми кончиками пальцев и цепляет что-то с его головы, после чего тут же отстраняется и показывает смущенному Кэйе ютящуюся в своих ладонях кристальную бабочку.
— Она как-то умудрилась сесть к тебе на голову, и я решил её снять, — объясняет Дилюк, улыбаясь. Бабочка лениво похлопала мерцающими крылышками, но взлетать не спешила.
— Ты отпустишь её? — тихо спрашивает Кэйа, чувствуя, как пересохло у него в горле. Дилюк держал бабочку в руках, как драгоценнейшее сокровище, боясь ей навредить, и Кэйа так хотел быть на месте этой бабочки, что самому стало страшно.
— Конечно, — в тон ему отвечает Дилюк и поднимает руку с бабочкой повыше, как бы давая ей понять, что она может лететь, — ну же, улетай, глупая, — посмеивается он, когда насекомое упрямо остается сидеть на нем.
— Кажется, ты ей понравился, — насмешливо фыркает Кэйа, с тайным благоговением наблюдая за вмиг засиявшим пуще кристальной бабочки Дилюком.
«Я её понимаю» — думает Кэйа — «будь я на её месте, тоже ни за что бы не улетел.»
Наконец Дилюк, все еще смешливо улыбаясь, легонько дует на бабочку и она, испуганно дергаясь, юрко упархивает в темноту. Друзья ещё несколько секунд завороженно наблюдают за тем, как бабочка растворяется в ночи, сливаясь с усыпавшими небо звездами, а потом поворачиваются друг к другу и радостно улыбаются. У Кэйи от этой маленькой улыбки Дилюка, адресованной лишь ему одному, по венам рекой растекается счастье, и он, будучи не в состоянии больше сдерживать своих нахлынувших в одночасье чувств, смущенно отводит взгляд.
— Пойдем в дом? — предлагает Дилюк, будто не замечая внезапно проснувшейся в Кэйе робости. — Тут, вроде как, становится прохладнее.
— Да, конечно, пойдём, — глухо отзывается Альберих и следует за Дилюком внутрь дома, чувствуя клокочущий в груди восторг, появляющийся каждый раз, стоит ему прийти на винокурню.
На входе их встречает все та же родная Аделинда, приветственно улыбающаяся и явно обрадованная визитом Кэйи.
— Аделинда, вели подать ужин нам с Кэйей и приготовить для него комнату. — Распорядился Дилюк, стягивая с плеч тяжелый сюртук и ловя спиной недоумевающий взгляд Кэйи.
— Комнату? — повторил он непонимающе, когда Аделинда послушно кивнула и ушла выполнять поручение.
— Ну да, не пойдёшь же ты несколько километров ночью до города, — спокойно ответил Дилюк, как само собой разумеющееся.
— То есть ты ничего не имеешь против того, чтобы я остался тут на ночь? — недоверчиво уточнил Кэйа, проходя вглубь дома следом за Дилюком.
— Что за глупый вопрос? Конечно, нет. Будь я против, стал бы приглашать тебя? — закатил глаза Рагнвиндр, жестом предлагая Кэйе сесть на диван у камина.
— Ну…— нервно хихикнул Альберих, садясь напротив Дилюка и чувствуя себя немного неуютно в этом огромном зале один на один с человеком, в которого был по уши влюблен ещё с юношества. И при всем этом этот самый человек сейчас внимательно разглядывал его сконфуженное лицо, будто пытаясь найти ответы на какие-то свои вопросы. — Ну знаешь, я просто подумал что возможно…что ты мог бы…да как же это сказать…в общем, забудь, — окончательно смутился Кэйа, пряча лицо в ладонях.
— Кэйа, если ты думаешь, что я все ещё за что-то на тебя злюсь, то это не так. Я не злюсь. И, что бы ты там себе не надумал, я рад видеть тебя здесь, и я бы хотел, чтобы ты мог чувствовать себя тут как дома.
«Я хочу, чтобы это место снова стало твоим домом» — остаётся невысказанным — «по правде говоря, оно всегда было им» — Дилюк жалеет, что Кэйа не умеет читать мысли и что сам он не может донести словами все то, что у него на душе.
— О, ну, если это правда так, то я с радостью принимаю твоё предложение, — усмехается Кэйа, пытаясь вернуть себе крохи былой наглости и уверенности. Но Дилюк уже его раскусил. Он смотрит на него ласково, даже снисходительно, как на дитя малое, и чуть не смеётся, наблюдая за тем, как пыжится Альберих в попытке скрыть смущение.
— Куда же ты денешься, — хмыкнул Дилюк с ноткой веселости в голосе, — к тому же, разве моя компания не приятнее одиночества?
Кэйа в шоке замер. Дилюк сейчас что, дразнил его? Почему это было так похоже на флирт? Почему от этих безобидных слов его сердце подскочило в груди так, будто собиралось напрочь оттуда выпрыгнуть?
— Вы слишком высокого о себе мнения, мастер Дилюк, — нервно сглотнул Кэйа, пытаясь в привычной дерзкой манере ухмыльнуться.
— Не делайте вид, будто Вам это не нравится, сэр Кэйа, — в тон ему ответил Дилюк, смотря на него так пронзительно, так горячо, что Кэйе на секунду показалось, что он попал в самое жерло извергающегося вулкана. Лицо моментально опалило плавящим жаром, и Альберих впервые не смог найтись с ответом. Да что себе позволяет этот Дилюк?! Как он смеет так нагло играться с чувствами другого человека?
Кэйа взволнованно усмехается. Надо срочно что-то ответить. Хоть что-то, чтобы разрядить эту накаляющуюся с каждой секундой молчания атмосферу.
«Мне нравится все, что касается тебя» — хочет ответить Кэйа, но в последнюю секунду останавливает себя и вместо этого говорит:
— Вы себе льстите, — Дилюк понятливо хмыкает и откидывается головой на спинку кресла, прикрывая глаза, — хотя, пожалуй, ты все-таки прав. Мне нравится проводить время с тобой, — выпаливает Кэйа прежде, чем успевает подумать, в ответ получая удивленный взгляд огненных глаз.
— Ох? — выдыхает Дилюк и внезапно улыбается, — мне тоже.
Теперь Кэйа почти на сто процентов уверен, что он спит.
Наступает неловкое молчание, которое определённо могло бы затянуться на долгие минуты, если бы не подоспела Аделинда, чтобы оповестить мужчин о том, что ужин готов.
— Спасибо, Аделинда, — кивает Дилюк и поднимается с кресла. Кэйа следует его примеру.
Они вдвоём садятся за до смешного огромный стол напротив друг друга, и Кэйа искренне надеется, что Дилюк не обратит внимания на его подрагивающие в волнении руки. Когда нож в его руках слегка соскальзывает и проезжается по тарелке, Кэйе, откровенно говоря, хочется выть, потому что Дилюк моментально поднимает на него обеспокоенный взгляд и интересуется, все ли в порядке.
— Да, — тут же отзывается Альберих, натягивая на лицо слабую улыбку, — все хорошо, не переживай. Просто устал. — Универсальная отговорка на все случаи жизни. Правда, на Дилюке она не срабатывает. Потому что он ещё несколько мгновений смотрит на него недоверчиво, а после качает головой и возвращается к трапезе.
— Если тебя что-то беспокоит, ты можешь сказать мне, я постараюсь помочь тебе, ты же знаешь? — говорит Дилюк негромко, но вкрадчиво, и Кэйе почему-то становится стыдно.
«Поверь, Дилюк, ты не хочешь этого знать» — думает он с грустью, пряча виноватый взгляд в тарелке с салатом.
— Конечно, — наконец отзывается Кэйа, заставляя Дилюка устало вздохнуть. Но, вопреки его ожиданиям, он больше ничего не говорит, не ругает, не пытается укорить — всем своим видом показывает, что готов ждать момента, когда Кэйа сможет ему открыться.
Некоторое время они просто молча едят, и Кэйа не может не испытывать грызущего его чувства вины. Он не может так поступать с Дилюком, который, похоже, искренне заботится и переживает о нем. Он не может лгать ему в лицо, не может предавать его доверие вновь. Но и рассказать правду тоже не может. Он не хочет, чтобы Дилюк снова отвернулся от него из-за правды. Кэйа тяжело вздыхает.
— Ты говорил сегодня про новый сорт вина? Расскажешь ещё? — Неуверенно спрашивает он в попытке разбавить непринужденными разговорами напряженную обстановку.
— Ну, раз уж ты просишь, — протянул Дилюк задумчиво, а затем принялся увлеченно рассказывать, вызывая очарованную улыбку на лице рыцаря. Он любил слушать, как Дилюк говорит о чем-то, что ему действительно интересно. Любил смотреть на то, как при этом загораются его глаза, как вмиг преображается его лицо, становясь таким живым и ярким, что глаз не отвести.
В какой-то момент монолог Дилюка о вине переходит в оживленную беседу, наполненную теплыми воспоминаниями из их общего детства и юношества.
— А помнишь, как в детстве, когда тебя мучили кошмары, ты прибегал ко мне в комнату, ложился рядом со мной на кровать, а наутро не мог вспомнить, как ты там оказался? — внезапно припоминает Дилюк, посмеиваясь, а у Кэйи сердце пропускает удар от вида мягко улыбающегося Дилюка и от нахлынувших разом счастливых воспоминаний.
— Да…хотел бы я вернуть это время, — несколько опечаленно произносит Кэйа, грустно приподнимая уголок губ.
— Что, хочешь снова спать вместе? — говорит Дилюк вполголоса, и Кэйа глубоко вдыхает воздух, пытаясь избавиться от ощущения того, что это звучало как приглашение.
— А что, можно? — ухмыляется Кэйа заигрывающе, пытаясь вывести Дилюка из себя, как обычно, и покончить со всей этой непонятной игрой, пока он совсем не перестал понимать, что происходит.
— Почему бы и нет, — отзывается Дилюк совершенно неожиданно, ни секунды не ведясь на провокации. У Кэйи аж в горле пересыхает. Он ведь сейчас не серьёзно?
— Ну ты и шутник, дружище, — смеется он, выделяя последнее слово скорее для себя, чем для Дилюка.
— Я не шучу, — Дилюк все так же поразительно спокоен, будто это не он сейчас предлагает другому мужчине, — своему названному брату, своему другу, — лечь с ним в одну постель. — Я правда не против.
— О, — только и может ответить Кэйа, после чего, смущенный, опускает взгляд в стол, — ну, я наверное тоже? — неуверенно говорит он после пары секунд молчания, все еще пытаясь понять, что происходит. Дилюк кротко улыбается.
В себя Кэйа приходит только в спальне, одетый в широкую ночную рубашку Дилюка и такие же штаны. Одежда пахнет лавандовым мылом и чем-то ещё, таким родным и приятным, что у Кэйи сердце сжимается.
Рядом с ним на кровати сидит Дилюк, возясь с непослушными волосами, которые обязательно надо тщательно расчесать и смазать бальзамом, иначе на утро они превратятся в один большой красный клубок. Рагнвиндр с завидным усердством расчесывает пышную копну, время от времени забавно пыхтя и злясь то на расческу, то на волосы. Кэйа, глядя на это, немного расслабляется и позабавленно хихикает.
— Смешно тебе? — ворчит Дилюк, шипя от боли, когда зубья расчески натыкаются на небольшой путаный клок.
— Ага, — прыснул Кэйа, получая в ответ недовольный взгляд, — хочешь, я помогу?
Дилюк с подозрительным видом протягивает ему расческу, мол, держи, умник. Кэйа на это лишь улыбается и пересаживается к нему поближе, чуть не задыхаясь от ощущения их соприкоснувшихся на миг коленей. Альберих со знанием дела разглаживает пальцами несколько раз непослушные вьющиеся волосы, наслаждаясь их мягкостью, а потом принимается аккуратно укладывать их расческой, следя за тем, чтобы не причинить Дилюку боли. Тот на удивление сидит спокойно: не шипит, не ругается, а наоборот, будто даже успокаивается под ласковыми прикосновениями чужих длинных пальцев.
Закончив с расческой, Кэйа ещё раз любовно проглаживает ладонью всю длину волос, а после наносит на руки бальзам и принимается медленными массирующими движениями втирать его в алые кудри. Внезапно с губ Дилюка срывается что-то похожее на стон, и Кэйа, перепуганный, останавливается.
— Что такое? Тебе больно? — спрашивает Кэйа взволнованно и краем глаза замечает, как краснеют уши Дилюка.
— Нет, — смущенно бурчит он, неловко ерзая на месте, — все в порядке, продолжай. Это…приятно, — добавляет Рагнвиндр почти что через силу и настолько тихо, что Кэйа едва расслышал его слова.
— О, — только и может ответить он, прежде чем сам густо краснеет от осознания того, что только что буквально заставил Дилюка стонать.
О Боже.
Больше никто из них ничего не говорит, но оставшиеся минут пять, пока Кэйа не заканчивает с волосами, они сидят красные, как спелые валяшки, и, надо сказать, оба втайне наслаждаются происходящим.
— Кхм, что ж, — откашливается Кэйа в попытке сгладить неловкую тишину, — теперь твои волосы в полном порядке.
— Спасибо, — глухо благодарит Дилюк, все еще чувствуя, как пылает его лицо от близости Кэйи.
— Тогда я гашу свет?
— Ага.
Молчание.
— Спокойной ночи, Люк, — шепчет Кэйа, погасив светильник и укладываясь на свою половину кровати спиной к Дилюку, чтобы не смущаться ещё сильнее и не смущать его. Рагнвиндр же остается лежать на спине, подтянув к груди одеяло.
— Спокойной ночи, — так же тихо отвечает он, и комната погружается в тишину.
Кэйа закрывает глаза, но сон ловко обходит его стороной, как бы он ни пытался его ухватить. Голову тревожат назойливые мысли о том, с кем он сейчас делит кровать, и это просто взрывает его мозг. Он все ещё не может поверить, что это происходит наяву, но размеренное дыхание Дилюка за его спиной вмиг рушит все сомнения. Хочется повернуться к нему, невесомо провести ладонями по расслабленным плечам, оставить лёгкий поцелуй на лбу или щеке, но Кэйа знает, что не имеет на это права. Друзья так не делают.
И, когда Кэйа все же приподнимается на локтях и поворачивается к спящему Дилюку, он твердит сам себе, что не достоин быть его другом. И все равно он долго-долго, затаив дыхание, смотрит на чужое расслабленное лицо, а потом тянется к нему дрожащими пальцами и отводит в сторону упавшую Дилюку на глаза прядь алых волос.
— Такой красивый, — еле слышно, одними губами, шепчет Кэйа и наклоняется совсем близко, так, что если бы Дилюк не спал, он почувствовал бы его дыхание на своей щеке. Красивый и недоступный. И Кэйе до одури хочется поцеловать его, коснуться губами бледной кожи хоть на долю секунды, особенно когда он так близко. Но ему нельзя, поэтому он позволяет себе лишь смотреть на него и мечтать о том, что однажды он сможет касаться его иначе, не как друг. Конечно, это всего лишь фантазия, опечаленно думает он и, задержавшись в последний раз взглядом на чужих пухлых губах, отворачивается обратно к стенке.
— Кэйа? — доносится до него сонный голос Дилюка.
Внутри резко все замирает и холодеет. Кэйа не спешит оборачивается или хотя бы отвечать. Он все слышал? Как давно он не спит? От волнения сердце Альбериха стучит гулко и громко, нет и шанса, чтобы Дилюк не услышал.
— Кэйа, я знаю, что ты не спишь, — зовёт он ещё раз, и Кэйа пытается найти в его голосе хоть каплю враждебности или отвращения, но почему-то не находит и от этого становится лишь страшнее. — Ты хотел…поцеловать меня? — предполагает Дилюк и — как всегда — бьёт прямо в цель. Кэйа поджимает губы и садится на краю кровати.
— Прости, — отвечает он сиплым шепотом, — мне жаль, что я доставил тебе неудобства. Я уже ухожу. — Обычно из них двоих Дилюк всегда был тем, кто чуть что рубит с плеча, не разобравшись в ситуации, но не в этот раз. Кэйа с горечью сжимает одеяло в ладонях, думая о том, как в очередной раз все испортил, и уже собирается подняться, как его окликают.
— Постой, — слышится из-за спины, и Кэйе даже не нужно оборачиваться, чтобы знать, что Дилюк также сел позади него и сейчас прожигает взглядом его спину, — и куда ты собрался?
— Не знаю. Какое тебе дело? — огрызается Кэйа и тут же прикусывает губу. Ну вот, сейчас они ещё и поругаются.
— Кэйа, пожалуйста, останься, и мы поговорим, — неожиданно спокойно, без намёка на злость, просит Дилюк.
— О чем? — обреченно шепчет Кэйа, прикрывая глаза.
— О твоих чувствах ко мне, например, — отвечает Рагнвиндр, заставляя его вздрогнуть. Ну нет, к таким откровениям он пока не готов. Наверное, никогда не будет готов.
— Ну и что ты можешь мне о них сказать? Я знаю, что они ужасные и неправильные и…
— Они взаимные, — Кэйа застывает с открытым ртом и изумленно распахнутым глазом. Он медленно оборачивается на Дилюка и неверяще смотрит сначала на легкую улыбку на его губах, а потом в его потрясающе честные глаза, даже в темноте горящие миллионом огоньков.
— А, — глупо отвечает Кэйа, выглядя до такой степени ошарашенным и растерянным, что можно подумать, будто он увидел перед собой древнее божество. — То есть ты не…тебе не противны мои чувства?
— Конечно нет, глупый, — смеется Дилюк, осторожно беря подрагивающие руки Кэйи в свои и нежно их растирая мозолистыми пальцами.
— Но я думал, что ты видишь во мне только друга, — пробормотал Кэйа, опуская голову в нерешительности.
— Я думал то же самое про тебя, — хмыкает Дилюк, не выпуская его ладоней, — до этого дня.
— Можно я обниму тебя? — спрашивает Кэйа неуверенно, поднимая просящий взгляд на Дилюка. Он же в ответ хитро усмехается.
— А разве ты не хотел меня поцеловать?
Ох.
Кэйа молчит. А потом берет лицо Дилюка в ладони и наклоняется к его губам, с восторгом ощущая, как ему охотно подаются навстречу. Секунда — и их губы мягко сталкиваются друг с другом. Сначала это неловко и немножко по-детски, так как ни у кого из них нет богатого опыта в этом деле, но потом кто-то из них — это уже не важно — решается углубить поцелуй, толкаясь языком в чужой рот, и в этот момент оба пораженно выдыхают друг другу в губы. Они отстраняются всего на мгновение, чтобы перевести дыхание, а потом вновь соединяются в жарком поцелуе, толкаясь языками и стараясь отпечатать этот момент на подкорках памяти.
Когда Кэйа первым тихо стонет в чужие губы, оба моментально разрывают поцелуй и смотрят друг на друга смущенно и удивленно. А потом — Кэйа чувствует, как горит его лицо — Дилюк ухмыляется и обхватывает руками его бедра, заставляя рефлекторно притереться поближе к пышущему жаром телу. И снова они целуются, уже куда смелее и настойчивее, Дилюк гладит руками бедра Кэйи, заставляя млеть от приятных прикосновений. Альберих подается вперёд, вжимаясь своей грудью в грудь Дилюка — и теперь между ними нет ни единого миллиметра пространства, и обоим это так сильно нравится, что они не могут сдержать синхронно срывающихся с губ стонов.
— Ох, — выдыхает Кэйа пораженно, стоит им нехотя разорвать поцелуй, чтобы перевести дыхание, — это было…хорошо.
— Просто хорошо? — дразнит Дилюк, медленно сдвигая ладони ему на поясницу.
— Ладно, это было ужас как горячо, — признается Альберих, смыкая руки на шее возлюбленного, — ты меня с ума сводишь, — шепчет, доверчиво склоняясь к его губам в надежде урвать ещё один долгий поцелуй.
— Как и ты меня, — жаркий шепот в ухо и последующий обжигающий поцелуй в приоткрытые в предвкушении губы, — я так хочу тебя прямо сейчас, но…
— Никаких «но», Люк, — протестует Кэйа, ловко переползая ему на бедра, — возьми меня.
— …ты устал, — заканчивает Рагнвиндр, с сожалением глядя на Кэйю, прикусившего в нетерпении губу. — И ты не готов, я не хочу сделать тебе больно.
— Тогда, — задумчиво произносит он, с искрящейся в глазу хитринкой глядя на Дилюка сверху вниз, — позволь мне просто…
И он одним движением слезает с его колен, чтобы следующим резво развести его ноги в стороны и устроиться прямо между них, прижавшись щекой к внутренней стороне бедра.
— Кэйа, что ты…? — Дилюк тяжело сглотнул вязкую слюну, горящими глазами уставившись на дразняще облизывающегося Кэйю.
Тот в ответ игриво улыбнулся и прижался губами к его члену прямо сквозь ткань пижамных штанов. Дилюк резко втянул носом воздух и крепко зажмурился. Кэйа, явно довольный такой красноречивой реакцией, принялся медленно стягивать с него штаны, оставляя мелкие поцелуи на поджавшемся животе и спускаясь все ниже, к самому паху.
— Кэйа, — как-то жалобно позвал Дилюк, в бессилии сгребая в ладони чужие мягкие волосы.
Кэйа совершенно бесстыдно ухмыльнулся и одним широким движением провел влажным языком по члену, подразнив напоследок розовую головку легким прикосновением губ. Дилюк нетерпеливо вскинул бедра, и Кэйе пришлось придержать их руками, вдавливая пальцы в молочную кожу и одновременно с этим пропуская головку в тесный горячий рот. Последовавший за этим действием тихий низкий стон ласкал уши лучше любых песен самых искусных бардов.
Кэйа попытался опуститься ниже горлом, но из-за нехватки опыта тут же закашлялся и поспешно выпустил член изо рта, тут же жадно прижимаясь припухшими губами к основанию и принимаясь оставлять по всей длине мокрые поцелуи.
— Тише-тише, не торопись, — Дилюк успокаивающе погладил его по волосам, голос его дрожал от пронзающего тело возбуждения, смешанного с восхищением. Пусть Кэйа и не умел, но он изо всех сил старался ради него, и это было до слез трогательно.
Альберих что-то согласно промычал и вновь вобрал в рот одну головку, помогая себе рукой там, где не достает губами. И на этот раз стон сверху был гораздо громче и протяжнее. И, конечно, Кэйе это не могло не польстить. Он довольно усмехнулся, посылая по члену вибрации, и принялся водить шершавым языком по головке, все еще держа её во рту, чувствуя, как с самого её кончика ему на язык стекают капельки смазки.
— Кэйа, постой, я ах— я сейчас кончу, — простонал Дилюк, дрожа от нахлынувшей мощной волны возбуждения и против воли сильнее сжимая в кулаке волосы Кэйи.
Тот понятливо хмыкнул и со звонким чмоком выпустил головку изо рта, начав интенсивно водить кулаком по влажному от слюны и смазки члену, большим пальцем легонько дразня уретру.
И Дилюк наконец не выдерживает — крупно вздрагивает, и с его губ слетает сладкий вздох. Сперма тонкой струей стекает прямо в подставленную Кэйей ладонь. Тот смотрит на него с нескрываемым обожанием, отпечатывая в памяти каждый миг этого чудесного момента. Когда Дилюк полностью расслабляется, изнеженный желанными ласками, Кэйа плотно прижимается к нему всем телом и утягивает в глубокий мокрый поцелуй, и тот целует его в ответ не менее пылко, не сильно беспокоясь о том, что этот рот делал несколько минут назад. Если бы Дилюк не был таким вымотанным и уставшим, он бы возбудился ещё раз от одной этой мысли.
— Теперь твоя очередь, — горячим шепотом заявляет Дилюк и мягко надавливает Кэйе на плечи, заставляя отстраниться. Тот приглашающе разводит ноги в стороны, и Рагнвиндр тут же укладывает ладонь на его твердый член, прощупывая пульсирующую плоть сквозь ткань штанов и медленно массируя. С чужих губ то и дело срываются тихие задушенные стоны, бедра нетерпеливо дрожат, а руки крепко хватаются за напряженные плечи Дилюка.
— Господи, Кэйа, — стонет он, склоняясь к открытой смуглой шее и оставляя на ней жадные мокрые поцелуи, заставляющие тело под ним сладко дрожать и жаться ближе, сгорая от желания.
— Люк, — скулит Кэйа, зарываясь носом в изгиб шеи Дилюка и стараясь притереться поближе к так хорошо и правильно ласкающей его руке. И Рагнвиндр тем временем уже приспускает его штаны и пробирается ладонью под белье, сжимая горячий член напрямую, без преграды в виде ткани. От такого откровенного действия, Кэйю буквально подбрасывает в его объятиях, он крепко жмурит глаз и тяжело дышит через рот, сжимая в пальцах алые волосы на загривке. — Так хорошо.
— Тшшш, — успокаивающе шепчет Дилюк, поглаживая свободной рукой чужую талию. Ладонь на члене задвигалась быстрее, собирая выступающую на члене смазку и распределяя её по всему стволу. Кэйа жалобно всхлипывает, и Дилюк ныряет пальцами ниже, дразня поджавшиеся яйца.
— Люк, пожалуйста, — Альберих отчаянно хватается пальцами за чужие, плечи, спину, шею, пытаясь хоть немного прийти в себя и не рухнуть в ту же секунду во всепоглощающую бездну удовольствия. Но у Дилюка на него свои планы. Он очарованно улыбается и убирает руку с члена, ловя в ответ разочарованный вздох. Который тут же сменяется изумленным стоном, слишком громким, чтобы слуги не услышали. Потому что Дилюк опускается вниз, между чужих разведенных ног и дразняще касается губами головки. Кэйа изумленно смотрит на него сверху вниз, и в его распахнутом сапфировом глазу стоят слезы чистого удовольствия.
Дилюк снова улыбается и легонько дует на самый кончик члена. И это становится последней каплей, потому что после этого Кэйа крупно вздрагивает, сладко выгибается и кончает в предусмотрительно подставленную ладонь. Дилюк заправляет обмякающий член Кэйи обратно в штаны и тянется к нему за ещё одним поцелуем, ленивым и до трепета в груди нежным.
— Люблю тебя, — бормочет Кэйа Дилюку в губы, наваливаясь на него грудью, заставляя лечь на измятую постель.
— Я тебя тоже люблю, — отвечает он, чувствуя искрящееся в груди счастье. На лице Кэйи расползается усталая улыбка, и он прижимается щекой к чужой груди, тут же проваливаясь в крепкий сон.
Не проходит и пяти минут, как Дилюк следует за ним, слабо сжимая в руках его талию.
А на утро, когда они оба проснутся, Кэйа под сдавленное хихиканье Рагнвиндра будет пытаться вспомнить, как оказался с ним в одной кровати, да ещё и лежащий на его груди. А когда вспомнит, Дилюк нежно улыбнётся и предложит ему переехать на винокурню.
И, конечно, Кэйа согласится.