калебу всегда было интересно почему к кейт приходит санта, а к нему – нет. его молоко с печеньем из раза в раз оставались нетронутыми, как и не было подарков. что мальчик сделал не так? вроде послушный ребёнок. в сказках говорят, что все послушные дети получают подарки. это задевало.
в одно рождество калеб решил узнать у санты лично почему так вышло. остался на ночь у сестры в комнате. чем дольше ждал, тем больше пропадали надежды. может санта не придёт, потому что он не спит? только после чего-то шороха в коридоре сомнения сразу ушли. но вот досада. вместо ожидаемого человека пришёл кто-то другой. кто-то мало похожий на долгожданного гостя. это существо выглядело как старый, добрый клаус, но при рассмотрении было совсем другим. вроде та же шуба, ботинки, но у него вместо пышной бороды, лишь мелкая козья, и тело выглядело нецельным; то ли сшит, то ли импланты. невозможно рассмотреть, ведь из освещения только свет с улицы. единственное, что точно заметно - блеск фиолетовых глаз. у санты никогда не было таких.
он начал свою речь как должен был обычный доставщик подарков.
— о-хо-хо..а кто это тут у нас не спит?
но обращался не к обоим, а к калебу, который, при виде этого мужчины, спрятался под одеялом. лишь иногда выглядывал краем глазика. от фигуры не исходило той добродушной атмосферы. не было ничего располагающего к себе; лишь холод и чувство опасности. это далеко не тот, кого ждали сегодня. мальцу всё меньше хочется вылазить из укрытия, ведь даже сквозь ткань чувствует как этот ухмыляется, смотря на него.
неизвестный сказал, как ему неимоверно жаль маленького калеба. рассказывает про то, что санта существует, но он очень ненавидит детей, а поэтому ничего и не приносит. даже кейт дарят вещи родители, а не старикашка. откуда-то узнал про то, как сильно слушатель завидовал своей близняшке, когда та получала очередную игрушку. а сам то войд, одно из имён, которым представлялся псевдо-клаус, приносит рождественское счастье всем; независимо хороший или плохой. а для калеба у него особый сюрприз - исполнение любого желания, но при условии, что он согласится помогать избавлять мир от рождества. буквально всё, что мальчик пожелает может исполнится.
растерянный голос из-под одеяла, заикаясь, отвечает, что подумает. не дав закончить фразу, войд начинает убеждать в выгоде от сотрудничества с ним. будто по методичке: чётко и быстро, как машина. абсолютно безэмоциональный голос. заканчивается монолог наживкой в виде:
— я могу заставить ваших родителей уделять больше внимания. а может вам хочется, чтобы они, и вовсе исчезли из вашей жизни?, – заходится тихим смешком, будто произошло что-то весёлое. он пытается скрыть это ладонью, но хохот раздавался слабым эхом по комнате, — просите, что угодно.
— но я ничего не хочу, – «по правде говоря хотелось, чтобы ты ушло»
— врёте. чувствую, что что-то требует ваша душа.
— м-мне правда ничего не нужно, – каждое слово давалось труднее. нервы не выдерживали давления. особенно, когда своими движениями войд снова издавал звуки. невозможно было игнорировать его присутствие. хотелось лишь утонуть под одеялом и спать. зачем калеб вообще влез в это? и почему кейт ещё не проснулась? чужой голос же такой громкий. Будто раздаётся прямо в голове.
а этот не уходит. лишь молчит. прожигает взглядом елозиющие тельце. это внимание вызывает табун мурашек по коже. и так до утра. калебу неоднократно хотелось крикнуть "уйди", но созданное напряжение в комнате не позволяло и вздохнуть. лишь с восходом солнца почувствовал себя легче. никому ничего не говорил, а на вопросы о следах чьих-то берц, ведущие в комнату кейт, отвечал, что решил поиграть с папиной обувью. лучше получить наказание, чем признаться в том, что видел. посчитают сумасшедшим.
и так каждый год.
каждый раз он приходит в рождественскую ночь. всегда говорит практически одно и тоже. только со временем калеб осознал, что чудо-юдо ничего плохого не делает. просто ходит по комнате, но в основном стоит в тёмном углу. читает свою речь о ненавистном рождестве, и оставляет всякую гадость в квартире. например, в один из дней этот «друг» принёс ему птичье гнездо под ёлку. ох как тогда орала кейт.
рудоль-та и в правду ненавидит рождество.
считал нужным посвящать в свои мысли на счёт этого. делился искренним желанием делать плохо людям, которые празднуют. как хочет отрезать языки тех, кто поёт праздничные песни. как ему нравится вкладывать всю свою вселенскую ненависть в подарки. мечтает лишь о том, чтобы однажды весь глинтвейн превратился в настойку мышьяка. хочет сделать так, чтобы люди не праздновали никогда. его главное желание - очистить историю от рождества.
а калеб был хорошим мальчиком. не просто так, ведь с возрастом тоже пришёл к выводу, что не любит двадцать пятое декабря. только вот у него была причина для отвращения. с детства праздник не приносил тех же эмоций, как всем остальным из-за обделения вниманием со всех сторон. резкое лишение веры в чудо тоже достаточно повлияло. не хотелось ему больше наряжать ёлку, делать приятно окружающим. да и то, что к нему привязалось что-то человекоподобное тоже оставило осадок. а вот у войда не было причины для ненависти. по крайней мере, сколько бы не спрашивал калеб за, что такое отношение - никогда не получал ответа. лишь долгую паузу, задумчиво опущенные глаза, и продолжение тирады.
в плоть до двадцати шести лет странный «друг» приходил лишь для того, чтобы раз за разом предлагать своё сотрудничество. а калеб уже привык к нему. даже стал подходить и разговаривать. и так умиляет то, что в детстве до панической атаки боялся этого божьего одуванчика. а сейчас же радуется его появлению, в какой-то степени, потому что хотя бы праздничную ночь проведёт точно не один. куда бы не бежал, чтобы не делал - его найдут везде. даже сменил опекунов, а необычный компаньон тут как тут. всегда этот звук тяжёлых шагов будет преследовать по пятам.
если так подумать, то из войда выходит неплохой слушатель. ведь он правда может часами слушать рассказы уже взрослого мальчика о прошедшем годе. даже старается как-то поддержать своеобразно. только всё равно все диалоги сводятся к:
— вы же знаете, что я могу помочь вам, – в шестой раз за ночь механически повторил войд.
сегодня калеб захотел рассказать «другу» про все, что происходило в империи. про то, как стал членом оппозиционного движение и участие в перевороте. упоминает про появление новой семьи, где ему стали уделять внимание. этот год кардинально изменил его жизнь. только вот лучше чувствовать себя не стал. всё такое же давящее одиночество. теперь покоя не даёт преследуещее чувство вины за то, что его что-то не устраивает. почему-то в этот раз не смог держать всё в себе. привык же молчать о душевном. в конце концов эти фиолетовые огоньки из угла кабинета, снова пришли ради него, и будут рады (наверное) послушать.
хотя зачем он тратит время на рассказ? мужчина же знал всё ещё задолго до того, как пришёл к главному секретарю.
— сегодня твой счастливый день, – вместе с темой меняется и настроение рассказчика. калеб подходит к войду, чтобы, улыбаясь, взять его за ладошку. такая холодная конечность, будто из металла, но под перчаткой ничего нет. кладёт его кисть на своё солнечное сплетение. задумчиво хмурит глазки, и перебирает пальчики, считая каждый. играется, как с маленьким ребёнком. чётко проговаривает шёпотом кажду циферку, – первый, второй...третий..
— позвольте узнать почему?, – вопрос риторический, ведь уже давно войд прочитал мысли. просто хотелось бы, чтобы лучший мальчик сам просил его.
— можешь забирать меня, – после произнесения заветных слов наступило облегчение. чужой кистью давит на своё сердце, намекая, что полностью готов отдать себя.
— но вы дол–
— "но вы должны что-то попросить", – перебивает калеб на полуслове, — да-да, – пальчиком у губ желающий показывает, что стоит помолчать. слабое тсс заставляет уголки рта подняться у обоих в заинтригованной ухмылке, – но если тебе это так принципиально, то..чтобы придумать? хм..
— проси, что угодно. абсолютно всё, – привычная вежливость исчезает по щелчку пальцев, сменяясь на такой нетерпеливый тон. видно как с трудом контролирует животную радость. войд еле держит себя в руках, чтобы сейчас не выполнить своё желание. двадцать лет ждал этого момента. как же мил калеб, когда сам предлагает продать ему свою душу.
— можешь сделать так, чтобы я начал чувствовать счастье?, – внутренний ребёнок кажется, сейчас опять будет съеживаться от боязни неизвестного. прямо как тогда, когда этот первый раз пришёл. только он всё равно тянется к причине страхов. неутолимый интерес и волнение, какое бывает, когда пишешь письмо санте пересиливает детские воспоминания.
— конечно.
войд резко, со всей силы, тянет на себя. малыш спотыкается, и падает в его крепкую хватку. какой же всё-таки страшный спасатель вблизи. впервые появилась возможность рассмотреть, хоть и секундная. видно подробно каждое соединения тканей с металлом. ещё и этот запах какой-то гнили смешанной с терпким одеколоном. будь бы это в детстве - никогда не доверил бы ему свою жизнь.
впервые «санта» исчезает не под утро. в этот раз не один.
в кабинете главного секретаря утром нашли грязные следы ботинков и чей-то недопитый чай. до сих пор маленький мальчик не вернулся домой.