Минхо повернул ключ в замке, закрывая почтовый ящик. В его руках была стопка квитанций, писем и рекламы.
Уже в квартире, отделяя нужное от ненужного, он заметил письмо. Его руки задрожали, роняя остальную корреспонденцию. Взгляд был прикован к выведенной слегка скачущими буквами подписи «Ханни».
Ли сел прямо на пол, прислонившись к стене. Он понимал, что не хочет знать абсолютно ничего, что связано с когда-то любимым человеком. Его стеклянный взгляд был обращен на небольшой конверт, валяющийся неподалеку. Желания его открывать совершенно не было.
Они были невероятно счастливыми, пока Джисон, будучи сам не своим почти неделю, не пришел в их квартиру, увешанную счастливыми фотографиями и обставленную кучей любимых вещей, привезенных из путешествий, и не сказал о том, что им нужно расстаться.
Боже, на тот момент они встречались уже несколько восхитительно прекрасных лет, но в один момент все рухнуло, разбиваясь на множество кусочков.
- Я изменил тебе.
От этой фразы у Минхо рухнуло сердце в пятки, и осталось лежать там, разбитое на множество осколков, никому ненужное, забытое. Сказать, что он чувствовал себя так, словно ему вырвали душу, значит, не сказать ничего.
Джисон собрал свои вещи, оставляя все памятные вещи Минхо, который еще несколько недель, словно сомнамбула, передвигался по квартире как по музею.
Прекрасная выставка их воспоминаний.
Через месяц, когда Минхо уже был похож на тусклую, безжизненную и жутко похудевшую версию себя, к нему домой завалился Чанбин с кучей коробок. Он собрал абсолютно все фото, статуэтки и прочие вещи, включая даже книги, увозя их в свой гараж, потому что иначе Ли так и ходил бы среди всего этого хлама, в очередной раз хороня несколько лет их с Джисоном жизни. Точнее, своей жизни.
Еще месяц ушел на то, чтобы переехать в другую квартиру, пойти к психологу и научиться функционировать без Хан Джисона, что было невыносимо сложно, учитывая их долгую историю.
Что творилось у него внутри? Минхо был разбит, растоптан и подавлен, часто плакал в подушку. Частенько он ночевал у Чанбина, стараясь отгородиться от того оглушающего одиночества, охватывавшего Ли каждую минуту его новой, совершенно безрадостной жизни.
Минхо вновь посмотрел на письмо, лежащее рядом с ним. Он пошарил в кармане пальто, в котором до сих пор сидел, и вынул оттуда небольшой розовый мячик – единственное напоминание, которое он сохранил рядом с собой. Эта игрушка принадлежала Ппаме, собаке, которую они завели, когда только съехались.
Когда Хан уходил, пса он забрал с собой. Это был еще один удар для Ли, но, наверное, так было лучше. Он бы не смог заботиться о живом напоминании предательства самого близкого для Минхо человека.
Воспоминания заставили парня часто заморгать, сжимая в руках мячик. Слезы предательски наворачивались на глаза. Он взял в руки конверт, замечая крафтовую бумагу, которую просто обожал Джисон. Минхо всегда тихо посмеивался над младшим, который использовал крафт абсолютно везде, будь то подарочная бумага или обычный стикер на холодильник.
Усмехнувшись, он вскрыл письмо. На первых же строчках его горькая улыбка пропала, а на лице калейдоскопом отразились удивление, ужас и боль, сменяя друг друга по мере прочтения.
Слезы все-таки пошли, не останавливаясь ни на секунду, пока Минхо читал «привет из прошлого».
«Привет, котёнок (если я, конечно, имею право так тебя называть). Я думаю, ты решишь это сам, когда дочитаешь это письмо.
То, что я здесь написал – моя последняя исповедь для тебя, ставшего для меня самым родным и любимым человеком.
Если ты сейчас читаешь это, значит, я не справился. Будь все по-другому, мы бы точно состарились вместе, завели бы несколько котов, купили бы домик у моря, и каждые выходные проводили бы в самых лучших местах, но самое главное, что мы были бы вместе.
Прошу, прости меня за то, что так получилось, но я не мог иначе. Прости меня за ту боль, которую я тебе причинил своими словами, но ты обязан знать, что я нагло соврал.
Как ты мог поверить, что я смогу тебе изменить с кем-то, когда ты всегда был единственным, кого я любил, единственным, с кем я готов был строить семью и прожить всю жизнь? Наверное, это было к лучшему, ведь иначе я причинил бы тебе куда как больше страданий.
Я пишу это письмо 20 марта 2021 года, спустя два месяца после того, как нагло наврал тебе и ушел, забрав свои вещи. Я пишу это письмо, чувствуя, что скоро не смогу этого сделать, потому что мне становится хуже…»
Слезы градом катились по щекам, застилая текст. Несколько соленых капель упало на бумагу, размывая чернила. Минхо отложил кучу листков в сторону, хватаясь за голову. Его охватила тревога, и тогда он вспомнил один разговор, случившийся незадолго до того, как Хан заявил о своей измене.
***
- А что бы ты сделал, если бы узнал, что неизлечимо болен? – Джисон лежал на плече Минхо, жуя чипсы.
Они смотрели «Виноваты звезды», укутавшись в огромный плед. Это был пятничный вечер, который они всегда проводили за просмотром фильмов. Это был их ритуал.
Ли задумался, перебирая темные волосы Хана.
- Наверное, я бы никому не сказал об этом.
Джисон подскочил, шокированно посмотрев на парня.
- Ты серьезно?! И даже мне?! – Минхо покачал головой, улыбаясь.
- Хани, я бы совершенно не хотел, чтобы мой любимый человек видел, как я медленно умираю на его глазах. Это же настоящее мучение!
- Но ведь это возможность провести с любимыми людьми еще немного времени! – Джисон возмущался, пытаясь доказать свою правоту.
***
В тот вечер они много спорили по этому поводу, но каждый так и остался при своем мнении.
Ли вытер слезы рукавом, наливая себе чай и снимая пальто. Джисон бы сказал, что Минхо снова выглядит как супер крутой бизнесмен, в то время как младший всегда предпочитал стиль старшеклассника, покупая кучу огромных худи и джинсов. И тем не менее, их друзья и знакомые всегда говорили, что они идеальная пара. Они и вправду ею были...
Прокручивая в голове каждое слово, перерывая кучу воспоминаний с того времени, Ли начинал потихоньку сходить с ума. Тревога, которая поселилась в его душе с самых первых строчек, нарастала, требуя вернуться к чтению, узнать, что же на самом деле произошло.
Каждое слово врезалось в Минхо острым лезвием, превращая еще не зажившее, только-только собранное сердце, в кровоточащие лоскуты, прошитые неаккуратными и грубыми стежками.
«Мне не хватило смелости сказать тебе о том, что я болен. Боже, кто бы мог подумать, что мне поставят такой старческий диагноз в мои 25 лет?! Я всегда думал, что из нас двоих именно ты дед, но оказался неправ.
Хо, у меня альцгеймер.
Я должен был тебе сказать, но мне не хватило духу, чтобы произнести это. Господи, прости меня, но так было нужно, солнышко.
Я не знаю, сколько еще продержусь, прежде чем начну забывать тебя, себя, своих родителей и нашу общую жизнь. Придет время, и я не смогу даже ложку держать. Я не мог обречь тебя на такие страдания, а потому взял на себя смелость уйти, причинив тебе лишь малую толику той боли, которую ты бы мог испытать, наблюдая за мной.
Я пишу это для того, чтобы рассказать тебе о причине моего такого поступка. Сейчас я живу у родителей, и пока что в состоянии помнить то множество счастливых моментов, которые нас связывают. В этом мне помогает Ппама, который не отходит от меня ни на секунду, напоминая тебя. Ты та еще липучка, но я отдал бы сейчас все, чтобы оказаться в твоих объятиях. Они всегда казались мне самым родным местом на планете.
Я так скучаю по тебе, котёнок.
Меня не покидает надежда на то, что когда-нибудь ты снова будешь счастлив, а, может быть, ты уже нашел кого-то, кто делает тебя счастливым каждый день.
Прошу, не обвиняй себя в том, что мог бы закончить все иначе, потому что это было лишь мое решение.
Помни, что я люблю тебя во всех существующих вселенных.
Я буду твоим ангелом-хранителем, любимый.
Твой Ханни»
С последними прочитанными строчками в груди Минхо защемило. Он больше не скрывал громких рыданий, завывая не хуже волка. Горло саднило, хотелось то ли воды, то ли повеситься.
Его жизнь только что снова обрушилась.
Ему понадобилось несколько часов, проведенных на холодном кафеле кухни, обняв колени и заливая все вокруг слезами, чтобы наконец успокоиться, а затем покидать вещи в небольшую сумку, сесть в машину и двинуться в сторону дома родителей Джисона. Они жили всего в часе езды. Если бы только Ли хоть раз их навестил, если бы только он...
Впрочем, сейчас уже неважно.
Заворачивая на подъездную дорожку, Минхо заметил теплый свет в окнах. Этот дом всегда был тем местом, в которое они оба были рады возвращаться. Здесь их любили. В этом доме они стали одной большой семьей. Родители Хана всегда относились к Минхо как к родному сыну, и теперь он бесконечно жалел, что ни разу не позвонил, даже не подумал приехать, а ведь они были так близко.
Именно тут Ли впервые задумался о том, чтобы сделать Хану предложение, но тогда он просто отложил это, ведь хотел устроить все красиво. К сожалению, они так и не поженились.
Заглушив двигатель, парень вышел из машины, когда увидел, что деревянная дверь низенького домика приоткрылась, выпуская на улицу двух пожилых людей.
- Минхо…
По лицу снова побежали слезы, когда он попал в теплые объятия родителей Джисона. Они так и стояли какое-то время, рыдая.
На дворе был далеко не май месяц, поэтому им пришлось зайти вовнутрь.
Минхо встретили запах тыквенного пирога, звук потрескивающих в камине поленьев и тепло двух родных ему людей.
Парень развернулся, уставившись на чету Ханов. В их уставших глазах читалась жалость, а сами они заметно постарели из-за всего, что на них обрушилось.
- Мне так жаль...
***
Ли сидел на кровати в комнате Джисона, ощущая стойкий запах лекарств. Вся комната так и кричала о парне, что здесь жил: повсюду были развешаны их общие фото, на полках стояли книги и комиксы, которые Хан читал до самой смерти.
Напротив окна стояло кресло-качалка, в котором лежал огромный плед, подаренный мамой Джисона на вторую годовщину их отношений.
Госпожа Хан, или мама, как она попросила ее называть еще при первом знакомстве, сказала, что парень сидел в этом кресле, смотря на деревья за окном, а также за прохожими и, конечно, облаками.
Джисон всегда питал слабость к огромным пушистым облакам, нависавшим над планетой. У них была привычка выбираться в парк летом, ложиться на большой плед и рассматривать в этих белых гигантах интересные фигуры, придумывать им истории и смеяться с их нелепости.
В последние дни он был необычайно весел, постоянно улыбался и… совершенно никого не узнавал.
В который раз за сегодняшний день душа Минхо кровоточила, ощущаясь почти физической болью.
Ли заметил на столе стопку листов. Они были исписаны неровным почерком Джисона. Взяв их в руки, старший заметил на первом листе надпись:
«Для тебя, мой котёнок».
Эти листы оказались их историей. От начала и до конца. Там были описаны все счастливые дни и моменты, мысли Джисона и его чувства.
Хан писал эту книгу до тех пор, пока он мог это делать, но после этого он лишь читал ее каждый раз, когда забывал о том, кто такой Ли Минхо.
В последнее время это было очень часто. Было видно засохшие слезы, слегка размывшие чернила.
В тот вечер Минхо читал написанную Джисоном историю их отношений, каждый раз разбиваясь на части. Ему было слишком больно. Создавалось впечатление, что он наелся осколков стекла, они застряли у него в горле, нанося кровоточащие раны, которые не залечит ничто. Они превратятся во множество шрамов, о которых Минхо будет помнить всю жизнь, до тех пор, пока они с Ханом не встретятся на том свете.
В конце концов мама принесла ему успокоительное и ромашковый чай, и только спустя час он, вымотавшись до предела, уснул, не контролируя катящиеся по опухшим щекам слезы. Рядом, свернувшись калачиком и греясь под теплым боком, лежала небольшая белая собачка, напряженно вглядывающаяся в пространство комнаты.
Легкий ветерок залетал в открытое окно, из-за чего колыхались белые занавески.
На полу, у кровати, сидел молодой парень, с грустной улыбкой вытиравший слезы Минхо.
- Не плачь, котёнок, мы еще обязательно встретимся…