У Нео все в порядке с головой, ладно? Никаких травм, никаких проблем. Он абсолютно здоров, и морально, и физически.

Он просто чувствует себя плохо у монолита. Просто все фантомные шрамы — уже давно зажившие при перерождениях, давно исчезнувшие — начинают ныть, как в первые же дни, просто простреленный бок начинает болеть, просто под веками ожидает взгляд ярко-зеленых глаз и фиолетовые стены. Просто замкнутые пространства хочется покинуть поскорее и слово «Монолит» теперь вызывает отторжение.

Поправлять свои мысли приходится вручную. Квест идёт интересно и задорно, не нужно сейчас думать об этом! Он уже давным-давно вышел из тюрьмы, ему нечего боятся.

Нео виляет по каменным коридорам и убегает от "Модди", не особо успешно пытающегося его убить. Сразу понятно, что никакой это не Модди — стиль боя банально другой. Да и даже будучи жрецом он предпочитал якоря больше зелий.

Это едва ли влияет на то, что его все ещё пытается убить какой-то незнакомец, решивший провести его по старым темным воспоминаниям и параллельно задарить. Чат в треске электричества усмехается — Нео все больше кажется, что они все знают.

Коридоры приводят его к знакомой комнате с сундуками-воронками. В одном из них он находит свой старый шалкер с вещами и ведра с переименованными рыбками. Вот прелесть, реально сохранили. Он был уверен, что все это уже давным-давно уничтожено. Это трогает что-то внутри, до ужаса нежное. Собственные вещи — подарок лучше, чем любые драгоценности до этого.

Невидимая фигура в доспехах вручает ему эндерперл и указывает на проход вверх. В фальшивую камеру.

У Нео в момент телепортации дыхание перехватывает. Фиолетовые стены схлопываются — чат напоминает ему, что все в порядке. Толкают к очередному шалкеру с подарками.

Невидимая фигура снимает с себя броню и выпивает бутылек молока. Эффект рассеивается, и павшему уже улыбается снежный голем — не угрожающе, а по-дружески.

— Блин, так это все таки ты!

Алфедов усмехается, сует руки в карманы. Выглядит совершенно спокойным, как и обычно: на нем нет формы дровосеков, только привычный серый костюм.

— Это похоже на какое-то издевательство, по-моему, – заявляет Нео, чувствуя электричество под ногтями.

Они приступают к обсуждению квеста. Алфедов рассказывает о том, как в восемь часов утра строил вышку, и о бегающем в лабиринте жреце. Говорит со всеми эмоциями, не выставляет себя куклой. Павший медленно расслабляется, достает камеру и фотографирует их вместе, чувствуя холод снега даже под тканью пиджака.

— Знаешь, в чем прикол? — оборачивается к нему Алфедов.

— М?

— Вот у тебя с собой есть молоко?

По затылку мурашки пробегаются. Нео тут же лезет в инвентарь.

— Нет.

— Вот и у меня нет, так что ждём Джаста.

Блять.

Момент паники наступает слишком быстро, это почти как рефлекс — выбраться, сбежать, освободится. Он тут же достает кирку и двигается к дыре с водой.

— Не-не-не, мне кажется там можно было-

— Если бы было всё так просто, там бы телепорты не стояли.

Нео ойкает, оборачиваясь на голема. У него выражение лица виноватое, непричастное. Очевидно, запирать их здесь он не планировал.

Но Нео все равно страшно, и он только губу закусывает, откладывает кирку.

Даже если Алфедов — самый миролюбивый представитель дровосеков, он все ещё тот, кто в него выстрелил.

— Ну а пока мы наедине мы можем. . . — перекатывается с пятки на носок, думает, как вину загладить, — Можем новогоднюю историю какую-нибудь рассказать.

— Новогоднюю историю? Блин, не знаю.

Алфедов проходит и садится на наковальню — не прямо, как обычно, а в позу лотоса. Нео садится там, где стоял. Пытается придумать, что бы сказать.

Чат разрядами проходится в локтях, не даёт окончательно уйти в паранойю и воспоминания. Нео благодарен им за это.

(Они ведь и в прошлый раз — поддерживали, пытались успокоить. Не помогало. Но, по крайней мере, они пытались.)

— Могу ли я дружить с тем, кого ненавижу? — спрашивает аккуратно, медленно.

Алфедов склоняет голову на бок, подпирает подбородок рукой.

— Можешь.

Нео перебирает пальцами, ловит момент. Ищет новые слова.

— . . . Мне кажется, в тюрьме я наконец-то решил, что не хочу ненавидеть. Или, по крайней мере, будет лучше так. Меня изуродовали здесь. Мне кажется, здесь я наконец-то узнал, что значит по-настоящему боятся.

В разуме отзывается болью — все таки на мгновение видит воспоминание о разодранных в кровь руках. Снова ловит зелёные отблески.

— Зато, — Алфедов облизывает губы, пытается придумать, как продолжить эту странную, совсем не похожу на новогоднюю историю тему, — Зато что?

— Зато. . . Зато я узнал, кто я теперь.

Алфедов пусто улыбается. Нео пытается эту улыбку отзеркалить.

Кто он?

Есть много ответов на этот вопрос. Очевидных и не очень.

Алфедов не спрашивает, сворачивая диалог на какую-то более интересную для чата тему. Стихи, стримы, сообщения Джаста — все внезапно протекает мимо, словно Нео не ведёт поток, а движется вместе с ним.

— Нео, тебя лишили официального освобождения из тюрьмы, поэтому вот твое официальное освобождение от главного инженера тюрьмы. С новом годом, как бы.

Едва Джаст открывает камеру, он тут же выскакивает оттуда. Не смотрит на него — боится увидеть того, о ком пытается забыть.