Он слышит заливистый смех, доносящийся с первого этажа, и прикрывает голову подушкой, потому что с ним Скэриэл никогда не смеется так. Джером не совсем может объяснить, какое это “так”, но оно явно особенное. Он впивается кончиками пальцев в края подушки и зажмуривается, попытавшись в очередной убедить себя в том, что так нужно. Белые пятна скачут под веками вспышками.
Так нужно, Джером. Ради нашей цели, Джером.
Голос в его голове уже давно не звучит его собственным, и это утомляет.
Иногда Джером думает, как было бы здорово, просто замечательно, если бы Хитклиф пересек границу с Запретными землями и сгинул там на веки вечные - такому избалованному мальчишке, выросшему в тепле и уюте, не знавшему ни нищеты, ни голода ни за что там не выжить без помощи. Джерому хочется, чтобы Хитклиф вернул то, что нагло украл и присвоил себе. То, что самому Джерому, по сути, никогда и не принадлежало вовсе.
Лишь изредка ему самого себя удается обмануть, обвести вокруг пальца, как будто от этого станет легче.
Не станет. Это уже его собственный голос пробивается сквозь чужой тихий шепот – такой успокаивающий, усыпляющий бдительность.
Лишь изредка, когда кончики пальцев Скэриэла вырисовывают невидимые узоры на его спине под футболкой; когда прерывистое дыхание обжигает кожу шеи, и можно прижаться так близко, что расстояние между их телами будет исчисляться жалким ничем. Лишь тогда Джерому кажется, что никакого Готье Хитклифа не существует, да и не существовало никогда.
Только он и Скэриэл в окружении молчаливых мрачных стен, которые они привыкли называть своим домом.
Смех с первого этажа становится громче, смешивается с чужим беззаботным, и в этот самый момент Джером сам ощущает себя вором, крадущим чужие улыбки, его улыбки.
Необязательно употребять наркотики, чтобы быть наркоманом. Это он знает не понаслышке. Еще Джером знает, что ему нужно остановиться. Знает, что из этих отношений ничего хорошего не выйдет, потому что сейчас Скэриэл там, внизу смеется так, как никогда не смеялся рядом с Джеромом. Потому что Скэриэл говорит – врет – что дружба с Хитклифом – лишь мостик, ведущий к достижению цели. Но стоит только один день провести в трезвости, посмотреть правде в глаза и заглушить мягкий шепот в голове, воображение подкидывает очень яркую и четкую картинку – все они часть этого мостика, по которому шагает Скэриэл навстречу своему безумству. Вместо того, чтобы перестать отравлять свою кровь, Джером дает клятву, которую люди в здравом уме не дают даже стоя перед алтарем.
На первом этаже голоса затихают: Джером стягивает подушку с головы и щурится от света, ударившего в глаза из незашторенного окна. Он приподнимается и вглядывается в груду вещей валяющейся у его кровати. Тяжело вздыхает, но почти благодарен сейчас привычке Скэриэла разбрасывать вещи – ему есть чем занять руки. Он погружает вещи в корзину, подметает и протирает пыль с поверхностей: на все у него уходит не больше пятнадцати минут.
Он выходит в коридор и прислушивается к звукам с первого этажа: тишина. Быть может, Хитклиф сделал одолжение Джерому и свалил в свой особняк, где ему и место?
Он неуверенно спускается по лестнице, крадется, словно какой-то вор – в этом доме после того, как в нем появилось место Хитклифу и его друзьям, Джером больше не чувствует себя своим.
На диване в гостиной он обнаруживает Скэриэла, а рядом спящего Хитклифа, уткнувшегося в его плечо. Очень милая, должно быть, картина для кого-то другого, но не для Джерома. Джером лишь приподнимает бровь, а Скэриэл чуткий до посторонних звуков лениво поворачивает голову в его сторону, улыбается уголками губ и подносит ко рту указательный палец. Той руки, которая мгновение назад покоилась на талии у Хитклифа.
Джерому хочется кричать и скинуть Хитклифа с кровати. Возможно, ему бы хотелось хотя бы раз ударить Скэриэла. Возможно, вырвать свое чертово сердце, отравленное этим ядом или какой там орган отвечает за все эти разрушающие чувства. Все что угодно, только не молчать.
Джером смотрит на довольного собой Скэриэла и четко для себя в этот самый момент осознает, что рано или поздно он станет его погибелью.
Он отворачивается, подходит к кухонному островку и хватает со стола банку с кофе.
Вот бы этот день поскорее наступил.
это очень больно и очень вкусно, целую ваши руки