Айвори стекает по ручке гаечного ключа.
Он обжигает пальцы, обхватившие ручку так, как будто уже никогда её не отпустят.
Капли божественного нутра навек клеймят и кожу, и память.
Растущая лужа едкого белого красит потёртую резину ботинок в тошнотворно-серый.
От едкого дыма слёзы сами текут из глаз, а сил их вытереть нет. Ракетная установка с грохотом падает на землю, от которого сотрясается и платформа, и душа.
Она не может отвести глаз, ведь она ждёт хоть какого-то звука, начала исцеления, доказательства неубиваемости — дара, которым отмечен каждый, кто получил благословение Его.
Колени дрожат, и у неё не получается сказать, хорошо или плохо, что тишина так и не нарушается.
"Это было правильно", — говорит она себе. Это не нужно доказывать. Это очевидно само по себе. Это главная причина, по которой она оказалась здесь.
Труп её возможной убийцы отпечатывается прямо в мозгу. Огромное дерево, которое вырывается из трупа в знак неповиновения, навек останется уродливым памятником её поступков. Ей кажется, что её вырвет.
Она не уверена, можно ли её назвать человеком.
Но она жива.
Но на пути его больше нет. Опасностей больше нет. Ракетную установку уже ничто не тревожит. Механические руки на мгновение искрят, когда их заряд всасывается Айвори.
Семья брата, сам брат, отец… все отомщены.
И все безвозвратно потеряны.
И теперь к ним присоединился ещё один труп.
Над ней нависает Епитимья, и отчего-то сам конец света пугает меньше.
Иначе было нельзя, — напоминает она себе. Но это не её имя написано на ракетах, это её органы должны остаться в кратерах, это её кровь должна была окрасить эти стены.
И в какой-то степени так оно и есть.
Она суёт руку под жилет, и от тёплой влаги на коже её передёргивает.
Такова судьба любого смертного, что дерзнул возвысить себя до агентов вечности — до агентов Его.
Но это не её кровь растекается по полу, и не её труп покоится в собственных внутренностях.
Она, связанная бренным телом, противостояла тем, кто был наделён благословениями Его, тем, у кого были невероятные силы, способные поражать разум и разрушать тело. Неподкупным, непогрешимым, бессмертным агентам Единого Концерна, Великого Три, Его самого.
И она смогла победить.
У неё всё ещё болит живот. Она с трудом сглатывает желчь, которая подступает к горлу и обжигает язык.
Они на шаг приблизились к победе.
И она не жалеет о содеянном.
Элро был прав.
Брат предупреждал о том, каким может быть мир, мир за границей безопасного, дружелюбного Семнадцатого Поселения. Порой он подбадривал её. Порой помогал избегать и подрывать волю Единого Концерна.
Но он предупреждал. Пусть она и без того знала. Епитимья приходила быстро и никогда не ошибалась.
(Или всё же нет?)
Она видит всё собственными глазами. Она видит смерть, которую принесла тем, кто не заслужил её. Это Его воля? Это Его план? Кто Он? Имеет ли всё это смысл?
Давние убеждения, конечно, дают ей ответы. Проповеди, которые она слышала всю жизнь, действительно дают ответы… но они ей не нравятся.
Это не те ответы, которые она ищет.
И она не жалеет о содеянном.
Пальцы сжимаются и разжимаются, когда она поднимает гаечный ключ с земли. Ветер свистит сквозь решётку платформы, на которой они стоят. Ботинки оставляют следы из Айвори, когда она отворачивается.
В этот день умер не только агент божий.