И снова все Зоны очищены, и снова всë поглотит святая чернота. Что бы не решил Кукловод, это не снимет с него вины. Если бы он, конечно, принимал еë всерьëз. Он не усвоил никаких уроков. К чему извлекать посыл из развлечения? Иначе он бы со своей любимой игрушкой и не возвращался бы. Не прошëл бы через все Зоны, не попытался бы осквернить их бледные трупы.

И уж точно не появлялся бы здесь — у самого последнего алого кубика.

Конец близок — как, в общем, и всегда. Но желание жить, нет, инстинкт существования, который высшие силы не потрудились из Захари убрать, вновь даëт о себе знать. Из Баттера, кажется, тоже.

И когда взгляды встречаются в последний раз, за маской и тенью бейсболки показывается страх. И — на мгновение — понимание. Что за заскриптованной ролью есть настоящая эмоция. И это даже не равнодушие. Но страх и жалость. Из тени это так и не выберется. Слишком поздно, слишком не нужно. Пусть подождëт до следующего раза. Он может не наступить, но так будет лучше.

Так им больше не придëтся выступать.

Захари разве что хочется, чтобы Кукловод довëл дело до конца и теперь. Лучше бы он не оставлял мир на произвол тьмы — она, конечно, придëт, но гораздо медленнее. Лучше бы он не оставлял и Баттера — он не даëт слезам вылиться. Не даëт дрожащим рукам опуститься.

Ведь его уже никто не утешит. Захари не так уж слаб, но когда марионетка сломается, уже не он попытается еë починить. А если отбросить мысль, что вообще никто не попытается, то смириться будет ещë проще. Если, конечно, Кукловод решит уйти.

Но Кукловод не уходит: Баттер делает шаг.

И от этого Захари немного легче. Скоро все снова уснут.