Хенвон рассерженно смотрит на часы, что показывают уже половину четвертого утра, сейчас хорошо было бы лечь спать, он устал и очень вымотан, но ноги сами собой несут его прочь от дома. Розоволосый уверенно проходит нужный перекресток, шагая к жилищу лучшего друга. Сначала нужно убедиться, что тот в порядке, а переночевать и у него можно будет. На диване. От которого все тело на утро ломит так, будто били палками или пытали, но, когда выбирать не приходится, и это сойдет. Раньше он частенько приходил с ночевкой и делил с Хосоком кровать, та огромная, уютная и очень мягкая, но в последнее время это происходит все реже и реже, почти никогда. В основном Хенвон зависает у друга до поздней ночи, а спать идет непременно к себе, не потому что Ли против, а из-за его глупых, не имеющих права на взаимность, чувств. Спать в одной кровати с любимым человеком, который без задней мысли использует все и вся в роли мягкой подушки как-то не улыбается. После нескольких таких ночей он чуть ли волком не выл от прикосновений сильных рук, обвивающих талию и прижимающих к себе. Да, тот бурчал что-то романтическое каким-то пассиям из сновидения, иногда упоминал еду и прочее, но это не умаляет других заслуг. Особенно когда впереди ударный день и нужно быть продуктивным, а не хмурым и сонным, из-за того, что так и не смог сомкнуть глаз. Че решил, что с него хватит, он ведь не махровый мазохист, чтобы терпеть подобное на постоянной основе. Он хмурится. Останавливается посреди дороги, ворошит волосы на голове. Это слишком для него. Будь ситуация несколько другой, Хенвон первым делом побежал бы в магазин, купил десять пачек разного мороженого и кушал бы их с упоением, смотря по телевизору сопливые женские дорамы, постоянно приговаривая, что все вокруг козлы и стервы. Что-то в этом духе обязательно помогло бы на некоторое время унять боль в груди, которая не дает спокойно дышать, разрывает на части и окрашивает реальность в серые, даже черные тона.

— Я же знал все наперед, так что нечему удивляться, но все-таки это чертовски больно.

Минхек уже с час не может дозвониться до Хену, упорно трезвонит на мобильный и домашний, но в ответ слышит лишь противные длинные гудки, что испытывают его терпение. В припадке ярости он сильно сжимает телефон в руке, швыряет его в угол комнаты и ждет, когда отступит белена, застилающая глаза. В нем бурлит чуть ли не адовое варево из всевозможных эмоций, которые он вроде как и не особо хочет заглушать. Потому что надоело все копить в себе. Потому что больно. Будто бы мало того, что его надолго заперли в тесном пространстве с объектом неразделенной любви и ненависти. В голове до сих пор бьется неуемное желание заботливо обработать раны, уничтожить, сорвать свежую болячку, причинить острую боль и приласкать. Не так-то просто контролировать этот поток, при каждом ударе сердца кажется, что с губ срывается определенное имя. То, которое очень хочется произнести нежно, чувственно, с любовью, а не харкаться ядом. Минхек желает стать сильнее, быть другим, отвлечься самую малость, думая о важных вещах. Он заметил странную деталь — диалоги в гостиной закончились намного раньше, чем их выпустили.

— Неужели та неповоротливая тетушка из библиотеки? — размышляет он вслух, — нет, не может быть. Да и не убежала бы она так быстро. Не смогла бы. Даже учитывая ее непростую сущность. Что-то не так. Не сходится.

Все получается очень нескладно, почему их не выпустили сразу же, после завершения разговора? Только одно приходит на ум — открыл замок кто-то другой. Не Хену и Хосок, он уверен, профессор не стал бы так поступать, зная правду о его чувствах, как и Ли не бросил бы своего ненаглядного друга. Подозрительно. Остаются только Чжухон и Кихен. Вот только заявись хоть один из них на порог его квартиры, то по громким крикам они с Хенвоном сразу бы все поняли. Их бы не стали держать взаперти.

Спать совершенно не хочется, поэтому Минхек подцепляет указательным пальцем край ветровки и направляется на улицу, проверить дома ли его горе-сообщник. Заодно стоит выветрить глупые мысли о том, о ком думать не следует, посредством включения музыки на максимальной громкости. Минхек мысленно сознается, что он тоже хорош. Но от этого начинает лишь злиться в разы сильнее, раздражаться. Пинает камни под ногами и сжимает губы, борясь с глупым желанием расплакаться. Ему кажется ничто на свете не поможет заглушить бурлящие внутри чувства, ни алкоголь, ни громкая музыка, ни сон. Это персональный ад, в котором главный мучитель по усмешке судьбы является любовью всей его жизни. До сих пор. Кихен был прав, можно говорить что угодно, храбриться и кидаться угрозами, но суть от этого не изменится, да и чувства внутри не увянут. Минхеку тошно оттого, что влюбился как последний идиот, не важно, что он слышит в свой адрес и как отвечает, его привязанность слишком сильна. Нити этой нездоровой любви опутывают его с ног до головы, врезаются в тело, пережимают, причиняют боль и лишают свободы. С одной стороны, он хочет дышать полной грудью, порвав путы, но с другой — без них страшно и тягостно. Не так. Плейлист как назло подкидывает ему грустную песню, медленную и тягучую, он горячо любит ее, поэтому не переключает. Как-то раз услышав ее, даже не разбирая иностранных слов, она запала в душу, обосновалась там и живет уже очень давно, создавая каждый раз при прослушивании легкое жжение в области сердца и грустную улыбку на губах. Эта история близка ему, поэтому ранит в тысячу раз сильнее, распаляя чувства на максимум.

— Твоя любовь словно свет, твоя любовь словно тьма, твоей любви просто нет, — он еле шепчет, вторя за песней любимые строчки, те единственные, что успел выучить наизусть.

Дома у профессора никого не оказалось, поэтому очистив совесть, Минхек собирается вернуться домой, он хочет хоть немного поспать, потому что за последние дни его светлая макушка прикасалась подушки лишь на пару часов, да и то в пьяном бреду. На свежую голову думается лучше, он не собирается спать долго, тем более времени на это нет. Все состоится сегодня, в девять вечера. Сначала дела, потом полноценный отдых. Нужно найти Кихена и Хену, там и все остальное приложится. Теперь он не позволит никому раствориться в воздухе перед самым носом. Ему очень хочется верить, что Сон с Ли ушли по своей воле, вместе или по отдельности не важно, главное сами. Ведь иначе ситуация становится очень серьезной, он понимает, как следует поступить, но вот возможно ли в одиночку что-то изменить — это другой вопрос. Таких вопросов в его голове очень много, благодаря им Минхек наконец-то выдохнул и переключился, он даже несколько взбодрился, заставляя мозг нещадно работать в режиме нон-стоп. Ему нужно одно — вмешаться в игру, но перед этом узнать точное место сбора. Профессор предполагал разные варианты, вполне себе обоснованные, такие как поместье Ю или же библиотека, он сразу вычеркнул из списка другие места, делая упор на двух главных. Он в силах исследовать их за день, все вокруг перевернет вверх дном, во все подвалы и чердаки залезет, но найдет друзей. Обязательно. Пусть его появление не вызовет никаких перемен или фантастических осложнений, но Минхек обязательно что-нибудь придумает, чтобы помочь. Может исход битвы изменить ему совершенно не по силам, но вот выполнить обещание, данное Кихену — вполне. Он не оставит его одного в том месте.

Блондин сворачивает за угол и замирает, видя знакомую фигуру, после чего мгновенно делает пару шагов назад. Сердце с чудовищным свистом падает куда-то вниз и остается там. Да еще и стучит назло так громко, что кажется вся округа это слышит. Он чертыхается, мнется и жмется спиной к холодной бетонной ограде. Высовывает свою светлую макушку за угол и смотрит на того, кого бы не хотел видеть в ближайшие пару дней, особенно в таком состоянии. Будто бы Хенвон мало над ним поиздевался, словно не все грубости еще высказал. Розоволосый заставил уяснить все раз и навсегда насчет его неправильных, нелепых, но все еще до одури искренних чувств. Такие как Минхек не должны смотреть в сторону людей подобных Че, вот и все. Хенвон мог бы попытаться говорить помягче, но нет. Тот намеренно бросался словами так, будто бы раздавал хлесткие пощечины, от которых все лицо прижигало ярким пламенем, а внутренний мир застывал, мгновенно превращаясь в ледышку. Он раз и навсегда показал, что не только взаимности ждать не стоит, но и любить его не дозволено. Че бы обязательно сказал что-нибудь еще, но замер, когда услышал разговор за дверью, встрепенулся, сжался и затих. С того момента сидел молча, не проронив ни звука, да и смотрел в одну точку. Больно. Понял каково это, когда так больно. Когда слова будто ножом режут по живому и трепещущему. Поделом.

Что тут забыл Че его касаться ни в коем разе не должно. Он же не Хосок, а это значит, что Хенвон его даже не окликнет. Другие априори не попадают под интересы его величества. «Не говорить, не смотреть в его сторону, не приближаться» — Минхек как мантру повторяет в голове эти простые слова и все-таки сворачивает за угол. Быстро минует стоящего около дерева парня и скрывается в доме. Лишь в подъезде чувства накрывают его с головой, он жмется руками и лбом к лифту, ему плевать насколько тот грязный, главное успокоиться и остыть. Он твердит себе, что видел всего лишь постороннего, незнакомца, какого-то странного парня. Все. Точка. Была бы точка, если бы самоубеждение ему помогало. Блондину кажется, что он спит и видит самый жуткий кошмар, иначе Хенвона под его окнами не было бы.

— Чего ты хочешь от меня, идиот? — он осторожно выглядывает из-за штор, — уйди, пожалуйста. Оставь меня одного. Я не хочу тебя видеть, мне нужно время, чтобы прийти в себя.

Отходя от окна, он устало плетется в сторону кровати, заводит будильник на девять утра и проваливается в сон, стоит голове коснуться мягкой подушки. Четыре часа сна никак не спасут ситуацию, но сил прибавят, хотя бы самую малость. Минхек очень надеется, что как только он откроет глаза, на одну проблему, стоящую под его окном, станет меньше. Хотя, он все-таки себе лжет. Сердце предательски громко гремит, но даже этот стук не мешает ему окунуться в дремоту. Он физически и морально вымотан. Словно в подтверждение собственной истощенности ему не снится ничего, кроме абсолютной пустоты и черноты, только это. Как идет сквозь нее и совсем не боится, ему спокойно и тепло в ней, та словно заботливая мать убаюкивает и укачивает. Согревает в своих нежных объятиях и расслабляет, даруя свободу от всего, что расстраивало.

Резкий звон будильника прорывается сквозь сновидение, отчего Минхек ворчит, отрывая голову от подушки, смотрит на время и первым же делом набирает номер Хену. Нет ответа. Он плетется на кухню, чтобы выпить чашечку кофе и садится, устремляя взгляд в окно. Благо ему не видно ничего, кроме макушек деревьев и красивых облаков, что гуляют по небу. Они свободные и счастливые, их не мучат проблемы или чувства. Минхек завидует им между делом, пока идет выключать кофемашину, которая истошно верещит о приготовлении напитка. Он сжимает в ладошках кружку, вдыхает терпкий аромат и щурится, отпивая глоточек. Тепло разливается по его телу, настраивая на продуктивный день и отсеивая плохие мысли в сторону. Ли почему-то уверен, что проблем в его жизни стало меньше и поэтому уверенным движением оттягивает шторы, устремляя взгляд вниз, во двор.

— Идиот. Кретин. Мудак, — Минхек даже счастливо хмыкает, думая что-то о карме, но сразу же расстраивается и снова кидает взгляд на сгорбленную и явно замерзшую фигуру Че, — ночью ведь уже холодно.

Не такой он уж и добрый, чтобы приглашать его к себе домой на чашечку кофе, попутно расспрашивая, что случилось, итак понятно. Хосок пропал и не отвечает на звонки по домашнему телефону. Вот только даже этот факт не заставил Хенвона хоть слово проронить, так смысл ждать? Минхек не собирается притворяться, что все забыл. Такие вещи пропускаешь через себя, впиваешься ослабевшими пальцами в волосы и сдираешь собственную нежную кожу ногтями до крови. Воешь и мучишься, но продолжаешь жить, иначе никак. Остальное глупо.

— Уйди, — злится парень, — прочь с глаз моих!

Те слова, что он говорил, как и болезненные удары, что наносил, все еще свежи, Минхек трогает кончиками пальцев синяки на своем теле и размышляет. Как только его мысли снова возвращаются к жалости или чему-то подобному, он со всей силы давит в место удара, кривится от физической боли, застывает и проклинает человека под его окнами. Бесит. Он заслужил. Пусть мерзнет, стучит зубами, заболеет, пусть на него заявит в полицию старушка с первого этажа, которую уже точно начало смущать присутствие незнакомца, стоящего под окнами бог знает сколько. Ей не впервой. Пусть так и будет. Хоть что-нибудь должно заставить его уйти, иначе глупая, абсолютно неуместно проснувшаяся в этой ситуации совесть, никогда не заткнется. Он не железный, видит, понимает, сочувствует и злится до одури на такие мысли. Слишком сложно игнорировать Че, хотя и нужно. Необходимо. У него нет времени на новые сердечные глупости. Их он уже совершил сверхмеры, столько, что теперь не расплатится перед должниками. И без Хенвона полно проблем. Тем более будь дело срочным и важным, он бы заговорил или позвонил в дверь, попросил бы помощи, а раз этого не произошло, значит все не так и плохо.

— Зачем ты здесь, Хенвон? Почему не уйдешь, раз не хочешь со мной говорить? Гордый.

Блондин жмется к стеклу и ударяет в него кулаком. Невозможно. Он не может сконцентрироваться. Минхек хватает свою куртку и выходит из дома. Идет вперед, делая вид, что спешит по делам, а сам нарочно застывает за углом и вжимается спиной в стену, пропадая из вида для того, кто возможно будет преследовать его. Если никого не будет, то он быстро вернется, делая вид, что ходил в магазинчик рядом. Че появляется через мгновение и растерянно крутит головой, не сразу замечая Ли. Стоит их взглядам пересечься, розоволосый отворачивается и отходит в сторону, а Минхек злится.

— Хватит, — он говорит так громко, что прохожие оборачиваются, — уходи. Не нужно заставлять себя, мы уже все выяснили. Я не знаю где они, куда пропали и что делать, так что я не тот, кто может помочь тебе найти Хосока. Это нечестно. Ты отвратительный. Пожалуйста, хватит. Не подходи ко мне. Убирайся.

Блондин резко разворачивается и идет к своему дому, но Хенвон не оставляет выбора: перекрывает путь, появляясь перед ним и молчит, черт его подери.

— Я ненавижу тебя, — Минхек еле шепчет.

— Я могу помочь.

— Не нужно, я же сказал, уходи.

— Ты не справишься в одиночку, вдвоем будет легче, — Че настаивает, но в глаза не смотрит.

— Чертов хамелеон. Неужели ты так быстро превратился в того самого человека, способного надолго задержаться в моей компании? Сам же говорил. Не утруждайся.

— Я не должен был говорить подобного, то было ложью.

— Ложь то, что ты говоришь в сию минуту. Тогда была правда, высказанная мне прямо в глаза, а не так как сейчас. Мне не нужна твоя помощь.

— Минхек, послушай, — Хенвон тянется рукой к его плечу, на что получает легкий удар.

— Не трогай меня. Так нравится издеваться? С чего ты решил, что можешь смотреть свысока лишь потому, что знаешь о моих чувствах? В этом нет ничего смешного, Хенвон. Это больно. А теперь дай пройти.

Минхек спешит к своему подъезду, но, к огромному сожалению, понимает, что Че следует за ним по пятам. Заходит в лифт, но не проходит в квартиру, не потому что дверь перед его носом внезапно закрывается, а, видимо, из-за остатков совести, мешающих переступить невидимую черту. Так и замирает на пороге, вопросительно вглядываясь в лицо владельца помещения. Блондин раздражается еще больше, уходит прочь, не закрывая дверь и поспешно исчезая на кухне. Ходит кругами, наливает новую кружку кофе, залпом выпивает ее и закусывает конфетой, скорее от нервов, нежели от голода. Ноги сами собой несут его ко входу, и он было с облегчением выдыхает, не видя никого, но тот все еще тут, сидит на лестнице и трет покрасневший от холода нос, звучно чихая при этом. Сердце Минхека пропускает удар, он сильно сердится, но, обещая себе забыть обо всем уже к ночи, сдается. Только один раз, потому что иначе это никогда не закончится.

— Проходи, — блондин подпирает спиной дверь, широко ее распахивая.

— Хорошо.

— У меня есть два условия: первое — ты держишься в рамках приличия, а второе — не вспоминаешь о том, что произошло ранее. Давай представим, что мы партнеры на работе, сделаем совместный проект и никогда больше не пересечемся. Со своей стороны, я это обещаю.

— Минхек, правда пр…

— Либо мы сотрудничаем на моих условиях, либо убирайся. Какого черта ты думаешь о себе так много? Я не хочу ничего слышать. Абсолютно ничего. Оставь мою жалкую гордость и чувства в покое, я обещаю даже не смотреть в твою сторону в будущем, так что угомонись. Я все понял. Теперь давай найдем ребят. Они нуждаются в нас.

— Хорошо, — Че тупит глаза в пол, потому что смотреть на Минхека ему не по себе, — у тебя есть план действий, вы с Хену уже что-то обсуждали?

— У тебя хорошая интуиция? Нам нужно выбрать, где их искать, есть два основных варианта: библиотека или дом, где жил Кихен. Оба варианта подходят, но нужно выбрать один.

— Может проверим сразу два места? Ты в одно место, я в другое.

— Мы не будем разделяться, тебе не хватило что ли? Хочешь, чтобы Чжухон завершил начатое?

— Не хочу. Просто ошибка может стоить кому-то из них жизни, разве нет? Какова вероятность, что они будут в одном из этих мест, а не где-нибудь еще, чтобы уж точно никто посторонний не заявился. Это же гарантирует стопроцентный успех.

— У таких существ, как тетушка из библиотеки, существует привязка к месту. Она может выходить и бродить рядом, но всегда будет возвращаться в так называемое место силы, вот только мне непонятно, какое из двух таковым считать. Дом, где все произошло или же место основного пребывания. По рассказам Кихена — это библиотека, но я боюсь ошибиться. Очень боюсь. Слишком много людей в этот раз замешано в игре, так что да, они могут перенести ее в другое место, но то так или иначе оно должно быть завязано на прошлых событиях.

— Время известно? — Хенвон потирает саднящие губы и хмурится.

— Чжухон сказал, что девять, верить ему, полагаю, не стоит, но логично, что это будет вечером. Если мы берем в расчет библиотеку, то тем более. Она закрывается в шесть.

— Почему не днем? С чего ты взял, что он не врет на этот счет?

— Днем они привлекут к себе слишком много внимания — это, во-первых. Во-вторых, им нужно соблюдать особый распорядок. Тетушка — создание тьмы, из нее она черпает силу ровно также как из душ несчастных, поэтому не под лучами солнца таким заниматься. Да, можешь возразить насчет лета и что в теплое время года тогда еще светло, но это всего лишь мои предположения, а не стопроцентная правда. И еще одно — рассказ Кихена. Он говорил, что они всегда играли в одно и тоже время — после закрытия. Тут временные рамки могут тянуться во все стороны, но факт в том, что это никогда не происходит днем. Вот мои мысли.

— Давай сначала проверим библиотеку, осмотрим все там сверху донизу, а после, если ничего не найдем, отправимся в бывший дом Кихена.

— Хорошо, с этим решили. Я так подумал, давай лучше придем к открытию, все-таки перестрахуемся и побудем там подольше, это не будет лишним.

— Ладно.

— Раз мы договорились, можешь идти, встретимся на углу, около кафе. За десять минут до открытия.

Минхек отворачивается, подходит к холодильнику и достает пару яиц, чтобы приготовить на скорую руку простой завтрак, ему безумно хочется есть. Но больше всего он хочет занять свои мысли чем-то, чтобы не думать о том, кто все еще почему-то находится в его квартире, хотя причин на то больше нет. Хенвон ужасно упрямый и совершенно не чуткий, не понимает и не хочет уступить, дать время привести себя в порядок и остыть. Будто издевается, заставляя при нем проявить те эмоции, что сдерживает из последних сил.

— Можно я останусь?

— Зачем? — Ли не оборачивается, ловко разбивая пару яиц в скворчащую сковороду.

— Не хочу, чтобы и ты исчез.

— Разве тебе не должно быть все равно? Ни с кем меня не перепутал? В твоих руках информация, план действий и там будет помощь. Мое присутствие не решит мировых проблем, так что не придавай этому особую важность.

— Извини, — Че говорит настолько громко, чтобы не дать перебить себя ни посторонним звукам, ни возражениям со стороны, — я ужасно поступил с тобой. Сорвался и наговорил гадостей, я так не считаю, ты не такой. Я не должен был вымещать свою злобу и боль на тебе.

Глядя на то как вздрогнули плечи блондина, Хенвон и правда чувствует себя самым последним мудаком, хотя не только из его рта вылетали слова, доверху наполненные ядом, но все-таки это неправильно. Нельзя поступать так с тем, кто влюблен. Пусть Минхек натворил много дел: угрожал, путал, игрался и дерзил, но они оба виноваты. Поэтому стоит отступить, сгладить острые углы, чтобы эта проблема не стала острием вверх в самый неподходящий момент. Детально можно будет разобраться чуть позже, не сейчас. За ночь, проведенную на улице, бурлящие эмоции улеглись, а разум очистился. Им нужно работать сообща, только так может что-то получиться, следовательно, необходимо самому сделать первый шаг навстречу. Хотя бы маленький, но ощутимый для их непростых отношений, состоящих из взаимной ненависти.

— Я не уйду, — чуть ли не кричит Че, чем снова заставляет блондина переполошиться.

В последующие десять минут он наблюдает то, как сокурсник снова лезет в холодильник, достает еще пару яиц, зелень, чеснок и бекон. Замешивает все вместе в тарелке, добавляя соевого соуса, и выливает в сковороду, после чего накрывает крышкой, отправляясь тыкать кнопки на кофемашине. Тот ковыряется с едой и напитками еще с пару минут, затем садится почти вплотную, потому что кухонный стол небольшой, ставит две тарелки и чашки, бурча что-то наподобие «ешь, пока не остыло», отворачиваясь в противоположную сторону.

— Спасибо, — говорит Хенвон, — я и не надеялся.

— Неудивительно, у меня же нет положительных сторон. Как ты там говорил пару часов назад?

— Ты сказал не вспоминать об этом.

— Первый начал, — хмыкнул Минхек, — говорил же, что правда. То были твои искренние мысли.

— Я хотя бы извинился, — парирует Че, совсем не ожидая, что после этих слов однокурсник сорвется с места, так и не притронувшись к еде.

Он перехватывает его за локоть, тянет на себя, разворачивая лицом. Ничего такого, просто хочет заглянуть в глаза и рассмотреть в них то, что интересовало его с момента их неудачного свидания. Помимо этого, Хенвону надоели пустые ссоры из воздуха, сейчас все иначе, причин вести себя агрессивно не так и много, как казалось раньше.

— Я не хотел тебя обидеть. Мою любовь к сарказму слишком сложно унять. Я не специально, если тебе кажется иначе, то это не так.

— Не хотел обидеть, — вторит он, — и ты меня извини. Ешь, пока не остыло. Невкусно же будет.

Розоволосый не садится обратно, пока того не сделает хозяин квартиры. Ему неловко находиться в его компании. Особенно после всего произошедшего. Злиться на Минхека бесполезно, тот на какой-то своей, совершенно особенной волне, к которой видимо можно только привыкнуть и смириться. Хенвон с удивлением замечает, как у Ли меняется настроение, и он становится восприимчивее и внимательнее, даже в порыве чувств ставит на стол заживляющую мазь, указывая на губы. На что Че с горечью думает, что такими темпами они никогда не заживут, ведь очередные жаркие дебаты этому активно сопутствуют. Только когда сокурсник встает из-за стола, розоволосый понимает, что его порция все еще цела, поэтому принимается поглощать еду с небывалой скоростью, рассматривая в содержимом кусочки чеснока.

— Я тут подумал, — начинает Че, — что нам нужно идти только в библиотеку. Как ни странно, именно этот завтрак натолкнул меня на эти мысли.

— Настолько невкусно? Уж прости.

— Вкусно, дело в другом. Я думаю Чжухон держал меня там. Если это действительно так, то под ней скрывается целое подземелье с длинными коридорами, потайными ходами и клетками со стальными решетками. Не придумать лучшего место для проведения подобных событий. Там можно спрятаться и никто не найдет, а дневной свет не достанет. Я не знаю настолько глубоко или далеко лежит то место, которое я видел, но все будет происходить именно там. Я больше, чем уверен. Чеснок на моей вилке помог мне кое-что осознать, я, наконец-таки, понял, от какого запаха меня жутко мутило. Тогда это показалось ненужным и вылетело из головы, под давлением колючего страха и паники, все мое состояние было сплошным комком нервов, да и события летели с бешенной скоростью, а сейчас пришло в голову. Я бы забыл об этом, но ты помог вспомнить. Там в один момент жутко завоняло чесноком. То место было под библиотекой, я уверен.

— Значит основная ставка на нее, хорошо. Разнесем ее до основания, но найдем ребят, — Минхек, думает с секунду, а потом негромко спрашивает, — было страшно? Там, одному? Что случилось?

— Переживу, хотя этот выродок, вгрызающийся мне в губы, будет сниться в кошмарах, благо меня спасли раньше, чем он исполнил все обещанное.

— Спасли? Кто?

— Не знаю, я не видел, глаза завязали. Единственное, что мне оставили на память это записка, которая гласила, что все будет в порядке и не стоит больше бояться. Все закончено, — парень копается в кармане джинсов, — вот она. Я ее так и не выбросил. Рука не поднялась.

Минхек подходит к деревянному столу, берет в руки листок и со смешком пробегается по тексту. «Вот же идиот. Везде успел. Откуда столько прыти в этом тщедушном теле» — думает блондин. Он замечает удивление Хенвона на такое поведение, после чего копается в своих вещах, выуживая оторванный клочок бумаги с нацарапанной наспех фразой. Протягивает ее гостю и следит за реакцией.

— Сравни.

— Почерк идентичный, кто-то из твоих знакомых?

— Кихен.

— Зачем ему меня спасать? Мы, мягко говоря, повздорили, когда виделись в последний раз. Из-за этого он даже решил уйти с тобой.

— Как всегда. Помимо Хосока ты ни с кем не умеешь спокойно общаться, только подумай: я, Кихен, Чжухон, Хену, а также наши одногруппники. Ты нетерпелив и достаточно груб к окружающим, но плевать ты на это хотел, я полагаю. Твои слова это еще раз подтверждают. Но, надеюсь, ты видишь, что при всей недоброжелательности, люди идут тебе на уступки и даже больше. Спасают, протягивают руку, хотя и не должны были. Ты никого не замечаешь кроме Хосока, для тебя прочие ровно что мешающиеся мелкие мушки. Ты также, как и я одержим своими драгоценными чувствами. Забавно даже, наверное, это наша первая точка соприкосновения, жалко, что и последняя.

— Это правда он?

— Зачем мне врать? Сам подумай, помимо Чжухона, только двое знают об этом месте: тетушка и Кихен, — Минхек разводит руками, — хочешь верь, хочешь нет, твое право.

— Странный. Знаешь, ведь он мог бы сказать что-нибудь, но нет. Молчал всю дорогу, привел к дверям Хосока.

— Я бы так не сделал, учитывая… Впрочем, неважно. Теперь ты знаешь.

Собираясь в путь, Минхек думал о своем, больше не говоря ни слова. Блондин считал, что это действительно ни к чему, все останется как было, стоит лишь Хосоку вернуться на место, он вынужденная замена и их маленькое перемирие лживое от и до. Напускное. Фальшивое. Дальше все будет так: в университете они снова будут не замечать друг друга, дышать разным воздухом и любить кого-то близкого, но бесконечного далекого. Классика. Он дает себе маленькое, но очень важное обещание: отпустить Хенвона. Постепенно, но обязательно. Нужно освободить место кому-то действительно стоящему. Тому, кто не оттолкнет его и примет теплые чувства с распростертыми объятиями. Минхек одергивает себя и злится, стоит его мыслям вновь задержаться на Че, чтобы он не делал, тот всегда на первом месте. Опять. Вот только жаль, что в его мыслях такой как он никогда не появится. Никогда и ни при каких обстоятельствах тот сам не предложит стать кем-то большим. Это заставляет грустить, думая, что все проблемы создаются ими самими, упорством, твердолобостью, а еще глупостью и любовью. Этим страшным чувством, которое ломает и крошит, которое уничтожает остатки трезвости, заставляя вести себя подобно умалишенным. Было бы лучше без нее и тех мук, что она дарит. Но все-таки ничего не исправить. Выходя из квартиры, он обнимает Хенвона взглядом, мысленно прижимается к нему крепко-крепко, а после запирает на замок в пустом помещении все лишнее, включая свои глупые чувства к неправильному человеку.

Хенвон настолько задумался, что не заметил ничего: ни грустных взглядов, направленных в его сторону, ни чуть дрожащих рук собеседника, ни заботы, ввиду накинутой теплой куртки поверх тонкой футболки. Его разум занимают так много проблем, что он кажется может пропустить конец света или огромный метеорит, упавший аккурат под ноги. Он не замечал, как относится к окружающим: сарказм, острые фразочки и подколы составляли все его общение день изо дня. Это его обычная манера речи с любыми людьми, кроме Хосока, естественно. Ему он всегда рад и тепло общается. Улыбается и смеется, дурачится. Только с ним. Минхек прав, но все-таки это его натура. Слова — это одно, но он никогда никого не обижал действиями и не делал подлостей, не размахивал кулаками. Размахивал. С этим несносным блондином все что могло пойти не так, пошло уже давно. С первой встречи. Не нужно было ему влюбляться в такого как он, вот и все. Не было бы проблем. Последствия подобных действий должны лежать только на одном из них. На Минхеке. «Я и вправду мудак» — обреченно думает Хенвон и закатывает глаза. Но он не считает, что из-за жалости нужно отвечать на чувства взаимностью, это будет еще большим проявлением неуважения и жестокости. Нельзя фальшью отвечать на сокровенное, он бы и сам такого не принял от Хосока. Хотя, с ним все кончено. Точнее с чувствами к нему. Он невероятный, добрый, самый замечательный, лучше быть рядом как друг, нежели бояться подойти, потому что скрыл нечто важное, что заставило бы измениться против воли. Нужно перевернуть страницу, стать для него действительно лучшим и самым надежным другом. А может даже героем. Он усмехается и осматривает здание библиотеки. Они на месте.

— Они уже тут, — подает голос Минхек, — смотри.

Блондин первым делом указывает на табличку «закрыто на ремонт», после чего пальцем тыкает на пустой подоконник и беспорядок на столе рядом с ним. Там больше не стоят цветы. Каждый из горшков разбит, нет ни одного уцелевшего. Глиняные черепки разбросаны повсюду, а растения будто бы не просто были выдернуты, а еще и растоптаны. Ли ежится, ему жутко от осознания того, что для Кихена они значили многое — это не было чем-то обычным и невзрачным. В них он вложил свои чувства. Каждый из этих маленьких цветков наполнял смыслом его существование и подтверждал чувства. Нес в себе особое послание и нежность. Любовь. То, что сейчас они находятся в таком состоянии явно непростая случайность, тем более их было так много. Хенвон хмурится, смотря на такую картину перед собой, а после решительно направляется к двери, тянет ее на себя и чуть ли не открывает рот от удивления, когда та с легкостью поддается. Их ждали.

— Какова вероятность, что это может быть ловушкой для нас? — Че заходит первым.

— Маловероятно. Тетушка кушает одного за раз, Чжухон нас не должен тронуть, хотя, ты, возможно, умрешь, тебе же обещали все-таки.

— Очень смешно и остроумно. Самое время практиковаться в нелепых шутках.

— Это шутка только отчасти. Если он нападет, кричи. Я не рыцарь, но скрасить последние минуты твоей жизни обещаю.

— Заткнись.

— Неженка.

— Идиот, — ворчит Хенвон, осматривая помещение и направляясь к дальним стеллажам.

Минхек фыркает, вплотную подходя к одному из окошек, в котором первый раз заметил Кихена, недолго думая разбивает то книгой и пролезает внутрь, стоит только убрать осколки. Он оказывается в длинном коридоре, в который свет поступает из многочисленных маленьких окон, и какое-то время с интересом обсматривает обстановку, думая, как скоро Че заметит его пропажу. Геройствовать ему совсем не хочется, учитывая напряженность ситуации, поэтому блондин открывает первую попавшуюся дверь наружу и подзывает к себе розоволосого. Спустя время они находят лестницу, ведущую куда-то вглубь и неспешно спускаются, стараясь держаться как можно ближе, потому что все-таки им обоим не по себе в таком месте. Особенно от вида каких-то непонятных пентаграмм и магических знаков, которые уж точно что-то, да значат. Непременно значат. Он заметил их еще в коридоре, находящемся за окном. Получается все здание изнутри изрисовано такими штуками и это создает действительно жуткий антураж и заставляет мурашки бежать по коже. Когда спустя пару пролетов они слышат крики и громкую ругань, то срываются на бег. Оба опознали каждый из голосов, так что сомнений нет, все верно. Сердце Минхека замирает от радости, стоит ему увидеть Хену, он, не рассчитав силы, вцепляется в него и виснет, выдыхая весь накопленный стресс и волнения. Хотя резкие слова, вылетающие из губ Хенвона, портят все настроение. Он никак не может открыть дверь, упирается в нее, крутит ручку и бьется ногами. Та не поддается.

— У нас есть еще время, они не начнут так рано. Никогда не начинали. Так что вы сможете снести эту дверь, это точно получится, если не сейчас, так десятью минутами позже.

— Не собираешься нам помогать? Ты так-то из нас самый сильный и крепкий, — сдвигает брови Че.

— Я бы и сам хотел, но не могу, к сожалению. Чжухон. Он все продумал. Смотрите.

Хену подходит к двери, едва касается ее пальцами, затем отлетает в сторону лестницы примерно на метра три-четыре. Его откинуло назад будто бы невидимой ударной волной огромной мощности. Он встает, потирая ушибленный копчик и разводит руками.

— Простите, ребят. Однако, у вас, как обычных людей, есть шанс.

Двое парней объединяют усилия, Хенвон еще упорно кричит Хосоку, чтобы тот открыл дверь изнутри, но ему никто не отвечает. Они настолько яростно долбятся ногами, что в какой-то момент древесина с жалобным треском проламывается, образуя посередине дырку, слишком маленькую, чтобы пролезть целиком, но подходящую для того, чтобы просунуть руку и дотянуться до замка. Стоит только Че открыть непослушную дверцу, как сзади раздается грохот. Минхек с испугом в глазах бросается в сторону лестницы, жмет к себе Хену, что потерял сознание, бьет того по щекам, зовет и дрожит. Ему жутко. Какое-то нехорошее чувство расплывается в его груди, оно связано не только с обмороком, что-то большее произошло. Страшное, непоправимое. Когда он слышит то ли крик, то ли скулеж со стороны, то не хочет смотреть.

— Эй, эй, — Ли все-таки приходится повернуть свою голову в сторону сокурсника, стоящего в дверях, и не смеющего пройти дальше, тот тычет пальцем вниз, указывая на что-то, — скажи, что кровь мне только мерещится. Пожалуйста, скажи это.