Йен кипит от злости к моменту, когда добирается до соседнего кинотеатра на 4-й улице, реально дерьмовой дыры, контролируемой дальними родственниками Милковичей. Стандартный набор: торговля наркотиками и оружием в подсобке и фильмы «для взрослых» в одном из двух кинозалов с утра до вечера семь дней в неделю для всех вялых членов Саутсайда Чикаго.
Даже Лип однажды притащил его на вечерний показ, когда Йену было двенадцать и он всё ещё доверял брату в выборе мест, где они могут провести время. Они сидели там среди других несовершеннолетних соседских мальчишек, за исключением Карла, не достаточно взрослого, чтобы включить «буфера» в репертуар всеобщего разрушения и хаоса. В иных случаях это было (и до сих пор есть) не то место, где кого-то волнует проверка документов, больше похоже на «на хуй тебя, на хуй твою бабушку и на хуй легавых!» Братья Милкович тоже были там, швыряя друг в друга попкорном. Тогда они регулярно принимали душ, пока их мама ещё была на горизонте. Лип заговорщически ухмыльнулся ему, когда фильм во всей своей красе девяностых начался с большого количества взаимодействия девушки с девушкой, и у Йена случился свой «ну, охренеть, похоже, я гей» момент. Он огляделся, но все казались искренне увлечёнными.
Кроме пары голубых глаз. Микки Милкович.
Микки сильно нахмурился в ответ, будто они оба осматривали помещение не от скуки, а по вине Йена. А потом снова уставился на экран с застывшим выражением лица, словно мирился с чем-то чертовски утомительным. Так что, из невероятно самоубийственного любопытства Йен продолжил наблюдать за ним; от осознания этого у Микки шея и всё лицо покрылись красными пятнами. Как только фильм закончился, он с силой пнул спинку сидения Йена, когда Милковичи бульдозером пронеслись мимо остальных, чтобы выйти из зала первыми. В довершение всего он бросил пустой стакан из-под содовой на колени Йена и ушёл, продемонстрировав средний палец заведённой за спину рукой.
Так они впервые встретились. И, возможно, именно поэтому Микки никогда не оставлял Йена в покое после.
Но мы отвлеклись. Важно то, что прямо сейчас Йен очень зол. Середина июля, жара такая, что яйца преют, а он застрял тут с Микки Милковичем и его братьями-головорезами. Получается, их трое, а он один. Получается, он не продумал всё как следует. Ладно, может быть, он не думал вовсе. Тем не менее, Йен стоит на своём, скрестив руки на груди, и, вероятно, это лучший покер-фейс, который он когда-либо изображал. Он, наверное, дал бы себе пять прямо сейчас, если бы мог.
— Какого хрена тебе надо, Галлагер? — Микки оглядывает его с головы до ног, делая паузу, чтобы сплюнуть, прежде чем продолжить: — «Сучки любят анал: Месть Шлюх» начался пятнадцать минут назад, пятёрка за вход.
Трясти с людей входную плату снаружи, а затем снова внутри за просмотр — добро пожаловать в этот район! Йен закатывает глаза.
— Не интересует.
Приподняв бровь, Микки изучает его ещё раз.
— Ну, чёрт, не принял тебя за пидора, но в другом зале идёт грёбаная романтическая комедия. Три бакса.
Его братья хихикают, а Микки ухмыляется ещё шире, выпятив грудь, как гордый петух.
Раскукарекался, бля. Йен прищуривается и поджимает сухие губы.
— Часы, Микки, я хочу их вернуть.
Угрожающая ухмылка становится шире, когда Микки шагает вперёд, останавливаясь в нескольких сантиметрах от лица Йена. В течение долгой секунды он ничего не говорит, просто стоит там, их тела почти соприкасаются, и они дышат одним воздухом.
— Заставь меня, придурок. Слабо? — бросает вызов Микки, приподняв бровь.
Выдохнув горячий воздух, Йен делает паузу, прежде чем выпятить подбородок.
— Они даже не настоящее, дерьмовая подделка, которую Фрэнк купил на углу улицы. Нафига они тебе вообще сдались?
— Пытаешься мне указывать, что делать с тем, что, блядь, принадлежит мне, крутой парень? — цедит Микки низким и опасным тоном.
Йен знает, будь Лип здесь, он выдал бы что-нибудь дерзкое, к примеру, сравнил это с кражей конфет у ребёнка и бросил вызов главной ценности — мужественности. Тогда им, вероятно, надрали бы задницы, но они всё равно успели бы дать сдачи. Окажись Фортуна на их стороне, они заполучили бы часы, если бы те выпали из нужного кармана в нужное время. Но это всего лишь он, и на больничную койку ему не охота.
Поэтому он забивает на провокацию, на мгновение морщась от перспективы, прежде чем вздохнуть.
— Они много значат для моей сестры Дебби, и Карлу не стоило менять их на пистолет, поэтому мне нужно их вернуть. Я отдам глок.
— Какого хрена, Колин? — Микки недоверчиво смотрит на одного из своих братьев, сердито жестикулируя руками. — Ты даже не взглянул на часы, когда твоя сучья задница обменяла их?
Безразлично пожав плечами после того, как Игги пихнул его под руку, Колин лезет в один из карманов и бросает являющиеся причиной перепалки часы главному бандиту.
Раздражённый, Микки протягивает пустую ладонь в сторону Йена и ещё сильнее впивается в него взглядом, когда Йен просто смотрит на него.
— Пистолет. Гони сраный пистолет, пока мы все не оказались в дерьме. Быстрее, бля!
— Тогда отдай мне часы, — бросает вызов Йен, не сводя глаз с ценного предмета, небрежно болтающегося в руке.
Микки хватает Йена за потную футболку, сжимая ткань в кулаке, и притягивает его ближе, их носы почти соприкасаются, а губы оказываются напротив.
— Как насчёт того, чтобы я просто выбил из тебя дерьмо и взял то, что хочу? Поверь, тебе не понравится. Я? Я получу массу грёбаного удовольствия.
Микки проводит языком по губам, вероятно, чтобы остудить их от палящего зноя, потому что иначе зачем ещё ему это делать? Йену становится труднее дышать, он тяжело сглатывает и хочет верить, что от страха, но это определённо не так. Что заставляет его искать ответ в голубых глазах, и он почти находит, что ищет. Микки смотрит в ответ с такой же интенсивностью, которая обжигает и переворачивает что-то в животе. Но Микки первым отводит взгляд, предпочитая сосредоточиться на левом плече Йена.
— Просто отдай мне этот проклятый пистолет, пока мой отец не начал дневной пересчёт и не понял, что глок пропал, а денег за него, блядь, нет. Ты действительно не хочешь знать, что будет, Йен.
Скрытый страх Микки вполне реален. Йен всегда знал, что Терри — жуткий ублюдок. Но чтобы его собственный сын был так напуган? Это его невероятно расстраивает. Несмотря на палящее солнце, он чувствует холод, пробегающий по спине. Кивнув в знак согласия и быстро объяснив, Йен отбегает на полквартала и шарит в кустах, где спрятал пистолет. Как только рука касается чужеродного металла, он бросается назад и суёт оружие в руку Микки. Это как школьная игра в горячую картошку, Микки передаёт пистолет Игги, а затем оба его брата исчезают.
Теперь они остались вдвоём, и ситуация может показаться неловкой, но это не так. Главным образом потому, что Йен, как ни странно, не боится и не испытывает отвращения к Микки. Большинство людей так бы и сделали, из-за чего происходящее становится чем-то вроде шанса один к тысяче, что всё ещё намного более вероятно, чем выигрыш в лотерею (не то чтобы он втайне надеялся, что выиграл). И не то чтобы у Милковича была какая-то охуенно положительная карма или удача, чтобы хоть что-то в этой жизни выиграть, Йену это знакомо по собственному опыту. Так что он позволяет моменту случиться.
В конце концов они курят вместе, прислонившись к теневой стороне здания в заброшенном переулке.
Йену хочется улыбнуться, и он улыбается — широко, — вероятно, слишком окрылённый, скользя руками в передние карманы джинсов. Запасной вариант, чтобы удержать пальцы от беспокойного ёрзания. За исключением того, что из-за жаркой погоды ткань прилипает к коже, как клей, и когда он засовывает руки в карманы, вся передняя часть становится ещё более тесной, чего Йен не замечает.
Но это не ускользает от внимания поглядывающего украдкой и переминающегося с ноги на ногу Микки. Становится слишком трудно продолжать смотреть, поэтому Микки переводит взгляд вдаль, притворяясь безразличным, хотя и прислушивается к каждому слову. Он даже сам немного болтает, и, чёрт возьми, они действительно разговаривают на темы, не касающиеся условий сделки. Возможно, какая-то часть его втайне хочет заниматься этим каждую секунду каждого дня, но он быстро давит это чувство, как жука.
— Помнишь, как ты доставал меня всякий раз, когда я появлялся здесь? — внезапно спрашивает Йен, с любопытством покосившись на Микки. — До прошлого года, пока я не стал слишком занят ROTC и работой после школы.
Конечно, Микки помнит. Его желудок странно сжимался всякий раз, когда рыжий появлялся со своими братьями и сёстрами, игриво улыбающийся и тупо радостный. Микки хотелось семенить за ним, как потерявшемуся щенку, что он и делал, только в особой манере Милковича. Как старый, охраняющий свою территорию пёс, норовящий укусить.
Например, он целенаправленно занимал место прямо позади Йена, безжалостно пиная спинку его кресла, чтобы тот обернулся и сердито зыркнул на него. В удачные дни они даже препирались, когда Галлагер чувствовал себя сытым по горло и его милое личико приобретало идеальный томатно-красный цвет — в тон волосам, чего Микки совершенно точно не замечал. Иногда он плюхался на пустое место рядом с Йеном посреди фильма и совал татуированную руку в его пакет с попкорном, оставляя после себя полнейший беспорядок, когда уходил, громко жуя.
Или пробивал билет на диснеевский фильм исключительно Йену, умыкнув его удостоверение личности только чтобы показать себя полным засранцем, а вовсе не потому, что ему очень понравилась фотография, и держал документ в бумажнике, заложив за свою собственную карточку. Или, исчерпав все оригинальные способы похулиганить, они просто сидели, критикуя фильм, как мелкие говнюки, выгнав всех остальных. Когда Йен перестал околачиваться поблизости, стало одновременно и легче, и тяжелее — проще, но чертовски опустошающе. Поэтому Микки запер это чувство.
— Именно тебя? Не-а, чувак. Я всех изводил, должен соответствовать фамилии. — Микки потирает большим пальцем уголок рта и достаёт очередную сигарету.
— О, — отвечает Йен, разочарованно пожимая плечами, чуть не ляпнув «скучал по мне?», но передумав. — Ну, ты определённо соответствовал. Микки Милкович, просто ваш дружелюбный соседский задира. Как Человек-паук, только полная противоположность!
Микки смеётся, не уверенный, то ли это потому, что ему нравится мысль, то ли просто потому, что это говорит Галлагер.
— Да, чёрт возьми, и мне даже не нужен грёбаный костюм, так что, к вашим услугам!
Рыжий лобок поворачивается к нему лицом, прислонившись боком к стене, и у Микки мурашки бегут по коже от того, что тот вдруг полностью сосредоточил на нём своё внимание. У него всё та же улыбка, такая беззастенчивая и взволнованная. Йен отказывается от ещё одной сигареты, потому что они выкурили слишком много. Солнце скрылось несколько часов назад, кинотеатр опустел и закрыт на ночь. Микки закуривает сам, чувствуя, что ему нужно на чём-то сосредоточиться.
— Уже поздно. Мне пора домой, пока Фиона не забеспокоилась всерьёз, — бормочет Йен, хотя вокруг никого нет, так что у Микки нет выбора, кроме как наклониться ближе, чтобы расслышать его слова.
— Сейчас только полночь, бля, а на дворе лето, завтра не нужно в дурацкую школу, — парирует Микки, бросая быстрый взгляд на часы, с которых всё началось, надетые на запястье ради удобства. — Тебя тоже нужно укутать и почитать сказочку на ночь? Как насчёт этого, Золушка?
Его слова должны звучать резко, потому что это единственный язык, на котором он разговаривает, но почему-то тон выходит более игривым, нежели злым. Йен смеётся, и Микки его смех очень нравится. Он снова придвигается ближе, тоже упершись боком в стену. Ну, потому что он, блядь, чувствует, что так и надо, и тёмное небо каким-то образом делает ситуацию более нормальной. Неторопливо ухмыляясь, он в очередной раз затягивается, прежде чем дразняще выдохнуть дым в лицо рыжего. Йен смотрит на губы Микки на секунду дольше, чем нужно, и они оба остро осознают это. Так что Йен продолжает смотреть, а Микки восхищённо наблюдает; вдох-выдох, вдох-выдох.
Когда последняя сигарета между пальцами Микки, наконец, гаснет, наступает очередь Йена облизать губы и посмотреть, как пустая пачка падает на землю, слегка подпрыгнув. Теперь, когда им не на чем сосредоточиться, кроме как друг на друге, воздух становится тяжелее, и даже обоюдные гляделки несут в себе более серьёзный посыл. Микки движим желаниями, не поддающимися даже его обычному железному контролю. Чтобы подавить их, он закусывает нижнюю губу, как последний шанс очнуться, прежде чем сделать очередную глупость. Но Йен смотрит на него этим кокетливым взглядом, и, о чёрт, всё уже накрылось.
— Насколько сильно тебе это нужно? — Микки лукаво бросает вызов и поднимает руку с часами. — На твою удачу, я в настроении договориться.
Они смотрят друг на друга одним и тем же взглядом, ухмыляясь особым образом.
— Охуеть как нужно, — произносит Йен со своим обычным сдержанным акцентом, но очень явным намерением, его пальцы уже расстёгивают джинсы Микки и тянут молнию вниз, ладонь прижимается к наполовину затвердевшему под тонкой тканью боксеров члену. — Я хочу то, что принадлежит мне.
Микки так неебически возбуждён, но несогласный головорез в нём вот-вот раздражённо возразит, уверенный, что то, что находится в его распоряжении, определённо принадлежит ему, независимо от того… О, подождите, неужели Галлагер говорит не о часах и действительно…
Тёплый, влажный рот поглощает его целиком, когда и нижнее бельё, и джинсы скользят вниз, собираясь вокруг лодыжек. Йен с усердием совершает божественные движения своими тугими губами и быстро движущимся языком. Микки издаёт несколько неловко всхлипывающих вздохов и сдавленных шипений, внезапно забыв, как думать, функционировать или в принципе делать хоть что-то. Руки Йена крепко и властно сжимают его задницу, ощупывая упругую полноту обеих ягодиц. Пара тонких пальцев скользит, чтобы обхватить основание члена, подушечка большого пальца рисует круги на яйцах, и Микки даже не в состоянии описать, как ему сейчас хорошо. Ночной воздух ласкает обнажённую кожу, помогая остудить жар, поднимающийся по шее к лицу и охватывающий, блядь, всё тело.
Йен продолжает ласкать нетерпеливым языком всю длину ствола, устойчиво кружа по щели, пока предэякулят смешивается со слюной. Его губы растягиваются в ещё более тонкую линию, когда он толкает член как можно глубже в горло с низкими звуками, вибрирующими сквозь всё тело Микки. Бросив случайный взгляд вниз, Микки наблюдает из-за полуприкрытых век, и то, что он видит, вытягивает из него жалобные стоны, которые он не в состоянии вовремя подавить. Это заставляет Йена поднять глаза и всмотреться с тёмным похотливым выражением лица, будто он не может насытиться, и Микки болезненно стонет, когда он удваивает скорость, жадно касаясь пальцами любой открытой области кожи. Он проводит языком ровную, целеустремленную линию по нижней стороне члена к основанию, прежде чем прижать его к напряжённому животу Микки, и переключает внимание на то, чтобы основательно пососать его яйца, поочерёдно втягивая их в рот и выпуская с громким хлюпаньем.
Микки закрывает глаза, упираясь затылком в стену для поддержки, и наслаждается потоком удовольствия, спускающимся по спирали от его конечностей к паху и поглощающим всё его тело. Но, дёрнувшись, он мгновенно приходит в себя, когда пара зубов слегка царапает член по всей длине; ничего острого или болезненного, но ощущение удивительное, и настолько характерное для Йена, что он не может не восхищаться этим. Но это его секрет. Микки свирепо смотрит вниз с серьёзным «ты грёбаный ублюдок» лицом, только чтобы увидеть дерзкую сияющую улыбку. Интуитивно Микки растягивает губы в ответ и уже не может перестать улыбаться.
Так что он нежно проводит пальцами по рыжим волосам, когда Йен вновь принимается сосать его член с тем же вдохновенным упорством и ритмом, который вытягивает ещё больше прерывистых, вымученных вдохов из саднящего горла Микки. В ошеломляющем тумане он чувствует руку, которая пробирается под его майку и касается напряжённых мышц живота, тупые ногти проводят дорожку к его заднице. Голова Микки снова ударяется о стену, когда всепоглощающее ощущение захлёстывает его с нарастающей силой.
Микки крепко сжимает бицепс Йена, его губы распухли от постоянного покусывания.
— О чёрт, я так близко, я… я скоро кончу.
Йен продолжает сосать с лихорадочной скоростью, пальцами массируя яйца Микки с равным вниманием, его рот — влажное тёплое месиво, а тело Микки дрожит в напряжённом ожидании. Он так близко, так чертовски близко к краю, что вот-вот сорвётся и утонет. Пронзающая кульминация ударяет из глубины его живота и распространяется, как лесной пожар, оставляя за собой пепелище, временно руша защитные стены одиночества. Сперма стекает по члену, Йен продолжает свои движения вверх-вниз, вверх-вниз, в то время как Микки сдавленно стонет, когда его оргазм затихает.
Лизнув в последний раз, Йен оставляет его чистым и болезненно чувствительным, прежде чем зарыться лицом в шею Микки, жадно покусывая мочку уха. Микки всхлипывает от ошеломляющей потребности, незнакомая интимность в той области его тела, которой никогда не касались таким образом раньше, почти меняет его мир. Йен проводит языком по блестящей от пота щеке Микки. Их пульс успокаивается, возвращаясь к норме. Он снова пробирается тонкими пальцами под майку Микки, проводит ими по соску и упирается ладонью в бьющееся под запыхавшейся грудью сердце.
Они склоняются друг к другу, соприкасаясь потными лбами. Микки блаженствует; всё слегка в тумане, за исключением Йена в охуенно красивом высоком разрешении. Он сдвигается, чтобы потереться кончиком носа о скулу Микки и, осмелев достаточно, целует чуть ниже, рядом с губами, не получая ни ответного отклика, ни отказа. Он прижимается к боку Микки, и очень твёрдая эрекция плотно прилегает к его бедру.
Это так похоже на Йена — быть понимающим и подталкивать. Он хочет поцеловаться, но оставляет это на усмотрение Микки, который мог бы просто пропустить все эти гейские делишки и сразу приступить к ответной услуге. На мгновение он представляет себе реальность, в которой они никогда не поцелуются, а будут просто трахаться друг с другом на стороне, пока Йен не найдёт кого получше, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, Микки никогда не будет тем, кто захочет уйти. Это его огорчает, делая иррационально расстроенным от одной только мысли о том, что его оставят позади. Ждущим в поганом кинотеатре, как глупая сучка, рыжего мальчика, который больше никогда не появится.
Так что он делает это, идёт против проклятого инстинкта выживания, укоренившегося в нём. Микки Милкович наклоняет голову и подаётся вперёд, пока их губы не соприкасаются, почти задыхаясь от неожиданности при первом ощущении, пока Йен не начинает нежно целовать в ответ, направляя. Они исследуют рты друг друга с жадным, сладким любопытством, а ночной воздух — тайный хранитель звуков, которые они издают вместе. Микки быстро учится, страстно целуя в ответ, пока они не находят новые способы стать невероятно ближе с каждым прикосновением, отчаянно вжимаясь друг в друга губами, языками и зубами со страстным энтузиазмом.
Это похоже на свободу, выходящую далеко за рамки того, что Микки когда-либо испытывал, и прямо сейчас это лучшее чувство в мире. Его пальцы зарываются в волосы Йена на затылке, и он стонет, когда рыжий посасывает его нижнюю губу, прежде чем снова соединить их рты. Два дико опьянённых друг другом подростка целуются с небрежной развязностью, как и должно быть. Даже когда они отстраняются, чтобы отдышаться, Йен всё ещё обнимает Микки за поясницу левой рукой, правой нежно касаясь его щеки и шеи. Их лбы упираются друг в друга, пока они наслаждаются моментом.
Моментом, далёким от совершенства, что делает его даже лучше, делает его реальным.
Микки крепко и целомудренно целует Йена в губы, потому что, по его мнению, тот улыбается слишком широко, слишком открыто. Микки хочет быть сварливым мудаком и отпустить ехидное замечание, но даже не в состоянии, блядь, попытаться. Так что он делает исключение.
— Твоя очередь. — Микки улыбается искренней, счастливой улыбкой и опускается на колени.