Поначалу ведь было совсем не больно — к этому всё и шло. Идеал угасал всё быстрей и быстрей, под ним оставался лишь Зук. И ни к чему ждать его понимания. Как и её в ответ. Конец был почти ожидаем.
Но потом пришли лепестки. И страшное знание: лучше его нет вообще. Не идеал он, конечно, но всё же… Он ведь хотя бы любил. Несовершенно, не так, как хотелось. Но главное, что он был.
Иначе б не зелень рвалась из неё. И красные капли ещё. А кашель всё громче, и боль всё сильнее, как будто внутри сад цветёт. И он слишком жаден до чувств.
Конечно, до смерти ещё далеко. Но ей, впрочем, можно помочь. Но это неправильно — тем более к Зуку. Ему потом жить, ему потом тоже растить в себе сад.
Нет, Ева справится с болью иначе. Раз она рвётся, раз так страдает, так пусть она станет всем. Пусть же захватит весь-весь зелёный. Этого жеста широкий души всё равно ведь никто не поймёт. Но ей самый станет чуть легче. Чуть-чуть.
Быть может, и в нём что-нибудь отзовётся. Быть может, он вновь всё поймёт.
Быть может, и он к ней вернётся.
И станет она вновь собой.