Монстр в белой шапочке

Ольга Викторовна целый день хлопотала по дому. Утром, проводив своего супруга на работу, она прибралась в доме, перемыла всю грязную посуду и наготовила стол еды, которой можно было бы прокормить всю армию Суворова. Теперь же, когда минутная стрелка приближалась в половине седьмого вечера, Ольга Викторовна, облаченная в скромное бордовое платье по фигуре, бегала с кухни в гостиную и накрывала на стол. Через несколько минут должен был вернуться муж, а за ним и их дочь.

Тарелки с яствами кончились, и Ольга Викторовна села за стол, положив кухонное полотенце себе на колени. Она чувствовала, как гудят ноги от непрерывной беготни, но ее усталость была ничем по сравнению с тем, что грядет. Чтобы скрыть нервозность, она начала перекладывать вилки со одной стороны на другую, то и дело поглядывая на часы.

А предстояло ей и ее мужу знакомство с будущим зятем дочери Оксаны. Когда они в первый раз услышали об этом по телефону, они не поверили. Для них Оксана по-прежнему была крохотной девчушкой с двумя милыми хвостиками на макушке, которая играла в догонялки со своими двоюродными братьями и сестрами. И услышать от этой крохотулечки то, что в этот воскресный вечер она познакомит родителей со своим молодым человеком, значило для Ольги Викторовны неутешительный приговор об медленно подступающей старости.

Входная дверь отворилась, пустив струю холодного воздуха по полу. Послышались тяжелые шаги, звякнули ключи на полке около входа, и раздался шорох одежды. Ольга Викторовна, стрельнув глазами напоследок на часы, посеменила в сторону коридора.

— Ну что там?

Немолодой мужчина с аккуратно стриженной бородкой и густой для такого возраста шевелюрой, посмотрел в сторону жены и, убедившись, что ничего нового он там не увидит, продолжил раздеваться.

— Чего ты хочешь от меня, женщина? — прокряхтел он, снимая ботинок, сверкающий в тусклом свете от растаявшего снега.

— Оксаночка тебе не звонила? Ничего не переменилось? Все так же, к семи?

— Я телефон все еще не включал. Если бы что-то и случилось, она позвонила бы тебе.

Ольга Викторовна посмотрела на хмурое выражение лица мужа и опустила полотенце, которое до этого прижимала к груди. С самого утра ее терзало плохое предчувствие, она томилась, а теперь с приходом супруга все стало только хуже.

— Что-то я переживаю, Гена. Все это так внезапно, до сих пор в голове не укладывается. Всю ночь с боку на бок ворочалась, уснуть не могла, а теперь разбитая. Что там за зять-то такой? А бы хороший какой попался.

— Хватит причитать, женщина. И без тебя тошно.

Геннадий Павлович, до этого тщательнейшим образом вымывший руки с мылом, теперь педантично поправлял идеально выглаженную рубашку и темно-синий галстук. Ольга Викторовна прислонилась плечом к дверному косяку и посмотрела на мужа. Хоть она и переживала по поводу приезда дочери, она не могла не заметить, каким напряженным и злым был Геннадий Павлович. Последнюю неделю он ходил сам не свой, на взводе, как пружина, готовая в любой момент сорваться с предохранителя. Ольга Викторовна прикрыла рот рукой, опасаясь сболтнуть чего-нибудь лишнего, стоит ей только поинтересоваться у мужа, что случилось, как он выгонит ее из квартиры.

В этот момент раздался звонок в дверь. Геннадий Павлович посмотрел на супругу, а та в свою очередь побежала открывать, причитая на ходу, как обеспокоенная хохлатка. Когда она открыла дверь, то сразу же окунулась в приторный аромат свежесрезанных роз, присыпанных хлопьями снега.

— Добрый вечер, Ольга Викторовна! — раздался мужской голос по ту сторону цветочной баррикады.

По инерции, хозяйка квартиры приняла подарок и на краткий миг поднесла его к лицу, наслаждаясь запахом цветов, которые ей не дарили уже добрых полвека. Ольга Викторовна, не в силах скрыть улыбку, посмотрела на человека, который преподнес ей такие дары. Им оказался молодой человек высокого роста, с аккуратно собранными черными волосами и узкими, обрамленными густыми ресницами, глазами. Он старался улыбаться, но Ольга Викторовна со свойственной ей женской проницательностью заметила, как он теребит пальцами собачку куртки и старается украдкой посмотреть в сторону своей девушки в поисках поддержки.

— Спасибо большое за цветы, дорогой. Проходите внутрь, а то сегодня на улице холоднее, чем обычно.

Ольга Викторовна поприветствовала Оксану легким поцелуем в щеку и отправилась на поиски вазы, в которую можно было поставить такой чудесный букет. Геннадий Павлович вышел из кабинета в тот момент, когда все трое расположились за столом. Он аккуратно причесал волосы и убрал их со лба, отчего стал выглядеть чуть моложе и позволил всем увидеть проницательные темно-синие глаза.

Когда Геннадий Павлович вошел в комнату, он бросил оценивающий взгляд на своего будущего зятя. Молодой мужчина стушевался и сразу же поднялся со своего места, чтобы как следует поприветствовать тестя.

— Добрый вечер, Геннадий Павлович. Меня зовут Александр, рад знакомству с вами.

Геннадий Павлович внимательно разглядывал лицо юноши, будто тот сказал какую-то глупость, и пытался понять, насколько серьезны его слова.

— Молодой человек с азиатской внешностью и греческим именем? Довольно занятный выбор, дорогая, — сказал Геннадий Павлович и посмотрел в сторону дочери.

Стоящий с протянутой рукой Александр как-то сразу поник, а Ольга Викторовна вздохнула, будто на ее глазах супруг только что ударил ни в чем неповинного человека. Оксана поднялась со своего места и положила руку на плечо Александра.

— Прекрати это. Саша просто пытается быть вежливым.

— Почему ты злишься? Я сказал неправду? У твоего молодого человека действительно азиатская внешность, и при этом его имя имеет греческое происхождение. Я где-то ошибся, молодой человек?

— Не относись к нему как к какой-то вещи!

В комнате повисла тишина. Геннадий Павлович смотрел на дочь, словно телепатически пытался узнать у нее, в чем причина конфликта, Александр же выглядел так, будто съел целый лимон.

— Прошу, не нужно ссориться! Присаживайтесь за стол, пока еда не остыла.

Геннадий Павлович остался глух к словам дочери и, не высказав даже намека на извинение, поправил манжеты рубашки и сел во главе стола. Остальные последовали его примеру и заняли свои места: Оксана по правую от отца руку, рядом с Александром, а Ольга Викторовна напротив них.

Следующие полчаса прошли в относительно мирной беседе и пыль, поднятая резкими словами Геннадия Павловича, постепенно осела. Оксана рассказывала о том, как они познакомились, как начали общаться, даже не предполагая, что их отношения выйдут на такой уровень. Ольга Викторовна слушала внимательно, поддерживала дочь, смеялась, когда Саша как-нибудь шутил по поводу их отношений. Казалось, что все ее волнение перед предстоящей с зятем встречей перешла в нервное веселье и суетливость. Геннадий Павлович молча ел заливную рыбу и редко вставлял фразы, усмирявший пыл его слишком настойчивой супруги.

Настал поздний вечер, богатых яств на столе поубавилось, и пришло время десерта. Ольга Викторовна с ловкостью циркового жонглера убирала посуду со стола и расставляла чайный сервиз, который до этого хранила на верхней полке шкафа на случай особенно важных встреч. Геннадий Павлович выглядел так, будто хотел удалиться в свой кабинет, чтобы продолжить работу, но на мгновение остановился.

— Александр, я хотел бы познакомиться с вашей историей болезни, — сказал он совершенно неожиданно для каждого присутствующего в комнате.

— Прошу прощения?

— Папа!

— Меня плохо слышно? Я сказал, что хотел бы ознакомиться с вашей историей болезни. Каким бы хорошим человеком вы ни были и как бы много ни зарабатывали, для различных патологических состояний это не имеет никакого значения, — продолжил Геннадий Павлович как ни в чем ни бывало, спрятав руки в карманы брюк.

— Я раз в год прохожу всех врачей и веду здоровый образ жизни. Я уверен, что ничем не болен.

Неожиданно Геннадий Павлович схватил Александра за руку и с точностью профессионала нащупал пульс на его запястье. После он достал небольшой карманный фонарик и буквально ослепил сидящего перед ним юношу.

— Я весь вечер наблюдал за вами и практически уверен, что вы страдаете обсессивно-компульсивным расстройством. Вы говорите, что проходите всех врачей и ведете здоровый образ? Что ж, я ценю это, но что насчет психики? Я могу посоветовать вам подходящего врача, он мой старый друг и прекрасный специалист.

— Достаточно.

К удивлению Геннадия Павловича, сказала это не Оксана, а сам Александр. Он резко поднялся со своего места, чудом не пролив горячий чай, разлитый по чашкам, и взглянул Геннадию Павловичу прямо в глаза, впервые за этот вечер без страха или смущения.

— Я очень ценю вашу доброту, Геннадий Павлович, и искренне убежден в вашем профессионализме, если вы способны поставить диагноз, только взглянув на человека. Но позвольте мне самому решать, как поступать и что делать со своим здоровьем. Прошу меня извинить.

С этими словами он взглянул на Оксану, а после просто вышел из комнаты. В проходе Александр поймал внезапно выскочившую Ольгу Викторовну за плечи, извинился за прерванный ужин и ушел, хлопнув дверью.

Геннадий Павлович по-прежнему смотрел в сторону коридора и ждал, когда Александр вернется и извинится за все произошедшее. Ольга Викторовна стояла там же, сжимая в руках поднос с дымящимся пирогом, и выглядела при этом очень расстроенной, она не могла никого винить в случившемся, но она чувствовала вину перед дочерью за сорванный ужин.

Оксана вскочила на ноги, оттолкнула отца в грудь, чего никогда ни делала, и выскочила вслед за Александром. Геннадий Павлович продолжал стоять там, пока Ольга Викторовна не поставила на стол пирог и не села, тяжело вдохнув. Только после этого он оттолкнулся пальцами от стола, при этом выглядя так, будто постарел на несколько десятков лет, и тихо щелкнул дверью в свой кабинет.

Оксана вернулась через десять минут с выбившимися из-под шарфа каштановыми волосами и дыханием ночного мороза на губах. Она тут же бросилась к матери и рассказала, что Саша уехал к себе на квартиру, но она хорошо его знает, поэтому уже завтра он вернется, чтобы извиниться перед ними за ссору. Ольга Викторовна выглядела так, будто ей немного полегчало от слов дочери.

После этого они вдвоем убрали посуду со стола, свернули скатерть, чтобы спрятать ее в дальний угол шкафа, отодвинули стол на место и перемыли всю посуду. Они стояли на кухне, обе одеты в красивые платья, уставшие, и делились секретами друг с другом как лучшие подружки. Именно тогда Ольга Викторовна рассказала дочери о том, как тревожило ее поведение Геннадия Павловича последнюю неделю. Оксана слушала внимательно, нахмурив брови, и тщательно вытирая посуду махровым полотенцем.

Оксана проводила Ольгу Викторовну до ее комнаты и убедилась, что та непременно будет отдыхать, а не искать себе еще какое-нибудь задание, чтобы занять руки и голову. Затем она пошла в кабинет к отцу.

Оксана часто гостила здесь, еще с самого детства. Бывало, когда ее мама уходила по делам, она сидела в этом маленьком, но чистом и обставленном кабинете у подножия высоченных шкафов, с разбросанными вокруг подушками для создания уюта и читала заумные книжки. Книжки эти были до того заумными, что ее детский взгляд начинал блуждать уже на втором абзаце. Поэтому Оксана листала страницы и рассматривала черно-белые схемы человеческого организма или же рентгеновские снимки мозга. Эти изображения немного пугали ее, и, казалось, что если бы когда-нибудь инопланетяне прилетели за ней, то у них были бы точно такие же большие головы с глубокими бороздами. В это же время ее отец, еще молодой и подающий надежды нейрохирург, сидел за столом и заполнял бумаги. Он любил играть со своей единственной дочкой, но когда он заходил в кабинет, то становился серьезным и собранным, будто отгораживался от окружающего мира и с головой погружался в работу. Оксана украдкой наблюдала за отцом и неосознанно краснела, понимая, какой же он умный и крутой.

Сейчас все немного изменилось. Теперь за столом сидел не молодой врач, а настоящий профессионал своего дела, по-прежнему заполняющий какие-то бумаги. Теперь Оксана не чувствовала того трепета и детской влюбленности, что раньше, нет, теперь она чувствовала только тупое, ноющее что-то, когда глядела на седеющие волосы отца или мягкие морщинки в уголках губ ее матери.

— Извини, что беспокою, но я хочу поговорить о произошедшем.

Оксана осторожно вошла в кабинет и мягко прикрыла за собой дверь. Геннадий Павлович снял очки, откинул их на журнал и сжал веки.

Она специально не тревожила его сразу после ссоры, потому что понимала, что ему, как и им всем, нужно время, чтобы немного остыть. Отец отдыхал во время работы, там, где он чувствовал себя в своей среде, но иногда Оксане казалось, что он настолько увяз в своих диагнозах и лучевой диагностике, что его медицинская шапочка буквально вросла ему в голову.

— Там нечего обсуждать. Оставь меня, дорогая, я сегодня немного устал.

— Мама сказала, что в последнее время ты часто возвращаешься расстроенным с работы. Что случилось?

Разговоры про работу отец прерывал на корню. Он считал, что женщины в этом доме слишком некомпетентные, чтобы обсуждать с ними врачебное ремесло, а пустословия и наигранной заинтересованности он не любил.

Оксана прошла чуть вглубь и остановилась около отцовского стола. По левую руку стоял небольшой шкафчик, чьи полочки были уставлены тонкими книжками по медицине, наградами и дипломами, полученными Геннадием Павловичем за его заслуги, а так же подарками от особо щедрых пациентов, которые Геннадий Павлович принимал неохотно. Дорогой коньяк стыдливо стоял на самой нижней полке, спрятанный за небольшим препаратом человеческого черепа.

Оксана по привычке скользнула взглядом по шкафчику и заметила, что одна дверца неплотно закрыта, а бутылка коньяка полна лишь наполовину.

— Оставь это, дорогая, не нужно пытать меня. Я просто старый человек, который устал от своей работы. Если ты хочешь извинений перед своим молодым человеком, то все завтра, дорогая, завтра. А теперь оставь меня, я слишком устал.

Геннадий Павлович откинулся на спинку стула, и Оксана увидела, как он осунулся, кожа его посерела, несмотря на красноту щек и блеск глаз от выпитого алкоголя. Она робко, будто опасаясь, что сможет спугнуть гордое, но раненое животное, подошла к нему и коснулась ладонью плеча. Под ее пальцами под дорогой тканью рубашки чувствовалось узкое, костлявое плечо и напряженные мышцы. Не говоря ни слова, Оксана притянула голову отца к своей груди и, обняв его за шею, положила щеку на его растрепанные волосы.

Сколько себя помня, Оксана всегда видела, какую необузданную страсть питал Геннадий Павлович к своей работе, как он горел, как он стремился всем своим существом в медицину. Когда она была маленькой, она часто ревновала отца к работе, несмотря на то, что он проводил время с нею и мамой, ей было недостаточно этого, она эгоистично хотела, чтобы папа всегда был рядом и потакал каждой ее прихоти.

Но сейчас, когда она чуть повзрослела, она поняла, что отец и не мог поступать по-другому. Его страсть подкрепляло ни желание заработать как можно больше, ни желание получить как можно больше знаний в своем ремесле, нет. Ее отец горел ярким и самозабвенным пламенем любви, любви ко всему живому, к каждому человеку, который приходил к нему в кабинет и просил о помощи, откидывая свою гордость и открываясь этому совершенно незнакомому человеку. Геннадий Павлович не только работал с мягкой и уязвимой плотью человеческого тела, он так же соприкасался к тонкой и уязвимой человеческой душе, душе человека, который доверял ему свою жизнь и здоровье.

И сейчас, после стольких лет упорного труда, стольких проведенных операций, спасенных и оборванных жизней, Геннадий Павлович сгорел. Он сгорел в собственной страсти, в собственном стремлении помочь каждому нуждающемуся человеку, а пепел развеял над головами самых дорогих ему людей.

Оксана обняла голову отца, чувствуя, как он прижимается мокрыми ресницами к шелку ее платья. Она не могла сказать, что ее отец будет в порядке; она не могла сказать, что ее мать, уставшая и изможденная, сможет завтра встать с кровати. Непонятная, но тяжелая грусть затопила ее сердце, и единственное, что ей захотелось сделать — еще раз обнять своих родителей и сказать, насколько сильно они ей дороги. Обнять их, пока их бренные тела, как любил говорить Геннадий Павлович, не рассыпятся в прах и не скроются в песках времени вместе с их жалкими, человеческими переживаниями.