Мальчик, покоривший время

     Сверк. Блеск.

      Опять сон? Неподдельная уверенность, что это снова сон. Она придавала ему сил тогда.

      Хан помнит только то, что очутился в каком-то очень тёмном месте. Там был небольшой островок вдалеке. Остров ярко подсвечивался и не переставал светить в глаза. Это было очень красиво, парень никогда такого не видел.

      Но потом пространство поменялось. Уже в белых пеленах что-то маячило на горизонте. Странный маленький силуэт. Он постарался подойти поближе, но в жизни никогда бы так не сделал. Это был сон и видимо Джисон всё-таки храбрее, чем мне кажется. Мальчик сидел на скамейке у высокого зелёного дерева, которое цветёт только летом. А сейчас зима. Птиц не было, но скворечник висел. Он смотрел куда-то вдаль. На пустоту.

      — Ты наконец-то пришёл, — парнишка не поворачивается. Но его облик, он изменился. Будто в один миг превратился из чёрной незаметной тени в солнечную жёлтую. А потом постепенно сошёл на белую.

      Если такое и можно увидеть в реальности, то только если ты шизофреник. Но во сне — раз плюнуть. Джисону и не такое снилось. Вспомнить только его приключение по целому королевству со своей запутанной историей. Настолько запутанной, что, когда он проснулся на следующий день, башка трещала так, как будто по ней танк проехал.

      — Я тебя ждал, — Хан подошёл в плотную к скамейке и продолжал смотреть на затылок мальчика. Смотрел до тех пор, пока тот не повернулся.

      — Ты...? — глаза округлились в шоке, и он обошёл полностью, чтобы рассмотреть призрачного ребёнка.

      — Да, — на лице заиграла зубастая детская улыбка-сердце. Это он, только маленький. — Сколько тебе лет, хён?

      — Двадцать…два, — в замешательстве проводит рукой по своей холодной щеке.

      — Ты такой взрослый! Я, точнее ты, всегда хотел побыстрее вырасти, чтобы, знаешь, ты мог делать что угодно и на тебя мама бы не кричала.

      — Аг-а, — ноги подкашиваются, и он садится на корточки перед маленьким собой. Всё настолько реалистично, что Джисону кажется, что он совсем и не спит.

      — Можешь мне ничего не рассказывать, я уже всё знаю. Я видел твои воспоминания, — мальчик раскачивает ножками в гольфах, а с головы спадает белый берет. — Никогда бы не подумал, что я буду музыкантом. Это так здорово.

      — Да, только ради этого я очень сильно постарался и не опускал руки, — рука порхает между тёмными мягкими волосами. Щёки всё те же, глаза всё те же. Это правда он.

      — Пошли погуляем? — озорно смотрит на него дух, а затем поднимается.

      — Ну давай, — неуклюже улыбается маленькому себе, что выглядит достаточно самоуверенным. Да, он правда был такой в 10 лет. Помнит даже, как на соревнованиях в школе стоял против старшаков и бровью не повёл, когда те начали насмехаться над ними. Наоборот. Вышел вперёд и прокричал писклявым голосом: "Боитесь, что вас малышня отпинает?"

      — Будет интересно, — берёт Хана за руку. — Обещаю, — и бежит куда-то. Внезапно пространство изменяется, а перед ними возникает червоточина. В фантастических фильмах обычно порталы создают с помощью магии, а тут такое.

      Сквозь время и буквально ничто, даже не успев моргнуть, они оказываются на улице. Улице какого-то города. Вероятно, младший будет болтать только тогда, когда его будут спрашивать о чём-то. Джисон почему-то так подумал про себя. Странно, что его по пути сюда даже не укачало. В маршрутках всегда была одна и та же история.

      — И где мы? — Хан пытается высмотреть что-то вдалеке, в конце дороги.

      — Обернись, — дёргает руку старшего дух с яркой улыбкой.

      Опустив глаза чуть ниже, Сон всматривается в соседние дома и постепенно начинает их узнавать. Резко повернувшись назад, не прикрывая рот, он столбенеет. Это же его дом. Тот самый милый двухэтажный дом, где он провёл половину жизни.

      Снаружи абсолютно ничего не поменялось. Газон подстрижен, качели на дереве качаются, а рядом с открытым гаражом новенькая будка. Всё как раньше.

      — Пошли, мы как раз вовремя! — повел через двор призрак и, приблизившись к двери, не открыл её, а пошёл напролом через стены. Хана потянуло за ним, и они в миг оказались в помещении.

      — Мама... — Джисон выдаёт на выдохе. Он не видел её с пятнадцати лет. Такая родная и домашняя. Он любил её больше всех на свете.

      — Мам, — за обеденным столом сидит семилетний Хан, — а когда папа придёт?

      — Потерпи ещё немного, он скоро будет, — проверив курицу в духовке, женщина обернулась к малышу и усмехнулась.

      — М-м, чего он так долго, — играется со столовыми приборами в руках, водя по салфетке вилкой. Как вдруг входная дверь открывается. — О, папа! — дитё спрыгнуло со стула и побежало к выходу, пройдя сквозь взрослого Хана, от чего у него сердце аж застучало быстрее. Как странно.

      — Они нас не видят, — прошёл чуть вперёд дух на кухню, засматриваясь на вкусный салат в прозрачной тарелке, пока мать вытирала руки.

      — Джисони! — поднял отец на руки ребёнка и закружил, даже не разувшись.

      — Джихён, не следи! Я только убралась, — женщина выходит в коридор, наблюдая за выходками мужской половины семьи. Но у самой настроение поднимается, пока она видит, что Хани улыбается так ярко. Ярче, чем звезда на любой ёлке.

      — Пап, а ты принёс мне подарок? — дуя щёчки, Джисони задал вопрос, скручивая губы в трубочку.

      — Ну, давай посмотрим, — опускает ребёнка и забирает небольшую коробочку со входа. Проследовав в зал, он поставил её на зелёном мохнатом ковре и отходит. — Только аккуратно открывай.

      — Хорошо, — пронёсся мимо новогодней ёлки и присел у коробки.

      — Ты того самого взял? — подходит поближе к мужу женщина.

      — Ага, не мог его там оставить.

      Хани, потихоньку приоткрыв крышку и по началу сидит в ступоре, пока маленький щеночек пытается вылезти из картона. Сначала малыш молчит, наблюдая за животным, а потом тихо всхлипывает.

      — Это собака! — осторожно забирает щенка из упаковки и садит себе на колени, обнимая и негромко плача. Он мечтал о белом пуделе.

      — С праздником, Джисони! — мама подходит тихо и садится рядом, обнимая сына. — Как назовём?

      — Ббама, — тихо смеётся в углу отец. — Он же весь кучерявый. Посмотрите на него, — наклонился к щеночку, что согревал Джисона.

      — Мне нравится, — лучезарно улыбается сидящий на тёплом полу Хани.

      Стоящий на проходе Джисон не смог бы сдержать слёз, увидев это вживую. Но во сне, почему-то, плакать не хочется.

      — Мой маленький ангел, — не открывая взгляда от собаки, говорит Хан. — Я тебя так сильно люблю. — он хорошо помнит этот день. После похода в парк, они с мамой вернулись домой и ждали папу с работы, чтобы вместе отпраздновать Рождество. И именно в тот день он завёл себе нового друга. Самого лучшего друга в его жизни. Друга, который даже после смерти всё равно согревает душу, хоть и плакать хочется очень сильно и очень много.

      — Какие мы милые с ним, — выбегает из угла призрак, становясь перед Джисоном. — Да? — смотрит прямо наверх, на себя взрослого.

      — Точно, — гладит ребёнка по голове, пока тот продолжает смотреть прямо.

      С этого дня жизнь правда поменялась у маленького Хана. Он каждый день выгуливал нового питомца, заботился и смотрел, чтобы у него была вода и полная миска еды. Знакомил его со своими игрушками в комнате. Показывал суперприёмы во дворе, которые выучил на баскетболе.

      Одно из самых счастливых воспоминаний взрослого Хан Джисона. И его самое любимое. Точнее нет. Одно из самых любимых. Когда он задумывался о тех днях в реальности, то становился действительно счастливым. На мгновение Сон смог почувствовать ту крохотную искру, что была в прошлом. Это помогало ему держаться. Держаться и не упасть в бездну.

      — Ну что, идём дальше? — окликает его у выхода дух.

      Хан ещё минутку смотрит за маленьким собой, радостно играющим с его любимым другом. Смотрит и пытается запомнить все знакомые лица, чтобы больше никогда не забывать. Он не хочет их забывать ни за что.

      — Идём, — следует за ребёнком, и наблюдает, как тот открывает входную дверь. Джисону не видно сам выход, но он ускоряет шаг.

      — Вперёд, — бросает 10-летний Хан и скрывается за дверью. Сон подходит ближе и видит в проходе не улицу, а белое свечение. Как будто дверь в Рай.

      Проходя сквозь пространство, он не чувствует тела, не чувствует давления, времени и всех измерительных исчислений. В конце света загорается темная точка, что поглощает его без остатка.

      Хан оказывается в украшенном коридоре, а дверь, что была сзади в стене, закрывается. Он, не задавая лишних вопросов, сам осматривается вокруг и начинает узнавать это место. Коридор его старшой школы. Пройдясь чуть дальше в тишине, он не находит ни единой души. Как будто все резко испарились. Просмотрев два знакомых класса, он громко закрывает за собой выдвижные двери. Солнце ярко переливается на полу коридора, отдавая заметной радугой.

      — Хён! — зовёт его к себе дух и Джисон подходит к большому окну в коридоре. — Смотри сюда, — встав на корточки, он пальчиком указал вниз, на двор школы.

      Сотни учащихся толпятся у деревьев вишни, делая бесконечное количество фотографий на память. У входа стоят группы родителей и их одетых в приятную простую школьную форму детей. А на столах лежат какие-то листки.

      — Бежим быстрее, мы всё пропустим! — ребёнок направился к лестнице. Плащик на плечах гордо развивался, а довольная мордашка выбежала к основному выходу у шкафчиков.

      Ханы вышли на улицу, остановившись на ступеньках. Люди одеты очень легко несмотря на то, что на улице всего-то апрель. На тот год припала довольно жаркая весна, но безумно холодная осень. Проходя сквозь толпу, они выходят на открытую местность, где виднелся весь корпус школы. А вдалеке большая дорога, усеянная розовыми лепестками. По всей ней гуляли дети, родители и школьники.

Одновременно повернув голову чуть левее, они увидели 17-летнего Джисона. Выпускника старшей школы, обладателя красного диплома и почётной медальки. Улыбаясь во все 32 зубика, он с приподнятой головой позирует вместе с компанией друзей для фотографа. Обнимая за плечи стоящих рядом парней, Хан не перестаёт смеяться, а затем делать смешные позы вместе с ними, девочки же рядом выглядят куда более адекватно.

      — Ого, — подпрыгивает на месте призрак, показывая рукой вдаль, — это правда я? Точнее ты, но и я, — белоснежная рубашка с рюшками заправлена в чёрные классические шорты.

      — Правда ты, — отдаёт ухмылкой маленькому себе, а потом снова смотрит на себя. На себя прошлого.

      Юный, яркий и счастливый. Сорванец не то слово, но что ему могут сказать, если все учителя в школе, кроме той самой англичанки, прутся от большинства его шуток. Да, сказанёт лишнего, но он же ребёнок. Его что, к стулу привязывать?

      — Han Jisung, you could do your best for not to be late, — раздражённая училка задержала его у двери в начале урока, потому что он, видите ли, опоздал на пару минут.

      — That's what she said, — щёлкнул пальцем Хан и под дикий хохот класса пошёл к своему рабочему месту.

      Он помнит много как приятных, так и не очень моментов со средней и старшей школы, но перечислять это займёт уйму времени и сил, поэтому глобальные повествования у него начинались только под градусом.

      Выпускников позвали на тожественную речь у самого входа, приготовив небольшую сцену с колонками. Каждый по порядку мог выйти и просто высказаться насчёт любых переживаний и эмоций от пройденного этапа в жизни. Вот и Джисон тоже не стал задерживаться, и чтобы засиять ещё ярче, вышел на импровизированную сцену, вздохнул поглубже и взял в руки микрофон.

      — Я хочу сказать спасибо всем, кто меня поддерживал в школе, — одаривает взглядом толпу девочек, что учились в средней школе, с кем он частенько зависал чисто как подружка. — Спасибо учителям за приятные посиделки вместо нудных уроков, — замечает, как англичанка из-под лба смотрит на физрука и других мужчин коллектива. — И самое главное. — переводит взгляд на стоящего в толпе отца, держащего в руках Ббама. — Пап, спасибо большое. И тебе, малыш, — машет рукой пуделю. — Я вас люблю! — ставит микрофон обратно в стойку, сходит со сцены и бежит к своей семье.

      — Интересно получилось, да? Ты большой молодец, — младший хлопает по плечу сидящего на лавочке Хана, а затем осматривается. — Тут красиво, — наблюдает за парящими в воздухе цветами. Всё такое красочное и живое, движется в своём ритме, не сбиваясь с курса. — Нам пора.

      — Да, — встаёт Джисон и в последний раз проходится по купающейся в закатных лучах школе. По родным лицам, что изредка выглядывают из толпы, по старым школьным друзьям. — Пошли, — берёт за руку духа и шагает за ним. Они выходят с территории школы, направляясь куда-то вдоль тропинки.

      — Нам нужно немного пройтись, — шепнул призрак, и размахивая сомкнутыми в замок ладонями, идёт, рассматривая всё вокруг. Доходя до станции метро, они обходят поручни и спускаются вниз по лестнице. Потом ещё этажом вниз, и ещё.

      Последний спуск вниз и снова чернота. Вытянув руку и соприкоснувшись с пустотой, далее он шагнул туда целиком. Ощущение, будто он спит в своей мягкой постели.

      Джисон приоткрывает глаза и видит мокрый асфальт под ногами. Дождь льёт, как из ведра. Только усиливая темп, он заставляет деревья качаться в разные стороны, принимая поток ветра.

      Вокзал. Он видит, как сам сидит совершенно один у разведённого горящего костра. У печки. У единственной искры. Прижав покрепче рюкзак к груди, собравшись с силами, 19-летний Хан постепенно погружается в сон. Сон во сне? Не разжимая губ, он стиснул их и под своей зелёной паркой пытается увидеть десятый сон. Не получается, слишком неудобно, некомфортно. Да и места мало.

      Но, справившись с потоком мыслей, льющихся в его голову, он всё-таки засопел. А проснулся в какой-то комнате. Незнакомой, но тёплой комнате. Рядом был похожий камин, но вроде бы и не тот. Письменный стол, погружённый в тускло жёлтый цвет и темноту. Часы на стене неисправно громко тикали, а картинки на стенах немного пугали. С кучей непонятного текста, совсем неразборчиво.

      — Спи, — кто-то рядом поправил зимнее покрывало на Хане и одарил его щеку приятным тёплым дыханием.

      Просыпаться желания и не было особого. Тем более в зимнюю морозную ночь, когда за окном -30, а под ногами приемник Войда. Джисон, поборовшись с затёкшей спиной, умостился подальше от края дивана и продолжил спать.

      Пока не зазвенели колокола. Или обычные неприятные оповещения. Разлепив глаза, Хан ели мог понять, где он и кто он. Но отчётливо понял, что кто-то сидит прямо за столом, что-то громко говоря в микрофон. Но Сон звук ещё не улавливает. На улице светло, судя по открытому на вторую сторону окну на всю стену. С правой стороны свет кричит со стороны железных путей, а прямо к стеклу на противоположной стороне кто-то подходит. А потом опять уходит.

      Ничего не поняв, Джисон приподнимается с ложе и терпеливо трёт глаза, не пытаясь сказать и слова. Сил нет. А впереди чувствуется их мощный выброс. Кресло разворачивается, а перед Ханом появляется фигура высоко сложенного парня. Подтягиваясь, он не замечает пары глаз, что на него смотрит, только больше прогинается, прохрустывая всеми позвонками.

      Подходя к тумбе у дивана, незнакомец вытягивает из помятой коробки чайный пакетик и закидывает его в железную большую кружку. Набрав воды в дряхлом кране, он включает электрический блекло-жёлтый чайник и отходит к столу рядом, что был усыпан бумагами, пытаясь там что-то найти.

      Не сказать, что он совсем не заметил, как Джисон разлеплял свои опухшие глазёнки, но говорить проснувшемуся ничего не стал. Только отвернулся, закрывая корпусом старый деревянный стол с множеством ящиком. Громкий звон ключей нереально действует на нервы Ханы и он поднимается, садясь на пружинистый диван. Хоть такой, уже хорошо. Он не жалуется.

      От холода сжимаются все конечности, а носки предательски не греют. Высунув что-то из кожаной коричневой сумки, парень в официальной рубашке и классических штанах переложил это в другую руку. Кошелёк. И мигом посмотрел на проснувшегося бродяжку.

      — Не уходи пока, — выдал он и, накинув чёрный плащ, без эмоций на лице пошагал к выходу, тихо прикрыв за собой дверь.

      Джисон не знает, где его рюкзак и почему он оказался в какой-то служебной комнате, если засыпал на лавочке в зале ожидания. Поднявшись, он стянул с себя плед и, поёжившись, осмотрел спальную зону. Диван и два кресла напротив. Им будто триста лет уже, но продолжают стоять, как самые отважные бойцы. Хоть и с заплатками. Слева от него был комод, видимо для личных вещей. Там он и нашёл ранец. Высунув рваный пакет с щёткой и зубной пастой, Хан выдавил чуть-чуть себе и склонился над раковиной, постепенно выплёвывает пену.

      Чайник выключился сам по себе, успев немного насвистеть пара в воздух. Джисон видел поднос, где стояло четыре разных чашки с ложками внутри, но ничего не трогал. Только обратно сел, улеживаясь на подушке поудобнее. И стал ждать.

      — Выглядишь тут не очень, — пробежав глазами по помещению, дух взглянул на застывшего и задумавшегося о своём молодого парня. — Но это всё равно одно из твоих самых счастливых воспоминаний. Интересно, — прыжком вцепился в красное кресло, положив ноги на подлокотник второго, рассматривая свои лакированные туфельки.

      — Мне и самому интересно, — сложил руки на груди, посматривая на самого себя. Того брошенного Хана. В глазах одни пылинки, ни проблеска на свет.

      Люди снаружи всё ходят и ходят, иногда останавливаясь у большого окна и посматривая внутрь, но Джисон сидит неподвижно, как рыбка. Они его даже не видят, но он всё равно не шумит, чтобы наверняка. Посматривает на дверь, ожидая своего спасителя. Если бы не тот человек, вероятнее всего Хан просто замёрз там на лавочке и уже бы не проснулся этим утром. Не знает даже, благодарить его, или наоборот.

      Десять минут и не проходят, но дверь открывается нараспашку, вгоняя свежий воздух в комнату. Незнакомец в форме оставляет кошелёк на рабочем столе, а шелестящие пакеты преподносит к столу возле голубых сидений.

      — Будешь что-то? — выступая вперёд к кухонной плитке, задаёт вопрос работник, смотря прямо в истощённые глаза Джисона.

      — Если можно, — кивает в ответ, поглядывая на посиневшие руки.

      — Чёрный чай, сойдёт? — показывает коробку собеседнику и после увиденного кивка возвращается к плите. Стуча ложками по стаканам, он отправляет их в мойку и захватывает кружки. Ставит их на стол и придвигает к Хану купленную еду. — Бутерброды с сёмгой.

      — Спасибо, — забирает один пакетик и, тихо открыв, откусывает хлеб. — Вкусно, — незнакомый приставляет к ним блюдце с сахаром, высыпая себе ложку.

      — Не лучшее, что можно поесть с утра, — вытягивает чай и отпивает два глотка.

      Пережевав всё, Сон подбирается к горячей кружке, обводя её рукой. Место обладает особенной тишиной несмотря на то, что снаружи ходят толпы, выискивая нужную платформу и нервно поглядывая на большие часы сверху. Тут всего лишь тикают настенные, шебуршат пакетики и производятся медленные умеренные вздохи.

      — Ты почему ночевал на улице? — смакуя первую еду за день, спасатель выискивает понимание в глазах напротив.

      — Сбежал из дома, — Хан обхватывает откинутый в сторону плед и заворачивается в него. — Точнее, решил начать всё заново.

      — А если поточнее? — откидывает лезущие волосы в глаза назад, почти стукаясь щекой об торчащую ложку в чашке.

      — Я не хочу отвечать, — оборвал тему Джисон. Он не будет рассказывать людям с вокзала, что пережил. А, может, стоит, раз он всё равно о нём ничего не знает? Опустив голову, он продолжил: — У меня больше нет семьи, — но утешение — последнее, что он хотел бы сейчас слышать.

      — А из дома зачем сбежал? — шорох накатывает, а часы тикают всё медленнее.

      — Не хочу там находится. После разбирательств продам дом. Хочу уехать отсюда, — поделился чем-то сокровенным он. С тем, кого видишь впервые, разговаривать проще. Хан засматривается на поразительно красивое лицо перед ним. Темно-каштановые прямые волосы, глаза с длинными ресницами и клубничные губы с выпирающей верхней. Почему он закрылся в этой халупе, если такое нужно в музеях показывать? Пройдясь от выпирающих скул, Сон застревает на приоткрытых выразительных ключицах. А затем видит выцветший бейджик на груди. — Ли Минхо, — неотрывно переводит взгляд наверх.

      — Комендант, — опрокидывает спокойным взглядом Джисона, засматриваясь на взлохмаченные блондинистые волосы с отросшими чёрными корнями.

      — Хан Джисон, — немного немеет под пристальным взглядом, но быстро приходит в себя. — Спасибо, что спас. Я бы там умер, — пока телевизоры трепещут о том, что аномально низкую температуру ниже нуля зафиксировали во всех областях Кореи.

      — Не за что, — напоследок стучит по своей коленке и, приподнявшись, уносит пластик в мусорку возле выхода.

      Горло болит, да и солнце совершенно не светит над головой. Не сказать, что худший исход. Скорее, разочаровывающий. Так многого хотеть от жизни, но по факту сбегать из своего дома от мёртвого отца и горы бутылок в мусорке.

      А теперь хотеть вернуть всё назад. Любимым родителей, пса, дом и любимую школьную жизнь, от которых остался только пепел в лёгких.

      — Куда дальше? — вернулся к разговору Ли, забрав в руки толстый журнал с письменного стола и ручку и присел за стол напротив обшарпанного дивана.

      — Поеду в Пусан, стану рыболовом. Накоплю деньги, а потом перееду в тёплую страну, — «где мне всегда будет греть».

      — На Филиппины? — переписывает табличные данные на другую страницу.

      — Куда-то туда, — незаметно подкашливает, анализируя комнату. Зачем тут макет старого корабля на шкафу стоит, а на полу столько ковров? Вытянув руку левее, он подхватывает рюкзак и притягивает к себе, залезая в боковой кармашек. — На, — протягивает три жевательные конфеты со вкусом фруктов. От медленной реакции работника, ладонь, что держит конфеты начинает дрожать.

      — Спасибо, — плавно перехватывает сладости, задевая пальцы Джисона. — Спрячь в одеяло руки, холодные, — закидывает в рот апельсиновую.

      И Хан слушается. Но как бы долго он не держал их там, всё равно не нагреваются. Зимой у него всегда здоровье хромало. Закинув плед чуть ли не на голову, он прислонился к холодной подушке и продолжал смотреть вперёд на сидящего парня.

      Лицо такое серьёзное, а говорит на языке заботы. Джисон бы сейчас и у бандита согласился переночевать, но, кажется, ему повезло намного больше.

      — А сколько тебе лет? — высовывает щёки из одеяла наружу.

      — Двадцать семь, — перелистывает страницу вперёд, помечая что-то. — Не похож, да? На взрослого дядьку, — допивает остатки чая и подходит к раковине.

      — Совсем нет, — усмехается в ответ. — Ты намного спокойнее большинства и можешь помочь.

      — Живу без сожалений, — ставит кружку на поднос. — Сам выбрал устроиться сюда, сам выбрал не идти на поводу у первых встречных и сам выбираю не ехать туда, где мне не место.

      Та самая уверенность, которой не хватает всем молодым, только пришедшим в мир взрослых. Даже если знаешь, что делаешь правильно и для тебя так будет лучше, всё равно найдётся один, который скажет, что лучше бы ты так не поступал и вот этого не делал. Подростки друг друга могут любить, подшучивать или ненавидеть. И это будет на живо. Не поддельно.

      А там, куда притопал Хан, только засушенная поверхность. И никто не хочет дать своей воды, чтобы снова была плодотворная почва. Взрослые закрываются всё больше и больше до тех пор, пока полностью не уничтожают себя алкоголем или наркотиками.

      — Тебе тут нравится? — в каком-то смысле огорченно от своего состояния выглядит Джисон. Совсем грустно. — Проводить целый день взаперти в каком-то пыльном месте, где даже неба не видно.

      — Вполне, — мычит в ответ, занимая кресло. — Я рад, что могу готовить вкусную еду каждый вечер, могу быть в одиночестве, когда мне это нужно и могу наблюдать за падающим снегом, пока работаю.

      Хан отличается от Минхо. Поразительно отличается. Он не может сидеть сложа руки, пока вокруг происходит движ. И вместо того, чтобы просто наблюдать за снегом, он хочет увидеть его исток. Увидеть своими глазами сбившиеся облака в небе над морем, что отпустили первую снежинку на горизонт. Быть в настоящем, а не удручать себя повседневной жизнью. Джисон каждый день хочет видеть новые вещи и не думать о том, что ему приготовить на вечер ещё с утра.

      — Я хотел купить билеты на сегодня, — подпирает боком перило и подвигается ближе к огню. Он понимает, что стоило бы подождать и дома, пока морозы сойдут, но не может. Тяжело. Не находит себе места дома.

      — Тебя там кто-нибудь будет ждать?

      — Не-а, — свернулся в клубочек в углу у печки. — Тут меня тоже больше никто не ждёт. Но я понимаю, что максимум, что мне светит на берегу сейчас — это койка у какого-нибудь деда.

      — Так не едь, зачем здоровье губить? — перебирает отчёты, не понимая авантюры Хана.

      — Не знаю, — Джисон даже объяснить не может ничего, что чувствует и что хочет делать дальше. Все объективное описания "жизни" как-то пошатнулось. Он не знает, что делать. Как вы объясните то, что ничего не хотите, потому что, кажется, что уже вся жизнь закончилась? И почему-то ни с того ни с сего закрадывается желание, чтобы Минхо позвал его к себе хоть на немного. Видит человека впервые, он никогда не доверял таким. И утешение он не любит. Но почему сейчас ему так хочется этого? Даже стыдно озвучивать такого рода мысли.

      — Не расстраивайся, — душевные разговоры со старшими немного смущают Хана. — Ты ещё встретишь очень много людей в своей жизни и увидишь многое, поэтому не надо сейчас ставить точку.

      А Сон не отвечает. Не хочется на такое отвечать. Это как плевок в душу. Потому что, когда такое говорят, люди не учитывают особенности собеседника, что ему нужно втирать не за будущее, а за настоящее и говорить, что сейчас с тобой всё хорошо. Он не хочет, чтобы всё это менялось. Джисон никогда ещё ничего так не хотел, как вернуться назад в прошлое и прожить его ещё раз, но уже с уверенным настроем. Хан ненавидит высказывание "Ты ещё встретишь других людей и всё изменится".

      Что, если он хочет остаться с тем человеком, который ему это говорит? Но автоматически как будто получает отказ. Конечно, может быть тот, кто это сказал и не имел это в виду. Но так он прямо и чётко объясняет, что сам не будет в числе этих людей и к нему не надо привыкать.

      — Нормально себя чувствуешь? — выдвинулся чуть вперёд, кладя бумаги на стол. — Выглядишь не очень, — последнее, что он хотел бы слышать от 27-летнего мужчины.

      — Нормально, — почти шёпотом проговорил он. Главное не вызвать сочувствие.

      — Подвинься чуть-чуть, — пока Хан выдвигается вперёд из уголка, Минхо привстаёт из-за стола и наклоняется к лежащему, убирая его волосы у лба. Сердце Джисона забилось чуть быстрее. Приставив к нему ладонь, он задерживает её на пару секунд. И ещё быстрее. — Горячий. Голова болит? — слышит вялое угуканье, после чего проводит по светлым волосам, поглаживая, а потом отстраняется. — И куда ж тебя деть, — берётся за голову и ходит из стороны в сторону.

      — Я могу домой пойти, — отодвигает покрывало вбок и ставит ноги на пол.

      — Ага, чтобы ты вышел на улицу и потерял сознание? — опрокидывает взглядом водолазку с крестом на шее и круглые глаза, как у зверька.

      — Я мешаю тебе работать, — выглядывает из-за плеча на ждущую за стеклом очередь.

      — Да, но самого я тебя не пущу.

      — Так вот оно что, — спрыгивает со стола призрак маленького Джисона после того, как увидел всё своими глазами. — Это он.

      А Хан сначала не отвечает, только смотрит на Ли.

      — Это он тебе столько раз снился потом?

      — А ты откуда знаешь? — прервался от пары острых глаз и увидел, как дух, подходя к выходу, похлопал в ладоши.

      — Я — это ты, забыл? — ответил он и, открыв дверь, шагнул к следующему повествованию.

      Такой вредный малой, и правда он. Ещё раз осмотрев кабинет и двух замерших на месте людей, повернулся к белому свету на том конце и, закрыв глаза, упал в червоточину.

      Свежий воздух. Причал.

      — Джисон, я тебя сверху подожду. — кричит один из матросов парню на береге.

      — Хорошо! — отвечает застрявший в толпе Хан.

      Морская пена громко разбивается об скалы, а на песок сходит медленно, утаскивая ракушки. Высокие многоэтажки рядом отдают тень на дорогу. Прохожие засматриваются на громадный корабль и его высокий задний корпус с мачтой, а семьи скопились на мосту, провожая мужчин в далёкое плавание.

      — Разрешите, — влезает на борт сквозь десяток людей, ибо другого пути нет. Взобравшись на лестницу, он поднимает чемодан, забитый однотонной простой одеждой и косметическими средствами, а за спиной рюкзак с одной пачкой конфет где-то на дне.

      Не успев даже встать на борт, его у входа встречает крепкий мужчина с яркой улыбкой. От него так веет свободой. Наконец, поднявшись на борт, Хан подходит к нему.

      — Рад видеть тебя, Джисон. Или, может быть, лучше, — жмёт руку, — Питер?

      — Ах-ах, — помахал рукой, — лучше Джисон. — иностранное имя он использует в заграничных документах, о чём главному, видимо, уже известно. — Неловко слушать от вас это, — волосы развиваются от солёного морского ветра. — Я тоже рад вас видеть, мистер Пак, — отвечает взаимностью.

      — Да ладно тебе, — подхватил смех. — Приветствую тебя на моём скромном судне, — размахивает руками, показывая шапку корабля. — Да-а, не думал я, что придёт день, когда ты примешь участие в моей экспедиции.

      — Это большая честь для меня, капитан, — расслабился под теплым солнцем над головой. Как же приятно наблюдать за переливающейся голубой водой под ногами.

      — Капитан! — воскликнул мужчина. — Прекрасно, мне нравится твой настрой. Добро пожаловать в команду, парень, — похлопал его по плечу.

      — Благодарю, — поклонился в знак уважения, но его сразу же поймали точенным взглядом.

      — Оставь это на берегу, Джисон, — имеет ввиду чрезмерную осторожность и почтение. — В воде мы все как одна семья. Называй меня Вонсу и располагайся, — отпустил Хана и вернулся на своё место.

      — Спасибо большое, Вонсу, — попрощался с капитаном и пошёл дальше, скрипя деревянным полом.

      Чайки пролетают прямо над бортом, улетая ближе к чистому горизонту. Совсем скоро лето. Заметно по всей цветущей на берегу зелени. Прекрасные яркие цветы обрамляют набережную, идеально подходя под спокойный архитектурный город.

      Потраченные годы на прибоях стоили того. Теперь перед ним открыт весь мир.

      — О, знаю! Это твоё первое морское приключение, — встав на носочки, заглядывает за борт бледный призрак.

      — Да, — видит отбегающего от себя 10-летнего Джисона, что мчится по палубе, — я вспоминал тебя столько раз, — небольшие волны качали корабль, выдавая всю синеву дна. — Ты никогда не поверишь мне, — прикрыв глаза, ощутил песок под ногами.

      Такое странное чувство. Он чувствовал себя так же само, когда был по-настоящему счастлив. Как во все прошлые разы, что видел только что во сне. Он и сейчас счастлив.

      Ведь если под ногами море, значит всё возможно.

      — Мы вернулись, хён, — ходит по воде призрак. — Я привёл тебя в конечную точку. Море, — оглядывается назад на закат. — Тебе понравилось?

      — Очень, — усмехается, смотря на хрупкое детское тельце. Он бы хотел остаться прямо тут, во сне. Не возвращаться в реальность. Было бы прекрасно видеть этот сон вечно.

      — Я очень хотел успеть показать тебе больше, но, кажется, — наблюдает, как на голубом куполе возникает разлом, — больше не успею.

      — Мы успеем! — берёт ребенка за руку и с разгона без раздумий вбегает в возникшее из неоткуда сияние.

      Сначала ярко. Потом блекло. Потом светло, а потом темно.

      Всё видно, но как-то тускло. И отрывками. Перед тенями воспылали тысячи искр. Сложившись воедино, они воссоздали дом. Купол, что содрогает сердце.

      Поезд-экспресс медленно подъезжает по железным рельсам, громко шумя. Заснеженные пути ничуть не преграждают ему курс. Хлопки снега валят с ватных облачков. Закат. Вагон останавливается и из двери выходит целая толпа народу, но все они идут мимо Хана, отходя подальше. Джисон был чётко уверен, что ждёт кого-то. И пока все люди разбегались по сторонам, поезд покинул ещё один пассажир.

      По ступенькам в тёмно-коричневом пальто на землю спустился Минхо. И взгляд его был направлен прямо на Хана. Не какого-то то там из другой истории, а на спящего. И яркая медовая улыбка скрасила все те взрослые черты, какими Ли обладал.

      Впервые он снится Хану зимой. В декабре.

      Он всплывал и до этого, но только без лица. Была просто тень, но Джисона всегда преследовало чувство, что это Минхо. И сейчас он видит это. И хочет пойти навстречу. Разбежаться и со своей дури прижаться вплотную. Обнять.

      Но образ рушится. Зрачки карих глаз тускнеют, а тело испаряется в воздухе, не успев зацепить подбежавшего Хана, что пал на колени. Он, пытаясь ухватиться за воздух, проводит взглядом улетающие белые снежинки.

      — Минхо! — срывается на бег за уходящим солнцем. — Стой...

♡

      Толчок.

      Хан рывком падает с кровати в маленькой каюте, ударяясь головой об деревянный угол. Все лежащие на поверхности предметы в миг падают на пол, задевая парня.

      — Бля-ять, — ели шипя, он хватается руками за затылок, пока дверь напротив резко открывается.

      — Старший лейтенант! — влетает один из матросов. — У нас проблемы! — замолкает, когда видит лежащего на полу Джисона.

      — Я уже понял, — держась за край койки, медленно поднимается. Захватив телефон и зимнюю куртку, он в спешке натянул её и бегом за моряком вышел из кабинки.

      Поднявшись на палубу, он обомлел. Ветер, вздымаясь ввысь, дал начало новому шторму. Самому сильному за те десять лет, что провёл в экспедициях Джисон. Хана буквально сносит с места и только бортики не дали ему упасть. Волны пару метров в длину громко отбиваются об судно, качая его практически на 90 градусов.

      — Питер! Немедленно возвращайся, — возникший из проёма двери, капитан машет рукой, придерживая фуражку.

      Дойдя до входа в управление, он плотно закрыл проход, пошатываясь.

      — Вонсу, — смотрит на мужчину, опиравшегося об кнопочный блок, — что нам делать? — у них были иногда просчёты раньше, но не такого масштаба.

      — Мы не можем вернуться, — рассматривает огромные карты на экране. — Расстояние слишком большое, а у берегов давно началось наводнение.

      Вход к Австралии закрыт, а ближайший общий порт только в Средней Азии. Капитан почти всегда учитывал погодные возможности. Сейчас тоже, но в этот раз просчитался.

      — Питер Хан, — другой старшина, оторвавшись от радаров, развернулся на кресле к коллективу. — У вас есть идеи? — каждый человек в комнате выглядит встревоженно. Зная каждую скалу в Северном море, они полностью терялись в новом пространстве.

      Приняв положение капитана, он вышел вперёд и подошёл к исследовательскому столу. Всё покрыто красными значками. Казалось, что решения нет. Внимательно сверив карты, Хан зацепился за старый курс, что использовался ещё десятки лет назад. Но это единственный их шанс.

      — Развернёмся в сторону островов к Филиппинскому морю. Потом мимо Тайваня проплывём по Восточно-Китайскому и будем у берегов Чеджу, а за ним порт в Пусане — все следят за движениями рук Джисона.

      Главный капитан Пак, присоединившись в ряду, заметил, как лейтенант отодвинулся, дав ему место у стола. Простояв над ним пару минут, Вонсу развернулся к людям во всём помещении.

      — Мы изменяем курс, — кричит толпе с тревожными лицами. В ту же секунду, поняв, что надежда есть, они глазели на сверкающего капитана. — Наша цель — Южная Корея.

      Побывав в сотни других стран, он вновь вспоминал красочную осень в Корее. А перепробовав все кухни мира, возвращался к лапше быстрого приготовления в круглосуточном магазине у дома. Оказывается, для счастья не нужен целый мир и покорение космоса. Теплого плеча под боком будет вполне достаточно. И это умозаключение не слепого подростка, а 29-летнего покорителя морей Хан Джисона.

      Парня, который однажды чуть не умер от холода на улице по своей же глупости. Парня, которого спас комендант на вокзале и дал толчок идти дальше. Если бы не Минхо, его сердце навсегда было бы покрыто льдинами.

      Прошло целых десять лет. Градус глубин Марианской впадины упал, так же, как и нужда Хана в человеческих отношениях. Друзьями была его морская семья, а любовью — бескрайние просторы и тихий зов океана.

      Но, почему-то, в тот самый миг, как он узнал Ли в конце сна, захотелось поговорить. О жизни и обо всём на свете, что только в голову взбредёт. Неужели это чувствуют люди, когда начинают привязываться?

      Голос Минхо совсем размылся в воспоминаниях, Джисон почти не помнит, как он звучит. Даже намеренные касания уже забылись.

      — Ай, чёрт, — кинул Хан перед тем, как сорваться и побежать к себе в кабину. Перерыв множество старых потёртых карт, он просчитывал все возможные пути домой.

      Так рвался на свободу, но в итоге она его надломила. Сейчас с трясущимися руками Джисон вычёркивает пунктир у себя в тетради, лишь бы смочь вернуться. На ту заснеженную улицу с жёлтыми фонарями, к тем дурацким автоматам, что заедали каждый раз, когда он покупал газировку. И на вокзал.

♡

      Снова декабрь.

      Густой туман окутывает гектары кладбища, покрывая взор пеленой. Хан стоит у громадного склепа, одетый в официальный чёрный костюм с галстуком и дожидается своей очереди, намокая под снегопадом.

      А небо белое-белое. Кресты окружают его повсюду. Но рядом с ними стоят и деревья. Правда, голые и совсем не красивые. Там не мрачно, совсем нет. Просто как будто снова во сне.

      Сон заходит в помещение, проходя мимо людей разных возрастов, одетых в тёмное. Плачущих.

      — Почему-у, — рыдает женщина в плечо молодому парню, пока тот, сдерживая свои слёзы, крепко обнимает её.

      — Аманда… — тихо проговаривает тот, но до Хана это тоже доносится.

      Аманда. Он столько раз рассказывал про свою жену, про их невероятную историю знакомства где-то на берегах Англии. Как они встречались после каждого приезда Пака. Даже то, как они ели пирожные в кафе на берегу былого Лондона.

      Пройдя ещё чуть дальше, он увидел компанию знакомых лиц у алтаря. Его команда. Они стоят и ждут, пока Джисон подойдёт к ним. В руках цветы, а в глазах величайшая скорбь.

      На пьедестале стакан воды и рамка с фотографией. Капитана.

      — Не думаю, что он хотел, чтобы мы плакали, — крепкий высокий парень, стена всей стаи, похлопывает по спине задыхающегося младшего матроса. — Тише, тише.

      Хан подходит ближе, присаживается на присадки, и рукой проводит по холодному кафелю на полу, рядом с подношениями. Цветочные венки плотно окружают весёлого Пака. Две алых розы Сона ложатся на пол.

      — Вонсу, — засматривается на фотографию, где Пак с широчайшей улыбкой смотрит ему прямо в глаза. "Я просто люблю просыпаться и видеть голубой берег вместо серых стен. Океан слишком велик, чтобы его покорить, но у нас ещё вся жизнь впереди, Питер".

      У него была вся жизнь впереди, но он отдал её. Взамен на спасение своих людей. Лиц, что грели ему душу и отдавали свои сердца взамен на путешествия. Каждый из присутствующих. Все склонили перед ним головы. И Джисон склонил. В безмерной благодарности за свободу.

      — Если со мной когда-нибудь что-то случится, — Пак откинул кружку кофе на край стола, — я хочу, чтобы ты встал на моё место, — поднял руку и показал пальцем на него. — Джисон.

      Хан встаёт с колен и оборачивается на стоящих у стенки с волей в руках ребят.

      — Парни, — невозможно посмотреть кому-то в лицо. Он закрывает глаза. — Капитан Пак, — кожа покрывается мурашками, а по спине проходит холодок, — это самый смелый и отважный человек, которого я когда-либо знал. И я хочу, чтобы вы знали, — всё-таки поднимает голову. — Пару лет назад он передал мне право капитана. На тот случай, если вдруг он больше не сможет взойти на борт корабля снова.

      Все молча слушают, переставая всхлипывать.

      — Но я так не могу, — пронзает неумолимым взглядом мужчин. И снова молчит. Он не может продолжить его дело. Хан не до конца отдался морю. Его родная частичка осталась где-то на берегу и, спрятавшись в тени, ждёт, подрагивая. — У меня ещё остались дела на земле, поэтому пока я не могу принять этот статус.

      — Не переживай Хан-а, — голос того крепкого мужчины говорит от лица всей команды. — Мы прекрасно понимаем. Это невозможно, взять на плечи такую ношу буквально с ничего.

      — Но ты, — поворачивает полностью корпус к говорящему. — Ты по-настоящему этого заслуживаешь, Крис. Статуса капитана.

      Именуемый Питер не раз выступал инициатором дискуссий с иностранцами. И как же ему однажды повезло встретить Кристофера. Невозможно, чтобы просто так в один день совпала дата рейса, дата прибытия корабля, задержки самолёта и бездумного похождения Бана по порту.

      И он прекрасно видел, как тот берёт на себя всю ответственность в экстремальных ситуациях. Да он даже первый полез в шторм на палубу, чтобы вытащить капитана из-под завалов.

      — Спасибо, — опустил голову Крис, в надежде скрыть слезящиеся глаза. Он правда хотел однажды побыть тем, кто будет вести своих людей к свету. К мечте и настоящим путешествиям. — Я буду защищать. Нас всех. Пусть капитана Пака с нами больше нет, но он станет нашей путеводной звездой.

      Даже при свете одной только луны на небе, будет светиться ещё и она. Звезда Вон.

      ♡

      Табло над аллеей подсвечивается красным огнём. А посторонние запахи сбивают.

      «Заканчивается посадка на поезд №21389. Город прибытия: Кванджу. Дата отправления: 31.12.2002. Время отправления: 23:25»

      Натянув покрепче шапку на уши, Джисон выбежал на станции к железной дороге и, рассекая по горам снега пол ногами, запрыгивает на последней секунде в синий вагон.

      Запыхавшись, он стягивает зимнюю куртку и кидает её на кресло рядом с собой. Окна запотели от перепада температур. Звуки колёсного движения захватывают тихий вагон. Он тут совсем один, ни души в полночь. Потому что все уже сидят по домам и празднуют Новый год. Для кого-то этот праздник очень грустный, а для кого-то очень весёлый. Смотря с кем встречаешь.

      Прошедшее десятилетие он встречал его на борту корабля где-то в Атлантике. С шерстяными носками и бутылкой хорошего вина. Но сейчас он совсем не уверен, будет ли так ещё когда-нибудь?

      Сон вырос за сушей. Ни разу такого не было, чтобы он хотел обратно. К людям в мегаполисы. Там они слишком помешанные, загруженные и расторопны. Абсолютно не в стиле моряка. Что в девятнадцать, что в двадцать девять – он совершенно не видит смысла тратить время на условные законы жизни: учёба, работа, брак. Главное, чтобы клевало и ветра не было.

      «Уважаемые пассажиры, попросим вашего внимания! Прибытие поезда №21389 задерживается на 40 минут из-за сильного снегопада».

      Поезд шёл от станции к станции невероятно медленно, и делал на каждой из них невероятные долгие остановки. Казалось, что он вообще не доедет до Кванджу. Метель за окном усиливалась, не давая разглядеть и горы. Главные колокола города давно зазвенели, оставив жителей города развлекаться оставшуюся ночь. В этом году ему уже 30. Приличный возраст, чтобы наконец начать думать о будущем. И исполнять мечты.

      Поэтому в этот Новый год Джисон решил исполнить свою самую заветную мечту.

      Они не созванивались, не списывались даже и понятия не имеют, с кем что произошло и где они сейчас. Глупо надеется на то, что за столько времени ничего не изменилось. Для всех людей, но не для Хана. Если он смог проломить четвёртую стенку во сне, сможет и в реальности.

      «Поезд Пусан-Кванджу №21389 прибывает на конечную остановку. Благодарим за ожидание»

      Трейн продолжает двигаться, плавно замедляя движение. Захватив свой рюкзак, Хан накидывает куртку и укутывается в шарф, закрывая уши. Нажав зелёную кнопку, дверь отпирается, впуская его в коридор выхода. Ещё минута и он оказывается на всё той-же станции, где когда-то ночевал. Пару человек, что вышло из переднего вагона, уже разбрелись в разные стороны, оставляя за собой следы на снегу.

      03:30

      Такси поймать невозможно, а машины своей нет. Единственный выход – отель в пяти минутах от железных путей, но, вероятнее всего, там всё давно уже занято. Пристройки домов у города становятся всё более популярными, ведь почему бы на праздники не двинуть куда-нибудь, где свежий воздух и нет городского шума?

      Решения Джисона – штука неизменная. Именно поэтому сейчас он заходит в уже обогретое помещение с тусклым освещением и рядом лавочек у стены. Садится в уголок у горячей батареи и кидает сумку под голову. Потолок такой-же белый, а сидения твердые.

      — Зачем я сюда приехал, — шепчет под нос он, потирая глаза до звёздочек. Как ему теперь искать его?

      Жизнь кажется несправедливой из-за таких плохих событий. Такая она и есть. Тем, кто ошибся единожды шанса больше не даёт.

      И он засыпает. Под тихие звуки воды под землёй, под странные скрипы на улице. Ночь сменяется потёмками, а затем за облаками появляется солнце, даря облакам оранжевый оттенок. Кажется, после сна отопление выключили на время, потому что спал Джисон очень неспокойно. И проснулся рано по привычке, прямо как на борту. Недалеко от цветущей весны, нужно только переждать зиму. И станет тепло.

      Дверь открывается и морозный воздух проникает, завиваясь над рядами стульев. Джисон отрывается от лавочки, обернувшись на звук.

      Снова сон?

      — О, — засовывая карточку в пиджак, вошедший в комнату человек громко удивляется. Голова склоняется вбок, — Джисон? — мешки под глазами и выпяченные губы. Минхо не ожидал увидеть кого-то на вокзале ранним утром.

      — Привет, — Хан хочет сорваться в человеческие объятия, расплакаться и ничего не объяснять. — Я приехал, — неосознанно начинает смеяться.

      — Привет, — показывается неуверенная, но милая кроличья улыбка. Всё ещё стоя на проходе, он не торопится закрывать дверь, потому что застыл в удивлении и смотрит на повзрослевшего, но такого же глупого Хана. Снова спит в холодине. — С Новым годом.

      — С Новым годом.

      — Ты почему тут?

      — А ты? — глаза Джисона округляются, засматриваясь на худое лицо.

      — А ты?

      — Тебя хотел увидеть, — интересный ответ тридцатисемилетнему мужчине.

      Никогда такие слова не были адресованы людям, если их говорил Хан. Никогда.

      Увидев подзывающую к себе руку, он потянулся за помятым рюкзаком.

      — А океан? — на последнем вздохе шагнул немного внутрь, наклонившись вперёд. Тишина мгновенно заполнила трещины. Два слова, а для кого-то целая жизнь.

      — Я побывал в каждой части мира, — подал голос Джисон. Он медленно привстал, сгорбившись. — Увидел всевозможные пейзажи: с морем, без, на суше, в воде. Мне было, — выглядит, словно пытается подобрать подходящие слова. И мягким тоном продолжает, — так интересно, — поднял голову к небу, когда вышел из зала, снова раскрыв глаза и толику правды. Затянувшийся белой ватой небосвод, дарящий комфорт и кристальные падающие на волосы снежинки.

      А Минхо слушает. Очень внимательно. В этом огромном мире, где существует столько вещей и людей. В потерянной перманентной истории. Запутанная паутина, что дрожит от мельчайшего прикосновения и так же легко может порваться. Сейчас он не где-то ещё, а прямо перед ним. И он слушает.

      — Но я видел их каждый день, — батареи снова тёплые, как и спокойная утренняя зима перед его глазами. — И со временем я привык. И больше не замечал чего-то удивительного в них. Я так люблю горы, но, когда мы проплывали мимо них раз за разом каждый год, я восхищался всё меньше и меньше. Пока просто не перестал совсем смотреть в окно. Утыкался в книжку и пропадал на какое-то время, пока за бортом не видел простой чистый горизонт, — без деталей. — Он успокаивал меня больше, чем что-либо ещё, — подождал, пока старший нашёл в кармане ключи и открыл кабинет.

      Как будто вчера тут был. Сон был настолько реальным, что Хану уже сдаётся, что он начал бредить. Но снежный ветер и текущий нос возвращают его в реальность, прибавляя к этому шум трассы рядом и пара от поездов на другой колеи.

      Ковёр новый, зелёное дерево у кресел, серый стационарный компьютер и миска с кормом под столом для кота, что иногда забегает к сторожу. Обогреватель сразу же включается и подставляется на тумбочке, рядом с местом, где сел Джисон.

      — Не надоело? — всматривается в официально одетого работника, что набирает воду в чайник.

      — Не-а, — закатывает рукава и ставит воду на плиту. Как вампир, что не стареет. Самый настоящий. С чётко подчёркнутыми широкими бёдрами и расстёгнутой на несколько пуговиц рубашкой. — Бывает одиноко, но я справляюсь.

      — И ты продолжаешь сидеть тут, — распластанные подушки на новом мягком диване, чья-то сменная обувь в углу и какие-то книги на деревяном столе. Скоростной поезд проезжает мимо станции.

      — Это моя работа, — Ли с самого начала хорошо уживался на этом месте, успевая делать всё остальное на выходных. Но рутина утомительна для каждого. И это видно по уставшим от отсчётов глазам, напоминающих кошачьи. Прищуренные и не до конца открытые.

      — А может пойдёшь со мной? — встретился с Минхо взглядом, больше не отводя его. — За горизонт.

      Солёные океаны таят в себе секреты предков, окутывая планету. Острова, что спрятаны далеко в море таинственны и…безумно красивы.

      — А если я утону? — игриво подошёл сбоку, усевшись на перило и повис над Ханом, заглядывая ему в глаза — течение мыслей.

      — Я тебя выловлю, — между ними остаётся с десяток сантиметров. Нет больше ни разницы во времени, ни поддельных снов. И на это потребовалось целых десять лет.

      — Тогда я подумаю, — его хитрая улыбка заразительна. Влюбляет полностью и надолго.

      Джисон правда сейчас в Кванджу, приехал к себе домой и разговаривает со сторожем на вокзале. Жизнь изменчива.

      Незнакомцы, зависнувшие в гаджетах, начинают появляться за высоким односторонним стеклом с чемоданами и сумками. Крохотные снежинки прилипают к окну, но сразу испаряются. Первое солнечное утро нового года. Пришло время навести порядок в собственной жизни. Начиная с жилья и заканчивая нормальным режимом. Предстоит многовато работы.

      Джисон не появлялся в городе ни разу, даже оставшихся родственников не навещал. На кой чёрт они ему сдались, если он решил всё оставить позади? Или почти всё.

      — Мне в дом съездить нужно, — выходит из-за стола, забирая телефон с забитым новым номером со стола. Достав жевательную конфету с рюкзака, он закинул её в рот, выкидывая фантик в мусорку. Встряхнув мех на куртке от оставшейся воды, Хан поправил взъерошенные волосы и расправил по бокам. — Я тебя потом наберу, — немного приоткрыл дверь, за которой была убранная от снега дорожка к рельсам и повернулся назад. — И ещё кое-что, — Ли успел подойти к стоящему на выходе Сону. — Я не помню, что искал до этого. Но кажется знаю, что нашёл.

      Он придвинулся вплотную к недоумевающему Минхо. Наклонившись, Джисон быстро чмокнул его в щёку и мигом отбежал к выходу.

      — Увидимся! — шустро кинул на прощание и с довольной улыбкой самого сердца, вылетел из помещения, закрыв за собой дверь.

      Выдох. Он правда это сейчас сделал?

      Мерцающие таблички больше не кажутся вырвиглазными, а дышать стало легче. Новый 2003 год. Какой же ты будешь?

      Выйдя на улицу, Джисон оглянулся по сторонам и пошагал к выходу из территории станции, огромной арке в ограждении, что построенно вокруг. Автоматы с напитками стоят у небольшого сквера, соединяющего центральную улицу и цветущую весной дорогу. Людей на улицах нет абсолютно. Каждый предпочёл остаться дома и хорошо выспаться после праздника.

      Он хорошо помнит, как родители утром после рождественских ночей спорили, куда они поедут отдыхать: в горы кататься на лыжах или загород на дачу жарить мясо с лучшими друзьями.

      Виднеющиеся дальше магазины закрыты, а транспорт ездит через раз. Ждать придётся долго.

      Громко захлопнутая сзади дверь напугала Хана и не успел он обернулся к главному входу, как его схватили за щёки и утащили в глубокий сладковатый поцелуй.

      Напряжение не давало сомкнуть глаз, но заметив подрагивающие длинные ресницы перед собой и почувствовав холодные ладони, Сон схватил их своими и поддался, полностью отдав себя в руки Минхо. Так поздно, но так вовремя одновременно.

      Позволив взять над собой вверх, он приоткрыл рот в ожидании ответных действий и чуть не упал от внезапно подкосившихся ног. Ли медленно проникает языком внутрь, не торопясь. Пройдясь по раскрасневшимся губам, он слегка укусил нижнюю и вернулся обратно, мешая привкус выпитого кофе с зелёным виноградом. Прихватив работника за воротник, младший притянул его ближе, на что его затылок обхватили и большим пальцем надавили на открытую шею.

      Конфета моментально выскальзывает из щеки Хана и приглушенным стоном переходит к Минхо, улыбнувшемуся прямо в поцелуй на звуки. Он оставляет горячий выдох между ними, и облизнув появившуюся каплю крови на оставленной ранке, разрывает поцелуй.

      — Ты со мной забыл поделиться, — раскусывает и пробует густой джем внутри. — С апельсином было лучше.