Ⅰ.
Я не запоминаю никаких образов. Для меня всё одинаково тупое и навязчивое; я всё это видел жизнь назад, пресытился и хочу выплюнуть.
Ⅱ.
Эллиот думает, что Винсент дурак, — впрочем, он так думает о многих — не из высокомерия, конечно: у Эллиота философия донельзя простая, донельзя правильная, и для него загадка, как для сводного брата — такого умного и проницательного — эта философия неочевидна.
Эллиот вообще чужд всего, что не понять вот так, с ходу; а Винсент сложный, Винсент ускользающий, противоречивый и попросту гадкий. Так Эллиот думает сгоряча, когда злится. А злится он, как известно, часто.
Философия такая: хочешь — сделай.
Лео цинично смеётся над ним (Лео вообще неисправимый циник) и именует безответственным эгоистом (кстати сказать, Винсента Лео нелестно называет благородным душегубом), но Эллиот-то знает, кто на самом деле прав.
Следуя логике, если ты не способен осчастливить себя, то ты мелочен, труслив и жалок.
Эллиот не считает Винсента жалким.
Ⅲ.
Иногда я хочу выколоть себе глаза.
Я думаю, что в мире есть вещи, которые необратимы. Кажется, мои кости всё ещё горят.
Он называет меня по имени, но не знает, что прошлой ночью я сорвал голос. Я снова был там.
Проклятый тысячу раз, я тысяча первый благословлён на смерть.
Ⅳ.
Лео однажды заметил, что Эллиот имеет странную склонность загонять себя в тупик. Эллиот тогда посоветовал ему не выдумывать чепухи и не высовывать нос из-за своей книжонки, но обещал себе поразмышлять об этом на досуге.
Эллиот Найтрей, вообще-то, очень занятой юноша.
Ⅴ.
Я беспокоюсь о тебе.
Когда я сознаю это, мне становится страшно. Когда я смотрю на тебя, мне становится страшно.
Это моя вторая жизнь; я знаю, что грядёт катастрофа.
Я не могу отвести взгляд.
Ⅵ.
Эллиот бывает хитрым, коварным даже.
С Винсентом он осторожный — до тех пор, пока не зайдёт в тупик, пока не раскусит, пока не уверится.
Эллиот смелый, отчаянный даже: шаги твёрдые, комната тёмная, воздуха нет.
Винсент улыбается тонко, дружелюбно — загнанный зверь. Эллиот видит: ему противно. От двери тянется полоса грязного света. Эллиот с пренебрежением закрывает её совсем.
Ⅶ.
Я не привык быть обманутым.
Я потрясён, потому что земля не уходит из-под ног, а в горле не зарождается чужой истошный крик. Я почти чувствую дезориентацию в пространстве.
Я глупо моргаю два раза, притворяясь сонным; ты отчего-то всё ещё здесь.
Мне становится горько.
Ты улыбаешься какой-то незнакомой мне улыбкой, и я думаю: лучше бы я тебя никогда не знал.
Я принимаю крещение огнём.
Ⅷ.
Винсент плачет от восторга и от ненависти к себе; рука Эллиота у него в волосах, другая — держит подбородок. Пальцы мокрые.
— Чего ты хочешь?
Винсент почти скулит:
— Исчезнуть.
Эллиот улыбается.
— Это нечестный ответ.
Ⅸ.
Ты, похоже, понимаешь гораздо больше меня.
Мои кости смолоты в порох.
Ты гладишь меня по волосам, бережный и даже как будто счастливый. Не мог и представить, что ты способен на подобное вероломство.
— Обещай, что я существую.
Ты целуешь меня в висок. Я забываюсь.
Ⅹ.
«Эллиот. Знаешь, я правда тебя люблю».