— Я не любитель танцев.
— Правда? — ухмыляется подросток, виляя бедрами в бок. А Тэхен просто плавится от вида расслабленного тела под приглушенным светом сине-фиолетовых фонарей, растрепанных сожженных солнцем волос и спущенного пионерского галстука. — Даже с красивыми девочками?
— Не вижу здесь ни одной красивой девчонки, — честно, Тэхен смотрит лишь на Хосока. — Все одинаково стремные.
***
Эта смена для Тэхена будет последней. И ехал в лагерь он лишь с этими радостными мыслями.
Нет, правда, Ким очень устал за свои семнадцать лет от этого места, но родители все равно отправляли его сюда из года в год.
Сколько можно?
— Эй, а кто знает, кто новый вожатый этим летом?
— У нас новый вожатый?
— Ага, у него еще сестра или брат будет в отряде!
— Ау, Ким! У тебя же батя на КПП всю жизнь, — пацан с покрашенной челкой оборачивается на задние сидения. — Тебе ниче не говорил?
С Чонгуком, дебоширом и главным зачинщиком ночных пакостей и проделок, Тэхен уже пять смен вместе. И, на самом деле, в двенадцать он был лучше, по мнению Кима: хороший, добрый мальчик, в меру пакостливый, зато весело. Они даже дружить начинали, но по итогу между ними остались лишь язвительные обращения друг к другу. И сейчас Чон говорит с Тэхеном так, будто надеется его принизить. Хотя, может Ким просто так стал воспринимать все? Нет, больше он во всю эту чепуху с «прости меня, я так больше никогда не буду» в жизни не поверит.
— Ничего, — скрипя зубами, подросток сдерживается от ругательств в сторону мальчика.
— «Только бы не оказаться в одном отряде и в этом году»
— А если это молодой студент? Вот бы он у нас был, вместо этой грымзы Сохен.
— Ха, размечталась!
Автобус плавно начал притормаживать перед поворотом на стоянку, всю украшенную яркими флажками, из динамиков настолько громко играет торжественный марш, что даже сквозь плотно закрытые окна слышно. На входе в ряд выстроились вожатые, все радостные, улыбчивые, в выглаженной форме.
Ким все вглядывается в их лица, ища незнакомое. В принципе, как и все остальные. Примерно третьим от входа оказывается вполне молодой парень, правда студент курса, наверно, первого. Он прям искрится всей этой радостью от нахождения здесь, и Тэхен понимает, взглядами они точно не сойдутся. Как можно вообще добровольно пойти сюда? Да даже заплатите подростку — ни-за-что.
Но стоит признать, парень симпотный. Девчонки толпами будут к нему на станции топать во время игровых дней, так что можно заранее вычеркивать один жетончик. Обидно, конечно, если именно его Тэхену не хватит на ярмарке, но об этом совсем позже. Сейчас бы заселиться в приличную комнату… нет, ладно, это точно будет. Все-таки у мальчика есть одна привилегия — его отец правда работает здесь все свою жизнь, и за все это время единственный постоянный охранник, потому его, как работника, глубоко уважают и берегут. И именно из-за этого Киму всегда достается хороший корпус, чуть больше возможности пронести запрещенку в лагерь, чуть больше свободы вообще.
Ким дергается и оглядывается на детей вокруг: с последнего ряда, где никто в автобусе больше и не сидит, видно просто отлично — они все уже повскакивали со своих мест, будто забыли о таком «интересном» новом вожатом. Но на деле, они узнают кто его брат или сестра и всеми силами будут стараться подружиться, чтобы пробиться поближе к «верхушке», поближе к двойным порциям и тому подобному. Такое было и с Тэхеном. Все сначала миленько относились к нему, ради дурацкой запрещенки и побегов на речку ночью. А после, как отец Кима понял «че к чему», то мальчик стал пустым местом и козлом отпущения.
Такова здесь система. Такой она была всегда. Пионеры давно прогнили изнутри.
Ким выскакивает из автобуса, вдыхает разгоряченный воздух и идет к багажнику автобуса, дабы забрать свои вещи. Все вокруг шумят, шутят и обсуждают предстоящую смену, кто-то бежит уже к родным вожатым. Тэхен соврет, если скажет, что ему все равно. Ему до покалывания в пальцах обидно, что он сделать так не сможет: он давно поссорился со всеми. Даже отец из своей каморки не выходит встретить его. Хотя не понятно, есть ли там вообще кто живой внутри.
— «Есть, я то знаю, ты всегда там», — мальчик поджимает губы, вспоминая их последнюю нормальную встречу. Тогда он столько гадостей наговорил своему старику, столько ужасов своих выплеснул на него на эмоциях. — «Мне правда было жаль»
— Давайте, народ, не толпимся! — громкий, как всегда полный энергии голос главного вожатого Намджуна пробивается сквозь плотную завесу шума и гама. — Скоро младшие приедут, а вы еще тут! Быстро на главную площадь распределяться.
— Так точно, товарищ Джун! — хором посмеиваются ребята, прошмыгивая на тропинку.
Ким Намджун работает здесь столько же, сколько раз бывал тут Ким. Даже больше, наверное. А администрация и рада: парень хороший, трудолюбивый, ответственный, управа на таких, как Чонгук. Но, поговаривают что-то, — Тэхен точно слышал такие слухи от девчонок — эта смена последняя и для него. Вроде как вожатого тут больше ничего не держит, и со «своим отрядом» он хочет уйти из лагеря вовсе.
Наверное, назревает вопрос: почему такой, как Намджун, на самом деле хочет уйти? Он кажется вполне довольным своей работой, не мог же он зацепиться только за постоянно приезжающих одних и тех же детей. И на самом деле, каким бы Ким не выглядел жизнерадостным и счастливым — он жутко устал от всего этого.
— Давай, Тэша, — Намджун тормошит волосы мальчика, легонько почесывая на макушке, — не отставай.
— Да будто ты позволишь.
***
Тэхен с страдальческим вздохом валится на кровать. Постель ощущается чем-то божественным для перетруженных спинных мышц. Не, Ким, конечно, все понимает, но невозможно в жару постоянно бегать из одного конца лагеря в другой с увесистыми коробками. И что поганее, ночью температура не намного ниже: хотя возможность находиться в комнате определенно плюс.
— «Сегодня пятница…», — только эта мысль радовала мальчика.
Прошла почти неделя, если быть совсем точным, то ровно пять дней с начала смены. И, на самом деле, это хорошо. Во-первых, осталось еще дней девять, а это значительно меньше четырнадцати. Во-вторых, вечер пятницы считается «особенным», по-настоящему свободным: каждый может до самого отбоя мигрировать из одного корпуса в другой, выбираться на устроенную старшими отрядами дискотеку или сбегать с нее в сады вместе со своими возлюбленными. Детей никто не останавливает и не контролирует особо — вожатые тоже получают дозу своего «настоящего отдыха». А Тэхен… а Тэхен всегда ходит к вожатым в их маленький домик. И сегодня не исключение — можно даже сказать, что он начал жить недели только ради этого темного, бессонного вечера.
— Да Господи, забей, — в комнату влетают Чонгук с Чимином — мальчиком из другого отряда. — Немного красивых слов и готово!
— А если не сработает?
— Ну… — Чонгук хмурится, постукивая пальцев по краю их общего с Тэхеном шкафа. О да, Ким счастливчик, они опять живут в одной комнате. Чон цокает чему-то в своей голове и все же ныряет в вешалки. — Ты всем нравишься. Не она, так другая!
— Все-то у тебя так просто.
— Ага, Эй, Ким! Пак возьмет твою джинсовку погонять, прям о-о-очень надо, — вроде как это должно быть вопросом, но мальчик считал иначе. Даже если Тэхен откажет, Чонгук просто возьмет. Будто это проблема.
А Чимин вот виновато косится на Кима. Он пусть и водится с Чоном, но куда больше знает о человеческих границах, как делать нельзя и плохо. У Чонгука же только «хочется», а потому «можно и надо». Наверное, только из-за Пака Тэхен и соглашается отдать тому куртку без боя. Все равно Киму не перед кем красоваться, а Чимину уже который год нравится одна-единственная девочка, которая, по мнению самого мальчика, и внимания на него не обращает. Только, видимо, всем в лагере, кроме этих двоих, ясно о взаимности их чувств.
— Берите уже и идите, — Тэхен делает вид, что крайне увлечен привезенным журналом из дома. — Там вон, по второму кругу скоро песни пойдут.
Вышло так, что к главной площади живут они ближе всех, потому и музыку слышно отчетливо. По ушам бьет надоедающе, на самом деле. Да и композиции повторяются раз пять за вечер, если не больше.
Но никого из детей это не смущало, им просто нравилось отрываться от слишком спокойного лагеря и жизни в нем хоть так. В общем, Чонгук с Чимином тут же испарились из комнаты — они были последние из всего отряда, кто был в корпусе. А значит, теперь настало время мальчика тихонько слинять через заднюю дверь.
Почему через заднюю? Там к тропинке ближе. Если выходить через парадную, то придется обходить ажно два корпуса, а так велик шанс словить себе хвост. Если выходить через заднюю, когда кто-то еще есть здесь, то тоже у детей возникнут вопросы, и как пойдут потом слухи, что Ким к какой-то девчонке бегает… Потом до конца смены донимать будут: а кто, а когда, а почему? Да и ушедшему раньше Мин Юнги — вожатому их отряда — так спокойнее. Парень пусть и относится к своим детям с легкой снисходительностью, но все еще дорожит рабочим местом и переживает за сохранность их жизней. И Тэхен на самом деле любит его, как человека, именно за такое вот отношение. Мин не считает их совсем безмозглыми, но и совсем без присмотра не оставит. Это радует, создается ощущение, что он поймет все твои «взрослые» проблемы, поможет с ними, но примет и со совсем «детскими» несчастьями.
Тэхен шипит, потягиваясь и оценивая собственные вещи: просторная футболка из тонкой, будто вот-вот разорвущейся, ткани и легкие, будто плавательные, шорты по колено — вполне неплохо, он сможет в этом сразу завалиться спать, как только вернется от вожатых, — на шее болтается красная бандана, кажется, какое-то время Ким отчаянно отстаивал мнение: «какая разница, галстук или бандана? Оба красные!». В любом случае, ее лучше натянуть на лоб, а то волосы неприятно лезут в глаза, а на ноги… а на ноги где-то были шлепки через палец. Считайте, он готов.
И с собой полностью наедине остаться тоже.
Подошва сланцев глухо ударяет о пятку, музыка за спиной тихонько становится тише. Тэхен старательно смотрит под ноги, ведь тропинка не из лучших, а света тут совсем нет. Вот только когда вы увидите легкое свечение спереди, тогда знайте, вы уже близко. И Ким, видя его, всегда будто другим становился: все напряжение сходило на нет, и на камни, о которые он спотыкается каждый раз, становилось как-то все равно. Он даже будто шаг ускорял, чтобы скорее очутиться в родном кругу.
— Добрый вечер.
— Добрый-добрый, ты как раз вовремя, — улыбчиво заглядывает за плечо Намджун. Он потягивает что-то из высокого стакана, рядом сидит Юнги с гитарой и множеством разбросанрых бумажек с песнями перед ним, еще парочка важатых, с котороми Ким общается только здесь, и… — Джин маршмеллоу привез нам, это такие мягкие и тягучие, на зефир наш похоже, но лучше. Мы как раз пожарили, попробуешь, тебе точно понравится.
Прям рядом с вожатым сидел Ким Сокджин — новенький. Он радушно, слегка смущенно чешет затылок, совсем еще кажется таким же «шкетом», как сам подросток. И честно, Тэхен не думал, что он появится в их кругу: Джин (а называть мальчик будет его только так, ведь «Сокджин» слишком длинное и все еще странное на вкус имя) ведет себя, как совершенно отстраненный от всяких таких дел человек. Ему бы уединиться за письменным столом с учебными конспектами, а не потягивать сидр с Джуном или терпеть пахабные, жесткие выражения Юнги.
Хотя кто больше вызывает в Киме недоумение, так это прячущийся за спиной студента его младший братишка Хосок.
Тэхен уже видел его, перекидывался парочкой фраз в очереди в столовой, но подружиться им так и не находилось времени. С ним всегда рядом кружился Чонгук, а вот с Чоном Ким точно ничего общего иметь никак не хочет. Поэтому и линял постоянно, не зная о том, каким жалобным взглядом смотрел ему в спину мальчик.
С Хосоком тоже все не так просто. Да, он может показаться наивным, по-началу, дружелюбным. Но годы насмешек из-за рыжих, невыносимо кудрявых, совсем никак не укладываемых волос и уродств-веснушек заставили его задумываться, прежде чем полностью отдаваться в чужие «добрые» руки. Нет, конечно, ничего внутри мальчика тревогу от Чонгука не било, но он просто… надоедал ему. Чон есть здесь, Чон есть там.
И это его постоянное «Соки-Соки» тоже и тут, и там. А Ким казался таким спокойным, рассудительным, таким подходящим… Хосок сюда с братом напросился только чтобы с Чонгуком не пересечься и наконец узнать, что из себя представляет этот Тэхен. Чон не знает почему, но ему хочется больше проводить времени вдвоем, чаще быть рядом, хотя они даже… не разговаривают обычно.
К несчастью мальчика, Ким отводит от него удивленный взгляд и садится с другой стороны, между Намджуном и Юнги.
— Вот мы и все в сборе.
— Эй, малой, — Юнги наконец отвлекается от упорных щипков струн, — там никого не осталось?
— Никого, — пожимает плечами Ким. — Ты же знаешь, что я не ухожу, пока не уйдут все. К чему вопрос?
— Да черт же знает, че взбредет в головушку.
— Ха-ха-ха, очень смешно, — прямо в лицо мальчику тыкают палкой с навешанной на него странной, подгорелой с одной стороны белой массой. — Так и убить можно, Джун.
— Просто попробуй.
— Это правда вкусно, — Тэхен чуток теряется от малознакомого голоса, принадлежащего никому иному, как Джину. Он, видимо, пытается приодобрить? Или просто быть милым? Зачем? — Или я еще обычные зефирки брал ваши.
Парень суетится, сумку свою ищет, а после и в ней. Туда-сюда то и дело заглядывает Хосок, спрашивая: «чем помочь» или вовсе подсказывая, что помнит с момента их сборов.
— А мы не забыли их дома на тумбочке?
— Не забыли, я точно брал! — начинает нервничать все больше Ким. И теперь это выглядит, как простая попытка создать хорошее впечатление? Но что мешает ему таким образом просто подлизываться?
— Могу я задать нескромный вопрос? — все-таки не выдерживает Тэхен. Да и… вообще-то, с не таких давних пор он живет с мыслью, что нужно сразу все прояснять и решать что-либо в самый ближайший для этого момент. Поэтому, почему он должен переступать через себя и молчать?
— О Боже… — вздыхает Намджун, и на его лице проскакивает легкая нервозность. — Я знаю, что ты спросишь, но давай не сейчас? Все просто хотят отдохнуть и повеселиться, а это убьет всю атмосферу.
— Пусть не тянет кота за яйца, — и вот еще одна любимая черта Юнги: он всегда встанет на защиту своего отряда. — Ты излишне нервничаешь, почему же почему?
— Все нормально, — Джин снова ощущает неловкость, что косвенно из-за него двое вожатых и давних друзей становятся друг против друга. — Ты можешь спросить, Тэ-…
— Тэхен.
— Да, Тэхен, прости.
— Ты всем понравиться пытаешься и потому ведешь себя показательно мило? Или ты на деле такой? — да, Ким тоже не конфетка, он знает это. И знает, что кто угодно бы разозлился на столько неформальное общение, мол «я старше, как ты смеешь?!»
О теплую лампу под потолком то и дело бьются мотыльки, только они разбивают образовавшуюся тишину. Намджун вот весь холодным потом обливается, Юнги заинтересовано поглядывает на собеседников. Конечно, эта заминка длится недолго: кто-то не выдерживает и начинает шелестеть пакетом из-под тех самых маршмеллоу, Мин теряет интерес, пинает Намджуна, который лишь испуганно буркает на это, и продолжает щипать тихонько струны своей раздолбанной еще в прошлом году гитары.
— Я правда… — Сокджин прокашливается, уничтожая остатки хрипоты голоса, — Правда хочу понравиться большинству. Но я никогда не старался вести себя не так, как обычно.
— Не видишь смысла?
— Да, не вижу смысла, — кажется, они друг друга поняли правильно. И, на самом деле, Тэхен рад, что этот Джин, кажется, нормальный.
— Джин, ты это, извини…
— Кто и ведет себя показательно мило, да-к это Намджун, ха! — Юнги вновь толкает суетящегося Кима в плечо.
— Не правда! С чего ты вообще это взял?!
— Ты никогда раньше не пытался «извиниться», — Мин показательно закатывает глаза и ставит пальцы кавычками, — За Тэхена, а щас…
— Эй, но все правда нормально!
Когда Юнги и Намджун начинают спорить, то это уже не остановить. Ни поднявшаяся высоко в небо луна, ни потухающая лампа их не прервет. Да что там, им даже все равно, если объект их споров вообще был не против ситуации.
Джин, конечно, этого еще не знает, но остальные вот вмешаться не спешат. Пусть хоть попробует, все когда-то были на его месте.
— Тэхен-хен, — дергает его за рукав футболки подползший Хосок.
— Чего тебе?
— А где здесь туалет? Он ведь на улице далеко где-то, да? — что нравится и удивляет одновременно Кима: Хосок не жмется, не смущается каких-то таких простых вещей. Хотя до этого Тэхен считал его очередным зажатым утенком. — Мог бы ты провести меня?
— А брат твой че?
— А он сам не знает куда идти, сказал тебя попросить.
Их ухода даже не замечают.
Зато Тэхен замечает в Хосоке самого обычного… пятнадцатилетнего пацана? Нет, правда, он выглядит абсолютно обычным мальчиком своего возраста: в простых шортах и майке, шлепанцах закрытых с несколькими наклейками, вставленными в дырочки в поверхности. Плечи в веснушках, коленки в шрамах от падений. Забавно, что у Кима есть точно такие же в том же месте.
— Слушай, а почему ты подумал, что мой брат притворяется? — Хосок хватается за спину футболки Тэхена, только чтобы не потеряться. Света становится уже меньше, они отходят от домика вожатых. А тропинка извилистая, с кучей ответвлений, веток и кустов, заваливающихся на нее.
— Потому что есть пример?
— Ты… на меня думаешь? Я не притворяюсь, ни разу!
— Да нет же, — мальчики останавливаются на широкой развилке: одна тропинка ведет к дороге на пристань, вторая — к корпусам, третья — как раз к туалету. Тэхен заглядывает в лицо мальчика и совсем понять не может: вот вроде выражение лица серьезное такое, даже слегка хмурое, а глаза — поверьте, Ким не врет! — так и сияют такой детской надеждой на дружбу? — Я о Чонгуке.
— Чоне? — Хосок искренне удивляется. — Он меня конечно раздражает, но… разве с ним что-то не так?
— Хах, так он, получается, облажался! — эта мысль веселит мальчика до глубины души.
Нет, правда, этот вечер не мог стать лучше, но Ким явно ошибся. Чтобы Чонгук, и так ошибиться! Мальчик ушам своим не верит. Да и своей явной радостью и воодушевлением вызывает не мало вопросов у Хосока.
Они тихонько начинают двигаться дальше.
— Короче, у тебя же брат в вожатых, — Хосок заторможено кивает. — Вот Чонгук через тебя к нему прибиться и пытается. Ну знаешь, так делают, чтоб типа привилегии на следующих сменах иметь: хороший корпус, комнату, — Ким начинает загибать пальцы по одному, смотря в звездное небо и вслушиваясь в приглушенные звуки музыки, — Вторые порции на ужин…
— А разве у вас не последний год?
— Последний.
— Тогда зачем это?!
— Ну как же… ради грамот, медалей. Они баллы при поступлении в институты дают, но будто кто-то хочет по-настоящему ради них стараться, — пожимает мальчик плечами, через плечо поглядывая в растерянное лицо Хосока. — А вожатые тоже это прошли, многие вот своим друзьям-пионерам помогают спокойно и без напряга все заработать
Кажется, в голове мальчика это не особо укладывается. Да и… он просто не может в это поверить? Ким лишь кивает в сторону темной деревянной кабинки, мол «иди, не закрывайся, а я посторожу тебя». И Хосок так и делает, теперь Тэхен слышит ток его голос и впервые задумывается о том, насколько он приятный:
— Почему ты думаешь, что Чонгук именно так делает? Может он всегда такой?
— Ну я же не первый год с ним знаком, в самом деле, — мальчик ненадолго задумывается, а стоит ли говорить что-то большее о себе Хосоку. Но… кажется, что-то внутри Кима хочет будто зеленый свет показать мальчику в сближении. — У меня папа — охранник. Потому Чон и дружил со мной, чтоб запрещенку спокойно проносить в лагерь, на лодки ночью с подружками сбегать…
— Лодки? — из-за приоткрытой двери выглядывает рыжая макушка. — Обожаю их! А есть ли еще какой способ на них покататься?
— Звучит так, будто ты сам ими управлять можешь.
— Могу, — выпрыгивает мальчишка перед Тэхеном. — Ну так есть?
— Ну… — слова вылетают прежде, чем Ким успевает подумать. — Мы можем вдвоем ночью сходить. Но не сегодня.
Рыжик весь светиться начинает, и, честно, Тэхен такой радости еще никогда прежде не видел. И это сбивает с толку.
— Когда? — мальчик кончиками пальцев хватается за край футболки Тэхена, подергивая ее вниз.
— Эй-ей! Руки-то сначала помой! — Хосок смущенно улыбается и обтирает ладони об штанины. То ли от неловкости, то ли реально считает, что это хоть как-то поможет. — в понедельник давай…м-м-м… в полночь.
— В понедельник в полночь, — как зачарованный болванчик кивает мальчик. А потом вновь этими его сверкающими глазами на старшего смотрит. — Я буду ждать!
— Ага, не обоссысь второй раз только от радости.
Все выходные Тэхен то и дело ловил взгляд Хосока на себе: в столовой, на построении, на мероприятиях. Постоянно. И на секунду Киму показалось, что он сам начал искать Хосока среди толпы. А может это правда так? Мальчик предпочитает не задумываться и просто принимать правила такой игры, передразнивая Хосока, играя с ним в гляделки и хитро помахивать пальчиками.
На самом деле, крайне опрометчиво. Но Тэхену давно не было так весело, что он совсем позабыл о надоедливом Чонгуке, которому все это ой как не нравилось.
— Эй, Ким, — нагнулся над лежащим на кровати и читающим журнал Тэхеном Чонгук в вечер понедельника. — Это ведь ты наговорил Хосоку что-то, да?
— О-о-о чем ты? — мальчик не отвлекается от глянцевых картинок, переворачивая страницу. Он лишь слегка поворачивает голову в сторону мальчишки, показывая тем самым, что слышит его.
— Ах ты сукин сын! Я знаю, что это ты! — Чонгук буквально бросается на Тэхена с кулаками. А тот, от неожиданности, увернуться не успевает и шипя скатывается с кровати. Теперь помимо живота, в который прилетел кулак Чона, будет еще и бок болеть. — Да что вообще я тебе сделал, урод?!
— А бить нахуя, мудак?! — но Чонгук его не слушал, все о своем верещал.
— Почему ты всегда мне подножки ставишь, а?! Я может сам не хочу так, а надо, понимаешь?! — кричит на мальчика Чон, всем весом к полу придавливая и за грудки хватая, к себе подтягивая. — Да нихуя ты не понимаешь!
Тэхен шипит от резкой встряски Чонгуком. Да и затылок теперь саднит, мальчик сверху совсем не заботится о том, как именно калечит второго. Он за своей яростью совсем ничего не видит.
— Мне в столицу надо, и сестру туда в стационар, чтоб ей лучше стало, у нас только мама есть! Мне эти грамоты позарез нужны! А ты все только портишь…
— Да я-то тут причем?! — собрав все силы в кулак, Ким отталкивает наглеца от себя. Правда тот неудачно прилетает в стену. Ладно, Тэхен совсем не этого хотел, но вины вовсе не чувствует. Еще бы он должен был, когда его «ни за что» поколотили и весь вечер кверх ногами перевернули. — Если тебе так надо, так работал бы для них! Я тут вообще каким боком? И Хосоку я ничего не говорил. Друзья мы с ним, понял?! А ты остался опять один из-за своего ублюдского характера.
Мальчики из комнаты лишь наблюдали за ними, близко не подходили. Да то и понятно: мордбой просто одно из развлечений. А когда вот так цепляются Чонгук и Тэхен друг за друга, так цены этому зрелищу нет.
Да, мальчишки и раньше дрались, но явно не с теми эмоциями. Все было как-то иначе, безобиднее. Ну… наверное, этого следовало ожидать? Они сами довели их отношения до такого и, наверное, скажи все это Чонгук Киму немного раньше, он бы не вмешивался и сам, может быть, помог бы. Но сейчас обида одолевает, как и злость. Сейчас ему все равно.
И с этим все равно он идет к двери, слыша тихое чонгуковское «сволочь ты, Ким» вслед. А по пути к корпусу Хосока, куда его, вообще-то, ноги сами несут, задумывается, что «сволочью» для Чона быть не так уж и плохо. А вот для Хосока было бы обидно. Для него попросту не хочется.
Он пришел слишком рано, до полночи еще далеко, если смотреть на луну. Ну… ладно, Тэхен и так посидит. Подождет.
И мысли сами лезут в его голову разные, так что точно не соскучится.
На самом деле, Ким оглядывался на каждое открытие двери, ожидая там Хосока, который по счастливому стечению обстоятельств решит выйти раньше. И… это сподвигло Тэхена все сильнее к не самому радужному на его взгляд умозаключению. Если хорошенько подумать, а тут даже думать о таком страшно, то мальчику кажется, что ему нравятся… другие мальчики. Сколько себя помнит, внимание он обращал только на них. Хотя вроде ему уже семнадцать, как говорит мама: «вон какой кабан, а невестки все нет». Да даже когда он только с Чонгуком начинал общаться, то чуть ли не хвостиком за ним бегал, каждому слову внимал.
— «Хах, в любви разочаровался, от предательства», — насмехается над собой мальчик, перебирая волосы пальцами. — «Не, щас по-другому как-то… но почему все должно быть одинаково и всегда?»
Нет, все же, Тэхен просто рад наконец-то нормальному другу. Хосок ему нравится, как друг. Вот и все его чувства к нему.
— Ой! А ты рано…
— Ты тоже, — Киму на душе радостно становится от этого искреннего изумления на лице вышедшего под шумок мальчишки. — Чего это так?
— Ну… увидеть тебя раньше хотел, то есть!.. на лодки очень хотелось, поэтому тебя… ну… да пойми же ты меня б-.
— Давай, скажи это…
— Не буду я этого говорить, это плохо!
— Да ладно тебе, дава-а-ай.
— Пойдем уже, нас же увидят, — шипит Хосок, опасливо оглядываясь на двери корпуса.
— Вот скажешь и пойдем.
— Да зачем тебе это… — щеки мальчика краснеют, глаза сужаются. Выглядит он, конечно, забавно: то ли смущенно, то ли обиженно. А может и все сразу.
А Тэхен, до этого сам не понимающий, зачем он так к нему пристал, находит ответ на вопрос мальчика только сейчас: ему эмоций разных рыжика видеть хочется больше. И смущения, и радости, и такой забавной обиды. Нет, настоящей обиды прям не хочется, тогда, как подозревает Тэхен, он бы сам на себя злился и места не находил. Хотя чего это он о Хосоке, как о ранимой девчонке думает? Или нет? Господи, Ким ужасается своим мыслям и тому, насколько он в них запутался.
— «А почему, как о девчонке? Пацаны тоже ссор могут не хотеть, хули я…»
— …блять
— Че?
— Я сказал, пошли давай, — тыкает Хосок старшего в бок, хихикая.
— Но я не расслышал!
— Все ты слышал, не ври!
В окне здания, выходящем в коридор, включается свет. Кажется, кто-то из вожатых решил проверить, что же там за шум снаружи. И если Тэхена прикроет Юнги, то вот Хосоку знатно может влететь.
Ким хватает напуганного мальчика за запястье и на всех парах несется к тропинке на причал. В ушах пульсирует кровь от бушующего внутри адреналина, пальцы как можно сильнее сжимают чужую горячую кожу, а легкие слишком сильно расширяются, точно до боли. Ох, ну и будут же ныть их ноги на утро.
Тэхен оборачивается на рыжика. Глаза Хосока сверкают озорным огоньком, мальчик всецело и полностью разделяет это невероятное, неописуемое словами чувство с Тэхеном на двоих. Его сердце также сильно бьется, пальцы подрагивают, а грудь то и дело вздымается от нехватки воздуха. Маленькие, искусанные губы растягиваются в радостной улыбке, и щеки краснеют еще сильнее от жары.
— Это было так классно, — мальчик говорит шепотом, ведь горло теперь дерет от кажущегося резким воздуха. Но от этого Тэхен чувствует такую правильность, необходимость.
— Надо… Надо будет повторить, — только сейчас мальчик понимает, что лицо у него ничуть не лучше: неосознанная широкая улыбка — не та поддельная, которую он дарит окружающим, настоящая, некрасиво квадратная — красные щеки и прилипающая ко лбу челка, сияющий жизнью взгляд. Такого не было слишком давно. Настолько, что Ким готов всеми силами цепляться за этот момент.
Мальчик сглатывает и оглядывает пристань. Вот небольшой домик, в котором хранятся весла, плащи, удочки и всякая еще дребедень. Вот привязанная к выступающему бревнышку лодка. Сегодня ни одной тучки на небе, поэтому ее и не покрыли чехлом. Ким роется по карманам и идет к домику.
— А как ты упросил у папы ключи?
— А я не просил.
— Как же? А он ругаться не будет?
— Не-а, мы и просто так не разговариваем.
— В смысле?
В этот раз Тэхен без колебаний выдает новое о себе. Он больше не ищет подвоха в мальчишке, он находит его уже родным.
— Ну, я когда узнал о том, почему Чонгук дружил со мной, — замок наконец поддался, выключатель нашелся быстро, ну а весла, со светом, были на самом видном месте. Ким взял их, взвесив в руках, и немного скривился, — и наговорил отцу много гадостей. Мол «во-о-от, если бы не ты! Я бы правда был интересен други-и-им и бла-бла-бла». Глупым был, да и… ну психанул, в общем тогда. Сам пойми, обида какая-то была…
Хосок мальчика внимательно слушал, не перебивал, не осуждал ни за что. И это было так странно. На самом деле, Ким никому эту историю не рассказывал, но заранее ожидал совершенно иную реакцию.
Они прикрыли дверь в домик, скинули весла в лодку и отвязали ее, вместе отталкивая от берега.
— Я потом только понял, что не прав был, — мальчик чуть запинается. Живот все еще побаливает, и напрягается от тяжести лодки. — Ну и пошел к отцу извиниться. Я стучался с час, наверное, потом просто просидел под дверью его каморки всю ночь, — мальчики запрыгивают в лодку. Хосок сам хватает Кима за локти, и тот сначала не понимает причины. Что это, жалость? Но Хо держит его сильно, находит равновесие им вдвоем, успокаивая шатающуюся лодку на воде. Тэхен сглатывает вновь и продолжает. — Но он не открыл.
— Что?! — рыжик кажется поистине удивленным. Будто ожидал он не этого, даже немного зная их взаимоотношения сейчас. Тэхен лишь печально-растерянно пожимает плечами на это.
Он правда не знает, что сказать. И в свое время долго гадал, почему отец поступил с ним так. Почему он не позволил Киму все исправить или хоть немного загладить вину? Он ведь правда чувствовал себя отвратительно тогда из-за этого.
— На следующее утро отъезд был, поэтому я так и не смог извиниться, — мальчик затыкает младшего раньше, чем тот успевает хоть что-то спросить. — Он дома почти не бывает, я и там не смог, ясно? Да и… после этого мне снова было обидно, как бы это не было глупо. И вот когда мама к нему ездила, я всегда дома оставался, видеться не хотел. Вот как-то так уже и привыкли, давай без жалости.
Хосок сначала все еще хочет что-то сказать, и лицо у него такое многострадальное. И все же все свои мысли он оставляет при себе, принимаясь тихонько грести на центр озера.
Так вся прежняя радость свелась к меланхолии, что, вообще-то, не особо радовало Тэхена. И говорить было будто не о чем больше.
Ким вздыхает. На звезды смотреть уже наскучило, все равно в этих чертовых созвездиях не разбирается. Леса все одинаковые, монотонные, елочка к елочке. Вода спокойная, прохладная. Тоже ничем не примечательная. И постепенно его взгляд поднимается на коленки мальчишки на против, а там и к нему полностью.
Хосок весь красный от жары и постоянной гребли, по виску стекает капелька пота, а волосы от влажности кучерявятся больше обычного. И выглядит он весь таким задумчивым, слегка расстроенным. Не нравится Тэхену вот так, улыбка у рыжика прелестнее.
— Что ты делаешь? — Хосок удивленно хлопает ресницами, не отводя взгляда от стянувшего с себя футболку мальчика. Надо же, так и завис с приоткрытым ртом и веслами поднятыми.
— Раздеваюсь, не видно? — усмехается Ким. — Не в одежде же нырять, а водичка холодная, приятная. Разве сам не хочешь?
— Я… ну…хочу! — мальчик отпускает тяжеленные весла, и те со шлепком приземляются на поверхность воды. Он тут же подхватывает край своей майки и тянет ее вверх.
Вот так уже веселее.
Раздевшись до плавок, они оба встают на досточки, на коих сидели.
— Насчет «три» — прыгаем. Тут глубоко, не отобьешь ничего, — хохочет Тэхен, разминая вставшие мышцы спины.
— Раз, — а Хосоку уже не терпится скорее нырнуть.
— Два, — принимает его рвение старший.
— Три! — кричат они в унисон, и вода кругами расходится под ними.
И правда — прохладная, приятная. Самое то в жару. Да и они настолько далеко от корпусов, что их никто не услышит: в этом определенно есть свои плюсы. Тэхен с головой погружается в эту прохладу и расслабляется. Ему снова так хорошо становится, что можно только мечтать.
Он, может быть, на всю жизнь был готов остаться в этих ощущениях: все мысли покидают голову, оставляют только «хочу значит надо, значит правильно», и тело будто поглаживают его руки. На мгновенье Ким пугается собственной мысли и скорее выныривает, набирая в легкие по новой воздух.
Он оглядывается в паники вокруг: лодка, берег, деревья. Его нет. Не могло такое присниться.
— Бу! — под громкий смех в Тэхена летит волна брызг, но от этого его подпускает. — Что, не ожидал?
Хосок вот он, перед ним, весь мокрый и снова счастливый. Тэхен чувствует, как их ноги стукаются друг о друга, и от этого на его лицо снова ползет та неосознанная улыбка.
— Ах ты ж черт!
***
Все последующие дни Чонгук к Хосоку не лез. Ну или они вдвоем его попросту не замечали, ведь слишком были увлечены друг другом.
Мимолетных взглядов в столовой уже не хватало — Тэхен брал все свои тарелки и подсаживался за столик отряда Хо. По всем станциям во время совместной деятельности бегали только вдвоем или намеренно отставали от группы, болтая обо всем. Оказывается, у Хосока есть песик, чьи портретики авторства самого мальчика развешаны по всей стене в его комнате дома! И он же пообещал нарисовать Тэхену портрет его пса — Ентана. Живут они, конечно, не близко, но адресами обменялись именно для почты. Хотя, кто знает, может и не только для нее.
Каждую ночь они снова выбегали к озеру, уплывали на середину и веселились вдвоем. Разок они даже нашли парочку лягушек — откуда они здесь не ясно. К сожалению только, они поймать их не успели, ускакали тут же. Но после того случая мальчишки и туда всегда заплывали, посмотреть, не вернулись ли их «подружки».
Но вот наконец настала вторая пятница — вечер, когда они вдвоем могут совершенно не скрывать свое «ненахождение» в комнатах. И в то же время, почти последний их такой вечер, ведь на выходных сбежать точно не выйдет. И… на самом деле, Тэхену грустно не только поэтому.
Кажется, он как маленький мальчик влюбился в дурацкого Хосока. И с окончанием смены вряд ли они скоро увидятся. У Кима заранее сердце ноет от этого. И Хосок кажется тоже таким печальным? Мальчик будто старается улыбаться сквозь грусть, но при виде Тэхена собственной персоной… забывает обо всем. И Ким решает поступить также.
Какой сейчас смысл думать о том, что будет дальше? Пф-ф-ф, еще на это время тратить. Лучше сейчас они целиком и полностью отдадутся вечеру друг с другом.
— Я не любитель танцев.
Хосок вытащил Тэхена на дискотеку. Вот эту вот бесполезную, по мнению Кима, «джига-дрыгалку». Но для рыжика она была первой, и ему, кажется, тут нравится.
— Правда? — ухмыляется подросток, виляя бедрами в бок. И Тэхен просто плавится от вида расслабленного тела под приглушенным светом сине-фиолетовых фонарей, растрепанных сожженых солнцем волос и спущенного пионерского галстука. Возможно, он начинает понимать, почему остальные приходят сюда. — Даже с красивыми девочками?
— Не вижу здесь ни одной красивой девчонки, — честно, Тэхен смотрит лишь на Хосока. На то, как двигается его тело, как красиво спадают волосы на топорщащиеся ушки. Определенно, люди приходят на такие мероприятия не столько чтобы отдохнуть, сколько полюбоваться своими любимыми, — Все одинаково стремные
— Да ты что… прям все-все стремные?
— Ну есть один человек…
Хосок ойкает от неожиданно сильной хватки на запястье, и его буквально тянут подальше от народу. Он пытается возразить, но слова комом застревают в горле. А Тэхен ведет его дальше, дальше, к развилке дорог, останавливаясь на том же месте, где и в первую их полноценную встречу. Причем он делает это настолько резко, что рыжик влетает тому в грудь (благо, Ким успел развернуться к нему лицом, но, кажется, такого расклада он и сам не ожидал). Оба тяжело дышат, на фоне приглушенно бьет музыка.
Тэхен берет горячие щеки младшего в свои ладони и притягивает ближе, целуя неумело, по-мальчишески грубо. От напряжения он слишком сильно сжимает чужую кожу и мажет по погрызенным губам своими. Всего мгновенье, и все произошло. Но для Хосока этого показалось… мало.
Мальчик собственными ладонями накрывает чужими, притягивая себя к Киму вновь и целует. Уже дольше, чем случилось это в первый раз, переходя на нос, лоб. Тэхен, будто боясь, что все растворится, снова припадает к губам рыжика, нервозно перемещая руки тому на спину.
Так резко, дергано, неумело. И в тоже время в этих поцелуях ощущается весь их страх, все их настоящие чувства, не скрываемые глубоко в душе больше. Они выходят обжигающими искрами, и оба мальчика будто не могут успокоиться, и сердца сейчас выпрыгнут из груди к черту.
— Тэ, Тэхен, — шепчет, задыхаясь, Хосок.
Ким кладет руку ему на затылок, целует в лоб и надавливает сзади, призывая опустить голову. Щекой он прижимается к макушке мальчика, пытаясь отдышаться и успокоиться.
Они стоят в такой позе, кажется, вечность. Каждый убеждается в реальности своего оппонента, всего происходящего.
— Тэ, — Ким спокойно мычит ему в ответ. — Ты приедешь следующим летом?
— Это моя последняя смена, — руки младшего сжимаются плотным обручем, прижимая Тэхена к себе и выбивая из него слегка пакостливую улыбку. — Как пионера уж точно.