Нелепость

Ему больно сжимать в руках букет васильков. Олежа любил полевые цветы, особенно – их. Олежа любил звёзды. Может, он выбрал эти цветы, потому что они похожи на маленькие светила? Синие лепестки напоминали солнечные лучи, что расходились в разные стороны и были настолько тонкими, что руками никак не поймать.

Зоен нервно пересчитывал пальцами цветы, не желая верить в происходящее. Их не должно быть десять – всего девять. Он всегда дарил на день рождения девять скромных васильков. Девять скромных васильков, которые уже не растут в октябре, но которые Скрытов всегда умел найти. Их должно быть девять, но сегодня их десять.

– Не верится, что его уже год нет с нами, – сквозь неловкую тишину доноситься голос младшей из близнецов. – Ты как, братец?

У Зоена в горле возник неприятный ком, а к глазам стали поступать слёзы.

– Стабильно... – с трудом выдал старший, пальцем смазливая солёнве капли с лица.

Зоя понимающе кивнула.

– Я хочу дождаться Олю. Составишь компанию?, – юноша отрицательно покачал головой. – Ну... Как хочешь. Если захочешь покурить, я буду тут.

– А Паша где?

– Честно говоря... Не знаю. Сегодня он домой не приходил. Я просто надеюсь, что он не забыл про сегодня...

– И я...

Вязкая тишина с каждой минутой всё сильнее и сильнее наполнялась неловкостью, из-за чего Зоен стал нервно поправлять шарф бирюзового цвета.

– Зой.

– М?

– Можешь дать благовония, пожалуйста?

– Ах! Да, конечно! Секунду, – девушка быстро сняла рюкзак с плеч и достала из него продолговатые коробочки. – С лавандой, ладаном и мятой - как ты и просил.

– Спасибо... Что бы я без тебя делал? – старший слабо улыбнулся и с незаметным, но благодарным кивком взял упаковки с ароматическими палочками.

– Не знаю... Наверное, потерялся?, – Зоя тихо хихикнула и легонько ударила кулачком в плечо близнеца. – Только сильно не раскисай! Немного побудем тут, а потом поедем в одну уютную кафешку, которую я нашла на днях! Выпьем чего-нибудь тепленького, повспоминаем детство... Олежа не хотел бы, чтобы мы горевали.

– Хорошо, хорошо... Как скажешь. Я... Наверное, пойду...

– Окей! Как только Оля приедет, присоединимся. До встречи! – сестра помахала Зоену рукой, что он сделал в ответ, начиная медленно идти в нужную сторону.

Под ногами хрустел первый октябрьский снег – нелепый, мелкий и ненужный. До праздников ещё месяц, а он уже лежит и вселяет надежду в таком безжизненном месте. Скрытов считает его ужасно неуместным, думая о дне похорон, когда лили нескончаемые потоки дождя а природа окрасилась в противные коричневые тона. Снег был неуместен, как и он, с букетом синих васильков. Ещё неуместным был человек, что уже стоял у могилы, держа в руках букет с жёлтыми хризантемами.

Зубы заскрипели от злости, а руки невольно сжались в кулаки. Зоен не знал этого мужчину, но видел его на похоронах, стоящим в конце процессии, словно он – один из призраков, которых юноша видит каждый Божий день. Стоял и корчил скорбящую рожу, будто он действительно его знал и любил. А ещё это жёлтое пальто... Будто другое не мог надеть в тот день! Да оно было ещё и в клетку, будто роднило неизвестного с покойным Душновым.

Самое смешное, что этот незнакомец встречался всякий раз, как Скрытов решал навестить лучшего друга, как тень ходил за студентом по пятам. Уже было тошно от неуместного жёлтого пальто и тошно от жёлтых хризантем.

Юноша ни разу не говорил с ним, но искренне презирал и мысленно осыпал его проклятиями. За что? Честно, он и сам задавался этим вопросом, но выводы его никак не утешили – ревность.

Банальное, эгоистичное и неуместное чувство, если они были бы просто друзьями. Но что уже скрывать? Зоен был влюблён в лучшего друга, но боялся признаться. Боялся, потому что Олежа мог считать его братом, ведь слишком давно они были знакомы. Боялся настолько сильно, что не смог попрощаться. Но уже поздно – какая, к чёрту, разница, какая была причина? Он струсил – и это факт. Он может и сейчас испугаться, не отстояв своё право на знание правды и сбежать как последний трус, продолжая довольствоваться своей яростью.

Покрепче стиснув зубы и засунув свою гордость куда подальше, он делает шаг навстречу. Незнакомец оборачивается на снежный хруст и смотрит в глаза как-то виновато.

– Я помешал? – Зоен покрепче прижал к груди букет, будто это самое ценное, что было у него.

– Нет, я как раз собирался уходить.

Мужчина осторожно положил хризантемы у могилы и развернулся, чтобы уйти, но что-то не даёт ему сдвинуться с места, будто что-то он забыл сказать важное.

– Скажите... Вы же его знали, правда?

Вопрос был неуместным и глупым, ведь зачем приходить, если не знаешь к кому приходишь? Но Скрытову показалось, что в этих словах спрятана, непонятная ему, надежда.

– Да, мы были друзьями, – юноша сделал странный акцент на последнем слове и горько улыбнулся, стыдливо отводя взгляд к своим ногам – а вы?

Ответ Зоен получает далеко не сразу, из-за чего завывания холодного ветра начинали настораживать.

– Он был мне другом... Наверное... Честно говоря, я до сих пор не понимаю, что это было.

Студент поднял карие глаза на неизвестного и лицо смягчилось, стало более сочувственным.

"Наверное, незнание своих чувств и самого себя – страшнее простой трусости..."

Разговор становился неловким. Ну и зачем он заговорил с незнакомцем в жёлтом пальто? Зачем стоит морозное молчание, траурным холодом пронзая одинокие сердца, разбитые на острые осколки?

– Антон.

Имя прозвучало резко и слишком громко в оглушающей тишине.

– Зоен.

– Необычное имя.

– Спасибо.

– Приятно познакомиться.

Скрытов вновь стыдливо опускает взгляд и что-то мямлит в духе "мне тоже приятно". Неуместный стыд и неясная боязнь. Казалось бы, банальные фразы, простое знакомство, а кажется таким неправильным. Они не должны были встречаться здесь, не должны были знать друг друга, не должны горевать по Душнову, что наложил на себя руки.

Не должны, не должны, не должны.

– Вы знаете, что они - жёлтые? – Зоен кивает в сторону положенного букета хризантем, пытаясь рассеять неловкость диалога хотя бы так.

Антон стыдливо молчит и делает вид, что не понял вопрос.

"Либо слепой, либо дальтоник. Вряд-ли слепота, тогда он бы ходил с тростью или с собакой, но ни того, ни того – я не вижу."

– А у вас васильки, да?, – студент кивает. – Скажите, Зоен, какого они цвета?

Вопрос глупый и странный, но медиум любезно отвечает:

– Они синие, как вечернее небо.

Антон понимающе хмыкает и опять замолкает. Сам же Скрытов жаждил упасть на колени, расплакаться от беспомощности и расцарапать свое лицо. Неправильно говорить о подобном на его могиле. Не должны они обсуждать цвета и цветы – Олежа любил звёзды и театр, а не пустые разговоры с цветами.

– Я... Пойду. До свидания.

– Всего доброго.

Антон поспешно удаляется, оставляя Зоена один на один с каменным надгробием и гравировкой "Олегсей Михайлович Душнов". Юноша устало сел на колени, в то время как из рук выпал букет и коробки с благовониями. По лицу предательски катились обжигающие слёзы.

Неуместны сожаления и абсурден плач, когда ничего не изменить.

Признаться честно – его всегда будет не хватать. Будет не хватать сигарет с черничным запахом и шелеста старых книг. Будет не хватать рубашки в синюю клетку и черных кудрей. Будет не хватать его голоса и его небесных глаз.

Неуместны синие васильки и жёлтые хризантемы. Неуместны благовония и плач. Неуместна боль, но если болит – значит рана заживёт.