– Говорят, Кроули учинил инквизицию.
– Так и есть, – Хастур ухмыльнулся: инквизиция, в отличие от Кроули, ему нравилась. – Поработал, так сказать, с огоньком. Всё как мы любим.
– То есть они правда жгут друг друга на кострах?
– В большинстве своём тех, кто не может себя защитить: женщин, детей. Иногда собак. Особенно налегают на рыжеволосых.
– Довольно иронично, учитывая цвет его собственной шевелюры. Так вся Европа…?
– Полыхает. В Испании вообще жуть что творится.
Вельзевул прикрыла глаза, вспоминая, как хорошо принялась в Барселоне и Валенсии посеянная ею чёрная смерть.
– Люблю Испанию.
– Я тоже, милорд. Такая, знаете… испанская.
Вельзевул смерила непонимающим взглядом Хастура, который тогда ещё не был герцогом (но, видит Сатана, очень хотел им быть) и продолжила:
– Хорошая работа, однако всегда есть к чему стремиться. Сейчас обвинённых в колдовстве просто сжигают, а это уныло. Нужно обучить людей пыткам. Я пыталась связаться с Кроули насчёт этого, однако посыльные утверждают, что он обмывает свой успех не просыхая уж неделю как. Между тем медлить нам нельзя. Поэтому за это дело возьмёшься ты.
– Я? Не уверен, что я понимаю, как…
– Об этом не беспокойся, – не без затаённой гордости оборвала его возражения Вельзевул. – Я написала для тебя методичку.
На стол опустился увесистый фолиант. Хастур, кожей ощущая, что этого от него сейчас ждут, с обречённым видом открыл книгу наугад. Страницы были испещрены убористыми закорючками, похожими на следы мушиных лапок и кое-где перемежаемые кляксами. На следующем развороте красовался набросок грушевидного механизма с острыми шипами на конце. Потом что-то похожее на изогнутую под прямым углом виселицу. А дальше…
– Что это?
– Испанский сапог. Снизу подписано, – Вельзевул подозрительно посмотрела на Хастура. – На рисунки особо не гляди, там я схематично набросала самые примитивные орудия пыток, в разъяснении не нуждающиеся. Всё самое ценное – в словах. Ими описаны такие механизмы, по сравнению с которыми испанский сапог – детская забава. Под их воздействием кто угодно откажется от веры, если оная у него была, и пополнит паноптикум нашего Владыки своей бессмертной душой – перед этим пережив нечеловеческие муки, конечно же. Или не пережив. Скорее не пережив. Так что читай текст, ладно? С этим же нет проблем?
В Хастура вперился тяжёлый взгляд. Что-то подсказало Хастуру, что правильный ответ – утвердительный.
– Никаких проблем, милорд, – мотнул головой Хастур, который всё ещё не был герцогом и всё ещё ужасно желал им стать. – Обожаю всякие тексты.
Оставшись наедине с книгой, Хастур внимательно рассмотрел иллюстрации, понюхал страницы, попробовал корешок на зуб. Учиться читать он не планировал. Его работа – чуять склонность ко греху в людских сердцах и толкать вниз по склону, и с этим он справлялся недурно. Совершенно точно Хастуру не требовалось уметь разбирать бессмысленные значки, выдуманные одними людьми для других и к тому же разнящиеся от одной страны к другой. Куда более занимательными он находил любовно выцарапанные пером изображения. Привязанный к колесу человек с вывернутыми под неестественными углами конечностями – это он одобрял. Разрываемый на части четырьмя лошадьми – прекрасно. Металлическая ёмкость в полный рост, полная шипов внутри, – чёрт дери, да, этому он людей научит непременно. Что ещё для счастья нужно? Тексты какие-то, пф. Выдумает тоже.
– Всё выполнено в точности, лорд Вельзевул, – доложил Хастур, возвращая книгу.
– Превосходно, – довольно сощурилась княгиня, побарабанив кончиками пальцев по обложке. – Все ли орудия из моей методички ты успел внедрить? Я долго над ней работала. Очень долго, – ровный тон её голоса вдруг резко похолодел. – Все ведь сноски прочитал?
– Эээ, конечно, – поспешил заверить её Хастур. – Очень полезная штука эта ваша методичка. Рисунки просто огонь. И сноски. Обожаю сноски. Отличная, словом, книжка.
Хастур постарался улыбнуться как можно более естественно и неловко переступил с ноги на ногу.
«Уметь бы ещё читать».
Только вот инквизиция - это именно появление следственных пыток. До того всех, кто такой-то не такой, в деревнях просто самосудом жгли уже много веков как, а инквизиция, как ни парадоксально, с такими расправами боролась. Вряд ли, конечно, от допросов с пристрастием и выбиваний признания кому-то стало лучше, но инквизиторы занимались именно расс...
Кста-ати, насчет рыжести киношного Кроули - а мог он и правда, сам того совершенно не желая, спровоцировать дурную репутацию именно рыжим, периодически всяким не тем людям, в том числе и должностным, дорогу переходя (или вообще, в женской ипостаси всяким не тем слишком приглянувшись)?