Ожидание

Дейдара осторожно проводит ладонью по своему животу, стоит только ощутить внутри себя крохотное движение. Тихое, едва уловимое, незаметное, но которое ему всё-таки удается уловить, удается почувствовать где-то внутри, и на которое он не может не отреагировать. Не может просто взять и пропустить движение малыша, тут же с трепетом поднося к животу ладонь, ласково проводя ею по нему и чувствуя, как от ощущения этих движений, от груди и по всему телу подрывника разливается необъятное тепло. Тепло по отношению к этой частичке себя самого, и частичке любимого человека, которая сейчас растет в нем, и с каждым днём всё больше и больше давая о себе знать.

      Прикрывая глаза, Дейдара переносится в воспоминания и видит перед собой лицо Итачи. Человека, с которым его сердце обрело гармонию, с чьим сердцем оно образовало прочную нерушимую связь, которую люди называют любовью. Который поначалу вызывал раздражение, когда только привел подрывника в организацию Акацки, но который впоследствии сумел вызвать сильные глубокие чувства – чувства, которые заиграли в обоих, и которые помогли полюбить друг друга. Помогли найти друг в друге отдушину. Человека, самого дорогого, самого близкого, который знает тебя наизусть. Который знает самые укромные уголки твоей души и перед которым ты можешь быть откровенным, ничего не утаивая перед ним, не беспокоясь, и зная, что тебя примут – а ты всегда будешь принимать этого человека в ответ...

      Так и произошло с ними. Первичная неприязнь из-за задетой гордости переросла в глубокое сильное чувство, а оно уже в свою очередь привело к тому, что однажды внутри Дейдары поселилась частичка Учихи, которая живёт в нем и по сей день.

      Поначалу это очень испугало. Это ввело в ступор обоих шиноби, которые никак не рассчитывали на нечто подобное. Это вызвало панику внутри Дейдары, и тот, когда его заставили смириться со своим положением, заставили принять этот факт и вынашивать ребенка на пользу всей организации – он был практически на все сто процентов уверен в том, что будет проклинать каждый день своей беременности. Что он будет кричать, будет ненавидеть, будет в отчаянии отсчитывать дни до того момента, пока все это не прекратится, и постоянно раздражаться, раздражаться, раздражаться...

      Впрочем, один пункт всё-таки сохранился – Дейдара все так же отсчитывает дни, но на этот раз не с ненавистью в душе, и не по той причине, которую представлял в начале. Теперь он отсчитывает дни до встречи с ребенком, которую ждёт всей душой. А так же – до каждой новой встречи с Итачи, которого пока что нет рядом ввиду того, что он находится на миссии, как и положено любому участнику Акацки, но который все равно каждый месяц, в одни и те же числа возвращается к нему на несколько дней, чтобы провести время вместе. Чтобы воссоединиться. Чтобы на родительских правах вместе уделять внимание развитию и защите будущего малыша – ведь это их прямая обязанность, поскольку кто, как не родители должны растить своего наследника? И эти встречи для каждого из них ощущаются поистине драгоценными.

      Как и ребенок, которого, Дейдара считал, что будет ненавидеть, но к которому так неожиданно для самого себя сумел привязаться. И вместо отторжения – чем больше проходило дней, чем больше подрывник ощущал рост новой жизни внутри себя, тем сильнее он прислушивался к ней, тем сильнее привязывался и ощущал, как его охватывает сильное, глубокое чувство, названное материнским инстинктом. Чувство, призывающее защищать. Оберегать. Заботиться.... Любить.

      Страх и прочие негативные эмоции сменялись интересом и желанием прочувствовать все полноценно. Сменялись робким трепетом где-то внутри, который становится сильнее, сильнее, ощутимее, с каждым движением внутри, с каждым шевелением, с каждой переменой... который заставлял прикрывать глаза, прислушиваясь к чувствам в глубине себя, который сам собой влек ладонь к животу, где, по идее, должно биться крохотное сердце. Который будто бы из самой сути Дейдары вытаскивал на поверхность, все больше и больше, нечто глубокое, заставляя под конец ощутить неподдельную любовь ко своему малышу. Стремление оберегать, ценить, отдавать все самое лучшее, следить чтобы тот чувствовал себя хорошо и ему ничего не грозило.

      Полюбив, теперь Дейдара просто не может представить себе, чтобы в нем не было этой приятной тяжести, которая заставляет медленно выдыхать, с трепетом прикладывая ладонь к округлившемуся животу и поглаживая его. Которая кажется ему естественной и нужной. Родной... которая уже давно стала его частью, такой необходимой, такой дорогой, чьего исчезновения Дейдара теперь боится даже допустить в мыслях. Что очень сильно контрастирует с его первичными мыслями и желаниями прервать беременность, провоцируя выкидыш на одной из миссий... сейчас же он испытывает облегчение, что не сделал этого, и что внутри него растет часть его самого и Итачи. Их малыш. Их ребенок. Их воплощение в одном целом, которое от одной мысли о своем существовании вызывает тепло, и ничего кроме.

— Проснулся, да? — осторожно спрашивает Дейдара, не обращая никакого внимания на Хидана рядом с собой, которого в некоторые моменты научился неплохо так игнорировать, полностью сосредотачиваясь на том, что имеет гораздо большее для него значение, чем пристальный взгляд и недовольно закатившиеся глаза.

Рука скользит по животу, обращая ласку своему ребенку, который в ответ вновь издает шевеление. Более ощутимое, под конец и вовсе превращающееся в настоящий толчок, который вызывает сначала резкий выдох у Дейдары, а затем – мягкую улыбку на его лице.

      Малыш стал более активен в последние недели. Гораздо больше, чем во время прошлой встречи с Итачи, которая состоялась месяц назад. Тогда тот был ещё совсем робким, и Учихе удалось лишь один раз ощутить под своей ладонью непосредственный пинок дочери или сына, однако сейчас.... сейчас их стало намного больше, они стали проявляться чаще, сильнее – и это заставляет Дейдару мечтательно прикрывать глаза, представляя, как уже совсем скоро, сегодня или завтра, когда Итачи придет к нему вновь, он сможет почувствовать все это сам... тоже ведь любит. Тоже ведь дорожит. Тоже ведь испытывает тепло, которое мелькает в его глазах, и которое находит воплощение в словах любви, адресованным обоим членам его семьи, в поцелуе, трепетном и глубоком, в ласке, направленной на живот, где прячется жизнь, которой они положили начало...

— Как ему не проснуться, когда ты никак не можешь остановиться и немного побыть на месте? — прерывает мысли Дейдары Хидан, заставляя того вновь раскрыть глаза, и посмотреть на нарушителя спокойствия веским взглядом.

— Чтобы ты знал, мои передвижения никак не влияют на его сон! Он может бодрствовать или дремать, не зависимо от того, делаю ли я это, или нет! — резко выпаливает Дейдара, недовольно глядя на бессмертного шиноби перед собой, и мигом забывая о том, что он вообще-то «может игнорировать лишние для себя моменты», что является достаточно естественным явлением, учитывая его скачки гормонов.

И хотя подобная перемена настроения может показаться смешной, особенно с учётом того, что живот Дейдары достаточно заметно выпирает даже под просторным плащом, заставляя засомневаться в том что тот сможет реализовать свои угрозы – сам он в ситуации не видит ничего забавного, и не видит смысла скрывать свое раздражение по отношению к тому, кто его выводит из себя так сильно, как кажется никто иной на этом свете.

      Хидан закатывает глаза, демонстративно качая головой и складывая руки на своей груди:

— Ну ничего, дождаться Итачи тебе осталось совсем недолго, и ты наконец-таки освободишься от моего такого ненавистного тебе общества.

— Сам додумался, или птичка напела?

— Ты ведёшь себя, как ребенок, ты это понимаешь? — спрашивает Хидан, прищуривая глаза, и смотря на Дейдару вполоборота. Потому что по его мнению, подобное «огрызание» находится на уровне максимум десятилетнего ребенка, и не месяцем старше!

— А ничего, что во мне действительно есть ребенок?! — с недовольной усмешкой уточняет тот, впрочем, тут же цепляясь за слова об Итачи, которые вновь зажигают в его сердце надежду. — И я действительно жду не дождусь, когда наконец вновь увижу его... И вообще-

Закончить фразу ему, однако, не позволяет новый пинок, который заставляет Дейдару замереть на месте, с некоторым вопросом опуская взгляд на свой живот. А затем... затем он заставляет расплыться в улыбке, уже через секунду вновь ласково обращаясь к тому, кто так старательно пытается обратить на себя внимание:

— Ты тоже ждёшь его, правильно? — уточняет шиноби, который готов поклясться чем угодно, что малыш активизировался как раз после упоминания имени своего отца. И снова проводит ладонью, снова уходит куда-то в свой собственный мир, уединяясь с тем, кто напоминает ему о любимом человеке, и кого он любит ничуть не меньше. — Я тоже жду его, мой хороший... и он придет уже очень скоро, можешь проверить мне! Придет и тоже поговорит с тобой, так же как и я сейчас... ты ведь покажешь ему, как ты подрос, правильно? — продолжает, помня о том, как важно разговаривать с малышом. Хотя и делает это не столько из нужды, сколько из собственного сильного желания обратиться, поговорить, создать контакт...

Обращаясь к малышу, он почти что обращается и к самому Итачи. Благодаря этому ждать возлюбленного становится не так сложно. В одиночестве без него – не так тоскливо. Ведь рядом всегда будет часть любимого человека, которая напоминает о нем, и которая позволяет ощутить того рядом с собой в любой момент, даже на расстоянии. Ведь хотя Итачи и далеко – отчасти ведь он все равно всегда вместе с ним. Вот здесь. Прямо под сердцем.

      Дейдара воркует над их ребенком, представляя встречу с отцом, которая должна состояться уже совсем скоро. Со дня на день, если задержится, а если нет – то и вовсе с часа на час... представляя, как Итачи появится в поле зрения, как обнимет его, прижимая к себе крепко и осторожно, чтобы не навредить малышу, как поцелует в макушку, как прошепчет слова любви – а сам подрывник выдохнет признание, которое разрывает его изнутри. Признание о как он соскучился и как же счастлив он видеть любимого вновь, как счастлив ощущать его руки на своих плечах, как счастлив видеть его глаза и чувствовать небывалый покой, который окутывает его только когда Учиха рядом. Особенный покой, сплошь пронизанный их любовью и долгожданным воссоединением семьи, которое согревает сердце каждого из них двоих.

      Дейдара представляет, как скажет ему «я скучал», а после, сразу же исправляясь, заменит «я» на «мы», и почувствует, как чужая ладонь прикасается к животу, бережно поглаживая его. Как впервые за долгое время к малышу прикасается кто-то помимо самого подрывника – ведь очевидно, что тот не даёт этого сделать никому другому. Только он имеет на это право. Он и Итачи, как полноправные родители, как члены семьи, и только ему Дейдара доверяет такое особенное, такое на самом деле важное и ответственное во всех смыслах дело. Интимное. Личное...

      Он расплывается в мечтательной улыбке, выдыхая имя возлюбленного, и шепчет «Я жду тебя... Ты и представить себе не можешь, сколько мне нужно будет рассказать тебе, и как подрос наш малыш! Я уверен, что ты полюбишь его ещё больше...».

      Он уверен в этом. Он знает, как Итачи дорожит своей семьёй, и предвкушает тепло в отражении темных глаз, предвкушает сомкнутые на своих плечах ладони, которые выразят гораздо больше, чем все существующие в мире слова. И вновь начинает отсчёт – отсчёт до того мгновения, пока на горизонте не покажется знакомая фигура. Пока родной голос не позовет его по имени, смакуя его так, как может только Итачи. Пока весь мир шиноби не сузится до квадратного метра, где воссоединятся любящие сердца, доказывающие, что даже отступники могут любить, и что даже у них может быть семья. Что любовь не чужда им. Что она в них не слабее, чем у других людей, а в каком-то смысле даже более глубокая, сильная, и очень им дорогая.

      Однако Дейдара не знает, что ни одной из его мечт уже просто не суждено сбыться. Он не знает, что пока перед глазами цветут картины где Итачи дарит долгожданные ласковые объятия – сердце Учихи уже как сутки перестало биться в груди. Что его безжизненные глаза больше никогда не посмотрят на него с глубинным теплом, а холодные руки больше не прикоснутся ко светлым волосам, и не ощутят под собой проявления новой жизни, которую носит в себе возлюбленный.

      Дейдара не знает, что пока мечтает о встрече и сладостном поцелуе, губы Итачи уже никогда не коснутся его. Уже никогда не прошепчут слова любви, никогда не позовут по имени, и не сложатся в тихую ласковую улыбку.

      Больше не будет прикосновений. Не будет встреч. Не будет объятий. Не будет разговоров. Дейдара больше не прижмется к нему ощущая себя дома, не почувствует как родные руки укрывают его от всего мира, не услышит родное дыхание, не увидит сходства со взмахом вороного крыла, когда ветер решит игриво поднять темные волосы Учихи... не будет взглядов, полных ярких искр в себе, не будет признаний в любви под покровом леса, не будет согревающих в миг беспокойства объятий, не будет прикосновений к животу, интимных, ласковых и приятных. Не раздастся тихого шёпота о том, что любимый всегда будет рядом с ним.... потому что он больше не будет. Никогда.

      Ничего. Пустота. Траурный пепел, который ещё не коснулся сердца Дейдары, но который подбирается к нему незаметно, готовый разрушить все мечты и надежды в любой миг. Готовый перевернуть его мир, разделяя на «до» и «после». Готовый ранить в самое сердце, отнимая силы и свет, который Итачи будил в нем своей любовью.

      Но тот ещё не ведает о случившемся. И, даже не имея в себе предположений, даже не думая, что прошлая встреча стала для них последней – Дейдара, окрыленный своими мечтами, идёт вперёд, выдыхая имя Учихи шаг через шаг. Делясь, с ребенком и с Хиданом своими мыслями, которые не может удержать внутри себя – предвкушение не позволяет. Предвкушение раскрывает его душу, обнажая надежды с каждой новой секундой, которая приближает его к родным рукам, приближает его к тому месту, где они встречались всегда. Где встретятся и сейчас.

Дейдара уже видит, как Итачи обнимет его и запустит ладонь в собранные в хвост волосы. Как поцелует в макушку, как заглянет в глаза, через свои передавая любовь и тоску которая наконец-то будет забыта. Как выдохнет, тихо и бережно «Дей-да-ра», словно откровение богов, которое всколыхнет все чувства внутри, и которое он уже будто бы слышит у себя над ухом, улыбаясь, губами и глазами, вновь и вновь ощущая как взволнованно бьётся сердце, предвкушая долгожданный момент.

      А когда он перед собой наконец видит Кисамэ, напарника Итачи который всегда работает вместе с ним – сердце только ускоряет свой бег, и подрывник чувствует, как все в нем вспыхивает очень ярко. Как любовь и тепло заполняют все его существо, а сам он срывается с места, торопливо направляясь к нему, и выискивая за спиной Кисамэ своего парня, своего возлюбленного, который так же должен появиться перед ним. Уже сейчас, уже скоро, уже вот-вот!

      «Итачи, Итачи, Итачи!» стучит в голове родное имя, которое несёт вперёд, которое зажигает свет в голубых глазах, а нежность разливает по каждой клеточке его организма. Даже если ребенок внутри и не позволяет ему бежать, он идёт вперёд так быстро, как только может, чувствуя, как сбивается дыхание, а за спиной словно отрастают крылья, помогающие ему добраться скорее. Чтобы он наконец увиделся с ним, чтобы этот миг приблизился настолько близко, насколько это возможно.

Вот оно! Вот этот час! Вот это мгновение!

— Кисамэ? Кисамэ! Где Итачи? — на выдохе спрашивает Дейдара, когда наконец оказывается в зоне досягаемости до напарника Учихи, тут же начинает осматриваться по сторонам, выискивая знакомую фигуру, и от одного ощущения что она скоро появится, понимая что все его существо трепещет, словно бабочка на ветру.

Однако Итачи не появляется, что вызывает в подрывнике вопрос и недопонимание. Где же он? Почему он не появился, хотя должен был? Хотя обычно приходил ничуть не позже Кисамэ, если наоборот – не раньше – тоже желая увидеть своего беременного парня?

— Где Итачи? — повторяет свой вопрос Дейдара, оборачиваясь тут же на звук шагов, в глупой надежде, однако это, как и ожидалось, оказывается лишь Хидан, который останавливается чуть позади подрывника. — Он скоро появится, да? Он где-то здесь?.. — уточняет он, не понимая, почему Кисамэ молчит, но до сих пор даже не думает о плохом варианте, вместо него предполагая, что возможно, Итачи решил появиться немного иначе, хотя это и совершенно не в его, не в их стиле. И хотя это кажется полным бредом, но... почему-то же тот еще не показался на глазах, правильно?..

Дейдара ждёт, перебирая в свой голове различные варианты того, что же может происходить и почему Учиха не появляется. И ждёт. Ждёт ответа, ждёт одну секунду, пять, десять, надеясь, что шиноби перед ним всё-таки подаст голос.

— Где он? — спрашивает он в очередной раз, ощущая как сердце бьётся часто-часто, а глаза замечают, что взгляд Кисамэ подернут странной непривычной пеленой – из-за чего, чувствуя укол беспокойства, ладонь Дейдары сама собой осторожно опускается на живот, словно стараясь успокоить и себя самого, и малыша, который наверняка тоже ждет встречи со своим отцом. — Кисаме! Я с кем говорю сейчас? Где Итачи? Почему ты молчишь?..

Дейдара вглядывается в его глаза, пытаясь расшифровать эти странные отблески. Пытаясь понять, почему Кисамэ, наконец посмотрев прямо на него, делает это так печально, и почему от его взгляда все внутри опасливо сжимается, а ладонь по животу скользит беспокойнее.

— Где Итачи?..

— Мне жаль, Дейдара... — произносит Кисамэ, с сожалением смотря на того, кто вызывает в нем жалость от сложившейся ситуации. От того, что ему приходистя сообщить ту новость, которую не хотелось бы сообщать беременному человеку. Человеку, когда он смотрит так умоляюще, с такой сильной надеждой, с такими чистым светом, который ему придется погасить.

Дейдара же, слыша данную фразу, слыша этот тон, полный сожаления и тоски, оказывается будто бы оглушен холодеющими кровь словами. Жаль?.. В каком смысле?.. Что Кисамэ хочет сказать этим? Что случилось? Что произошло с его любимым?..

      Настороженно вглядываясь в его глаза, он понимает, что сердце бьётся в груди все отчаяннее и отчаяннее. Что страх иглами впивается в кожу, а все тело напрягается, делая дыхание тяжелее. Что вокруг него будто бы замирает весь мир, а губы Кисамэ движутся, словно в замедленной съёмке, тихо и практически незаметно, заставляя ощущать себя буквально на острие ножа, тонком и беспощадном, прежде чем тот всё-таки произносит то, отчего Дейдара ощущает, будто бы весь мир накрыла непроглядная тьма – а сердце его пропускает удар, разрываясь на тысячи осколков от трёх страшных слов, которые пронзают его насквозь, уничтожая внутри все живое:

— Итачи больше нет