Chapter 2. Wretched and Divine

Примечание

Chapter 2. Wretched and Divine

Корея, Сеул, 18:00

Омега едва дорисовывает тонкий кончик стрелки, однако в тишине звучит звонкая трель телефона, отчего рука Бэкхёна дергается. Тихо шипя, парень закатывает глаза, раздраженно откидывает подводку на туалетный столик и поднимает глаза на зеркало. Линия на внешнем уголке глаза мало того что стала жирной и уж далеко не элегантной, так еще и невысохшая подводка каким-то образом отпечаталась не верхнем веке. Омега хватает телефон, что звонил уже на протяжении минуты, и рявкает, не глядя на абонента:

— Что? — на той стороне некоторое время молчат, выслушивая торопливые шаги Бена и шипение, чередующееся с проклятиями.

— Здравствуй, Бэкхён. — на том конце, наконец, звучит голос, и омега округляет глаза, откладывая влажный ватный диск на бортик раковины. Бэкхен поджимает губы, глядя на экран смартфона и мысленно коря себя за излишнюю эмоциональность.

— Хён, — омега протяжно стонет и несильно бьется головой о плитку в ванной, прикрыв глаза. — Почему именно сейчас? — альфа на той стороне поджимает губы, не позволяя губам растянуться в улыбке, но сдержать тихий смешок мужчине не удается.

— Родной, я бы не советовал тебе куда-либо выходить. Сегодня на улицах будет небезопасно, — мягко произносит альфа и добавляет. — Впрочем, ты куда более красивый без всей этой штукатурки, признай это, — и немного погодя, продолжает. — Насколько сильно испортилась твоя стрелка? — омега округляет глаза и буквально видит картину, как старший не дает хулиганской ухмылке появиться на губах и опускает глаза, скрывая насмешливые огоньки. — Ну же, родной, не стоит так удивляться, я ведь знаю тебя не первый день. Так злиться ты можешь лишь, когда тебе не удается нарисовать стрелки и когда вдохновение исчезает.

— Хён, я не маленький и могу постоять за себя. — омега откладывает телефон, предварительно переключившись на громкую связь, и стирает макияж с лица. Бён прекрасно знает, что теперь никуда не пойдет, и альфово «я бы не советовал» сродни «ты никуда не идёшь», но младший не упускает возможности уломать старшего, хоть и делает это чисто из вредности с прекрасным осознанием, что ему этого сделать не удастся.

— Конечно, ты можешь, — соглашаются на той стороне. — Однако я хотел бы тебе предложить некоторую альтернативу: как ты смотришь на ужин в моей вилле?

— Хм, даже не знаю. — театрально тянет Бэкхён, поднимая глаза к зеркальному потолку. — Это которая с шикарным садом? — как бы невзначай спрашивает омега и, услышав положительный ответ, невольно улыбается, потому что картины прекрасного сада сами по себе мелькают перед глазами.

— Молчание — знак согласия, Бэкхёна~. Я приеду к тебе через пару часов, нужно встретиться с кое-кем. Напиши смской, какую кухню хочешь, — старший, словно что-то вспомнив, добавляет. — И да, родной, накинь на плечи что-нибудь теплое, температура идет на спад.

***


Угольно-черный Bugatti Chiron останавливается около Собора Мёндон, и невысокий мужчина выходит из машины, твердой поступью направляясь к церкви. Окружающие его люди недоуменно озирались, узнавая в альфе одного из богатейших людей Азии, однако мужчине было не впервой чувствовать на себе такое количество взглядов, и альфа продолжил идти, не обращая ни на кого внимания, так, словно никого рядом и не было. Альфа входит в собор и находит глазами священника в сутане. Последний, будто почувствовав присутствие альфы, на мгновение умолк, прервав беседу, и тут же продолжил ее. Мужчина терпеливо садится за самую дальнюю скамейку, откуда открывается хороший вид на залу и людей, и терпеливо ждет своего партнера по бизнесу.

Альфа поднимает взор на потолки и вспоминает далекие дни юности, когда мать пыталась приобщить своего сына к вере. Мужчина невольно усмехается, вспоминая то, с каким нежеланием тащился в воскресную школу, предпочитая ей беззаботные прогулки по заброшенным местам и стройкам в городе. Альфа переводит взор на одну из икон и понимает, что они все слились в одну картину, в которой невозможно что-либо разобрать. Он даже не может вспомнить того, кто изображен на иконе, однако он отчетливо помнит «Отче наше» на китайском и корейском языках с точностью до последней строки. Альфа не понимает, почему мозг хранит этот мусор. Также он вспоминает, что забыл перекреститься на входе и мысленно усмехается над работой собственного сознания.

Айрин всегда хотела приобщить сына к вере, к чему-то хорошему и светлому, однако последний был гораздо более упрям, чем предполагала женщина. В роду Кимов упрямство было отличительным качеством, и Джиён всегда говорил, что именно оно приводило их к успеху, но глава семейства знал, что, порой, оно в некоторых ситуациях выходило боком. Альфа лишь в сознательном возрасте осознал важность веры и религии, как инструмента, благодаря которому можно управлять людьми, и понял, насколько большое упущение сделал, отрекшись от религии.

— Ким Минсок, какая приятная неожиданность! — тянет альфа в сутане, что подчеркивает его рост и худощавость. Знакомый голос вырывает альфу из размышлений, и он поднимается, расправляя полы пиджака, и цепляет на губы сдержанную улыбку, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Отец Маттео. — Минсок глядит на повзрослевшее, свежее лицо старого друга и сдержанная улыбка сменяется искренней и счастливой. — Прошло достаточно много времени, Святой Отец, приятно видеть тебя вновь на арене. — Чондэ предлагает пройти в более тихое и уединенное место, что они и делают.

Чондэ разливает в гранёные стаканы Бурбон и протягивает один из стаканов Минсоку. Мужчина принимает стакан на мгновение, задержав взор на старой картине. Священник замечает взгляд альфы и произносит:

— Италия, четырнадцатый век. Боюсь, фамилия Каваллини тебе ничего не скажет. Эта картина обошлась мне очень дорого, но оно определенно того стоило. — довольно тянет альфа.

— Никогда не понимал твоего увлечения религиозной тематикой, но, черт, я совру, если скажу, что ты отвратно выглядишь в этой накидке.

— Сутане. — поправляет его Чондэ, коротко усмехнувшись.

— Накидке. — невозмутимо бросает альфа, подходя к картине ближе. Маттео убирает бутылку обратно в бар и следует за Минсоком. — Она сидит на тебе как влитая. Возможно, мы были созданы для совершенно разных вещей, Святой Отец, однако… — Минсок резко поворачивается к Чондэ, что стоял позади него, оказываясь слишком близко, чем полагал сам альфа, и встречается глазами с цепким взором мужчины. — Однако я рад твоему возвращению, старый друг. — губы непроизвольно растягиваются в искренней улыбке, и альфы коротко ударяются стаканами.

— Сказать честно, меня бы поедом жрала совесть, если бы я позволил тебе уйти. Такой потенциал и спущен впустую. Но, реабилитация в Европе явно пошла тебе на пользу. Полагаю, вдохновлённый Амстердамом, ты вернулся и восстановил честь публичных домов. Тэён буквально ядом плюётся при любом твоём упоминании. — Чондэ самодовольно ухмыляется, сидя напротив альфы.

— Именно поэтому я предпочитаю не являться на подобных мероприятиях.

— Пора бы выходить из своей кельи, Чондэ. Мир ждёт тебя. Я жду тебя. — Минсок наклоняется к альфе, и улыбка спадает с лица мужчины.

— В чём-то ты прав. — задумчиво произносит мужчина, глядя на переливающийся янтарным алкоголь. — Нужно было ещё раньше показать Ли, что такое публичный дом. Потому как, простите меня, у меня язык не повернётся назвать ту помойку публичным домом. Дешевый бордель — это его максимум. — альфа прикрывает веки, чувствуя как Бурбон приятно обжигает горло.

Альфы некоторое время сидят в тишине и, нет, они не чувствовали дискомфорт или же неловкость, эта тишина была мягкой и приятной, с короткими взглядами и некой ностальгией. Их объединяет гораздо большее, чем может показаться на первый взгляд, у них было общее прошлое и, глядя на Чондэ сейчас, альфа может с уверенностью сказать, что Ким круто изменился с момента их первой встречи. Молчаливый, неуверенный, запуганный мальчишка со странными увлечениями стал уверенным в себе альфой, которому удаётся курировать обе стороны: легальную и нелегальную. Заложенный в мужчину потенциал реализован, чему рад Минсок, и последний приложит все усилия, что бы раскрыть мужчину во всей полноте его личности.

— На следующей неделе будет открытие клуба «Overdose». Надеюсь, ты будешь там. Я буду ждать тебя.

— Конечно, буду. Что же, — альфа поднимается, расправляя полы пиджака, — Не буду тебя задерживать. Если мне не изменяет память, то это призыв к молитве. Было приятно повидаться, Чондэ.

Альфа покидает кабинет и, проходя по главной зале, отмечает, что церковь мгновенно опустела после его прихода. Невольный смешок срывается с губ.

Люди.

Они действительно думают, что альфа станет убивать своих. Что же, их страхи небезосновательны, потому как они не представляют для мужчины никакой ценности.

***


— …Езжай на Зачистку без меня. И да, Лэй, завтра к девяти быть на заседании. — Минсок замечает выходящего из подъезда Бэкхёна и коротко прощается с Чжаном.

Огромный балахон, выделяющийся ярким пятном на фоне темноты, заставил Мина изогнуть губы в мягкой улыбке. Сидя на капоте Bugatti, альфа не сводит взора с тонких ножек, что виднеются из-под толстовки. Мужчина замечает внушительные дыры в джинсах и мысленно поджимает губы. Не он ли говорил о похолодании? Минсок поднимает глаза и пересекается взглядами с донсеном. Болезненное, теплое чувство вновь разлилось в груди, согревая альфу изнутри. Омега подходит ближе, куда достает свет фонаря, и мужчине, наконец, удается нормально рассмотреть парня: ворот такой же светлой футболки, виднеющийся из-под толстовки, светлое, чистое личико без какой-либо косметики и очки в круглой оправе, держащиеся на кончике носа. Парень поднимает голову выше, не желая поднимать очки, чтобы взглянуть на альфу, и улыбается в ответ, замечая приподнятые уголки губ старшего.

— Здравствуй, родной.

Минсок снимает очки и коротко чмокает Бэкхена в кончик носа, чувствуя, как его обхватывают тонкие руки. Альфа чувствует покалывание на кончиках пальцев, так, словно его ладони теплеют, но на периферии сознания мужчина понимает, что это фантомное чувство, что пробуждается лишь, когда Бэкхен рядом, как бы странно это не звучало. Альфе нравится фантомное тепло и тепло его донсена, а омега, в свою очередь, привык к холоду тела своего хёна. Бэкхёну доставляло удовольствие греть руки хёна в своих теплых ладонях, только вот в его крохотных ладошках едва умещалась лишь одна рука, но никто не жаловался.

 

— Я соскучился. — вместо приветствия произносит младший, утыкаясь альфе в шею.

Омега встает на носочки, чтобы было удобней обниматься, и на слова «пошли в машину, тебя продует» лишь сильнее прижимается, скрывая лицо в складках классического пиджака. Чувствуя пробирающийся через толстовку холод, омега нехотя выпускает альфу из объятий и садится в машину.

— Знал бы, что ты так соскучился, встретились бы раньше. — произносит Ким, включая обогрев. Да, он снова забыл.

— Хён, у тебя же дел много. И вообще, главное то, что мы встретились. — Бэкхён теребит дырку в джинсах, не поднимая глаз на старшего, однако последний накрывает руку Бёна и чуть сжимает тёплые пальцы, дабы тот не нервничал.

Выруливая на главную магистраль, альфа отправляет смску госпоже Ю, хозяйке в доме, что бы разожгли камин. Холодает. Только вот Минсок не чувствует особых перепадов в температуре, так что Лэй помогает ему с верхней одеждой, короткими утренними смсками, за что альфа ему благодарен. Альфа может ходить в классическом костюме в середине октября, не чувствуя холода. Странная особенность не воспринималась мужчиной всерьез, скорее принималась как должное, однако недоуменные взгляды и слова Лэя обратили его внимание на чрезмерную морозоустойчивость. По крайней мере, последнему удалось достичь от альфы пальто в ноябре. Как это полагается у нормальных, обычных людей.

— Отогрелся? — задаёт вопрос альфа, на что получает легкий кивок, и кладёт руку на коленку, что торчит из дырки джинс. — Я бы так не сказал. — чуть сильнее сжимает ладонь альфа, не отрывая взгляда от дороги. Холодная.

— Ну так ты же согреешь меня. — хитро произносит омега, склоняя голову вправо.

— Разумеется. — произносит Минсок, оторвав взгляд от дороги, но при виде хитрющего выражения лица младшего, с губ слетает смешок, и альфа треплет донсена по волосам, сменяя его лукавую улыбку на искренний смех.

***

— Хён! — Бэк пытался.

Действительно пытался вырваться из крепкой хватки, однако толстый и длинный плед, в котором он был похож на беспомощную гусеницу, несколько осложнял любые передвижения. Но, через несколько минут неравноправной битвы, омеге все же удалось вырваться из лап «монстра» и с громким визгом упрыгать от альфы в сторону гостиной, попутно избавляясь от слоев пледа. Как оказалось, это был не один большой плед, а несколько обычных, немыслимым образом скрепленных между собой.

Дверь в гостиную раскрывается, являя омеге Минсока с хитрым, лисьим прищуром, предвкушающей улыбкой и скомканным пледом в руках. Альфа одним точным броском отправляет ком на диван, даже не глядя, и медленно направляется к Бэкхёну, не знающему, куда себя деть. Бён заходит за кресло и переводит взгляд на рояль, а после на дверь, мысленно складывая в уме время, но после бросает это дело и подрывается, огибая рояль.

 

— Попался. — Ким перехватывает омегу за живот и резко тянет на себя, игнорируя возгласы, чередующиеся со смехом, а после уже и очередные попытки вырваться. Попытки, обреченные на провал.

Альфа сильно, но в то же время осторожно прижимает к себе комочек его личного счастья. Мужчина понимает, чего ему не хватало в последние дни. Такого простого счастья и теплоты. Минсок упускает момент, когда омега умудряется вывернуться в кольце его рук, но чистый, яркий взгляд со смешинками мужчина запоминает надолго. Буквально высекает на сетчатке, бережно сохраняет вместе с осознанием, что это одна из причин, ради которых стоит бороться. Ради света и радости в глазах донсена стоит бороться.

— Спасибо.

— За что?

— За все это. Мне действительно этого не хватало.

Альфа едва ощутимо касается губами лба младшего и утыкается носом в ворох блондинистых волос, вдыхая освежающий лесной запах, в котором стали преобладать клубничная сладость наряду с кислинкой смородины.

— Прошу прощения за вторжение, господин Ким, — взрослая женщина поклонилась, прежде чем продолжить. Бэк смущенно отвел глаза и попытался отойти от Кима, но рука, лежавшая на его талии, не позволила ему это сделать. Омега почувствовал, как кончики ушей краснеют, и прижался к альфе, скрыв лицо. Бэкхён сам не знал, отчего ему было стыдно перед женщиной, ведь они не занимались ничем непристойным. — Все готово, прошу вас пройти к столу, пока ничего не остыло.

— Благодарю. Вы свободны и да, можете отпустить прислугу. — произносит альфа, зная о чувстве дискомфорта, испытываемым Бэкхёном, при посторонних. — Также пригласите господина Ли. — женщина коротко кивает и покидает гостиную. Минсок пропускает омегу в столовую и, глядя на смесь из непонимания и неловкости, произносит:

— Родной, что-то не так?

— Хён, когда я писал «итальянская кухня», я имел в виду пиццу, ну, и колу.

У обоих невольно вырывается смешок.

— Хм, думаю, её привезут в течение часа. — задумчиво произносит мужчина, открывая «Контакты» в смартфоне. — Ты сильно голоден? Они должны управиться за полчаса. — продолжает альфа и собирается нажать на нужный номер, как его останавливает голос Бэка.

— Хён, не надо. Серьезно. Я не так уж и голоден, и, вообще, ты сам-то ел?

— Я тоже, если честно, не голоден, — альфа замечает скептический взгляд младшего и позволяет себе короткую улыбку, прежде чем сказать. — Хорошо, я сегодня завтракал. Но я не голоден, серьезно. — заверяет мужчина, утаскиваемый омегой к столу. Телефон в кармане внезапно вибрирует, однако альфа выключает его, не глядя.

— Хён! — омега подталкивает старшего к стулу и возмущенно вздыхает, упирая руки в боки. — Боже, Минсок! Почему у тебя такое безалаберное отношение к здоровью? Это так трудно уделить десять-двадцать минут на обед, хорошо, даже не обед, а просто перекус! Неудивительно то, что у тебя всегда такие ледяные руки! Вообще, как ты еще не слег с гастритом? — омега активно жестикулирует руками, не скрывая своего осуждения.

— Ты мне сейчас напомнил мать. Она раньше также возмущалась, пока не смирилась.

— Посмотрите, так он еще смеется? Смеяться будешь в больнице! — альфа хватает младшего за руку и тянет на себя, усаживая на колени. — … дурак. — тихо буркнул омега, отворачиваясь от мужчины.

— Бэкхён, ну, не дуйся из-за такой… — альфа вовремя прикусывает язык, дабы не произнести «мелочи», на что омега поворачивает голову, ожидая концовки предложения. — Хорошо, я буду следить за питанием, мама. Или же мне называть вас доктор Бён?

— Еще не доктор. Я должен закончить магистратуру. — парень поднимается, скрывая смущенную улыбку — слишком уж хорошо звучало «доктор Бён» с уст старшего.

— Однако, мне все же интересно: почему ты пошел не на врача, а психолога? — передавая младшему тарелку, наполненную различными изысками, спрашивает Ким. — Твой перфекционизм вместе с целеустремленностью выбили бы тебя на первые строчки Сеульских университетов. Собственно, где ты сейчас находишься. — омега округляет глаза, продолжая слушать Минсока. — Родной, ты думаешь, я не наблюдаю за твоей студенческой жизнью? Я должен быть уверен, что тебя никто не обижает, и преподы не наседают. У тебя прекрасная успеваемость, и, нет, не смотри на меня так, родной, я не прикладывал руку к этому. Я лишь смотрю отчетность и читаю комментарии твоих преподавателей. Однако, у них на тебя большие планы. Они собираются отправить тебя на олимпиаду, конечно, если ты того захочешь.

— Хах, они не спрашивают, а ставят перед фактом. Именно поэтому я не активничаю, иначе они приберут с руками, а потом поминай, как звали.

— Уверен, в твоем случае они сделают исключение. — невозмутимо отвечает альфа, отправляя кусочек мяса в рот. — Прости, я отошел от темы. Так в чем заключается твой выбор?

Бэкхён откладывает столовые приборы и делает небольшой глоток сока, чувствуя легкий дискомфорт. Его выбор тесно связан с семьей, о которой Киму было неизвестно. Еще в самом начале их знакомства, три года назад, альфа задал стандартный вопрос касательно семьи. Достаточно простой вопрос, однако для Бэкхёна тема семьи и братьев болезненна. Тогда, стоя в слезах и дрожащими руками, Бэкхён взял со старшего слово не спрашивать и искать что-либо о его семье. И, несмотря на соблазн в первое время, альфа сдержал слово и продолжает держать обещание. Минсок уверен, что придет время, и омега сам расскажет о своей семье.

— Я и мои сородичи всегда помогали людям, чего бы им этого не стоило. Наше кредо заключалось в защите людей. Много кто работал в правоохранительных органах, были и те, кто работал в здравоохранении. Наша семья… служила на благо обществу. Она и продолжает это делать. И… — омега обрывается на полуслове и нервно облизывает губы, бросая короткий взгляд на альфу, чье внимание полностью принадлежало омеге, словно боясь сказать что-то лишнее или же оговориться, ведь одна ошибка стоила омеге самого сокровенного. — И, став достаточно взрослым, я решил для себя не бороться с преступностью или же лечить людей от телесных болячек. Всё это… материальное кажется мне ничтожным в сравнении с тем, что находится внутри. Да, не стоит исключать факторы извне, они действительно важны, но в моих приоритетах стоит ментальное состояние человека, потому как его мысли являются проекцией действий. Я не хочу лечить людей от нательных болячек, я хочу копать глубже и лечить души. Я верю в то, что обретя покой в душе, люди будут здоровы физически.

Ким заметил, как поменялся Бэк, при своем откровении. Альфа прежде не видел эту часть, этого Бэкхёна, что с непоколебимой уверенностью говорил о ментальном здоровье людей. Пред ним словно предстал совершенно другой человек, знающем о своем деле. Пред ним словно предстал человек, что в разы старше самого Минсока. Уязвленный и покалеченный, но не утративший веру в людей и добро. Минсоку показалось, словно старую, видавшую жизнь и смерть, душу заключили в этом теле.

Бэкхён для Минсока всегда был его личным лучиком света в непроглядной темноте мира. Бэкхён для Минсока всегда был мальчиком, которого необходимо защищать, холить и лелеять.

Бэкхён для Минсока был словно младшим братом, нуждавшимся в опеке.

И Ким давал ему все это. Безвозмездно. Бескорыстно.

Минсок охранял и охраняет его от того, темного и преступного мира, частью которого является. Защищает всеми правдами и неправдами, только бы не запятнать мальчика, только бы не сломать. Мужчина создал образ солнечного мальчика, в который Бэкхён прекрасно вписывался до этого момента. Альфа или не верил, или не видел мужчину, что скрывался за яркими улыбками и беззаботным смехом.

Но теперь он видит.

Мужчину, у которого есть свои цели и видение жизни.

Мужчину, что принес с собой во взрослую жизнь свет и чистоту души.

Мужчину, что готов бороться за людей.

И он будет поддерживать его.

Говорить что-либо сейчас казалось глупым и нелепым, однако нарастающая тишина становилась все более неловкой. К счастью, дверной стук словно вырвал обоих из транса, и альфа с омегой отвели взгляды. «Господин Ким…» послышалось приглушенное из-за двери, и мужчина немедленно поднялся, накидывая на плечи пиджак. Минсок подошел к младшему, опустил руки на плечи и, едва ощутимо коснувшись губами волос, сказал, что отойдет ненадолго, однако омега перехватил ладонь и накрыл губами костяшку.

— Спасибо.

Мужчина понимал, что это благодарность за обещание, что он дал еще совсем давно, и за то, что он все еще держит его. Это благодарность за понимание, ведь никто не станет просто так просить не искать что-либо о семье у человека, имеющего доступ к любой информации.

— Родной, в благодарности нет необходимости, просто потому что я дал тебе свое слово. И я намерен сдержать его. Однако, — Минсок нежно касается щеки младшего и приподнимает уголки губ в улыбке. — Лучшей благодарностью будет, если ты все съешь. Мне будет приятно, а также это будет комплиментом для шеф-повара. — звучит повторный стук в дверь и улыбка исчезает с лица альфы, сменяясь непроницаемой маской. — Продолжай трапезу, родной, я отлучусь ненадолго.

Мужчина покидает столовую, молчаливо приказывая главе охраны пройти к выходу. Альфы выходят наружу, и Минсок вытаскивает из внутреннего кармана портсигар. Бросая короткий взгляд на Ли Чжухона, мужчина кивает.

— Босс, периметр чист, но пришла весточка от господина Чжана. Он не мог до вас дозвониться…

— Опусти подробности, что он передал?

— Военно-воздушные силы Китая проникли на нашу территорию. Они пересекли Инчхон и держат курс на Сеул.

— Что же, этого стоило ожидать. — равнодушно бросает мужчина и закрывает золотую зажигалку. — До председателя дошло мое сообщение. Как мило. — произносит альфа и отпускает Чжухона, а вопросы о защите и охране попросту игнорирует.

Мужчина делает глубокий вдох и выдыхает бледно-серый клуб дыма. Альфа понимает, что Хуан не убьет его, нет, не сейчас. Он нужен ему. Также как и альфа нуждается в Тао. Только из них двоих Минсок не скрывает этого. Ким устало усмехается, думая, сколько еще продлятся эти кошки-мышки. Однако мужчина будет следовать отведенной роли столько, сколько будет нуждаться в этом альфа. Ради раскрытия потенциала, альфа может пожертвовать такой мелочью, как правда. Его солдаты уже пересекли Инчхон, значит, до Сеула им осталось совсем немного. Альфа сожалеет лишь об одном: Бэкхён увидит это, захочет он того или нет, и будут вопросы. Очень много вопросов. Мужчина не успеет его отвести обратно в черту города, даже если очень сильно захочет, потому что китайские солдаты будут здесь с минуты на минуту.

Но Лэй будет быстрее.

Визг шин вырывает Минсока из раздумий и альфа позволяет себе мимолетную улыбку, потому как Лэй все же успевает. За Чжаном ровным строем следуют вооруженные до зубов люди, что под выкрики альфы занимают позиции по площади дома. Позади Лэя тенью скользит Тэн — молодой альфа, которого Ким подобрал еще совсем подростком и обучил.

— Всем занять позиции! Стрелять на поражение! Защищать господина Кима любой ценой!

Лэй не знал пощады по отношению к врагам, как и все в клане Змей, однако Чжан отличился еще одной вещью, что в наше время является непозволительной роскошью.

Безусловная верность. В клане Змей верность глубоко почитают и щедро вознаграждают. Но та верность, которую пронес Лэй за все годы пребывания в клане, бесчеловечна, ненормальна. На взгляд Минсока она такова, просто потому что люди не способны на подобное. Или же это альфа настолько утратил веру в людей?

— Господин Ким, — Лэй оглядывается, проверяя, есть ли поблизости кто, и заменяет. — Минсок, почему ты не брал трубку?

— Я был занят. — мужчина смотрит на свою правую руку, не позволяя тому выплеснуть на себя поток негодования, на что Чжан отводит взгляд и встает рядом с ним. — В любом случае, этого стоило ожидать. Жалко только то, что Бэкхён увидит это.

— Рано или поздно, он бы узнал об этом. — резонно подмечает Чжан, с чем альфа соглашается.

— Только не так я хотел ему все это рассказать. — Минсок пересекается взглядами с наемником и подзывает его к себе. — Тэн, пройди внутрь, в столовой сидит Бэкхён. Убивай всех, кто попытается навредить ему, но сделай так, чтобы он не увидел этого. Никого не подпускай слишком близко.

— Будет сделано, босс.

— Лэй, передай остальным, чтобы не открывали огонь без надобности.

— Босс, неужели вы думаете, что…

— Я более чем уверен в том, что Хуан не захочет пускать кровь людей. Да, Лэй, преступники для него все еще остаются людьми и для него предпочтительней заставить их ответить перед законом, нежели чем убивать. А потому стрелять будем в том случае, если они первыми откроют огонь.

Звук крутящихся лопастей стал гораздо более отчетливым, чем прежде, и Лэй произнес (а, точнее прокричал) приказ Минсока. Люди Кима перевели винтовки на два вертолета, один из которых медленно спускался на землю. Второй же, в свою очередь, направил огромную махину на мужчину, но не открыл огонь. Минсок пошел на встречу к бронированному альфе в форме, остановив Лэя взмахом руки.

— Ким Минсок, вы обвиняетесь в подрыве полицейского участка и покушении на Председателя Центрального Военного Совета КНР, Хуана Цзытао. Просим пройти с нами для дачи показаний.

Мужчина коротко усмехнулся.

— Ведите. — произнес альфа на безупречном китайском, что спустя годы не изменился. Подошедшие солдаты хотели взять его под руки, но Минсок резко поднял руку, обрывая их и заставляя их схватиться за оружие. — Я сам.

Альфа высокомерно перевел взгляд с одного солдата на другого и альфы разошлись, открывая преступнику дорогу.

— Нам давно надо было поговорить, Хуан.