Пламерожденная

Быстро. Безумно. Безудержно. Больно.

Ворваться в квартиру, оглушительно хлопнув дверью. Скинуть ботинки, едва не попав в кота. Бросить пальто на вешалку, плевать, что помявшееся не отгладить. Домочадцы испуганы, напряжены, посматривают, но молчат, понимают: лучше не лезть. Не снимая джинсов, не смывая косметики, пройти в кухню и захлопнуть межкомнатную дверь с такой силой, что чудом мутное стекло не покрылось трещинами. Вокруг прохлада, полутьма, тишина, внутри пожар, потоп, поражение. Потопожар. Пламя.

Так чутко ощущается несправедливость в свой адрес, так тяжело переносить прилюдные удары, так горько смотреть в косые хитрые глаза. Она улыбается, она заискивает, у неё сладкий, сахарноприторный нежнейший тон, зато слова - грубые, гадские, горькие. Гордомерзостные. Грязнолживые. При всех, ни за что, просто так; и почему грубость под соусом сладкой учтивости бьёт настолько сильнее?

Глядишь на отражение в крышке кухонной плиты, голос рвётся из горла, как рычание горного медведя:

- Я завтра же подаю на увольнение, так и знайте! Знайте все!

Они слышат, но молчат, лучше не лезть. Носишься по кухне, натыкаясь на стулья, хочется выть от гнева, хочется рвать на себе волосы. Раз за разом в голове та же сцена, та же премиленькая лицерожа, тот же сладкий голосок и все тот же несправедливый упрек. Можно было ответить иначе, можно было себя отстоять, но в тот момент гнев связал язык в узел, а потом стало ясно, что каждое слово способно обернуться прилюдными слезами. Не разрыдалась при всех - уже победительница. Уже молодец. Но отчего теперь-то не выходит зарыдать? Отчего не получается сесть и посидеть на стуле, выпить, чаю, прийти в чувства? Отчего носишься по крохотной кухоньке, словно пантера за прутьями?

А потом - потом постепенно отпускаешь, опускаешься на пол и смотришь на свои руки. Огонь не погас, нет-нет, огонь все ещё здесь, то тише, то ярче, то мягче, то твёрже, но он уже не выжигает все в сердце, не выгоняет ярость из крови через слезы. Он тлеет, подпитывает гнев, поддерживает раздражение, но мозг оживает и берётся раскладывать ситуацию по полочкам. Она - та ещё клуша. Она - ничтожество, насколько можно судить; улыбаясь во всю свою рожу, она бросается в других уколами, будто воображает себя медсестрой, но на деле лишь пытается добиться реакции, почувствовать себя альфасамкой. Реакция, разговор, разочарование, раздоры, распри, вот что ее интересует; а если и в самом деле завтра подать заявление, то станешь источником дурацких сплетен, подаришь ей ещё один повод давить кривую улыбку, сдашься без боя. Пламя в груди способно сжечь все позади и спереди, но нельзя давать ему волю. Ты - не лес, охваченный пожаром, ты - кузнечный горн, и из пламени в сердце способна создать что-то прекрасное. Произведение искусства. Шедевр. Назло. Пусть захлебнется собственным ядом, пусть от своего же сахара у неё начнётся диабет; не сдаваться, не отворачиваться, не уходить. Не опускать знамя.

Домочадцы тихо сидят по комнатам, но слышат звук открывающейся кухонной двери и робко выглядывают в коридор.

Пламерожденнная улыбка расцветает на красном от рыданий лице.

- Кто хочет лимонный пирог?