Крыло действительно выглядит лучше, чем вчера, и Солдат задумывается: у Уоррена тоже улучшенная регенерация, как у него самого? Спрашивать не решается, потому что, судя по хмурому виду Кеннета, брошенному на смятые обожженные перья, та все-таки недостаточно быстрая и, возможно, другие травмы излечивались быстрее.
- Все не так плохо, - как можно мягче сообщает он, когда последний бинт сваливается на пол, только вот он хреновый специалист по крылатым созданиям и не может быть уверенным наверняка в том, в чем пытается обнадежить.
- Жить буду, - бурчит в ответ Уоррен, а потом переводит взгляд на правое, здоровое и сильное, и то дергается в попытке расправиться, но застывает неподвижно раскрытым наполовину. - А летать, кажется, уже нет.
- Кости целы, значит будешь, - Солдат не имеет права брать на себя такую ответственность - за надежду, которую несут его уверенные с виду слова - но Уортингтон благодарно улыбается, только улыбка гаснет, сменяясь гримасой боли, потому что попытка двинуть левым заканчивается плачевно: корочка на обоженном мясе трескается, и капли крови красят остатки перьев в алый. Зимний выдыхает и тянется за раствором.
- Давай левой, - внезапно просит Кеннет, и Солдат дергается, недоуменно воззариваясь на собственную левую руку, - она гладкая и холодная, - поясняет крылатый, и это имеет смысл. Только вот сам Зимний не уверен, что не причинит лишней боли: крылья выглядят слишком хрупкими на фоне его металлических пальцев. - Давай, Брок, хуже ты не сделаешь, зато хоть ногтями не поцарапаешь, - торопит его Уоррен, и Солдат слышит в его голосе нотки страха: сам боится не меньше, что железные пальцы раздавят остатки костей, если сожмут достаточно сильно. Но попытка довериться стоит многого, и Зимний осторожно касается пальцами места, где лопатки уходят в крылья.
Шрамов так много, что собственное плечо кажется абсолютно гладким по сравнению со спиной Кеннета, и он тяжело сглатывает, разглядывая сетку глубоких порезов. Ведет по ним пальцами, замечая, как они расходятся вдоль позвоночника и ребер во все стороны: совсем свежие красные полосы и давным-давно зажившие, белые рубцы.
- Я рос, они росли со мной, - Уоррен застывает каменным изваянием, и голос у него холодный и безразличный, словно он рассказывает не о своей боли. - Ломались ребра, рвалась кожа, позвоночник не выдерживал тяжести. Но сейчас все в порядке.
Ни черта не в порядке, понимает Солдат, растирая мазь по чужой спине, намеренно касаясь каждого шрама, тем самым давая понять, что не брезгует тем, что видит. Что, если Уоррен позволит о себе позаботиться, Зимний его не подведет. Кеннет застывает еще сильней, когда чужие пальцы трогают позвоночник, спускаются до ребер, а после живая рука взамен металлической осторожно прощупывает каждое на предмет повреждений. И сдается, сникает, опуская плечи, позволяя крыльям безвольно опуститься белоснежной массой вокруг чужих ног. Светлые волосы падают на глаза, скрывая его лицо, но Солдат не пытается в него заглянуть. Он касается уцелевших плечевых перьев, разглядывая поврежденные верхние кроющие, оглядывая маховые, понимая, что и те, и хрупкие с виду кости целы и невредимы, несмотря на ожоги. А перья, перья отрастут, нужно только время. Палец-коготь, ловко цепляющийся за кожу дивана, только подтверждает его мысли. Крылья целы, а значит, Уоррен вернется в небо. Но Солдат молчит об этом, зная, что надежда страшнее любой реальности: сколько раз он мечтал о свободе, видя, как иней покрывает изнутри его морозильную камеру? Сколько лет он не помнил о том, кто он, и оставался в рабстве?
- Готово, - сообщает Зимний, разглядывая измазанные в мази пальцы, и Кеннет вздрагивает, словно успел задремать, пока Солдат обрабатывал его раны. Хотя, может быть, так и есть: все же птица. - Плечи устают? - интересуется он, а после, дождавшись кивка, кладет металлические пальцы чуть ниже шеи, не чувствуя, но видя, как та напрягается, словно его жест пугает Уоррена, но после тот заставляет себя расслабиться: если бы Солдат хотел его убить, то уже сделал бы это миллион раз миллионом различных способов. - Я осторожно, - обещает он, прежде чем осторожно сжать напряженые мышцы, разминая и расслабляя, - если будет больно, скажи.
Но он умудряется не причинить боли ни разу. Почему-то это кажется чертовски важным.