Он делает жадный вздох, будто бы выныривает из воды, но его снова тянут на дно, заставляя захлёбываться и хвататься за горло, выпучив глаза от напряжения. Тело сковывает от болезненной судороги, когда красные капли стекают по голове на лицо, затекают в нос, заполняют горло. До боли громкий писк, словно после сильного удара по голове, звенит в ушах.

Он падает на колени перед своим судьёй, молит о справедливом вердикте, просит понять его, хоть и понимает, что это бесполезно. Металлический предмет снова врезается ему в голову под Его взглядом зелёных ярчайших фонарей, пронзающим до глубины души. Он совершил то же деяние, но Его лицо скрыто, эмоций не видно, Он не шевелится, на мольбы о помощи Он отвечает тем же молчаливым взглядом, но потом с неким восхищением, восторгом смотрит на судью, что наносит последний удар перед тем, как сцена гаснет. У судьи лицо подсудимого...

Снова погружение под воду, перед глазами проносятся искривлённые, разбитые снарядами здания, из которых выходят случайные люди со смутно знакомыми лицами, что смотрят с осуждением. Они знают обо всех проступках, они знают, чья кровь на руках молодого курьера, они знают его имя... Они хватаются за его одежду и тянут под землю. Грязь и камни режут глаза, раздирая слизистые и кожу в кровь. Он пытается бороться, вырывается из их хватки, но когда поднимает руки, чтобы подняться, упирается ими в крышку собственного гроба изнутри...

...Душераздирающий крик вырывается из его горла, объявляя о болезненном пробуждении Яна в холодном поту. Его измученное кошмаром сознание с трудом понимает, что перед ним перепуганное лицо Ксении. Она сильно растрёпана, её нервный, но одновременно вялый взгляд говорит о том, что женщина проснулась внезапно от резкого звука или от звонка его соседа, что стоял рядом с ней и всё ещё сжимал в руках телефон. Лицо Димы было таким же обеспокоенным, как и лицо куратора, ведь крики во сне больше ожидаешь от него, чем от Рехнутого, которому единственное, что хочется, так это вывернуть наизнанку свой желудок вместе со всем содержимым, что и делает Ян, подрываясь с кровати и убегая в туалет, чтобы склониться над раковиной.

Опёршись руками о белые бортики, он сгибается пополам, когда остатки вчерашнего ужина, что он с трудом запихал в себя после возвращения домой, где обнаружил, пересчитывая выручку, что не взял плату с последнего клиента, выходят наружу. Хуже всего стало то, что в новостях объявили о пропаже представителей их союзной кампании, Ян подавился чаем, пытаясь откашляться и задыхаясь, ведь на фото были те самые мужчины, чьи тела бездыханно валялись в той проклятой квартире на другом конце города. Он не просто устранил помеху, что мешала его работе, он буквально похоронил несколько часов назад всю свою карьеру, он нарушил соглашение с одной из важных кампаний их города, он испортил их нейтралитет, теперь никто не сможет доверять курьерам... если узнает...

Спустя полчаса после новостей в 507 комнату ворвалась куратор, с напряжением сдерживающая панику и нервно проверяющая, помнит ли он их устав, ведь следователь по этому делу уже поднимался к нему по лестнице. Полиция пробила по камерам и распознала его по рукаву с эмблемой почтальонов. Выяснить, кто конкретно возвращался из криминального района, было нетрудно, они могли просто посмотреть журнал, в котором записывалось, кто и куда вёз посылки, Ян расписывался в нём.

Он не ответил мужчине ни на один вопрос, уставившись на того суровым раздражённым взглядом. Следователь залез в осиное гнездо, когда решил, что сможет тут получить ответы на свои вопросы, но зато он сообщил Яну одну важную информацию, надеясь, наверное, вывести того из себя и понять, и зафиксировать реакцию для размышлений в процессе работы над этим делом. Полиция уже обнаружила следы крови пропавших и другие жидкости в злосчастной квартире, но, ни трупов, ни орудия убийства, пока что, найти не удалось.

После ухода детектива с пустым блокнотом, оступившегося курьера мучили до провала в сон вопросы, ответы на которые он не уверен был, что хотел услышать: зачем рыжий его покрывает? Он собирался его как-то шантажировать, или это просто была дань уважения сложившейся репутации курьеров? Или он просто так отдавал долг за то, что Ян помог разобраться с одним из нападавших?.. Или он хотел что-то получить от него за молчание с его стороны? Ведь это будет крупный скандал: курьер убил одного из важных лиц Хренников*. Да и рыжий знает теперь его имя и фамилию, он мог прочитать их на ящике, он сможет очень легко найти бедного курьеришку с неконтролируемой агрессией, ведь в их отделении есть только один Ян Рехнутов и это он...

Нежная рука прикасается к его спине и вырывает из воспоминаний, возвращая в настоящую действительность, где он сблёвывает горький привкус в раковину к остальной кисло пахнущей кашице и включает холодную воду, чтобы запах не провоцировал его продолжать выворачивать желудок. Ему раньше никогда не снились кошмары, обычно он просто ничего не видел, пока спал, в тайне завидуя своему соседу, у которого, что не сон, так новая странная история, но что-то теперь ему совсем не хочется быть на его месте, одного раза было вполне достаточно.

Набрав воды в рот и прополоскав тот, Ян умыл лицо, упираясь взглядом на воду и удерживая себя от желания засунуть под неё голову, чтобы смыть грязь кладбища из сна.

Ничего не выйдет, он прекрасно это понимает.

Выпрямившись, он спешит отвернуться от зеркала, чтобы не видеть себя лишний раз, по лицу Ксении и так понятно, что выглядит он совсем не очень. Она снова не допустит его до работы, он это прекрасно понимает, он прекрасно понимает почему, отчего хочет сам сказать, что останется сегодня в общежитии и отдохнёт, но слова куратора заставляют его глаза неверующе распахнуться и уставиться на неё без слов.

- Одна, только одна посылка за город моему хорошему знакомому. И я хочу, чтобы ты остался у него на какое-то время, может на пару дней или неделю, и отдохнул от городской суеты, здесь у тебя не получится, - Ян собирается ей возразить, но она его сразу же перебивает, поднимая в предупреждении указательный палец и направляя на юношу, на что он хмурится и отодвигает тот от своего лица.

- Но у меня есть планы на завтра, я собирался встретиться со своим другом и отдохнуть так, как мне бы этого хотелось!

- Что ж, ну, тогда, если успеешь до начала метели вернуться, то, пожалуйста, можешь идти на встречу. Но если нет, тебе придётся остаться у Геннадия, я свяжусь с ним ближе к обеду. Добираться туда долго, тебе следует попытаться поспать ещё немного прежде, чем отправляться в дорогу, понимаешь, о чём я? Сейчас только около четырёх часов утра, - куратор показала циферблат своих часов, что свисали с её шеи, а после зевнула в руку в подтверждение своих слов, подталкивая Яна к выходу из туалета, - спать, спать, спать, немедленно спать.

Ксения провожает подопечного прямо до его комнаты и заталкивает внутрь, спешно прощаясь и оставляя Яна наедине с самим собой. Его сосед уже уснул, не дождавшись, поэтому Рехнутов, привычно перешагивая через разбросанные предметы, доходит до своей кровати и забирается под одеяло с головой, вытягиваясь во весь рост и пытаясь расслабиться, смериться с условиями Ксении.

Справедливо, что после всех вчерашних событий она отправляет его отдохнуть.

Рабочие дни пропадают зря.

Справедливо, что даётся только одна посылка. Справедливо, что его время ограничено надвигающейся метелью.

Если не успеет, то не сможет увидеться с Матвеем.

Справедливо?

Справедливо.

Молчаливо посмотрев в стену перед лицом, он зарывает лицо в подушку и рычит от негодования и досады. Во всём виноват тот рыжий, будь он законопослушным, то не возникло бы никаких проблем у Яна.

Бесит. 

С тяжёлым вздохом закрыв глаза, он обнимает подушку под своей головой, продолжая думать о решении Ксении, пока незаметно для себя не засыпает.

На этот раз он не видит сны, но пробуждение всё равно не такое, как обычно. Он совсем не слышал будильник. Телефон показывает без пяти одиннадцать, что в первые секунды сильно пугает его педантичную натуру, пока он не вспоминает, какой в этот раз режим работы.

Ян поднимает взгляд на сопящего на своей кровати в странной позе соседа и ставит ноги на пол, сутулясь и собираясь с мыслями прежде, чем встать и заняться небольшой рутинной работой после пробуждения.

Умывание. Чистка зубов. Разглядывание мешков под глазами. Вздох.

На кухню без магнитофона. Сковорода. Яйцо протухло. Тяжёлый вздох.

Помыть сковороду. Снова на плитку. Водоросли в виде таблетки вместо мяса без стакана воды. Попытка снова пожарить яйцо. Не стухло. Успех.

Он долго смотрит на готовое яйцо на всë ещë горячей сковороде, сглатывая и вздыхая, когда вглядывается в почти что пластиковую поверхность яркого жидковатого желтка. В голове из-за его яркого оранжевого цвета всплывает навязчивое воспоминание о тех мандаринах, которые лежат в его куртке. Он не смог их съесть из-за вчерашней суеты, совсем забыл о них. Интересно, где тот придурок смог их найти? Сколько он отдал за их покупку? Наверняка много. Его странная маскировка определëнно говорит о том, что он работает наëмником, он не может быть никем другим, иного способа объяснить ту маску у Яна просто нет. Если бы тот работал на почте, то Рехнутов бы сразу узнал его, а торговцы специями разве что могут говном облить, но не придушить, по крайней мере, не дилеры, ими работают в основном такие же задохлики, как и сам Ян, ведь чтобы передать очередной заказ особой силы не надо, разве что унести ноги подальше вовремя, чтобы быть не приделах, что делает их не очень приятными сотрудниками в вопросах, когда дело касается аспектов, которые похожи в их работе, только курьеры хранят конфиденциальность в отличие от этих крыс.

Плитка отключается, когда Ян поднимает сковородку и переставляет еë на холодную конфорку, пытаясь убрать волосы с лица и не дать им упасть в яичницу, что в глазах мальчишки больше не выглядит аппетитно, как хотелось бы. Обычное яйцо, но запах вызывает лишь неприятный узел в желудке, ему не хочется, но ему надо съесть это. Он снимает крышку и делит яйцо прямо на сковороде лопаткой, собираясь покончить с ним прямо здесь и сейчас, пока не передумал.

Кусок не лезет в него, а только обжигает рот изнутри и горло, но Ян пихает в себя следующие, игнорируя позывы выплюнуть это сейчас же, пока перед ним не остаëтся пустая сковорода. Это была плохая идея. Рот прикрывается рукой, пока он крепко жмурится, задерживая дыхание, ведь яйцо начинает лезть обратно...

Он в два шага подходит к квадратной раковине позади него, тяжело дыша, собирается отпить воды, но вместо этого сблëвывает зелëно-бело-оранжевую кашицу в мусорку рядом. Прекрасный расход продуктов, Ян, молодец. Не только два яйца похерил за эти два дня, но и свой единственный доступ к белку тоже.

Прекрасно, просто прекрасно, блять.

Как только весь завтрак оказывается на помойке, он, наконец, открывает воду и жадно пьëт, низко наклонившись к крану и прижавшись к железу раковины ключицами ради удобства.

Ладно, к чëрту это, не стоило заставлять себя, зря только посуду запачкал.

Привычные движения губкой с моющим средством по гладкой поверхности в его руке, крышке, деревянной лопатке - и Ян убирает всë на место. Он устало идëт в комнату, чтобы переодеться в рабочую одежду, но останавливается, цепляясь взглядом за дверь туалета с одной мыслью, что быстро перетекает в новое навязчивое желание, о котором он будет жалеть, возможно, после того, как закончит.

Ян заходит в туалет с ножницами, что взял из комнаты, и вглядывается в зеркало, проверяя свои волосы, и щурится, прикидывая, стоит ли это того. Они порядком отросли с прошлой стрижки ловкими ручками его соседа Димы, но тот ещë спит, будить его не хотелось, поэтому Рехнутов смело отрезает большую часть одной из прядей и торопливо переходит к другой, даже не проверяя, одинаковой ли они длины.

Он режет ещë, ещë и ещë, начиная тяжело дышать, смотрит себе в глаза через зеркало, его отражение будто бы пытается отговорить его от этой затеи, но насилие над волосами больше нельзя остановить, нужно лишь довести дело до конца, тогда всë закончится, тогда всë будет хорошо.

Всë хорошо. Всë хорошо. Всë хорошо. Всë хорошо. Всë хорошо.

- Хорошохорошохорошо, - убеждает он себя, криво зубасто улыбаясь и тревожно смеясь, по лицу начинают непроизвольно течь слëзы после отрезания волос на всех областях, кроме затылка. Руки трясутся, не слушаются, отчего несколько раз царапает себя лезвиями ножниц и надрезает кожу на пальцах, отчего выступают капельки крови. Он опускает глаза на кучу, что уже отрезал, не решаясь больше посмотреть на себя, и скидывает последнюю прядь, шаря теперь пальцами обеих рук по голове, проверяя, остались ли ещë участки, которые он мог ненароком пропустить.

Холод и ощущение пальцами лишь небольших волосков на затылке ощущается как-то до жути странно, заставляя Яна трогать, трогать, трогать свою голову, пока воображение формирует образ того, как он мог сейчас выглядеть. Можно, конечно, посмотреть прямо сейчас на себя, нужно только поднять голову, но он боится увидеть там осуждение и глубокую обиду своего зеркального "я", над которым он сейчас жестоко поиздевался подобной выходкой. Когда-нибудь он посмотрит, но не сейчас, сейчас и обоим стоит побыть отдельно друг от друга.

Юноша собирает ошмëтки себя из многострадальной раковины и кидает в мусорку, смывая те, что остались на стенках и руках, водой, и только потом панически бежит в свою комнату, оставив ножницы на новом месте преступления.

Он хлопает дверью, игнорирует соседа, который уже второй раз сегодня просыпается от резкого звука, и торопливо переодевается, накидывает более тëплую куртку на себя, перекладывая из карманов вчерашней всё содержимое, но в первую очередь натягивает шапку, чтобы ни у кого, пока он будет идти до Ксении, не возникло никаких вопросов по поводу его новой внешности. Когда-нибудь он сможет поговорить об этом, посмеяться, но не сейчас, нужно побыстрее покончить с этой тупой посылкой для какого-то Геннадия и вернуться сюда, чтобы попасть на встречу с Матвеем...

Возможно, стричь волосы прямо сейчас было плохой идеей. Как он объяснит это Чрезвычайному, когда тот его увидит? Даже в шапке заметно, что длина теперь совсем не та, что на недавних фотографиях. Сказать, что захотелось сменить имидж, но денег на стрижку не было? Сказать, что он ищет себя в чëм-то новом? Сказать, что он проиграл кому-то желание? Или сказать, что ему захотелось убить не только того мужика из вчерашних новостей?..

Нет, хватит. Хватит. Матвей не станет допрашивать, если Ян скажет ему, что не хочет касаться этой темы, он сам всë поймëт, как только взглянет на своего старого друга. Больше всего Ян боится сочувствия на его лице. Он не стоит сочувствия, он виноват, а виноватым не должны сочувствовать, их должны осуждать, на то они и виноватые.

Он шмыгает носом, стараясь успокоить истерику, и выбегает из комнаты, прихватив рюкзак, несясь по лестнице и перепрыгивая ступеньки, пролëты, поворачивая только при помощи рук, ведь по-другому он просто улетит в стену. Сердце бешено бьëтся в груди с каждым таким поворотом, Ян жадно, судорожно глотает воздух, на каждом этаже, а когда достигает первого не останавливается отдохнуть и бежит сразу же в сортировочный отдел, куда Ксения должна была принести посылку. По дороге он вытирает слëзы и натягивает на лицо улыбку, дыша через зубы, пока не тормозит перед нужной дверью и тревожно поправляет на себе одежду, чтобы не выглядеть подозрительно в глазах сотрудников, что могли его увидеть, проходя мимо. Этого ему не надо.

Посылка лежит там, где и должна, это снова деревянный ящик точно такого же размера, как и вчера. Отлично. Ян надеется, что внутри не мандарины, когда берëт тот на руки и выходит наружу.

Свежий воздух. Серые тучи в небе, из которых на него падают белые хлопья снега. Пара кварталов, которые он пробегает так же, как и лестницу. Остановка, к которой подъезжает нужный трамвай. Проездной. Одинокое сиденье в конце салона возле вытянутого вертикального окошка по правой стороне.

Усталый вздох.

Вместе с ним внутри находится весьма мало людей, в основном школьники, которым ко второй смене, и старушки, у которых, казалось, и есть одно развлечение - это бесплатные поездки на таком общественном транспорте до конца смены, ведь выгнать их никто не сможет, даже если попытается, они либо просто проигнорируют, либо притворятся глухими.

Ян обнимает ящик и опускает на него подбородок, закрывая имя получателя, чтобы другие пассажиры случайно не запомнили имя его клиента, и засовывает руку в карман, замирая, когда натыкается на бугристую поверхность цитрусов. Закрыв глаза и медленно вздохнув, он отодвигает их в сторону и вытаскивает свой телефон, проверяя почту, чтобы скоротать время в долгой поездке через весь город.

Нет ничего важного и такого, что могло бы заинтересовать его, обычные агитации их мэра в виде рассылки гражданам писем с просьбой не падать духом в их трудное время, очередные списки, проектов, что запланированы на следующий год, и плакат с жизнеутверждающей надписью с отражением сути новой и одновременно старой идеологии, что когда-то была в их стране...

Бла-бла, как обычно, ничего стоящего и нового, они каждый месяц их рассылают, если не неделю.

Ян хмурится, листая общую переписку между жителями общежития и неуверенно отводит взгляд, поджимая губы, когда натыкается на просьбу больше не стричь волосы в раковину или хотя бы убирать их за собой тщательнее. Он перелистывает сообщения дальше, чтобы не зацикливаться на последствиях своего импульсивного поступка, и скучающе дальше читает о просьбах одолжить ту или иную вещь.

Тоже ничего нового, но других сообщений, которыми можно занять свои мысли, больше нет, поэтому он кладёт телефон экраном к ящику, накрывая данные получателя, и смотрит в окно, подпирая голову рукой, что он ставит на прорезиненную раму. Дорога обещает быть нудной и выматывающей.

Он собирается закрыть глаза лишь на секунду после зевка в руку, но, как всегда бывает в таких ситуациях, это неправда, Ян засыпает на добрые четыре часа, как он потом увидит на электронном циферблате телефона, пока трамвай не сделает слишком резкую для того, чтобы спать, остановку, отчего мальчишка чуть не сваливается со своего сиденья на пол, вовремя схватившись за поручень.

Рехнутов недоумевающе окидывает салон взглядом, замечая только одного пассажира, помимо него, что уже выходит на, похоже, конечной. Чертыхнувшись, он поднимается на ноги, проклиная сидушки, из-за которых у него затекла нижняя половина тела, и плетëтся к ближейшему выходу из салона, вдыхая более холодный воздух, когда встанет ногами на свежий слой снега и поднимет лицо к небу.

Он впервые за сегодня искренне улыбается, прикрывая глаза и ловя холодные белые хлопья, что сразу же таят, как только соприкасаются с его кожей. Ян стоит так какое-то время, пока лицо не начинает побаливать из-за замерзающей на нëм воды, и натягивает повыше шарф, чтобы согреться и начать свой долгий путь длиной несколько километров по свежему слою снега, что становится с каждой секундой всë больше.

Прежде всего он выходит на примятую междугородними автобусами дорогу, идти немного быстрее, пусть он и будет иногда подскальзываться, но это, очевидно, сильно сократит затраченное на путь время, главное не пропустить указатель на посёлок с ящика.

Ян шагает в полном одиночестве в течение часа, пока кто-то не подбирает его на легковом автомобиле, движущемся в том же направлении, что и он, что значительно сокращает время в пути лишь на жалкие тридцать минут, когда он с благодарностями покидает тëплый салон и провожает взглядом транспорт внезапного помощника, отправившегося дальше по дороге.

Как только тот скрывается из виду, курьер оборачивается на ржавый указатель до Четвëртого посëлка и смотрит на слабо протоптанную дорожку, ведущую к нему через лес, с тяжëлым вздохом торопливо начинает шагать по ней, спотыкаясь из-за снега, чтобы успеть добраться до населëнного пункта и вернуться обратно, пока снег не пошëл снова уже вместе с ветром, как и обещали в прогнозе, этого, конечно, может и не произойти вовсе, но перестраховаться стоит.

Он суёт ящик под мышку, шагая по чужим следам на снегу и убирая ветки со своего пути, что так и норовили шлëпнуть его по лицу, когда он следил только за дорогой, игнорируя окружение.

Остановиться передохнуть приходится минут через пятнадцать упорных скачков по снегу. Он ставит ящик перед собой на землю, опираясь о тот руками, и старается отдышаться, спотыкается и падает в снег коленями. Будь проклят этот Геннадий за то, что живëт в непонятно в каком посëлке без машины у любого из местных жителей. Кто вообще будет оставаться у чëрта на куличиках, когда есть город с цивилизацией, где куда угодно можно добраться хотя бы на автобусе?? Видимо, только друзья Ксении, кто же ещё, блять!

Рехнутов раздражëнно рычит, снова поднимаясь на ноги и хватая ящик, продолжает свой путь по чужим следам, отчаянно крича, когда какая-то ветка очередной раз больно шлëпает по лицу, заставяя того морщить нос. Он хватает еë зубами и вертит головы в разные стороны, как собака, снова рыча на повышенных тонах, пока не слышит слабый детский смех где-то впереди, отчего замирает и пялится в предполагаемую сторону звука.

Разжав челюсть и сорвавшись с места, он несëтся дальше, в этот раз игнорируя раздражители, спотыкается, падает, но снова встаëт, тяжело дыша с широкой счастливой улыбкой, когда, наконец, выбегает на открытое пространство, где видит первый небольшой домик. Боже. Он, наконец-то, добрался! Он сделал это!

Ян смеëтся от счастья, когда понимает, что он сможет довольно быстро добраться до адресата и даже вернуться назад вовремя, ведь в поселение очень хорошо убраны дорожки и очищены от снега, видно, местные жители постарались.

Опустив взгляд на ящик, он хочет уточнить номер дома, но озадаченно хмурится, когда понимает, что кроме имени получателя и названия посëлка больше ничего нет.

Ладно, допустим, здесь живëт только один Геннадий, Яну стоит просто... спросить у кого-нибудь направление...

Ладно, бывало и хуже...

Рехнутов подбегает к первому дому и стучит в дверь, ожидая, когда ему кто-нибудь ответит.

- Здравствуйте! Извините за беспокойство, но вы не можете подсказать мне... дорогу... - после его стука дверь со скрипом открывается, демонстрируя, что дом давно был заброшен и там больше никто не жил, о чëм свидетельствовали гигантские слои пыли на полу и других предметах, что просто валялись недалеко от двери.

Поджав губы, он неловко закрывает дом, стыдясь своей тупости, и, сглатывая, семенит к следующему, в этот раз заглядывая сначала в окно, чтобы убедиться, что в нём вообще хоть кто-нибудь живëт, но и тот выглядит брошенным, сколько бы Ян не вглядывался в окно в попытках что-то разглядеть.

Ладно, хорошо, ничего необычного, заброшенные дома - не что-то новое, особенно в таких небольших населённых пунктах, ему просто нужно продолжать идти и проверять все на наличие жильцов, пока он не найдëт первый жилой, всë хорошо, это немного пугает, но всë хорошо, дорожки здесь чистят, это не посëлок-призрак.

Ситуация, однако, повторяется от дома к дому, сколько бы Ян не стучался в двери. Это... пугало и настораживало. Может местные просто были не рады чужакам? А может Ксения просто выдумала своего друга, чтобы просто отослать своего подопечного куда подальше от работы? Могли ли его просто уволить подобным образом? В их кампании как-то не было принято обсуждать судьбу бывших сотрудников... А если их всех устраняли подобным образом, чтобы незаметно избавиться от нарушителей устава? Но как они узнали, что сделал Ян? Может детектив уже всë знал, когда выходил на него? Могли ли они, полицейские, выйти на рыжего прежде, чем наведаться на почту после того, как выпытали имя курьера? Если рыжий им всë рассказал, то какой же он кусок гов-

Поток мыслей прерывается, когда Яну в затылок, а потом и в лицо, прилетают снежки, заставляя его от неожиданности рефлекторно выронить посылку из рук под детский смех, точно такой же, что он слышал в леске.

Вылезли, бляди, значит. Смешно. Очень смешно.

Морщась от боли и холода, Ян очищает лицо, но в него прилетает ещë одна порция снега, что мешает открыть глаза, пока кто-то стремительно бежит прямо к нему.

- Хватай! Хватай и беги быстрее! Хватай! - кричит один из выродков на фоне, что поторапливает и курьера спохватиться, попытаться присесть к выпавшей посылке, чтобы закрыть еë собой и не дать выкрасть.

Когда он это делает, снежки не прекращают лететь, а тот ребëнок, что подбежал к нему, теперь пытался найти открытую зону, из которой можно было бы проще вырвать посылку под раздражëнное рычание Яна, что сейчас был похож на сторожевого пса, к которому на территорию упал чей-то мяч и он из вредности не собирался его отдавать.

Юноша поднимает голову, чтобы точнее определять местоположение малолетнего преступника, что был в какой-то дурацкой маске, что-то Яну везëт на странных личностей в масках, ей богу, но как назло новый снежок прилетает точно в глаза, заставляя того замереть, шипя и отпуская ящик одной рукой, чем и воспользовался мелкий, выхватывая тот, и, пользуясь моментом, убегает с тяжестью на руках через сугробы, пока почтальон дезориентирован.

- Ах, ты сын шлю- ! - новый снежок снова прилетает ему в затылок, когда он выпрямляется и бежит следом, почти догоняя вора, отчего тот теряет равновесие и падает лицом прямо в сугроб, но быстро поднимается на руках, шипя, срывает с себя шарф, чтобы тот не мешал ему торопливо догонять ребëнка не четвереньках, пока он не встанет и не ускорится, крича что-то нечленораздельное в этот раз.

Приловчившись уворачиваться от снежков, Ян дышит сквозь зубы, стараясь не упустить из виду дитя, пока бежит, маневрируя между домами, срезая углы, пока до преследуемого не остаëтся совсем немного. Он видит, как тот запыхался, отчего уже торжествующе улыбается, ожидая свой триумф, но он снова падает, когда спотыкается о натянутую верëвку и вытягивается во весь рост, сильно приложившись носом о землю.

Он шипит, жмурясь и медленно поднимаясь на руках из-за боли, пронзившей голову, как иглой, с трудом открытые глаза позволяют увидеть перед ним алые точки крови, капающей на снег. Ян хмурится, трогая лицо и убеждается в разбитости носа, когда на с трудом сгибаемых из-за холода пальцах остаются яркие горячие разводы, садится на колени, пытаясь нашарить какой-нибудь платок в карманах, но это не приносит результатов, поэтому он просто вытирает руки о снег, спохватываясь и пытаясь понять, куда убежал ребëнок, когда он отвлëкся, однако...

Вокруг больше никого не было. Ни снежков, ни детских криков, ни отдаляющихся скрипящих шагов, ни посылки - никого. Ян сидел в середине посëлка повершенно один с окоченевшими частями тела и разбитым носом, из которого слабо продолжала течь кровь, пачкая лицо и ворот рабочей куртки.

Он снова облажался. Он самый ужасный курьер, который только существует.

Раздосадованный всхлип вырывается из груди, когда он поджимает губы и оглядывается по сторонам, чтобы в очередной раз убедиться, что вокруг больше никого нет. Он смотрит на следы перед собой, собираясь по ним выследить беглеца, но дети постарались достаточно хорошо, чтобы запутать его: они побежали по одному пути, но потом разделились, теперь Ян не мог точно сказать, за кем бы он пошëл, если бы попытался.

Новый всхлип доносится с его стороны, в районе центре лица тяжелеет, становится больнее. Плакать с разбитым носом - самая ужасная вещь, что случалась с ним, если не считать вчерашнего дня...

Гнев из-за выходки этих детей вышел за все границы чаши его терпения, отчего эмоции лились теперь безостановочно в виде нужной ему истерики через слëзы, стекающих по лицу.

Отвратительно. Обидно. Холодно. Изматывающе. Невыносимо.

Он валится на бок в сугроб, прижимая ноги к груди и обнимая их, чтобы немного согреться. Ему нужно время, чтобы успокоиться, без разницы, если он замëрзнет ещë сильнее, главное остыть.

Ян нервно смеëтся, благодаря непреднамеренному каламбуру в своей голове, стуча зубами и сжимаясь сильнее, чтобы не терять и малейшего тепла, которым он себя сейчас обеспечивает. Лучше было бы ещё не дышать так часто, но за неимением необходимого, грех жаловаться.

- Эй! Тебе нельзя так лежать! Ты заболеешь и умрëшь!

- Да, не умрëт он! А если и умрëт, то не всë ли равно?

- Но если он умрëт, то как долго нам нужно ждать кого-то другого?

- Погодите! У него какая-то повязка на руке! Что на ней?

- Птица какая-то!

- А что птица значит?

- Что он курьер.

- Ой... По-моему, Геннадий говорил, что с курьерами играть нельзя...

- Если он умрëт, то Геннадий и не узнает...

- Тупица! А куда мы тело денем?! Ты об этом не подумал?

- Вот именно! Земля сейчас замëрзла! Да и на снегу будет очень хорошо заметно!

Прекрасно, блять. Эти дети уже планируют похоронить его. Он всегда мечтал, чтобы какие-то малолетние преступники ограбили, а потом зарыли его ледяной труп где-нибудь, чтобы не палиться перед взрослыми.

- А может его съесть?

- Ты совсем больной?!

Ещë и не против каннибализма. Спасибо большое, Ксения.

- Иса! Иса, не подходи к нему! Ты не видела, разве, что он бешеный?! Не смей! Не отдавай ему, Иса! Нет! Иса, не надо! - осторожные маленькие ножки ступают с хрустом по снегу по направлению к Яну из своего укрытия, а потом останавливаются перед ним и ставят что-то рядом с собой на землю. Обладатель маленьких шагов приседает перед слабо дышащим Яном и кладут свою обжигающе тëплую ладошку на ледяную щëку, заставляя глаза курьера распахнуться и посмотреть на того... ту воришку уже с поднятой маской.

На Рехнутого с любопытством и сожалением глядела худощавая девчушка, лет семи, с большими карими глазами, взгляд которых, казалось, пытался добраться до глубин души, чтобы понять, стоит ли помогать человеку перед ними.

- Извините, пожалуйста, господин курьер, мы немного заигрались... Мы больше так не будем... Обещаем... Я возвращаю вам посылку. Вы можете встать, пожалуйста? Вам не стоит лежать на снегу. Мы вам поможем, если не можете. Моргните, пожалуйста, один раз, если вам помочь, два, если не надо, - вежливая девочка уставилась, не мигая, на лицо Яна, ожидая какой-то реакции, подвинула поближе к тому ящик и улыбнулась, когда тот негнущимися руками обнял деревянную коробку, прижимая ту к себе, словно самое дорогое сокровище, и медленно моргнул единожды перед тем, как снова посмотреть на неë широко улыбающуюся.

- Ларик! Ларик, помоги мне, пожалуйста! - Иса надела маску обратно, видно, чтобы она не мешала ей, когда она обходит Яна и пытается поднять его под мышки, обращаясь кому-то из детей.

- Нет! Пусть замерзает! - Рехнутов узнаëт этот голос. Это тот пацан, что предложил съесть его. Весëлый мальчишка, добрый, позитивный.

- Что это у вас тут происходит?! - кричит кто-то явно старше них, но голос всë равно кажется Яну каким-то немного детским. Подросток, наверное, года на 3-4 младше посыльного, предположительно.

- Я отошëл на полчаса в лес, а вы уже умудрились кого-то убить?!

- Анатоль! Анатоль, не злись, пожалуйста! Помоги! Он ещë живой! Он замëрз! Пожалуйста, Анатоль! - Иса снова пытается поднять его, кряхтит, когда не получается и осторожно кладëт обратно, слëзно умоляя единственного старшего помочь исправить то, что она и другие глупые дети натворили с чужаком в порыве своей дурацкой игры.

Подросток торопливо подбегает и отодвигает еë подальше, ощупывая Яна ещë более горячими ладонями, что растирают теперь его щëки и разгоняют кровь в конечностях, чтобы снова отобрать у курьера ящик и передать тот девочке, стоящей рядом.

- Мы еë тебе вернëм, как согреем, обещаю, не переживай, - комментирует Анатоль попытки курьера вернуть коробку, когда тот слабо тянет руки по направлению к ней, а после поднимает его под мышки, закидывая одну из рук Яна себе на плечи, и командует людоеду-Ларику спуститься и помочь, - верни ему шарф, он ему нужнее и не смотри на меня так. Виноват - исправляйся, иначе я расскажу Геннадию о том, как ты отрезаешь у него нижние и верхние пуговицы по ночам.

Несли они Яна и его вещи втроëм весëлой компашкой: людоед-Ларик под одну руку, подросток Анатоль под другую и Иса, что семенила рядом с коробкой, пока одна часть криминальной кучки детей координировала их передвижения, а вторая осыпала полуживого курьера вопросами, на которые в итоге отвечали Анатоль с Лариком, в основном Ларик, выдумывая небылицы о личности Рехнутого только на основе его имени и фамилии, а так же их погони. Так у Яна Рехнутого появилась жуткая и трагичная предыстория человека-рептилии, что выбрался из канализации и был проклят солнцем, оттого у него веснушки на лице, а характер скверный потому, что его погрызли пираньи и откусили всю чешую и хвост, теперь он злится на всех за такую несправедливость, создавая образ строгого взрослого, поэтому так много кричит. Другие дети так же выдвигали свои теории происхождения Яна, пока не начали спорить о чëм-то своëм, отвлекаясь и швыряясь снежками друг в друга, пока они не останавливаются у какого-то дома.

Тяжëлая дверь открывается стайкой детей, что предпочитает остаться на улице до прихода главной звезды вечеринки - таинственного Геннадия, благодаря которому вся эта заварушка и началась - когда носильщики затаскивают курьера в тëплую и благоприятную обстановку своего дома. Они тащат его ближе к печке, усаживают в кресло и осторожно снимают уличную одежду - Ян слабо дëргается, когда с него снимают шапку - заворчивая в тëплый плед и продолжая осторожно растирать конечности, помогая крови не застаиваться и течь, что заставляет те сильно покалывать и болеть, отчего пострадавший шипит, сжимая челюсти и вжимаясь спиной в скрипучее кресло, на что получает в ответ успокаивающие слова Анатоля и продолжение растирания белых участков кожи. Иса в это время сидела рядом на полу и держала посылку в поле зрения отмороженного, чтобы как-то его поддержать и выполнить обещание.

- Слушай, Толь, а серëжка в ухе - это по гейски? - спрашивает спустя какое-то время после более подробного молчаливого разглядывания внешности курьера Ларик, возможно, теория происхождения Яна только что дополнилась.

- Серëжка в ухе - это значит не твоë дело, Илларион, - вздыхает старший и замирает, когда пальцы Яна касаются его рук в слабой хватке, поднимает вопросительный взгляд на лицо курьера, хлопая своими светлыми ресницами.

- Хватит... Спасибо. Когда Геннадий придëт? Мне нужно вернуться в город до пурги... – почти-ледяной-труп-Ян сжимает и разжимает пальцы второй руки, убеждаясь в том, что может хоть немного шевелиться и согревать себя самостоятельно. Анатоль мягко накрывает его ладонь с сочувствующей и одновременно ласковой улыбкой, будто бы Ян ребёнок, которому нужно объяснить, почему мамочка так долго не возвращается.

- Послушай, даже если он вернëтся прямо сейчас, ты вряд ли в таком состоянии сможешь дойти обратно. После переохлаждения рекомендуется пробыть в тепле как можно дольше, а не выбегать снова на холод в тонкой промокшей одежде. Так не только я говорю, так и Геннадий скажет, а Ксения не скажет нам спасибо, если мы отпустим тебя, понимаешь, о чëм я? - он гладит чужие потрескавшиеся из-за холода ладони, задумчиво опуская на них взгляд, а после поднимается с колен, обещая, что отлучится ненадолго, но скоро вернëтся, и оставляет Рехнутого со своими помощниками, что теперь молчаливо переглядываются друг с другом после упоминания нового имени в разговоре.

- Ты(вы) знаешь(те) Ксюшу?! Так, ты(вы) работаешь(те) вместе с ней?! - восклицают они, перебивая друг друга, и пододвигаются ближе к Яну, оставляя посылку рядом с креслом без внимания и уже собираясь задать тому миллион другой вопросов о работе нового знакомого, что, оказывается, знаком с другим их знакомым, хотя это могло быть довольно очевидно даже без произнесения вслух.

Он морщится от слишком громкого звука рядом с ушами и инстинктивно отодвигается подальше, чтобы держать хоть какую-то дистанцию до момента, пока не сможет нормально шевелиться, чтобы встать и уйти из этого дома.

- Да и... Да. Она была моим куратором, когда я проходил специальное обучение для работы курьером, - он пытается пошевелить ногами, крепко закрывая глаза, когда чувствует неприятное трение сухой кожи о ткань джинс изнутри, а после вздыхает, позволяя мышцам и дальше согреваться под пледом рядом с печкой, колени болят.

- Она знает, что ты гей? - не унимается Ларик, отсылаясь на серьгу, заставляя Яна обречëнно вздохнуть и оставить этот вопрос без ответа.

- Молчание - знак согласия. Толик! Я же говорил, что он такой же, как и ты! - юный каннибал, по какой-то причине так одержимый чьей-то однополой любовью, убегает вслед за старшим, чтобы теперь, видимо, донимать его подобными расспросами и другими странными фактами, оставляя Ису одну с оттаивающим девятнадцатилеткой.

Наступает тишина, в которой слышно только болезненные постанывая курьера из-за редких движений ступнями и потрескивания дров в печке. Маленькая вежливая леди осторожно гладит его по коленке ровно до момента возвращения Анатоля уже без Ларика, что, видимо, ушëл искать себе другое занятие, потеряв интерес, поэтому оставил пришельца без своего внимания.

- Толь, тебе помочь? - Иса снимает свою маску, укладывая ту на ящик, и берëт из рук старшего некоторые тюбики, что тот нëс с собой, ставя их в одну кучку рядом с ногой пострадавшего, как и небольшое ведëрко с водой и тряпочкой внутри, у которого опускается на колени кудрявый блондинчик и берëт ладонь Яна в свою, невесомо проводя кончиками пальцев по сегодняшним порезам от ножниц и убирая лишний мусор из ранок прежде, чем он польëт на них перекись, чем заставит Рехнутого снова болезненно зашипеть и попытаться забрать руку. Пальцы Толя крепче сжимают запястье, пока тот тонкой струëй воздуха дует на промываемые места.

- Тише, всë хорошо, просто перекись прочищает порезы, - он ободряюще улыбается, глядя на гостя, пока тот не затих, после чего он клеит поверх каждой ранки по цветастому пластырю с маленькими рисуночками после чего тянется к какому-то другому сосуду и выдавливает содержимое на обе ладони Яна и начинает равномерно распределять тот по сухой коже своими пальцами, пока субстанция чуть-чуть не подсохнет и не увлажнит повреждëнную кожу.

- Так, теперь давай осмотрим твой нос, - он достаëт марлю из воды, выжимает пальцами и удерживает голову посыльного в зафиксированном положении, оттирая кровь с его лица, что тот размал после падения, - ничего не идëт, хорошо. Чувствуешь головокружение? Недомогание? Сонливость?

Он не дожидается ответа, просто окидывая Яна взглядом и убеждается, что всë с ним в порядке, приводя гостя в презентабельный и надлежащий вид после применения ещë и крема для лица.

- Вооот, теперь ты как новенький. Как ноги? Руки? - он осторожно помогает курьеру согнуть конечности в суставах, наблюдая за реакцией последнего, и улыбается, когда получает в ответ лишь тяжелый вздох вместо болезненных шипений.

Немного погодя, он замирает, прислушиваясь к внешним звукам, а после поднимается на ноги с колен и идëт в направлении входной двери, останавливаясь где-то у входа и докладывая обстановку хозяину дома, пока тот осторожно шагает к уже оттаявшей фигуре в кресле с явным любопытством и определëнными ожиданиями.

Анатоль мягко подзывает Ису и просит еë выйти с ним, оставив курьера и адресата наедине, когда Ян наклоняется к посылке и ставит ту на колени, пробегаясь взглядом по данным получателя.

- Так это вы... Геннадий Поднакурилов?.. - спрашивает он, постепенно поднимая голову и замирая, как только видит рыжие пряди очень длинных волос, лежащие теперь у него на коленях из-за того, что их обладатель наклонился к Яну до уровня глаз и с неким беспокойством оглядывал беспорядочно состриженные волосы юноши, к которым он прикасается пальцами одной из своих контрастно смуглых на фоне кожи лица рук.

Рехнутов отшатывается от того, как от огня, вжимаясь спиной в кресло, и не может разорвать зрительный контакт, что возник между двумя парами зелëных глаз, пока внутренние уголки бровей не вздëрнулись, сдвигаясь к переносице, а рот не скривился, от чего нижняя губа начинала дрожать, передавая гримасу ужаса, застывшую на лице прежде, чем из груди вырывается судорожный всхлип, а слëзы не начинают течь по лицу третий раз за день.

Прошли лишь сутки, а причина его кошмаров теперь снова стоит пред ним.

- Прости, что втянул тебя в это