— Милый? Достанешь тарелки?
Мягкое прикосновение к спине заставило Аллена резко распахнуть глаза и выдохнуть через нос. Впереди маячила дверца кухонного шкафчика, вся в тёмных разводах усталости. Ах да. Они накрывают на стол, а он едва не задремал стоя. Совсем невовремя.
— Конечно.
Миллс отошла, и он смог, не привлекая лишнего внимания, окинуть шкафчики взглядом. Тарелки хранились в левом, но сначала он открыл правый. На самом краю полки удачно обнаружился узкий белый пузырёк, тут же нырнувший в рукав. Даже не загремел. Пока везёт.
Стараясь сдержать дрожь в руках, Ал переключился на левый шкафчик и принялся снимать тарелки с полки по одной. В процессе пузырёк бесшумно перекочевал из рукава в карман треников.
Когда тарелки заняли положенные места на столе, Аллен невозмутимо пошаркал к выходу. На пороге его ожидаемо нагнал настороженный голос:
— Ты куда?
— Хотя бы в туалет отпустишь? — через силу хмыкнул Ал.
— Так и быть, — отозвался Барт с неохотой. Вот и славно.
Первым делом Аллен действительно наведался в туалет и пару минут сидел на закрытой крышке унитаза, растирая ледяные пальцы. Не то чтобы обдумывал детали плана или собирался с духом — решение уже принято, сомнений не осталось. Ещё бы хоть ненадолго разогнать муть перед глазами и вернуть твёрдость ногам, ослабленным до состояния желе.
Как ни странно, именно эта мысль придала ему сил. Перебравшись в ванную, он вытащил пузырёк из кармана, зубами вытащил тугую крышку и высыпал на ладонь три белых шарика, неприятно напоминающих выпавшие зубы. Должно хватить. Аллен закинул их в рот по одному и запил водой из-под крана, второпях облившись. Потом он зябко поправил влажный свитер на плечах, поднял глаза на зеркало и ухмыльнулся. Чёрные круги под глазами, белые губы… Видок просто адский. Самое то для визита в преисподнюю.
Тем временем на светлой уютной кухне царила привычная суета. Миллс заботливо протирала стол и расставляла разномастные чашки с кофе. Зад Фела торчал из-за дверцы холодильника, куда он зарылся в поисках завтрака. Барт нарезал хлеб возле раковины. Его спутанные кудри поблёскивали от влаги после утреннего душа. Под бордовой футболкой выступали лопатки, узкие, как ножи. Минувшей ночью Ал проводил по ним пальцами бессчётное количество раз.
«Я с тобой. Я помогу тебе справиться».
С ума сойти. И это тот самый тщедушный мальчишка, пугливый, замёрзший которого Аллен из жалости угостил картошкой на заправке. Тот, кто заталкивал эту картошку в рот обеими руками, точно не ел целую неделю. А после вышел следом за Алом на вечернюю улицу — чтобы больше никогда не покидать. Чтобы обнимать по ночам и шептать разные милые глупости, чтобы держать за руку и отпаивать крепким кофе и чаем, когда ему плохо. Чтобы без конца переживать и не спать ночами, просто из желания быть рядом.
То ли таблетки начали действовать, то ли прилив удушающей нежности к этим лопаткам и всклокоченному затылку накрыл слишком сильно, но у Аллена вдруг защипало в носу. Захотелось прижаться к Барту всем телом, уткнуться лбом в его тёплую спину, вдохнуть родной запах и просто… исчезнуть. Но выбора нет. Придётся идти до конца и надеяться на лучший исход, потому что в противном случае Барт никогда его не простит.
Ал с трудом отлип от дверного косяка и уронил тяжелеющее тело на стул. Сложил руки на коленях и негромко проговорил, игнорируя головокружение:
— Мне нужно вам кое-что сказать.
Спокойный тон не обманул даже Дино, который на миг оторвался от своей миски. Вдруг сделалось очень тихо, и всё внимание присутствующих устремилось к оратору. Нехорошо, что у Барта в руке нож… ну да ладно. Аллен прокашлялся, глядя в стол.
— Прости, Миллс, я взял у тебя снотворное. По инструкции трёх таблеток должно хватить, чтобы…
— ЧТО?
— Барт, пожалуйста, у меня мало времени.
— Ты… ты вообще в своём уме?! Зачем?! — прерывисто выпалил Барт.
— Чтобы попытаться одолеть монстра. Так? — предположил Фел, не повышая голоса. Он выглядел чуть бледнее обычного, но кажется, вовсе не удивился. В отличие от Миллс, которая не могла выговорить ни слова, и Барта, готового извергнуть из себя тысячи слов, причём исключительно нецензурных.
Со звоном выронив нож, он подскочил к Аллену. Длинные больно впились в плечи.
— Ты… Да ты просто… Даже не смей, понял? Это опасно!
— Кроме меня некому, — хладнокровно напомнил Ал. Барт стиснул зубы и тряхнул головой так, что каждый прибор на столе сам собой сдвинулся на пару дюймов.
— Как, блять, ты собираешься это сделать?! У тебя есть оружие или что? А если она снова попытается тебя прикончить?! А если…
— Пожалуйста. Мне трудно говорить.
Впалая грудь Барта ходила ходуном. Челюсть двигалась, будто продолжая беззвучную тираду, но не доносилось ни звука. Он просто смотрел на Аллена блестящими от злости и отчаяния глазами, заставляя ненавидеть себя ещё сильнее.
Кончики пальцев и языка начинали неметь. Пора переходить к делу.
— Дайте мне час. Если что-то пойдёт не так, я разрешаю вытащить себя любым способом. Фел даже может залезть в мою голову, я не против. Но не раньше, чем через час. Идёт?
Бабуля молча опустилась на стул, не отнимая ладони от пышной груди. Фел чуть заметно, коротко кивнул. А Барт вдруг рухнул на колени рядом со стулом Аллена и до боли вцепился в руки. Его губы дрожали.
— Ты не можешь… — прошелестел он, мотая головой. — Ты не можешь вот так…
— Я устал. Ты устал. Мы все устали. Хочу с этим покончить, — отозвался Аллен и ласково переплёл свои ватные пальцы с деревянными пальцами Барта. — Ты разрешил мне бояться, помнишь? Я подумал, взглянуть в лицо страху не такая плохая идея.
— Взглянуть в лицо, а не соваться в пасть!
— Барт…
— Ты не можешь меня вот так бросить! Если ты… Если оно… — Вздрогнув, Барт порывисто уткнулся лицом в его колени и простонал: — Я не смогу… не смогу без тебя…
Неистовая огненная волна окатила нутро Ала с головы до пят, на мгновение разогнав преследующий его холод. Хрупкий кучерявый мальчишка трясся и плакал у его ног, а значит, он сделает что угодно, лишь бы ему стало легче. Хоть под нож, хоть монстру в пасть. Обняв Барта ослабевшими руками, он тронул губами его макушку.
— Будь рядом, ладно? Ты мне нужен. Все… вы…
Как же хочется спать…
— Ал?
— Я… справ… лю…
— Ал!
............
Эхо шагов далеко разносится по пустой улице. Глухие тёмные окна смотрят на меня. Я знаю, что тьма здесь. Она повсюду. Под ногами, в воздухе, на языке, в лёгких. Хочется встать на колени, сунуть два пальца в рот и вытравить из себя всё до капли, но вряд ли у меня получится. Я же мёртвый, ха.
Хотя секундочку, если я мёртв, откуда этот страх? Почему сердце вырывается из груди? Странно.
Дымное облако ждёт в конце дороги. Густое, пока неподвижное, но внутри него клокочет голод. Я могу убежать от него, ведь прежде получалось, но… я не бегу. Ни вперёд, ни назад, стою как вкопанный. Даже глаза не закрыть.
Туша неторопливо катится в мою сторону. Щупальца чавкают по мостовой, поглощая дюйм за дюймом. Как будто дразнит: и с тобой будет то же самое, и ты превратишься в ничто… Но кажется, мне уже всё равно. Осталось только одно желание — пусть это поскорее закончится.
Ненасытное брюхо тьмы пульсирует, как вырванный из тела орган. Ужас бьёт электрическим током каждую клетку тела. О чём я только думал?! Разве можно было подпустить её так близко? Теперь я не вырвусь из её лап, даже если сильно захочу…
Не хочу умирать. Хочу вновь танцевать в клубе и лакомиться жареной индейкой. Купить наконец машину и объехать весь свет. Гладить большого серого кота, похожего на тучу, и целовать любимого человека. Почему нельзя? Почему я здесь?
Ледяное смрадное дыхание касается кожи. Я больше не могу. Падаю на спину, закрываю лицо руками и кричу. Кричу во всю глотку, как будто это может остановить тьму. Но разумеется, она не останавливается.
Она раскрывает пасть…
Комната. Не зал отеля, не дом. Церковь? День солнечный, весь пол и стены — в ярких бликах от витражей. По обеим сторонам узкого прохода стоят деревянные скамейки, а впереди, у алтаря — гроб, утопающий в венках из белых лилий. Над ними едва виден остроносый профиль девушки.
Дафна.
Мгновение назад меня ломало от страха, но страх ничто перед болью потери. Я уже и забыл, насколько острой она бывает. Я… кто я? Винсент Синк или Аллен Фэрроу? Впрочем, какая разница. Важно лишь то, что девушка, которая совсем недавно улыбалась, давала мне советы, держала за руку, исчезла навсегда, а вместо неё появилась неестественно бледная восковая кукла в белом платье.
Так не должно быть. Не. Должно.
Шаг. Другой. Третий. Телом движет инерция — я не хочу прикасаться к Дафне. Я знаю, что увижу в её памяти. Искажённое гневом лицо. Крик. Обжигающий удар в грудь. Боль, боль, боль…
Лютый холод впивается в затылок, и я вдруг вспоминаю, что он тоже здесь. Стоит в первом ряду, высокий, гладко выбритый, в хорошем костюме. Принимает соболезнования со скорбной миной, как самый примерный в мире муж и отец. Он провожает меня невинным взглядом, уверенный, что я никогда ни о чём не догадаюсь и продолжу плясать под его дудку всю оставшуюся жизнь.
Не хочу снова видеть его глаза. Лучше умереть, прямо здесь, сейчас. Пусть меня положат в этот же гроб и закроют крышку. Там я буду в безопасности. Больше никакого страха, боли, никакой беготни по улицам и воровства. И никаких кошмаров.
Я готов. Сжимаю пальцами край деревянной стенки гроба, чтобы последовать за Дафной, но смутная мысль удерживает на месте. Кто-то однажды сказал мне, что испытывать страх нормально. Что поможет мне с этим. Но единственный человек, которому было до меня дело, лежит передо мной, безнадёжно мёртвый. Или… нет?
Если я обернусь, увижу то, о чём долгие годы пытался забыть. Но если не обернусь, так и не вспомню, ради чего я здесь.
Это ведь просто. Короткий мысленный импульс, одно движение головы. Всё это уже случалось. Я справился в прошлый раз, справлюсь и теперь.
Я поворачиваю голову…
…и вижу отражение в зеркале. Аккуратно уложенные каштановые волосы, блеск шёлковой рубашки. Растерянный, слегка испуганный взгляд. Позади — лиловая плитка, тусклые лампочки, ряд одинаковых дверей и он. Высокий, поджарый, одетый в небрежно расстёгнутую фиолетовую куртку. У него короткие тёмные волосы, шрам над бровью и хмурый раздражённый вид. Два его пальца, указательный и средний, касаются моего виска.
— Для начала — дико извиняюсь, — произносит он, и я моментально узнаю его голос. Такой характерный, ворчливый — как я мог его не запомнить? — Нужно было обезопасить доступ к сознанию парня на случай, если кто-то ещё захочет в нём покопаться. Вышло грязно, понимаю, но если у кого-то и хватит яиц обойти этот блок, то только у тебя, Камаро. Надеялся, что до этого не дойдёт, но похоже, дела плохи.
Он коротко, раздосадованно вздыхает. Смотрит исподлобья.
— Фел открутил бы мне башку за использование человека в качестве флешки, но у меня сейчас туговато с идеями. Не думал, что меня раскроют так быстро, но охрана в здании работает на совесть. Не думаю, что мне дадут выбраться. И Винсенту я уже ничем не сумею помочь — на нём печать, она его ослабляет. Даже если выйдет живым, последствия будут… Ладно, к делу.
Быстрый взгляд на входную дверь. Речь быстрая и чёткая, сквозь зубы:
— Я расследовал убийство. Если мои догадки верны, вас это тоже скоро коснётся, так что запоминай. Хозяин «Fresh Lilac», Бэрримор, старается не для людей. Он делает это для своей дочери. Она неизлечимо больна с детства, но ни деньги, ни врачи не могли ей помочь. Девочка умирала. Тогда отец обратился к ритуалистам. Сечёшь? Они проводят здесь ритуалы, тянущие энергию из посетителей, чтобы продлить жизнь девчонке. Местоположение, интерьер, даты мероприятий, артефакты — всё указывает на то, что почва готовилась заранее. Скорее всего, поначалу хватало обычного истощения, но она росла, и энергии требовалось всё больше. Люди с хроническими заболеваниями или уже подверженные ментальному воздействию особенно уязвимы. Они начали умирать, особенно после массовых сборищ. Пока жертв не так много, но кто знает, что будет дальше? Это нужно остановить. Все доказательства здесь, осталось заполучить их и передать в Департамент, они мигом прищучат гадов. У меня, чёрт возьми, почти получилось, но я недооценил ситуацию и проебался. Начинаю думать, что командная работа — не такая плохая затея. Ну почти.
За дверью слышны шаги. Лицо мужчины разрезает невесёлая ухмылка.
— Короче, сожгите нахер это осиное гнездо. Но учтите — владелец очень не хочет раскрывать свои секретики миру. Будьте осторожны, не повторяйте моих ошибок. Память Синка я запечатал, если ему повезёт выжить, никто его не тронет. Ищите на первом этаже и на седьмом. Это всё, чем я могу помочь. Если повезёт, свидимся, если нет — бывайте. Вот как-то так.
Он отнимает пальцы от моего виска и отступает на шаг. Смотрит пристально, словно оценивает проделанную работу. А затем говорит:
— Беги, Винсент Синк. Беги!
............
Кашель вспорол горло прежде, чем вернулось сознание. Чьи-то руки стиснули плечи, помогая приподняться, но это не сильно помогло. Аллен всё кашлял, и кашлял, и кашлял, и кашлял, будто хотел исторгнуть из себя лёгкие целиком. Горло пылало, по щекам ручьями лились слёзы, но это приносило какую-то извращённую радость. Организм наконец очищался от скопившейся грязи.
— Ал, ты слышишь меня? Всё хорошо, всё в порядке, ты просто дыши, ладно? Ага, носом, вот так… Maldito Dios (1)… Я держу тебя. Я тебя держу…
Этот хриплый надломленный голос — определённо самый прекрасный звук на земле. Это твёрдое и острое плечо — лучшее плечо для того, чтобы уткнуться в него носом.
— Как ты? — шепнул Барт, изо всех сил стискивая Аллена обеими руками. Голос прозвучал глухо, как из бочки:
— Жрать хочу зверски. И спать.
— Слава богу…
— Ты ударился в религию, пока меня не было?
— Заткнись.
Смеяться было больно, но Ал всё равно сделал это, пока Барт душил его в объятиях похлеще всякой тьмы. Но ему, в отличие от последней, можно было это позволить.
Издалека раздался тихий напряжённый голос Фела.
— Мы всё услышали. Про смерти в отеле. Но с кем ты говорил?
Ал с трудом приподнял голову.
— Не узнал?
— Я подумал, что… Но это не может быть он. Он же в Канаде.
— В день свадьбы он точно был в отеле. И судя по всему, обратно уже не вышел.
— Чес? — ахнула бабуля.
— Зануда Кроуфорд? — изумился Барт, слегка отстраняясь. — Вот дерьмо…
Несмотря на пелену перед глазами, Аллен всё же заметил, как Фел слегка изменился в лице. Отвернувшись, он решительно приблизился к столу и взялся за телефон. Едва ли ему кто-то ответит, но вдруг.
А пока можно растечься лужицей по тёплому надёжному плечу и ни о чём не думать. Хотя бы в ближайшие пару минут.
Примечание
(1) Грёбаный бог… (исп.)